И эта ночь снова принесла Антону Борисову вместо приятного сна о красивой блондинке с третьего этажа мучительную бессонницу с глазами цвета болотной зелени. Уже три капсулы «натурального растительного успокоительного» упокоились в его желудке, а спасительный «сон разума» не наступал.
Невесёлые мысли, приглушённые дневной суетой маркетолога в большой торговой фирме, ночью атаковали с новой силой.
Ушла к бизнесмену его вторая или даже третья жена Рита его и увезла в огромной фуре всё совместно нажитое.
Любимый пёс Джим – любитель побродить по зелёной травке, ещё хранящей следы Чернобыльских радиоактивных нуклидов, тяжело заболел. Сложная операция, выхаживание…
Наконец, начальник отдела продаж Валерий Фокич Фоменко, по прозвищу Фокич, весь квартал обещавший вознаграждение по итогам возросшей реализации товаров, подло обманул. И вот накрылась долго лелеемая мечта о поездке в Турцию в надвигающийся отпуск.
Это и стало последней каплей в череде неприятностей. Очередной бессонной ночью Антон нашёл острое шило с удобной деревянной ручкой, надел куртку с глухим капюшоном, взял баллончик с перцовым газом на случай преследования и пошёл «на дело» к дому начальника отдела.
Нет, специалист с высшим экономическим образование вовсе не собирался наделать дырок в Фокиче, его больше интересовали шины немолодого Опеля начальника возле дома.
Операция прошла успешно, и утром, как и планировалось, Фокич опоздал на работу на пятнадцать минут. У входа его встретил сам Рафик Довтян: владелец фирмы любил лично проконтролировать время прихода сотрудников на работу. Маленький, круглый и чернявый, он здорово напоминал энергичного Колобка из армянской народной сказки.
Разнос Фокича длился минут десять к великой радости всех сотрудников отдела, прилипших к окнам офиса, и только тройные стеклопакеты помешали им в полной мере насладиться словесной экзекуцией начальника.
Походкой лунатика Антон отправился на кухню и уже приготовился выпить четвёртую успокоительную капсулу, когда заметил, что его красивый светло-бежевый пол из дорогой испанской плитки, который жена, к счастью, не смогла забрать с собой, вдруг почернел и к его ужасу вдруг начал шевелиться.
Присмотревшись, Антон со страхом понял, что весь пол покрыт сплошным ковром из тараканов от садиковского до матёрого мужского возраста, острозадых самцов и самочек с круглыми попками. В диапазоне от нагло-рыжего до чёрного цвета они метались по полу в поисках съестного.
Антон вскочил, схватил с полки новый «убойный» спрей от ползающих насекомых и щедро полил им всё, что осталось на кухне после отъезда жены.
Потом ему стало плохо, сильно закружилась голова, и он лёг спать.
Скорая помощь разбудила его в четыре дня и отправила в больницу имени «Запорожца за Дунаем», накрепко прикрепив неудачливого отравителя к носилкам капельницей.
Через пару дней Антон стал более-менее адекватно воспринимать окружающее и понял, что бытовые и лекарственные яды не самое худшее. В отделении пульмонологии на шестом этаже, куда его поместили в связи с отсутствием мест в реанимации, солнышко светило с раннего утра, без труда проникая сквозь обрывки белых синтетических полупрозрачных штор, напоминающих тюлевые занавеси, так популярные в советские годы.
В итоге средняя температура в палате на шесть бедолаг днём составила плюс сорок пять, а ночью — не ниже плюс тридцати. Поскольку вентиляцию отключили ещё в вороватые девяностые, все спали с обнажёнными торсами и открытыми дверьми.
Впрочем, голые впалые сероватые торсы больных отнюдь не соблазняли молоденьких медсестёр, стройных свежих, всегда улыбающихся. Радовала и заведующая отделением – симпатичная, сохранившая осиную талию и искренне доброжелательную улыбку для всех болящих мужчин-доходяг. А её эксклюзивный халатик от Версаче или Юдашкина просто вызывал восторг. Больше всего удивляло, как они умудрялись сохранять свою свежесть и улыбчивость в условиях, близких к концлагерным.
Потом появилась жена самого молодого больного с приятным грудным голосом, нежными округлостями и немного дразнящей улыбкой. Всё это в сочетании с рыженькой с огоньком причёской делало её совершенно неотразимой.
