Когда-то на этом месте простиралось почти до самого горизонта огромное колхозное поле. Иногда над уже убранным полем летал «кукурузник», а мы по бесшабашной мальчишеской глупости бежали за фанерным самолётиком, широко раскинув руки, пытаясь не отстать от снопа радужных брызг, которыми он щедро поливал поле и наши непутёвые головы.
Потом в нескольких километрах от нашего городка построили мощную ГРЭС, а ровное как стол поле – гордость местных хлеборобов – превратилось в лениво волнующееся огромное водохранилище. И только ближе к дальнему холмистому берегу едва выглядывал из воды маленький островок, лишь кое-где прикрытый ивовыми кустиками.
Выросли и мы, перешли в десятый класс и всё чаще заглядывались на стройненьких одноклассниц. Игры детские остались позади, и началась конкуренция за «дружбу» с признанными красавицами.
Во тогда-то и возник этот необычный ритуал посвящения в мужчины. Нужно был доплыть до едва видневшегося на фоне лысых безлюдных холмов островка и, передохнув и согревшись под летним солнцем, отправиться в обратный путь. Путешествие было долгим – около часа в один конец – и пацаны обычно плыли группой человек из пяти, подстраховывая друг друга. А потом девочки смотрели с восхищением на новоиспечённых мачо, позволяя им обнимать себя за хрупкие плечики загорелыми и мускулистыми рукам.
Я плавал не очень хорошо и до поры избегал этого экстремального заплыва. Но как-то теплым августовским днём после обеда рискнул доплыть в одиночку.
Я плыл, раздвигая серо-зелёную воду ритмичными движениями, и продвигался неплохо. Вечер был тихий и волны не сбивали дыхание. Островок появился неожиданно и я слегка прибавил, чтобы поскорее улечься на прогретый солнцем за день песочек. У самого берега какая-то шальная ледяная струя неожиданно обхватила ноги, и судорога началась почти мгновенно. Ноги стало загибать кверху и пятки почти достали до затылка. Теряя сознание от боли, я каким-то чудом догрёб на руках до берега. Выползал на песок на боку, ухватившись за жидкие ивовые веточки.
Я очнулся уже вечером, когда живительное солнце утонуло в волнах, от холода. Августовское лето жаркое только днём, но все мои попытки укрыться под жидкими узкими ивовыми листиками были безуспешны. Тогда решил залечь в золу возле обнаруженного мной большого кострища. Земля уже была по-осеннему сырой и холодной. Разрывая золу ржавой консервной банкой, я неожиданно наткнулся на слегка прикопанную кем-то сумку.
Радужные надежды найти в ней хотя бы кусок чёрствого хлеба не оправдались, зато в сумке лежало аккуратно сложенное потёртое, но ещё целое тёмно-серое пальто. Я сразу завернулся в него и, обследовал карманы в отчаянной надежде найти что-нибудь съестное, но судьба подарила мне только почти полный коробок спичек.
Собрав высохшие водоросли, которые в изобилии валялись по всему островку, я разжёг яркий и трескучий костёр, постепенно отогреваясь.
Вышла полная луна и в её призрачном свете я заметил несколько вытянувшихся в линию прямоугольных предметов, которые оставались на месте, несмотря на волны и течение. «Поплавки от сети!» — дошло до меня.
И вот, превозмогая страх воды, я сбросил пальто и полез в воду. Удача была благосклонна ко мне, и я быстро нащупал двух запутавшихся в сети линей. Но судьба дама непостоянная и вот уже мои ноги тоже стали увязать в сети. Кое-как добравшись до берега, я с большим трудом освободился от пут. Бросил линей в костёр, но не в силах бороться с голодом, съел их почти сырыми. Потом провалился в тяжёлый тревожный сон. Между тем водоросли быстро прогорали и я во все ближе подползал к костру, и, в конце концов, забрался на него.
Пробуждение было не очень ласковым: на меня лили холодную воду и материли два здоровенных мужика в резиновых сапогах. Ведро они достали из дюралевой вёсельной лодки, стоявшей у берега.
— Я тебе, гад, морду сейчас начищу! — орал полный и рыжеволосый с наколками на фалангах левой руки. – Сеть всю запутал и рыбу сожрал.
Свёрнутая сеть уже лежала в лодке, а рыбу отдельно упаковали в кульке. Для маскировки в лодке лежали пару спиннингов и удочек.
— Не гони, Васёк! – остановил его чернявый с маленькими глазками и популярной тогда наколкой «утро севера». – Парнишка, похоже, тут по холодку переночевал – трясёт всего. Смотри, да он в одних плавках! Нет, на вора точно не похож.
— И пальто моё почти новое пропалил и в золе вывозил, сволочь! Только пять лет как купил. В чём теперь в гости к Тамарке ходить? Сейчас точно шайбу начищу – и плеснул ещё одно ведро холоднющей воды на тлеющее на мне пальто, заскрипев от досады зубами.
— Не жлобись, куртку новую только на прошлой неделе купил, ну, синюю эту. А пареньку совсем худо – зубами стучит.
Они усадили меня в лодку и отчалили. Свежий утренний ветерок казался сибирским бураном и радушный брюнетистый Саня, который не по своей воле, провёл несколько лет на севере недалеко от Магадана за ошибки молодости, налил мне сто пятьдесят. Сразу стало легче.
Мои шорты, футболка и босоножки лежали на берегу на месте: было рано, и никто ещё не успел их украсть.
— Слышь, как тебя? – неожиданно спросил Васёк. – Ты сети видел возле острова?
— Максим я. Нет, не видел. Вы же на удочки и спиннинги ловили, — не моргнув глазом соврал я.
Рыжий – низкорослый, плотный с наглыми глазами — радостно хлопнул меня по плечу,
— Наш человек! Дарю тебе своё почти новое пальто. Носи на здоровье. Только к Томке не ходи – проблемы будут.
— Да, и дружкам своим плывунам скажи, что видел на острове целый выводок гадюк. Мол, еле спасся, – с улыбкой добавил высокий и жилистый Саня.
Люди собирались на работу и с удивлением наблюдали в окна, как по улицам, сгорбившись и шатаясь как пьяный, еле брёдет странный паренёк в босоножках, шортах и пропаленном в нескольких местах, грязнущем пальто. Август всё-таки! Лето.