В «Свободе и воле (глава семнадцатая)» было отмечено, что Маркс, открыв законы жизнедеятельности капиталистической формации и видя, что они работают, распространил их на другие формации, не имея на то достаточных оснований. Безусловно, Маркс имел право выказывать свое личное отношение к христианству вплоть до того, что утверждать: Бога нет, но, как ученый, игнорировать тот факт, что в период феодализма христианство было организующей и объединяющей силой общества, он не имел право.
Понятие общественно-экономической формации было разработано марксизмом и является его одним из краеугольных камней. Марксизм утверждает, что общественно-экономическая формация полностью характеризует тот или иной исторический тип общества, основывающийся на определенном способе производства и выступающий как ступень прогрессивного развития мировой истории человечества от первобытнообщинного строя, через рабовладельческий строй, феодализм и капитализм к коммунистической формации. Вывод, который делают марксисты, как им кажется, логически вытекающий из теории, заключается в том, что, во-первых, определяющим фактором существования каждой формации является исключительно экономический фактор, во-вторых, смена формаций происходит в результате социальной революции. Если первый фактор марксизма не совсем точен, то второй – ложен. Необходимо отметить, что в марксизме наряду с множеством ложных положений, значительное место занимают неудачно выбранные термины. К одному, из неудачно выбранных, относится термин «первобытнообщинный строй». Термин этот появился в предположении, что первое человеческое общество должно было быть идентично ныне существующим племенам. Впрочем, Маркса, незнакомого с теорией Гумилева, можно понять, но то, что устройство первобытнообщинного строя до сих пор все еще продолжают связывать с племенами, можно объяснить исключительно тем, что теория этногенеза, созданная Гумилевым, пока еще недостаточно овладела умами. По поводу племен Гумилев пишет.
«На Малом Андамане, в чудесном климате, среди роскошной природы живет небольшое негроидное племя онгхи. Никто их никогда не обижал. Там устроен заповедник и даже туристов не пускают. Жители мирные, приветливые, честные, очень чистоплотные. Кормятся они собирательством и рыбной ловлей. Болезни там редкость, а если что случится – дирекция заповедника оказывает помощь. Казалось бы, рай, а население сокращается. Они попросту ленятся жить. Иной раз предпочитают поголодать, чем искать пищу; женщины не хотят рожать; детей учат только одному – плавать. Взрослые хотят от цивилизованного мира только одного – табака. При всем этом онгхи весьма чутки к справедливости и не переносят обиды. Женщины их целомудренны, и когда заезжий бирманец попытался за ними поухаживать, онгхи убили его, а затем сообщили об этом начальству, но не как о своей провинности, а как о наведении порядка; разумеется, о наказании их не возникло и речи. И правильно! Нечего лезть в чужой этнос.
Но вот что странно. Директор отделения департамента антропологии, образованный индус Чоудхури сказал автору очерка: «…онгхи живут так, как жило человечество 20 тысяч лет назад. Для них ничего не изменилось. Питаются они тем, что дает природа, а тепло им дают солнце и костер».
Вот сила гипноза некритически воспринятой эволюционной теории этногенеза. А как, по мнению индийского ученого, попали на Андаманские острова предки онгхи? Ведь они должны были знать не только каботажное мореплавание; да и вряд ли они плыли по Индийскому, очень бурному океану наобум. Луки и стрелы тоже надо было изобрести или позаимствовать у соседей. Брачные обычаи, запрещающие даже в случае раннего вдовства повторный брак и ограничивающие браки с близкими родственниками, — отнюдь не примитив. Язык онгхи неизвестен, потому что индийские этнографы его еще не выучили. Но когда это случится, то наверняка окажется, что у онгхи есть воспоминания о предках, мифы и сказки, еще не совсем забытые. Но жизненный тонус онгхи понижен. Четвертая часть молодых женщин бесплодны. Если бы так же дело обстояло 20 тыс. лет назад, то предки онгхи давно бы вымерли.
