Дымит Петербург в розовато — полярное небо.
Приезжий прохожий очки надевает на нос.
Он не доверяет, что я никогда в этом городе не был —
Он деньги суёт, спотыкаясь и чуть не целуя взасос.
Садимся в такси. Разговор – не шнурок на ботинке,
Завязывать нужно, толкая в пространство язык.
За стёклами носятся полуживые картинки,
Известные мне. Он с трудом постигает азы…
Вот Пётр долговязый, чумазый, по пояс в болоте
Тащит низкорослую армию, тоже мне – нижегородский бурлак.
Ему бы Сикорского, шельму, с десятком гнедых вертолётов,
Да запропастился в Америке где – то и не дозвониться никак.
Река безымянная катится справа налево.
Чухонцы сидят как индейцы в своих островах.
Царапает Пушкин бумагу профессионально и смело
Про берег и думы, про чёлн на пустынных волнах.
Летят европейцы немытые в пыльных камзолах
Сажать классицизм и барокко на клюквенные поля.
Гремят по стране эшелоны с посланниками комсомола
Дворцы и музеи с заезжими зодчими изготовлять.
Растёт на болотных дрожжах специфический северный город.
Приезжий мой высунулся из машины, таращит очки.
Припухла его голова с провинциальным своим кругозором
И дыбом топорщатся волосы по всей поверхности кожи почти.
Уже пятизвёздная крепость зачинщиков разных мастей завлекает
Под свой хлебосольный, кому – то пожизненный кров.
И экскурсовод, мой коллега, нечленораздельно икает,
Когда сковырнул со стены казематной, увы, неподдельную кровь.
А вот декабрист полуснежный спешит на последнюю в жизни пирушку.
Простава обильная утром подставой фатальной аукнет им всем.
Колотит в свой колокол Герцен, он будит их по старой дружбе
И Ленин приветливо машет им ручкой из фильма,
который пока ещё нем.
Канал Грибоедова, дом, где процентщица полуживая
Раскольникова неизбежного ждёт не дождётся, уже нету сил.
Сейчас здесь Ульяшев, мой друг, сам с собой полон сил проживает
И после стихов этих вряд ли на чай он меня пригласит.
Планирует мост на воздушных подушках Кулибин настырный –
Построил его и потом куда надобно двигай и ставь.
Но Чкалов всесильный таранит проект как насквозь субъективный:
«Под этим мостом никому и никак невозможно летать!»
Интриги и заговоры, революции, перевороты…
Язык заплетается в скороговорке навязчивых «р».
Таксист разъярённый разруливает резко за поворотом
И в дверцы раскрытые нас выпроваживает как швейцар, например.
Зашли на опушку гранитного финского леса.
Заядлый фотограф в прохожем уснул. Он с дороги устал.
Прилёг на подножие полуатланта – полугеркулеса
И воздух снотворный смакуют со свистом слепые уста.