Дверь в стене

Сказки.
Повести и рассказы о детях.

ДВЕРЬ В СТЕНЕ.

Предисловие.
— Валерка, ты опять крестик на подоконнике оставил!
Глазастый Жорик тут как тут.
— А, ладно, сейчас заберу….
Валера постоял, раздумывая, не положить ли его в тумбочку, но потом все-таки надел. Уж очень неудобно умываться, вернее, утираться полотенцем, обязательно тот зацепиться за волокна и вообще, мешает. И чего в нем такого, — подумал Валера, спеша на завтрак, — безполезная штуковина.
В столовой он замешкался, и поэтому в школу бежал, догоняя остальных.
И вот тут-то он ее и заметил, дверь в стене, которой здесь раньше не было. Валера остановился и с недоумением оглядел сарай. Да не было здесь двери! Вон  привычная дверь, выкрашенная в грязно-желтый цвет, а эта серая, откуда здесь взялась? Он оглянулся. Никого. И дверь таинственно чуточку приоткрыта, словно приглашая заглянуть. Валера был человеком действия, поэтому не стал идти и расспрашивать других детей и воспитателей, а просто взял и открыл ее.
Обычные серые, пыльные ступени вели вниз, кирпичная стена была в паутине, — самый обыкновенный подвал, и выключателя нет, и делать здесь нечего. Но вдруг из подвала потянуло чем-то таким вкусным и домашним, словно он проснулся у себя дома, а из кухни доносится аромат свежей выпечки и бабушка знакомо шаркает шлепанцами, и на душе становится хорошо и радостно и хочется полежать еще в сладкой дреме, зная, что их с Ленькой сейчас начнут подымать. И Валера начал спускаться, сразу поверив почему-то, что внизу его ждет что-то хорошее, вкусное и возможно, даже счастье.
Вопреки ожиданиям внизу было не так уж и темно, из подвала лился фиолетовый полусумрак. Да и подвал незаметно превратился в пещеру или ход, и из другого его конца и струился  этот мягкий свет и манящие запахи кухни. И Валера пошел туда.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
1
Такой огромной комнаты он еще не видел! Во дворцах ему не доводилось бывать, но и те показались бы собачьими конурами по сравнению с этой комнатой. Потому что… потому что…. Валера, снял ранец, положил его на пол и открыв рот, смотрел на четыре колонны, возвышающиеся перед ним, накрытые сверху чем-то огромным, предположительно, футбольным полем!  И очень медленно до него стало доходить, что это обыкновенный стол, заставленный блюдами, от которых и исходит этот аромат. В смысле стол обыкновенный, но только гигантский! Либо стол действительно был обыкновенным, но тогда он сам превратился в мышку. Валера даже похлопал себя по тому месту, откуда хвост у них произрастает, убедившись к счастью, что к мышиной породе он не принадлежит, пока еще. Тогда стол точно гигантский! Нет, он конечно может и самый обыкновенный, — но для гигантов.  Валера шагал по полу, с трудом успевая рассматривать снизу вверх табуретки, шкаф, размером с Эверест у стены, которая перекрыла бы и Млечный путь, и одновременно смотреть под ноги. Потому что пол усеивали трещины и впадины, и ногу сломать здесь было проще простого.  Он вышел на середину комнаты, и тут в комнату вошло оно…
Оно имело на себе блеклый халат цвета испорченной вишни, в который можно было бы укутать Землю, да еще и Луне места бы хватило в одном из рукавов. По некоторым признакам это была она. Ее голову венчал стог сена яркого рыжего цвета, по мнению хозяйки изображающий прическу, возможно даже элегантную. Она что-то грохотала себе под нос, кажется, легонько мурлыкала. Валера задумался, как ему правильно разговаривать с великанами, сразу поняв, что те непременно говорят только на иностранном языке. Просто в России великанов он еще не встречал, ни в Макеевке, ни в Кашарах, и даже в Ростове, в котором по идее все должно быть. А с иностранцами надо быть вежливыми, тем более таких размеров. Поэтому он обратился к чудищу с изысканной речью, указывая на стол:
— Э тэйбл, очень вери большущий! Очень вери огромаднейший гуд!
С прелюдиями покончено, теперь можно было и представиться.
-Майн неймз…
— Ииииии! Грилос, сюда скорей! ИИИИИИ!!!!