Нет, онгхи и подобные им этносы – не дети, а старички. Без пассионарности люди менее приспособлены к жизни на Земле, чем животные. Те в стабильных и благоприятных условиях не вымирают». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 537).
На примере племени онгхи мы видим, что заблуждения в результате «некритически воспринятой эволюционной теории этногенеза» могут быть очень стойкими. Можно ли о прошлой жизни человека делать хоть какие-то выводы, исходя лишь из факта его нынешнего старческого состояния. Ведь немощный старик вполне может оказаться и бывшим олимпийским чемпионом. С подобной оценкой следует подходить и к этносам. Общеизвестно, чем ближе человек подходит к старости, тем больше рвется связей, связывающих его с обществом: производственная деятельность прекращается, а вместе с ней и связи с коллегами; дети взрослеют и у них появляются стойкие собственные интересы, никак не пересекающиеся со стареющим родственником; друзья уходят, и кое-кто в могилу. Все меньше связей, все больше одиночества.
То же самое происходит и с этносом: чем ближе старость, т.е. чем меньше потенциал пассионарного напряжения в этносе, тем больше связей рвется как внутри этноса, так и за его пределами. По мере приближения этноса к старости, свита императора все более и более тает и, наконец, наступает момент, когда император остается в полном одиночестве, превратившись из грозного императора одной из сверхдержав в вождя племени. Тот же процесс, по мере старения этноса, происходит и с верховным священнослужителем, который превращается в шамана. Однако когда возникало первое человеческое общество, этнос был молод, был переполнен пассионарностью и стремительно расширялся, столь же стремительно расширяя круг связей как внутри этноса, так и за его пределами. И вождь, и шаман стремительно обрастали свитами, превращаясь в императора и верховного священнослужителя. Разветвленность социальных институтов может свидетельствовать лишь о молодости этноса, но никак не может служить какой-либо характеристикой того, в какой общественной формации находится данный этнос.
Согласно теории Гумилева этнос, вошедший в гомеостаз и, далее, в реликт, по сути, погружается в вечность. Для этноса, в котором люди изо дня в день выполняют одну и ту же работу по единой неизменной технологии, время останавливается, и только новый взрыв этногенеза, наполняя людей пассионарностью, приобщает их к активной постоянно видоизменяющейся жизни со всеми ее радостями и волнениями. Именно с этого момента начинается путь этноса в истории человечества. При таком взгляде на исторические процессы напрашивается вывод, что первобытнообщинный строй – это не начало движения человека в истории, а его завершающая стадия, это не начало истории, а окончание. Взрыв этногенеза поднимает человека на вершину активной жизни, но если этнос, растратив впустую, на перепалку с соседями пассионарность, так и не смог совершить следующий шаг в этногенезе, он уходит в небытие, превращаясь в реликт. Реликт – это сплошная однородная масса человечества, занятая исключительно своим биологическим существованием, при полном отсутствии устремленности в небо и, далее, в космическое пространство. И только новый взрыв этногенеза выхватывает из этой массы человеческого материала какую-то часть ее и, превращая в этнос, дает шанс вырваться из рутинного биологического существования и поднять взор к звездам.
Иногда археологи находят артефакты, которые не укладываются в привычные научные рамки. Создается впечатление, будто они из другого времени. Часто наличие артефактов объясняют пребыванием на Земле пришельцев из иных миров. Такой вывод из факта наличия артефактов могут делать люди совершенно незнакомые с теорией этногенеза, созданной нашим великим ученым, Гумилевым. Теория Гумилева прямо и последовательно говорит, что этносфера представляет собой мозаичную структуру. Представьте себе новогоднюю елку, сплошь накрытую гирляндой, представляющей собой подобие рыболовной сети, в которой во всех узлах встроены электрические лампочки. Под воздействием программы, то здесь, то там вспыхивает группа лампочек, посылая сноп света в морозную ночь. Но с течением времени лампочки одна за другой гаснут и вновь воцаряется темнота. Подобным же образом проявляет себя этногенез.