Она, правда, иногда кокетливо жаловалось на свой избыточной вес, особенно в районе ягодиц. Но кто не знает, что округлая женская попа является главным достоинством женщины в глазах большинства мужчин? Она бросала быстрые взгляды больших лукавых глаз на мужчин-доходяг в палате, чтобы убедиться, что нужная цель достигнута. Глаза всех ослабевших мачо – даже девяностолетнего весельчака, страдающего болезнью Альцгеймера — были прикованы к нужной точке её весьма привлекательного тела.
А потом пришёл Фокич с фруктами и принёс сразу несколько свежих новостей. Оказалось, и его Довтян лишил его премии наравне со всеми.
Он и поведал отравленному Антону, что городские власти как раз пустили под нож бульдозера очередной природный заповедник. Сначала, правда, пришлось нанять двух бомжей, чтобы они слегка подпалили лес, чтобы вывести участок из природоохранной зоны.
Так что Довтян не смог удержаться от соблазна урвать себе большой кусок бывшего заповедника прямо на берегу лесной речки. Для оплаты земли Рафику и пришлось лишить вознаграждения всех сотрудников по результатам работы квартала.
Потом известный в городе олигарх Рустам Ахтямов выкупил находящийся рядом с больницей рынок «Юность рэкетира» и снес там все продовольственные киоски, лишив кормовой базы местных тараканов, которые этой же ночью организованно под руководством самого именитого пруссака Дитриха Бэра отошли на соседний массив «Лесной», где, к несчастью, и проживал горемыка Антон.
— Да, быстро сползаются бизнесмены на липкий запах прибыли, как тараканы на аромат свеже-вылитых помоев, — зло прокомментировал эти новости Антон.
— Успокойся, болезный. Ты и сам в бизнесе работаешь, — увещевал его Фокич.
— Вот именно – работаю, а не делаю деньги как Рафик.
— Считать деньги в чужом кармане следует только перед ограблением, — двусмысленно пошутил Фокич.
Между тем, тараканы быстро и организованно заселили подвалы девятиэтажек, организовав там питомники по откорму молодняка, а сильные и мускулистые молодые особи отважно карабкались, скрытые ночной тьмой, по отвесным стенам высоток.
Влезая в беспечно открытые на ночь окна квартир, они пожирали всё на кухнях и в гостиных – от листьев зелёного салата до пива, в то время как хозяева извивались в сладострастных ласках в своих уютных спальнях.
Пришедший утешить отравленного Антона Фокич, пожаловался, что у него, вдобавок ко всем несчастьям, закоротила и сгорела старая проводка на даче.
— Хорошо хоть мы с женой были там, и успели затушить, вспыхнувший пожар. А какой-то отморозок-наркоман, представляешь, ночью проколол все шины моего многострадального «Оппеля». Поймал бы, засунул бы ему монтировку сам знаешь куда.
— Странно, — отводя глаза, ответил Антон. — Столько дорогих машин, а он выбрал именно твою. Какой смысл?
Фокич только как-то странно зыркнул на Антона, но промолчал.
Визит «утешителя» Фокича прервал лирическую полосу в жизни Антона и всех других землисто-серых больных.
Новеньких стали привозить и по ночам. Сначала в отделении раздавался чудовищный лязг ручных наружных стальных дверей грузового лифта типа гармошки. Потом в коридор вваливалась шумная и не очень трезвая бригада скорой. И наконец, в палате включали все шесть ламп и торжественного вкатывали очередного доходягу.
Сначала привезли могучего молодого парня, строителя-шабашника, который не удержал в руках коварную в работе болгарку и чиркнул себя по бедру. Очень удачно резанул. На десять сантиметров выше и навсегда лишился бы своего мужского достоинства. Потом прикатили парня лет двадцати восьми весом от ста семидесяти килограммов, который впрочем, сразу стал же хныкать, что ему далеко идти до туалета с больным сердцем и его с радостью сплавили в палату прямо напротив туалета с его специфическими запахами, которые, правда, ничуть не смущали лежащих там наркоманов. Самые креативные больные — наркоманы, следуя заветам великого Менделеева, всё время комбинировали со смесями, добиваясь максимального кайфа при минимальных затратах компонентов.
Иногда, будучи в весёлом расположении духа, они швырялись каким-то дерьмом в проходящих внизу посетителей, спешащих к своим близким. К счастью для пешеходов наркоманы, как правило, мазали в цель после «дури» с высоты шестого этажа.