Валера сразу понял, что зовет она неведомого Грилоса не из умиления к малютке, то есть к нему. И визг этот так стеганул по ушам, что вести дипломатические разговоры перехотелось сразу. Захотелось бежать и прятаться. К сожалению мышиных инстинктов у него не было, и чувства направления тоже. Мало того, что он безтолково заметался посреди комнаты, так теперь еще и понятия не имел, где его норка! А великанша продолжала визжать, сводя с ума, и визг этот был подобен сотне пилорам, работающих на полную мощность.
— Грилос, скорее!!!

И тут началось полотрясение, — по шкале Рихтера где-то на 47,5 баллов. Даже стол запрыгал, и на нем что-то зазвенело, а из каньонов в полу начали подыматься столбы пыли. В комнату ворвался близнец  чудовища. От первого он отличался тем, что у него была копна чуть меньшего размера. Во всем остальном была полная схожесть: свитер такого же цвета подгнивших ягод, такие же зубы кролика Банни, и даже прически у обоих были одинаковые, именуемые  в народе — «под горшок».
Великан узрел Валеру и мальчик понял, что это конец. Ноги заледенели и перестали слушаться, он прирос к полу, шепча как эпитафию самому себе:
— Май неймз звали Валерой…
Наверно они едят маленьких детей, подумал Валера: вон зубы как у саблезубых кроликов. А что? Удобно, — и глотки запросто перегрызать можно, и деревья валять!  Универсалы!
И тут великан завизжал так пронзительно, так визгливо, что Валера упал на пол и заткнул уши, хотя это нисколько не помогло.
— Мирда, это крыса!!!
Мадам изумленно уставилась на него.
— Я тебя потому и звала, что у нас в кухне ползает крыса! Она нам все продукты испортила! Посмотри на нее, она же бешенная!!
Валера знал точно, кто здесь бешенный, но ему слова не давали.
— Но Мирда, ты же знаешь, что у меня на крыс адаптия!
— Что?!
— Э, амнезия! Вот, уже нош шовшем жаложило…А-А-а-апчхи!!!
Великанша уперла руки в бока:
— Посмотрите, амнезия у него! Как пиво два бочонка с дружками выдуть за раз, так у него не адаптии, не амнезии, а как крысу убить, которая на глазах прямо из тарелок еду таскает, так на него сразу дизентерия находит!
— Не дижентерия, а а-а-а-а-пчхииии! Анештезия!
— Вот именно! Анестезия! Я знаю, что это за болезнь! Это пивная лихорадка, именуемая похмелье! Дожились, дохлую крысу некому вынести!
— Но она ше не дохлая!
— Так убей ее!
— Но дорогая, я вешь уше пятнами пошел, вот видишь?
— Так что, я должна этим заняться?! Все я должна сама делать, все на мои хрупкие плечи ложится, с утра до вечера хлопочу, хлопочу по дому, а ему дела нет! У него адаптия, видите ли! Ну что стал, ты думаешь ее отсюда убирать?!
И тут Валера наконец ожил. Потому что монстр вышел из столбняка и очнувшись от своих загадочных болезней запустил в него тапком. Свистнув как Боинг 747 при посадке, тапочек прикатострофился рядом с мальчиком, к счастью не задев его. Валера, потеряв голову, совсем забыл про норку и бросился бежать к огромной двери, которая вела на улицу. Да и какие тут норки, если авиатапок №2, правый, заходит на аварийную посадку прямо на голову? Авария произошла чуть впереди, подняв клубы пыли, которые его чуть не задушили. И тут вслед за тапком полетели как НЛО, так и ОЛО, — опознанные летающие тарелки, блюдца, чашки и ложки. Великаны спрятались за столом и увлеченно швыряли посуду во все стороны. Куда они кидали, было непонятно, вероятно великаны заняли круговую оборону, отбиваясь от орд воображаемых крыс. Поэтому, к счастью, ни один предмет, ни один осколок взрывающейся посуды не попал в него. Валера вскарабкался на порог и покинул странное жилище  странных монстров-великанов, страдавших не менее странными болезнями.

2
Вокруг был лес. Не то, чтобы гигантский, но обычный,высокий! Валера решивший, что он навсегда превращен в гнома, размером с мышь, с облегчением перевел дух. Но рано. Дверь с треском распахнулась и на пороге появился великан. Из глубины кухни доносился голос жены.
— Сейчас же, ты слышал?! Неужели мой муж великан боится какой-то маленькой дохлой крысы?
— Да нисколько я не боюсь каких-то там крыс! Да, сейчас пойду и поставлю капканы! Да, везде! Да, и в подвале тоже! Нет, не прикоснусь я к пиву! Ну что ты выдумываешь?!!