Прогрессивное развитие человеческого общества возможно, но это не означает, что оно каким-то образом запрограммированно и приходит само собой, стоит лишь вывести народ на баррикады, как о том твердят марксисты. Нет, чтобы завтра наступил светлый день, человек должен потрудиться, ставя интересы общества выше своих личных, и прежде всего это касается того, кто оказался на вершине власти. Ставил ли Ленин и его ближайшее окружение свои корыстные личные интересы выше интересов государства русского? Нет. Ставит ли Порошенко и его ближайшее окружение свои корыстные личные интересы выше интересов государства украинского? Нет. Используя искренний порыв оболваненного народа в своих корыстных интересах, они, удовлетворяя свою непомерную похоть властолюбцев, мня себя кастой сверхчеловеков, неукоснительно всегда вели и ведут и себя, и людей, ими оболваненных, к погибели. Общество, неспособное следовать тем этическим нормам, которые само же и выработало в первоначальный период своей жизни, вновь погружается в кромешную темь.
Нет, никогда на Землю не ступала нога пришельца. Все найденные артефакты земного происхождения. Неужели нам мало тех примеров, которые преподнесли нам англосаксы, в Китае сознательно травя людей опиумом, а в Америке уничтожая их физически, имея техническое превосходство над местным населением? Если подобным образом могут поступать земляне, что же говорить о пришельцах? Нет, все найденные артефакты были созданы землянами. Вероятно, даже высокоразвитые цивилизации не смогли в требуемый момент своего развития взрастить человека, подобного Моисею, который был бы способен, с одной стороны, всю полноту власти взять в свои руки, а, с другой стороны, остаться в тени, вознося на вершину тоталитарной пирамиды Бога. Высокоразвитые цивилизации стремительно скатывались в фазу обскурации, пополняя собой существующий реликт, а технические достижения, без соответствующего обслуживания, быстро превращались в мусор. И есть уверенность, что какая-то часть землян несет в себе гены людей тех далеких цивилизаций, и когда-нибудь мы узнаем о них, если и не всё, то очень многое.
Таим образом, первый шаг, который совершает та или иная цивилизация в истории, представляет собой рождение этноса. Первым историческим объединением человека следует считать не первобытнообщинный строй, а этнос. Первобытнообщинный строй – это всего лишь биологический материал, из которого взрыв этногенеза творит гражданское общество. В подобный материал стал превращаться и, в конце концов, превратился египетский этнос, и только та часть, которую Моисей сумел вывести из Египта и воссоединить с египетским этническим полем, совершила в истории следующий шаг, войдя в политию. Полития – это образование, в котором на первый план, как объединяющий фактор людей в обществе, выходит деятельность самого человека, а пассионарность, как природное явление, отодвигается на второй план, играя побочную роль. Общеизвестно, что политика немыслима без выгоды, по сути, безо лжи, то, в результате вхождения в политию, иудеи приобрели способность обманывать людей, которую до этого не имели. Впрочем, следует признать, что это не совсем так. По поводу лжи Гумилев пишет.
«Вернемся к понятию «ложь». Находится ли оно в живой природе? В какой-то мере – да! Мимикрия животных – это попытка обмануть хищника или добычу. Но как хищники, так и их жертвы имеют право спасать свою жизнь либо от голода, либо от съедения, так что мимикрия оправдана закономерностями биосферы, находящимися вне добра и зла». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 560).
Впрочем, не только мимикрия имеет место в живой природе, но вполне сознательная ложь. В подтверждение этой мысли можно привести пример из жизни лисиц, описанный в рассказе Эрнста Сетон-Томпсона «Лисицы».
«В 1888 году в Спрингфилде я имел возможность на собственном опыте убедиться, как игривы и ловки лисицы.