У самого молодого, а потому приятного и адекватного парня в нашей палате «сорвало крышу» после очередной побудки часа в два ночи и он, вспомнив тяжкую службу в армии, долго кричал – «Рота, подъём!»
Часа в три все болящие, наконец, уснули, но в половине шестого всех разбудил скандал, который учинил дед с узким лицом неврастеника, чуть выпученными как у Гитлера глазами и крючковатым агрессивным носом. Ему помешал повсеместный храп в палате. Особенно он взъелся на соседа — Антона и бесцеремонно расталкивал и будил его ночью.
К шести утра все были взвинчены до предела и не заснули бы уже даже под снотворным. И только неврастеник дед, счастливый от содеянного, развалился на спине, и широко раскрыв свой безгубый рот, и громко захрапел. Бить его было жалко – астеник-доходяга, да и старый как мир. Он ещё хорошо помнил, как немцы входили в Киев и они не пошли в школу, стояли у обочины и пялились на новенькие мундиры «освободителей».
Часов в восемь Антон, поняв, что от первого же его удара деда не станет, прочитал ему лекцию о любви к ближнему, особенно больному. Дед, как пацан молча, повинно опустив голову, слушал, и потом весь день заискивал перед ним.
А утром началась эпидемия выписки из палаты — всех досрочно разбирали родственники, напуганные условиями содержания. Антон подошёл к окну и увидел небольшую новенькую красивую церквушку во дворе больницы. Поняв, что там не только ставит свечи во здравие, но иногда и отпевают бывших больных по сходной цене, он решительно позвонил брату.
Жизнь стала потихоньку налаживаться. Довтян, увидев его серо-зелёное лицо в коридоре, Срочно выписал ему отпуск на семь дней и оформил матпомощь, чтобы он своим концлагерным видом не пугал молоденьких сотрудниц, к которым сын гор относился с большим вниманием.
Потом Антон починил проводку на даче у Фокича. Денег не взял, хмуро пояснив,
— Это за колёса, Фокич.
— Понял, — Фокич был немногословен и принёс две бутылки самого правильного мужского напитка.
Уехал Антон только утром после купания в озере, с сумкой, которую жена Фокича – женщина ещё весьма интересная – набила дарами нового урожая с грядок.
Тараканы пали перед советским средством из сиропа и борной кислоты. Не зря говорили, что советское, значит, отличное.
А в пятницу вечером позвонила бывшая жена – Рита,
— Знаешь, этот подлец, Эдик Пузыревский, меня жестоко обманул. Вместо бизнеса у него одни долги и кредиты. Представляешь, хотел и мою новую дачу на Десне в залог под очередной кредит заложить. Нет, я твёрдо решила к тебе вернуться. Ты не сомневайся, я и все вещи назад привезу. Начнём жизнь с чистой страницы, — в голосе у неё послышались даже восторженно-романтические нотки.
Нет, Антон, конечно, хорошо знал, что жёны сбегающие от таких работяг-маркетологов как он к бизнесменам, обычно имеют склонность к рецидиву. Уйдёт опять, как только на горизонте замаячит новая подходящая жертва. Но главное, он ужасно боялся, что Ритка привезёт вместе с мебелью его старых знакомых – тараканов.
— Знаешь, мне надо всё хорошенько обдумать, — мягко ответил Антон. – Потом перезвоню – через пару дней.
А ночью его мучили кошмары; снилось, что тараканы проникли ему в голову через отверстия в ушах. Рафик выгнал с работы и…
Утром он позвонил ей сам и был непривычно категоричен,
— Знаешь, Рита, пока нам не стоит съезжаться. Раны сердечные ещё болят, и мне требуется время на реабилитацию. Время покажет.
— Ты всегда был таким нерешительным, тряпкой, слизняком…
— Ты абсолютно права – был. Никогда не смел тебе возразить, прервать поток ругани, просто встряхнуть тебя за шиворот.
Рита интуитивно поняла, что обычный силовой метод уже не работает,
— Но ведь были же и светлые моменты в нашей жизни. Вспомни, как мы гуляли в Ботаническом саду или зоопарке.
— Помню хорошо. Так верил тогда, что только волки, гиены и тигры могут быть такими коварными и жестокими.
Лишённая возможности манипулирования бывшим мужем такими привычными средствами, как отлучение от вкусных домашних обедов или супружеского ложа, Рита прибегла к последнему, самому радикальному средству.