Валера прыгнул в кусты, что росли возле дверей, а для великана они были как трава. Видимо чудище заметило его движение, поскольку опять взвизгнуло, подпрыгнуло на одной ноге и замахало руками.
— Да что ты опять там вопишь?!
— И вовше я не кришал, это я… чихаю!
Великан опустился на четвереньки и уставился в заросли.
— Крыса, ты ждесь?
И какой дурак станет откликаться на такие вопросы? Валера пригнулся еще ниже и застыл на месте.
— Кыш! – сказал великан, — пошла вон!
— Все, она убежала! – Объявил он радостно, выпрямляясь, и ушел в дом. Валера перевел дух и огляделся.
Местность была очень красивой и обычной, если не замечать огромнейший дом, наравне с вершинами сосен. А так ничего, миленько: вокруг простирались холмы, сплошь покрытые сосновым лесом, вперемешку с березами. Внизу у подножия бежал ручеек, то прячась среди поросших мхом камней и поваленных стволов, то появляясь на свет и разливаясь широко перед плотиной. Туда вниз вела одна из троп, которые показались Валере автострадами. Другая тропа вела за холм и скрывалась в лесу. Все это было замечательно, красиво, но это была не Макеевка!
Валера оторопел и не знал что делать. Инстинкт подсказывал ему вернуться назад и искать ту нору, через которую он попал в этот мир. Но разум противился опять подставляться под бомбардировку летающей посуды и пикирующих тапочек. И потом, было бы глупо, попав по волшебству в другой мир, уйти, даже не поглядев, что здесь такое!
И он осторожно пошел по самому краю тропы, готовый сразу спрятаться, если появиться очередная нечисть. Так и есть! Не успел Валера пройти и десяти шагов, как услышал крик:
— А, монстр!!
Валера сразу понял, что это великан опять идет, и недолго думая прыгнул в кусты, забился в саму гущу, и замер.

Наступила тишина. Затем кусты неподалеку от него зашевелись, и оттуда показались пожилые малыши.
Валерку уже нисколько и не удивило, что это были гномы.
— Ты что кричишь? – спросил один у другого, — Опять померещилось?
— Ничего подобного! Своими собственными глазами видел, как здесь сейчас крался монстр! Глазища во! Зубища во! Когтища, — еще больше! И страшно так идет: клац, клац, а сам по сторонам так и зыркает, нас выглядывает! Пропали мы, пропали! Как начнет он нас сейчас глодать и терзать!
— Да тише ты! – зашипели на него остальные гномы, — Ну и где же он?!
— Да вот же, вот на этом самом месте только что стоял, не быть мне Снурри Болтуном! Спрятался, наверно. Сейчас как выскочит, как начнет нас обгладывать и растёрзывать… Бедные наши косточки!
— Опять врешь! – засмеялись остальные гномы, — опять придумываешь сказки!
Какие там сказки, подумал Валера. То великаны тапочками кидаются, то гномы голосят. Вот это сказки! И тут сзади него зашебуршало что-то в кустах, и Валера обмер. Вот он, монстр лезет, с зубищами, глазищами и прочими ужасами!!  Валерка не стал дожидаться, и даже оглядываться не стал, он выпрыгнул из схрона и рванул по тропе, успев крикнуть гномам, чтобы те спасались. Те и побежали, причем так шустро, что Валере с трудом удалось догнать их. Снурри оглянулся на ходу и завопил:
— Монстр! Догоняет!
Валера оглянулся. Сзади никого не было. И тут до него дошло, и он остановился.
— Это кто, это я что ли монстр?!
Гномы не ответили и скрылись в лесу.
— Да вы сами чудища! Мутанты, инопланетяне! Да что здесь такое происходит?! Великаны, гномы! Скажите еще, что здесь тролли лазают, или бабы-ёжки летают!
— Чего шумишь, милок? – послышался голос откуда-то сверху. Валера задрал голову. Из ступы, зависшей прямо над ним, его подслеповато рассматривала Баба-Яга, приставив козырьком руку ко лбу.
Валера не успел ничего сказать и закричать. Закричала Баба-Яга.
— Человек! Чур меня, чур! Самый настоящий человек! Монстр!!
И они рванули в разные стороны друг от друга. Преимущество летного транспорта было налицо: пока Валера пробежал сотню шагов, Баба-Яга скрылась за кронами, и только эхо ее вопля, заплутавши в ветках, долго блуждало по лесу. Как говорится, пользуйтесь услугами воздушного транспорта, — если не Аэрофлота, то хотя бы воздушных ступ, в крайнем случае, ковров-самолетов.