Я бродил с гончей по лесу, не охотясь, а лишь наблюдая природу, и что ни вечер, лис, живший по соседству, загонял мою собаку до изнеможения. Поначалу мне казалось, что в этом нет ничего особенного, но потом я убедился, что лис сам выходил нам навстречу, если мы шли слишком медленно или задерживались. Несколько раз игра происходила днем, и я с удовольствием наблюдал, как он оставлял моего пса в дураках, когда хотел от него избавиться. Лис бежал вдоль крутого песчаного обрыва у реки. На сухом песке и без того трудно уловить запах, а тут еще песок засыпал следы, и запах пропадал вовсе. Во всяком случае, собака именно здесь теряла след.
Однажды я спрятался футах в пятнадцати от старого лиса. Он сидел в укрытии и наблюдал, как суетится гончая, тщетно пытаясь взять след на берегу. Лис улыбался до ушей. Мало сказать, улыбался, он смеялся, — часто и тяжело дыша, издавал громкий пыхтящий звук. Так, наверное, смеются лисицы. Ему очень хотелось посмотреть, что же вышло из его хитрой уловки, и он несколько раз привставал на задние лапы. После этого я никогда больше не сомневался, что лисицам свойственно чувство юмора».
Не вызывает сомнений, что лис, в приведенном рассказе, оставляя собаку в дураках, получал не меньшее удовольствие, чем иллюзионист, оставляющий в дураках публику. Этот пример наглядно показывает, что животные способны на сознательную ложь, что животные управляются не только инстинктами, но и сознанием, которое у высших животных имеется. В таком случае, в чем заключается секрет иудеев? Что нового появилось в их поведении, после воссоединения еврейской общины с египетским этническим полем?
В чем различие между игрой лиса с собакой и представлением иллюзиониста? Принципиальное различие заключается в том, что собака не знает, что ее дурачат, а публика в том, что иллюзионист ее дурачит, абсолютно уверена. Впрочем, в этом и заключается основной принцип притягательности искусства, как для актеров, так и для публики. Первые стремятся обмануть, а вторые – раскрыть секрет обмана, но часто, увлеченные зрелищным представлением, как первые, так и вторые, искренне смеются или плачут, забывая о том, что первые являются орудием обмана, а вторые, что их сознательно обманывают. В живой природе такой вид обмана тоже существует, когда щенки или котята затевают игру, подражая охоте взрослых особей. Но и в человеческом обществе имеется тот же способ обмана, который применял лис в отношении собаки, когда обманываемый даже не подозревает, что его обманывают.
«Люди на войне дезинформируют противника. Ложь ли это? Формально – да, но война – состояние исключительное, и не следует верить любым сведениям. Нужно проверять информацию, ибо здесь обман входит в правила игры». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 560).
Иудеи, занимая земли, которые дал им Бог, оказались в состоянии войны со всеми, кто оказывался вне иудейской общины. Однако после каждой войны наступает мир, и во весь рост встает проблема сознательной лжи. Ведь если все вокруг лгут и ни от кого невозможно добиться правды, жить становится очень трудно.
«Древние люди в этой проблеме не путались. Они ввели понятие «клятва», т.е. юридически оформленное отречение от полезной, а подчас и спасительной лжи. Право на обман, на двусмысленность, уклончивость за человеком сохранялось, но только в повседневной жизни. Клятва же выделялась как экстраординарный акт, как отказ от следования законам природы, т.е. инстинктам самосохранения. Поэтому в свидетели, а точнее – охранители соблюдения клятвы призывались боги или духи стихий, которые должны были наказать клятвопреступника». (Лев Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли», стр. 560).