– Боже, как ты жесток к женщине, с которой прожил столько лет! Вы, мужчины, должны прощать бедным женщинам, наши маленькие слабости, — и Антон услышал всхлипы.
— Пока, — и он торопливо отключил телефон, заметив, что его рука дрожит.
Минут через сорок включил его опять и увидел с десяток пропущенных вызовов от неё. Только собрался отключить его опять, когда раздался звонок.
С удивлением увидел, что на этот раз звонит Светка из отдела, коллега.
— Ты что, всё дома киснешь? – начала она бодрым голосом.
— Не кисну, а откисаю от больнички, — уточнил Антон.
— Знаешь, есть гораздо лучшее место для откисания, — затараторила она. – Мы тут всем отделом едем на пикник на Чёртово озеро. Покупаться, позагорать, вечером шашлычки, палатки и душевные беседы под звёздами. Глаза восторженно блестят, а рука сама тянется к нежному женскому плечику…
— Чёртово озеро? Там и русалки наверняка водятся.
— Ага. Одну специально для тебя оставили. Такая рыжая, с зелёными глазищами.
— Нет-нет. Русалок я боюсь – охмурят и на дно в омут утащат. А я только вынырнул из одного Чёртова озера. Уж лучше я на родном диванчике полежу. Знаешь, в больнице кровати такие продавленные, что на боку спать очень трудно – тело виснет в воздухе.
— Ладно, — не отступала Света. Как и все хорошие маркетологи, она была весьма энергичной и настойчивой. – У тебя же наверно холодильник пустой?
— Почему? Как раз остались три яйца и колбаска есть, ещё до больнички купил. Только липкая немного.
— Немедленно выброси котам! Опять в больничку захотел? – Света была категорична. – Слушай, может, мне подъехать к тебе и что-нибудь приготовить на обед?
Желая отшить её наверняка, Антон сказал,
— Да, всё равно ты не сможешь моё любимое блюдо приготовить – настоящие сибирские пельмени.
— А запросто, — парировала Светка. – Две трети говядинки, треть свининки и лук-чеснок по вкусу. Я же в Новокузнецке родилась и выросла.
Антон, утомлённый больничными кашками, малодушно сдался.
Открыв дверь, Антон обалдел – на пороге стояла ярко-рыжая красавица с большими зелёными глазами. От неожиданности он чмокнул её в губы, а она, ещё более потрясённая таким тёплым приёмом, уронила обе тяжеленные сумки с продуктами на пол. Грохот был такой, что из квартиры напротив выскочила баба Аня – сухонькая старушка хорошо за восемьдесят.
— А я-то думала, что это Борька-хулиган опять петарду взорвал.
Потом, увидев обнимающуюся парочку и оценив гостью, сказала,
— Ну вот, наконец-то к тебе залетела такая пташка-красавица.
Света смутилась, спрятав лицо у Антона на груди.
Антон крутил мясо ручной мясорубкой – электрическую увезла хозяйственная Рита — и смотрел, как Света ловко раскатывает тесто пустой бутылкой своими тонкими нежными пальчиками, испачканными в муке.
— А ты знаешь, я тебя сегодня никуда не отпущу, — с несвойственной ему твёрдостью объявил он.
— А вообще? – лукаво улыбнулась Света.
— Тем более!
— Только сомневаюсь я, — Света посмотрела по сторонам. – У тебя тут ночью безопасно?
— В каком смысле? — чуть покраснел Антон.
— Ну, насекомых точно ты всех вывел?- засмеялась она.
— Только парочка в голове осталась, — в тон ей ответил Антон.
Они хохотали так громко, что пришла баба Аня с бутылкой сливянки в руке.
— Думала, вы тут концерт Задорнова смотрите, а у меня интернет отключили.
— Да он …ушёл недавно, баба Аня, — осторожно сказала Света.
— Такие люди не умирают – только поднимаются выше, — серьёзно возразила старушка.- Давай-те-ка за вашу помолвку выпьем сливяночки, а то я могу и не дожить до свадьбы в мои-то годы.
Она дожила, и Антон первый раз увидел, как Светка плакала, обнимая старушку за праздничным столом. Как-никак маркетологи народ слегка циничный — надо же как-то всучить покупателю то, что ему сто лет не нужно. Защипало в глазах и у Антона…