Валера бежал не глядя, сбился с тропы, выскочил на поляну, спугнув пару волков, которые тоже рванули от человека, как от привидения, забился в самую гущу колючих кустов, и еле выбрался оттуда.  Самое обидное, что все шарахались от него, действительно как от монстра! И Валерке стало до того обидно, что он решил возвращаться искать норку, искать выход из этого сказочного мира. Разве это сказка, когда все тебя считают монстром и слово «человек» звучит как самое страшное ругательство?!

3
Беда только в том, что он сбился с дороги, и где искать дом великанов, не знал. И как это бывает, напал на Валеру страх, и одновременно вроде как узнавание мест. Показалось ему, что вот за этими деревьями должна тропа быть, поскольку он и пришел оттуда, кажется. И Валера пошел быстро, сам не зная куда, бродил полдня, и заблудился окончательно.  Какие-то чащобы, и ни одного человека! Да что человека, ни одного монстра он не встретил в этой глухомани, и дорогу спросить было не у кого, а все зверье разбегалось от него, как от прокаженного. Неужели и правду монстр это он сам? Как это может быть?!
И вдруг до него долетел неясный то ли зов, то ли шепот:
— Сюда! Иди сюда!
— Э? Это вы мне? А куда сюда?
Валера недоуменно завертелся на месте. Ему показалось, что это шепчет ветер.
— Сюда….
Куда именно сюда? На ветку что ли? Да нет, это вроде как сзади, трава шелестит. Он пошел было в ту сторону, но снова услышал:
— Ко мне! Сюда.
— Да куда сюда? – спросил Валера у ветра.
— Сюда, ко мне! – зашелестел ветер листьями уже в другой стороне.
— Издеваться надумал, да?!
— Иди ко мне, повелеваю…
— Да кто ты такой?!
— Именем Залаура, приказываю, явись предо мною!
Валера отмахнулся от настойчивого шепота.
— Отстань!
— Хам! – вдруг сказал безплотный голос.
— Сам ты хам!
— Как смеешь ты, человек, со мной так говорить?! Именем Залаура и Керсии тебя заклинаю, и воле своей вовек подчиняю! Сюда иди, говорю!
— Ага сейчас! Я тоже такое колдовство знаю! Колдуй бабка, колдуй дед, колдуй серенький медведь, отвяжись от меня!
— И не складно!
— Зато смертельно!
— Разве? – спросил голос и замолк, видимо размышляя о страшном заклятии. И пока он раздумывал, Валера пошел прочь. Тем более, что уже начинало смеркаться. Только где он находился, Валера не знал, и долго петлял по колючей чаще, затем увидал просвет и обрадовался. Но выйдя на поляну, понял, что здесь уже был. И в подтверждение мыслей опять услышал голос:
— Человек? Ты там?
— Угу, — буркнул Валера тоскливо, — где же мне еще быть?
— И вовсе не смертельно, — твое колдуй дед, бабка и медведь! Я жив!
— Тогда попробуй заколдоваться по-другому, — сказал Валера, — бабка за деда, внучка за бабку, жучка за кошку, мишка за мышку, — колдуют, колдуют, — выколдовать не могут!
И не дожидаясь ответа, пошел дальше. Голос на поляне неразборчиво бормотал что-то про деда, который непонятно за кем должен стоять, но Валере было не до дурацкого голоса. Во-первых, темнело, а во-вторых, очень хотелось кушать. И тут он увидел тропу, обрадовался и пошел по ней. Вскоре стемнело. Стало страшно.

Вдруг вдали за деревьями блеснул огонек. Как же он обрадовался! Как поспешил на свет! Но чем ближе Валера подходил, тем больше замедлял шаг. Уж очень не хотелось опять услышать эти вопли: «Монстр! Чудище!» Поэтому Валера очень тихо забрался в гущу леса, и замирая на каждом шагу начал приближаться к костру. Иногда он наступал на хрустящий сучок, и сердце заходилось от этого хруста, но к счастью сидевшие возле костра громко болтали, смеялись, и наверно не заметили бы и стадо слонов, крадущееся на цыпочках мимо них. И первое, что бросилось Валере в глаза – зеленые лица людей. Впрочем, какие же это люди? Валера сразу окрестил их шреками. Только эти были не двухметрового роста, а чуть выше его самого, то есть коротыши по человеческим меркам. Валера разглядел это, когда один встал подкинуть дров. И весьма обрадовался, надоели уже эти великаны!  Потом Валера обратил внимание, что все шреки вооружены мечами, сидят в шлемах, а в стороне отдельной горой сложены доспехи и порадовался, что не сунулся к костру сразу. Потом Валера обратил внимание на запахи: шреки только что отужинали, и возле костра лежало блюдо с остатками жаркого, источающие такой аромат! В желудке сразу забурчало, удивительно, как те не услышали! Но шреки болтали очень громко, и Валера стал слушать.