И двусмысленность, и уклончивость распознается оппонентом практически сразу, трудно различима лишь сознательная и целенаправленная ложь. Так, ложь Мавроди очень многие принимали за чистую правду, мол, человек хочет помочь людям, оказавшимся в беде. Без зазрения совести нам лгало всё гайдаровское правительство, при этом, как и Мавроди, усиленно набивая собственную мошну. Для иудея нарушение клятвы, которую он дал не иудею, перестала быть грехом. Пройдя суровый путь приобщения к вере посредством силового воздействия, когда даже пассионария, т.е. человека глубоко верующего охватывал страх оказаться приобщенным к компании неверующих, иудеи вошли в иное состояние. Страх, оказаться покинутым Богом, приходил на смену страху перед наказанием Божьим. Моисей, возложив на себя обязанности инквизитора, заставлял сомневающихся прятать свои сомнения, и прилюдно нарочито показывать свою незыблемость в вере к Господу. Даже если вера иудея в Бога ослабевала, что непременно происходило с падением пассионарности, он продолжал неистово исполнять все предписания Закона, данные Богом через посредничество Моисея. Иудей, заставляя себя верить в Бога, по сути, насилуя свою психику, превращал ложь в орудие выживания. Следуя заповеди Моисея: не клянись, а говори только правду, иудей не лгал своим соплеменникам, но за границы иудейской общины такое отношение к людям не переступало. Ложь по отношению к людям, относящимся к иному племени, для иудея стало нормой. Именно на них сбрасывал иудей накапливающийся потенциал, способный искорежить его собственную психику.
Таким образом, своим существованием иудейский этнос доказал, что для людей служение Богу, т.е. исполнение предписаний идеологии может стать целью жизни всего общества, а не отдельной какой-то ее части. Нет, не экономика определяла жизненный уклад иудейского этноса, а исключительно идеология. С полным основанием можно говорить, что история иудейского этноса берет свое начало с момента внедрения в коллектив людей идеологии иудаизма, т.е. идеологии, опирающейся на тоталитаризм духовной власти. Все, что было до этого момента не имеет никакого значения, так как не могло вывести людей на путь прогрессивного движения и неукоснительно тащило людей в фазу обскурации. Возвращаясь к формационной теории Маркса можно с уверенностью утверждать, что первым общественным устройством, т.е. первой формацией в историческом процессе для иудейского этноса следует назвать идеологическую формацию с тоталитарной формой управления обществом.
И здесь самое время вспомнить, что иудейский этнос явился продолжением египетского этноса в тот момент, когда, в результате деятельности Моисея, воссоединился с египетским этническим полем, отслоившимся от египетского этноса. Но не только теория Гумилева способна подвести нас к такому выводу. На связь иудейского этноса с египетским этносом указывает и Библия.
«В этот день заключил Господь завет с Авраамом, сказав: потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки Евфрата». (Библия, Быт. 15:18).
Никогда, ни на каком, пусть даже самом кратком, этапе своей истории Израиль не простирал свои границы ни до Нила, ни до Евфрата. Негоже вводить в священную книгу заведомо лживый текст. А вот Египет в период наибольшего расцвета при XVIII династии как раз и занимал указанную территорию. Связь иудейского этноса с египетским этносом несомненна. Иудаизм явился прямым преемником египтологии и ее достижений, как в сфере религии, так и науки. Не вызывает сомнений в том, что Моисей установил в еврейской общине тоталитаризм духовной власти. С другой стороны, египетское общество, реальную власть в котором имел не только фараон, но и египетские жрецы, с полным основанием можно назвать демократическим. Общество, в котором имеют место две независимые властные структуры, определяется как демократическое. Таким образом, непременным условием прогрессивного движения того или иного общества является переход из демократии к тоталитаризму. Переход к тоталитарной форме управления обществом избавляет этнос от входа в инерционную фазу, которая является актом отслоения этнического поля от этноса и предвестником необратимого вхождения этноса в фазу обскурации. При таком взгляде напрашивается вывод, что идеологическая формация, в которой находился египетский этнос, возникший в результате взрыва этногенеза, может состоять из двух полупериодов: полупериод демократического правления и полупериод тоталитарного правления. Те же самые процессы мы наблюдаем и в христианском этносе, который, в результате занимаемого обширного пространства, переживал