Набив рюкзак продуктами на все выходные в магазине через дорогу, я на минутку присел на большую полукруглую, уже прилично облезлую лавочку возле гастронома, которую так уважает пьющий окрестный народ.
Сразу же, откуда ни возьмись, прискакали настырные воробьи, ловко обходя валяющиеся кое-где окурки. Я щедро покрошил им хлеба, с наслаждением подставляя лицо полузабытому за долгую ненастную зиму субботнему апрельскому солнышку.
Рядом тяжело опустились на лавочку два утомлённых, несмотря на раннее утро, мужчины.
Один из них был высоким, тощим и чернявым, а второй плотненький колобок с приличной плешью посреди головы. Сильные мозолистые руки с немного изуродованными от ушибов ногтями выдавали в них героев бывших пятилеток — представителей славного рабочего класса. Да, таких на ток-шоу или презентацию не позовут теперь, подумал я. Неформат.
Тонкий, заметив, как толстый с трудом отвинчивает непослушными пальцами пробку на двухлитровой бутылке пива, ехидно заметил,
— Ну, ты, смотрю, Василь, вчера конкретно отметил окончание трудовой недели.
— Спасал Степаныча. У нас, Толян, вчера такое ЧП на работе стряслось!
— Да, ну. Что, бригадиру кирпич на голову случайно упал? Кого-то премией обделил? – Толик был явно настроен на юмористическую волну.
— Да нет. Мы вчера на пятом этаже работали. Я проводку заканчивал, Галка штукатурила в другом углу, а Степаныч в оконном проёме стоял – собирался его временной плёнкой затянуть. Штукатурка сырости не любит.
— А что за Галка? — сразу оживился Толик, влюблённый во всех женщин, работающих на строительстве жилого дома. – Это та полненькая блондиночка с формами?
— Да нет, чёрная и худая как гвоздь. Ну, эта, фиксатая — два зуба у неё золотые.
— Так бы сразу и сказал! – воссиял счастливой улыбкой с неполным набором зубов Толик. – Я с этой ляр…на прошлой неделе пообщался. В подвале кабель тянул, а она штукатурила. Женщина она и так горячая, а я её ещё в обед немного пришпорил. Пообедали, граммов по сто для аппетита приняли. А потом я её…
— Дурак ты, Толик! Разве можно женщину, да ещё коллегу так неполиткорректно обзывать? Да и слышал я уже про твои подвиги сто раз.
— А ты мне политику не шей, Василь. Я всегда за уважаемого владельца нашей строительной фирмы «Пирамида» Ивана Пирамидона голосую.
— Ещё раз дурак! Неполиткорректный, значит, обидный, оскорбительный.
— Да, как же её можно без мата назвать, если она со всеми? — до глубины души возмутился его приятель.
— А вот моя дочка-студентка говорит, что теперь таких активисток называют – женщина с широким сексуальным кругозором.
— Круто! Грамотная она у тебя, — и, помолчав немного, добавил. — А слово «дурак» тоже неполиткорректное, между прочим. Что дочка советует? – не без ехидцы прищурился Толик.
— Ну, извини, друг! Не хотел обидеть. Дочка говорит, что таких лучше называть – «недостаточно гениальный», — исправился толстяк.
— Запомню, звучит красиво!
— Всё, не перебивай. Короче, подкралась к Степанычу сзади Галка и хвать его за это самое чувствительное место. Пошутить ей захотелось – игривая такая. А бригадир не понял юмора, дёрнулся от испуга и рухнул в окно.
— Насмерть?! — у Толика глаза потемнели и полезли на лоб.
— Не совсем, там люлька монтажная под окном висела. Вот Степаныч в неё всем своим центнером с гаком и грохнулся. Звук был – как от гранаты!
— А ты что?
— Высунулся из окна, смотрю, лежит в люльке на спине, даже каска не слетела с головы, глаза закрыты, руки на груди сложены и не шевелится. Я голову обнажил, перекрестился на всякий и жду. Не двигается! Кричу ему,
«Ты живой, Степаныч? Хоть голос подай!»
«Не знаю, — отвечает. – Вроде, в аду уже».
«Да ты глаза-то открой! И почему в аду? Может, наоборот, на полянке под райской яблонькой со светло-русой красавицей отдыхаешь.
Степаныч глаза открыл и так испуганно ими хлоп-хлоп.
« Какой рай? – вдруг завопил он в панике. – У тебя же на башке рога торчат!»
Я потрогал макушку,
«Да это просто волосы от пота слиплись. Какие рога?» – пытаюсь вразумить его.
«А почему посередине нет рогов-то?» – спрашивает подозрительно.
«Да, лысый я по центру. Чему там торчать-то? А по краям я ещё брюнет».
Немного успокоился, вытянул я его из люльки. Галка за успокоительным в магазин побежала.
Принял стакан и горько так говорит,
Я говорю, — «Твоей вины тут нет, Степаныч, – они сами тебя домогаются».
«Прав ты, Василь, ещё как домогаются! А Зойка из третьей бригады сегодня вообще неприличное предложение сделала. Мол, муж её в субботу с утра на рыбалку уйдёт и можно встретиться в бытовке и спокойно обсудить проблемы, расшить, так сказать, все узкие места. Мол, такое рацпредложение придумала, такую инновацию, что Галка тощая сдохнет от зависти. А у меня жена, внучка», – сам чуть не плачет.
– Да ну? — удивился, Толик
— Главное, пьёт и не пьянеет, а мы с Галкой готовы уже. Ну, потом он нас по домам развёз на своём внедорожнике.
— А сейчас–то как он? Отошёл от шока уже?- Толик был явно впечатлён историей.
Василий лишь горестно махнул рукой,
— Где там! Явно не в себе. Сегодня утром позвонил Степанычу – пригласил подлечиться вместе. А он говорит, что здоровый совсем. С внучкой, мол, в зоопарк собирается — три года обещал сводить. Говорит, завязал совсем с бесовским зельем, даже пива ни капли. А самое странное — ни слова матерного!
— Ну, это он уже зря, — искренне опечалился Толик! — Я хоть и на флоте прослужил три года, но только десятиэтажным умею. А он ведь мог и двадцатиэтажным матом шарахнуть. И всё так красиво, без повторов. Мастер слова! Эх, пропал человек…