— И тогда Злик тихонько так подкрался с другой стороны, и как завоет! Теща подпрыгнула метра на два и ка-ак завизжит! Говорят, вся округа слышала этот крик, а многие дети теперь по ночам плачут и писаются в своих кроватках. Злик так же тихо прокрался назад, и выходит, как ни в чем не бывало.
— А что это вы дорогая мамаша так голосите?
И тут теща начала орать на любимого зятя так, что кукуруза пожухла и осыпалась, а у коровы пропало молоко! С тех пор Злик шутить с тещей перестал.
— Ну и в чем тут юмор? – спросил один из сидевших, какой-то весь квадратный, даже голова у него была квадратная, — где смеяться надо?
Рассказчик дернулся на месте.
— Так я же говорю, теща достала его этими разговорами о монстрах, вот он и решил пошутить!
— А что смешного?
— Да ну тебя, Кукис! Можешь плакать, если тебе так хочется!
Остальные шреки зашумели:
— Кукис, отстань от Глюса! А ты хорош трепаться, расскажи нам настоящую историю! Что нибудь пострашнее тещиных страшилок!
Рассказчик напыжился.
— Да не знаю я никаких историй!
— Не ври давай! Ты же был учеником у Дацюка, вот и рассказывай, что делал у него. Расскажи, как вы вызывали человека!
— Да, — зашумели остальные шреки, — расскажи нам, как вы человеков вызываете! Как они пакости свои творят! Рассказывай все!
— Да вы что, к ночи такие истории рассказывать! Не к добру это!
— Да ты не бойся, мы писаться в своих кроватках не будем, так ведь, Кукис?
Квадратный пожал плечами и хмыкнув, ничего не ответил. Нам страх неведом, — говорила его мужественная физиономия, весь его вид. Так что слова были уже излишними.
— Давай, рассказывай! Мы же должны понимать как поймать преступника, которого ищем уже третьи сутки? Рассказывай, как он это делает, может поймем, что он будет делать, где прячется сейчас…
И остальные шреки, а было их около десятка, тоже зашумели:
— Рассказывай, давай, надоело здесь уже сидеть в засаде! Как Дацюк колдует? Как он их вызывает?
4
— Ну смотрите, сами напросились! Потом не хнычьте! Дело было так. Ходили как-то пять юных троллей музыкантов по селам. И вот забрели они в Здеонский лес. Он то и раньше дурной славой пользовался, а с тех пор, как наш прелюбимый и преславный король Лодур отправил в изгнание неблагодарного мага Дацюка и тот поселился в тех краях, там вообще страшно жить стало!
— Да что ты все нас все пугаешь этим волшебником! Схватим его, и никакое колдовство ему не поможет! — перебил его квадратный, но остальные шреки зашипели на ворчуна.
— Кукис, отстань, надоел уже! Ну и что дальше?
— Вот еще раз перебьет, — ни слова больше не скажу!
Глюс помолчал, давая возможность квадратному возразить, но тот промолчал.
— Ну продолжай, — торопили Глюса слушатели, — продолжай уже!
Глюс потянулся за веткой, чтобы поворошить угасающий костер и придал лицу хмурое и опечаленное выражение.
— Норик, подбрось веток, — сказал он одному из шреков, и пока тот ходил за дровами, рассказчик молчал, интригуя нетерпеливых своих сослуживцев. Наконец, костер снова заполыхал.
— Значит, пять юношей решили сократить дорогу. Да только тучи натянуло, нахмурилось, зарядил мелкий дождь, а они заплутали! Темнело. Видят огонек, ну юноши обрадовались, решили, что село показалось. Ага! Огонек то блуждает с места на место! У Дацюка все так, все заколдовано. Бродили, бродили, дождь идет, замерзли, промокли, не могут попасть к дому! Но как-то умудрились все-таки найти тропу, подходят, и видят перед собой мрачный такой дом среди леса. Жуткий на вид, и коза какая-то лютая к дому не подпускает. Но деваться некуда, подкрались к окну и видят, сидит Дацюк в кресле, и говорит, — дай трубку! И вдруг из угла выходит монстр, — настоящий человек,  и подает ему трубку, а потом уголь из камина берет голыми руками и дает прикурить! Во как!