одновременно два полупериода своего существования: демократический – в Византии и тоталитарный – в западной Европе. К тому же с полным основанием можно утверждать, что внедрение в европейское общество капиталистического способа производства осуществилось исключительно благодаря тому факту, что Христианский мир испытал на себе тоталитаризм духовной власти. Взрыв этногенеза в Палестине создал христианский этнос с демократической формой правления. На этом основании возникла Византия. Однако повторюсь, на Западе папы Иннокентий III (1198 – 1216) и Бонифаций VIII (1294 – 1303)укрепив тоталитаризм духовной власти, смогли сохранить в западном крыле христианского этноса необходимый уровень пассионарности для перехода из феодализма в капиталистическую формацию. На Востоке же среди патриархов явный лидер так и не смог проявиться. Соперники развалили, уже наметившийся было, восточно-христианский этнос, растратив впустую на перепалку между собой энергию этносистемы. Восточно-христианскому этносу для перехода в капиталистическую формацию не хватило уровня пассионарности. Неспособность установить тоталитарный режим духовной власти обернулось для Византии, в результате установления диктатуры светской власти, вхождением в инерционную фазу, из которой возможно лишь падение в фазу обскурации и далее вплоть до реликта. И если марксистский термин «первобытнообщинный строй» заменить термином «этносистема», фиксирующим сам факт рождения этноса, то прогрессивные ступени развития общества в формационной теории Маркса можно представить следующим образом.
1.этносистема – идеологическая формация:
а) полупериод демократического правления,
б) полупериод тоталитарного правления.
2. Рабство – экономическая формация:
а) полупериод демократического правления,
б) полупериод тоталитарного правления.
3. Феодализм (этносистема) – идеологическая формация:
а) полупериод демократического правления,
б) полупериод тоталитарного правления.
4. Капитализм – экономическая формация:
а) полупериод демократического правления,
б) полупериод тоталитарного правления.
В приведенной схеме находит естественное разрешение факт поразительной схожести рабовладельческой и капиталистической формаций, и абсолютной непохожести на них феодальной формации. И рабство, и капитализм представляют собой политические коллективы, характеризующие экономическую формацию, каждый из которых находится на определенной ступени развития, в то время как этносистема и феодализм представляют собой чисто этнические образования, характерные для идеологической формации определенной ступени развития.
Итак, человеческое общество может находиться как в экономической формации, когда для людей первичным фактором, обеспечивающим жизнь, является экономика, так и в идеологической формации, когда для людей первичным фактором, обеспечивающим жизнь, становится идея. Первый шаг в историческом процессе коллектив людей совершает в результате взрыва этногенеза, образуя этническую систему, представляющую собой, согласно диалектике Гегеля, единство противоположностей, состоящую из этнического поля и этноса. Пассионарность, обильным потоком поступающая из этнического поля в этнос, выводит коллектив людей из летаргического сна; выталкивая его из гомеостаза, и, навязывая активный образ жизни, заставляет совершать великие дела.
«Но кроме времени и пространства есть и третий компонент – энергия. В энергетическом аспекте этногенез является источником культуры. Почему? Объясняю. Этногенез идет за счет пассионарности. Именно эта энергия – пассионарность и растрачивается в процессе этногенеза. Она уходит на создание культурных ценностей и политическую деятельность: управление государством и написание книг, ваяние скульптур и территориальную экспансию, на синтез новых идеологических концепций и строительство городов. Любой такой труд требует усилий сверх тех, что необходимы для обеспечения нормального существования человека в равновесии с природой, а значит, без пассионарности ее носителей, вкладывающих свою энергию в культурное и политическое развитие своей системы, никакой культуры и никакой политики просто не существовало бы. Не было бы ни храбрых воинов, ни жаждущих знания ученых, ни религиозных фанатиков, ни отважных путешественников. И ни один этнос в своем развитии не вышел бы за рамки гомеостаза, в котором жили бы в полном довольстве собой и окружением трудолюбивые обыватели. К счастью, дело обстоит иначе, и мы надеемся, что на наш век хватит и радостей и неприятностей, связанных с этногенезом и культурой». (Лев Н. Гумилев, «Конец и вновь начало», стр. 210).