— Ва! – выдохнули слушатели, и только квадратный презрительно хмыкнул.
— А какой он из себя, — человек?
— Мерзкий! Сам огромный, кожа, представляете, розовая, глазки поросячьи, весь какой-то здоровенный, высоченный, зубастый, — одним словом жуткий!
— Да брехня все! Нет никаких монстров, сказки все это! – снова вмешался Кукис. – А вот ты что там делал в это время?!
— Я? И ничего! Я только по хозяйству помогал. Там кушать приготовить, дров напилить. Я все на королевском суду это уже говорил и меня оправдали!
— Да знаем мы про суд! Ты дальше ври!
Рассказчик подскочил.
— Кто, я вру?!!
Но его опять усадили на место и сунули в руку кружку.
— Рассказывай, что ты там еще у него делал?
— Ну, еще я козу доил, которая дом сторожит. Дикая зараза! Зачарованная! Дацюк говорил, что это раньше был принц откуда-то с востока…
— Да ты не учеником, а козопасом у него был? – заржал Кукис.
И шреки зашумели, засмеялись. Валера переминался с ноги на ногу, не зная, как выйти к костру, коль у них страшилки такие, с человеком в главной роли. А рассказчик опять вскочил на ноги.
— Ах так?! Да, — я у него кое-чему научился! Кое-какие заклинания узнал! Будешь насмехаться, я тебя самого в козу превращу! Или человека натравлю на тебя!
Квадратный тоже вскочил.
— Кто ты, Глюс? Да ты даже блохи заколдовать не можешь!
-А сейчас узнаешь! Я вот сейчас на тебя монстра напущу, вот, погоди, болезни всякие нашлю!
И подняв руки над головою и творя пассы, он гнусавым голосом затянул:
— Хаю, ваю, заклинаю, человека лютого вызываю! А навались на Кукиса чихота, да пусть одолеет его икота, да проберет до корней волос, и нападет на него жуткий понос!
Валера вспомнил голос на поляне и усмехнулся, — и тут его осенило! Приложив руки рупором ко рту, он таким же гнусавым голосом завыл:
— Иду-у-у!
И наступила тишина. Все замерли, и даже костер перестал потрескивать. Все прислушивались. Кто-то из шреков громко сглотнул.
— Это что было? – спросил один, пугливо оглядываясь.
Другой ему ответил:
— Да это же он идет!
— Кто?! – переспросил первый дрожащим голосом.
— Да он же!!
— Да кто?!!
— Да жуткий понос, кто же еще!!
Шреки грохнули со смеху.
— Все, пропал Кукис! Чихота, икота, да еще и понос, это уже смертельно!
— Ай да Глюс, ай да чревовещатель! Ловко он воет разными голосами!
И только рассказчик не смеялся. Испуганно озираясь, он бормотал что-то о демонах, но его не слушали. Пора! Валера вышел на поляну и сказал обыденно:
— А вот и я! Вызывали?

А говорят, что тролли каменеют только с первыми лучами солнца! Ничего подобного! Было интересно наблюдать не только сам процесс окаменения, но и каким именно цветом они бледнеют, застывая, — от молочно белого до фиолетовых оттенков, некоторые, впрочем, покрылись пятнами, а один даже пошел в крапинку. Валера не ожидал именно такого эффекта. Он рассчитывал на панику и бегство. И тогда он поднял руки и поставил последнюю точку в своем заклинании, сказав коронное слово девочки из корпорации монстров.
— БУ!
Шреки вовсе и не кричали. Они исчезли молча, и только брошенные доспехи и оружие долго еще звенели после их бегства. На что Валера и рассчитывал. Он повернулся к костру, уже облизываясь от предвкушения ужина, и тут заметил, что один шрек, тот самый, квадратный, продолжает сидеть, тупо на него таращась и икая.
— Что, проняло все-таки его заклинание? – спросил Валера, присаживаясь к блюду.
— Да… Ик! — деревянным голосом ответил тот. – Пчхи…
— Ты там еще не обделался? Бежал бы ты за всеми в лес!
— Да… — все тем же сдавленным голосом ответил шрек, продолжая сидеть.
— Эй, как там тебя, дядя Кукиш? Бегом в лес, иначе тебя теперь заколдую я. Ну, кому сказал?! Хорошо, тогда не обижайся! Колдуй бабка, колдуй дед…!
Шрек вдруг обмяк и упал в обморок.
— Во как! А говорит заклинание не смертельное!
Валера пожал плечами и приступил к ужину. Насытившись, он оглянулся. Шрек исчез. Видимо пришел в сознание и сбежал, пока Валера был занят едой. Да пусть бежит, ему наверно надо ручей искать. Валера потянулся. Да, ну и денек выдался! Неизвестно где находится, — шреки какие-то боязливые, великаны с амнезией, — куда он все-таки попал? Но думать было лень, сонная усталость навалилась на него и Валера сам того не желая, закрыл глаза.
— Не спать, нельзя спать, — прошептал он себе под нос и уронил голову на грудь…

5
Димка с Васей как всегда прикалывались. Вот и на этот раз они решили поиздеваться и начали его опутывать веревками, а тут спать хотелось неимоверно!
— Отстаньте!
Валера дрыгнул ногой и проснулся. Все было нормально, веревка была на месте, в смысле на нем, только не было Васи и Димки. Вместо них были шреки…
— Мы пропали! – сказал один, застигнутый с веревкой в руках.
— Сейчас заколдует!
— Говорил же, давай зарубим, нет, живьем брать будем, живьем брать демона!
Знакомый уже Глюс тоже высказался ехидно:
— Говорил же я, не к добру на ночь такие истории! Я же вас предупреждал!! Теперь спасайся, кто куда может!
И они опять побежали прочь.
Валерка дернулся, — связан крепко!
— Куда рванули?! А ну стоять! – рявкнул он им вслед скорее от испуга, чем грозно, боясь остаться один, ночью, в лесу, да еще и связанный!
Часть шреков встала как вкопанная. Кто-то еще продолжал бежать. И один из стоявших вдруг сказал безжизненным голосом:
— Куда побежали, человек сказал стоять…
И все замерли, не оборачиваясь. Валера смотрел на них недоуменно. Что дальше они будут делать? Взрослые дядьки, пусть и зеленые и низкорослые, но с мечами и копьями?
— Развяжите меня, — сказал он.
— Слушаемся хозяин, — сказали они и пошли назад, словно под гипнозом. И Валера креп духом с каждым их шагом, видя такую робость и покорность.
— Живо развязывайте! – уже потребовал он, когда шреки приблизились.
— Повинуемся хозяин…
Шреки распутали Валерку и снова застыли:
— Приказывай, хозяин…
— Ну, если вы такие ручные рабы зомби… Это просто здорово! Посмотрим, как вы тут живете. Ведите к жилью!
И пока его вели, Валера уверовал в свою исключительность окончательно…

Утром, в ближайшей деревеньке новые слуги магистра колдовских наук, профессора заклинаний и волшебника пятой окружности, а также мастера таблицы умножения кудесника фон Валерия  реквизировали лошадь с телегой. Жалко конечно, что машин у них нет, но не пешком же поэтому ходить великому магу? Видя такую покорность и абсолютное послушание, фон Валерий воспарил духом, вернее вознесся, — носом. Оказывается, быть монстром не так уж и плохо! Например, можно себя какими угодно титулами награждать. Хотя две вещи немного портили настроение. У телеги не было амортизаторов, а дороги не были заасфальтированы к его явлению этому местному народцу лопоухих троллей. И третье: лошадь попалась некультурная! Она его не уважала и вообще вела себя по-хамски. Валера пытался поначалу ехать верхом, как и подобает такой знатной персоне, но лошадь не хотела идти медленно, чинно спокойно, и не трясти его. И вообще всем своим видом стала показывать ему презрение. Даже ржала она издевательски! Пришлось ехать в телеге, которая, как уже известно, была без амортизаторов и даже без рессор.
Настелили сена. Ехать стало удобнее, но как-то не соответствующе его высокому званию, словно дурачка везли на потеху. Это Валерий понял, когда проезжали следующую деревушку, и все население вывалило поглазеть на монстра человека.
Надо сказать, что троллята имеют такую же дурную привычку, вылупив глаза, ковыряться в носу, как и человеческие дети, да и не только троллята, но, оказывается,  и взрослые тоже! Тролли так уставились на магистра, усиленно роясь в носах, что ему стало просто любопытно — какие залежи полезных ископаемых они там добывают? Но задавать вопросы он счел неуместным. Не к лицу такой важной персоне!
Оказывается, какое это тяжкое бремя, — слава! К тому же высокое положение обязывает. Поэтому в трактире он реквизировал большое кресло, похожее на трон и приказал слугам установить на телегу. Так было солиднее. Вот только трон все время норовил опрокинуться на малейшем ухабе и даже верные тролли, расставленные по бокам, не могли спасти его от позора и падали сверху на магистра. Зеленые олухи смели еще и хихикать! Правда за спиной, а пред грозными очами магистра снова становились послушными и просили:
— Приказывай, хозяин…

6
Валерий приказал прибить ножки кресла к полу телеги, реквизировал еще пару подушек, и настроение улучшилось, особенно когда местные тролли, а главное, наглые троллята разбежались с воплями, когда он пообещал их всех съесть сырыми. Жалея, что нет ремней безопасности, новоиспеченный магистр медленно двигался в сторону столицы, Хольмграда, желая там познакомиться с королем и вообще, — знатных троллей посмотреть и себя показать.
Путешествие протекало спокойно и гладко. Хотя нет, как раз не гладко, дороги здесь были… впрочем, об этом уже упоминалось. В общем, путешествие протекало не гладко, не совсем и спокойно, поскольку поглазеть на монстра собиралось все население Тролляндии, как окрестил ее Валера, и вся эта прорва шреков тупо взирала на него, открыв рты. А это не очень прилично и совсем неприятно, когда на вас так взирают. К третьей деревне Валере это надоело.
— Рты закрыли! – командовал он, проезжая поселения. – Да что вы здесь все, мух что ли собрались ловить?!
Магистр умножения даже не подозревал, как превратно можно понять его слова!
В следующем селе ему поднесли горшок, как его заверили местные старшины, полный самых отборных, самых аппетитных мух! Только отловленных! Свеженьких!
В горшке, накрытом тряпицей, и правду жужжали недовольные мухи.
— А зачем? – не понял Валера.
— Приятного аппетита!
Валера добрый человек, и все неправда, что придумывают всякие там шреки, И вовсе он не заставлял их есть насекомых! Он просто сказал в сердцах, отдавая назад горшок:
— Сами их ешьте!

Ну откуда он мог знать, что каждое его слово для шреков закон? Он и сам испытал большую неловкость, глядя на троллей, жующих эту мерзость,  и поторопил своих путников побыстрее ехать из этого странного селения.
Да разве от своей популярности и славы так просто убежишь?! В следующем селении его тоже встречали с отборным, свежеотловленным угощением!
А все потому, что едем очень медленно, понял Валерий. Но сколько он не торопил и не гнал строптивую лошадь, молва о чудовище бежала впереди его. Так его всюду и встречали, — с мухами и открытыми ртами. Соответственно и о его визите в столицу стало известно намного раньше, чем он приехал.
Но вот то, что король его не вышел встречать, уже было явное неуважение! Да что король, ни одного шрека, даже плюгавого пса не оказалось у ворот, когда он подъехал к стенам города. Сам городок был ничего, живописный, со стенами и башнями, как настоящий средневековый город, такой, как в фильмах. Вот только жители оказались непочтительными, и встречать его не пожелали. Даже мух не наловили к его приезду! Ну ладно, это мы запомним! Они ехали по узким кривым улочкам, и только скрип телеги и цокот копыт по булыжнику дороги был единственным их спутником.
Валера чувствовал, что во всех окнах торчат тролли, рассматривая его, но почему они не выходят? И тут ему стало страшно. Не перегнул ли он палку, а вдруг здесь не будет такой покорности, как в деревнях? Вдруг король не поверит в его волшебные возможности и откажется повиноваться? Но отступать было поздно, и деваться было некуда. Не поворачивать же назад? Придется теперь играть роль магистра циркулей и повелителя таблицы умножения до конца. Если бы он увидел, как тщательно в него целятся арбалетчики на крышах и в окнах домов, то возможно все было бы по-другому. Повернул бы Валера назад, вернулся бы к дому великана и покинул бы этот негостеприимный мир. Но он не видел. Он убеждал себя, что он великий и ужасный, что ему все обязаны повиноваться. В таком настроении он и подъехал к дверям дворца. А может быть и замка. Валера был не силен в этом, до этого он знал только, что есть хаты, есть многоквартирные дома, а дворцы бывают только культуры и спорта. А это был дворец шреков, дворец Лодура какого-то там.
В дверях стояла стража. С оружием, грозная и неприступная. Ну все, подумал Валера обреченно, сейчас зарубят. Но те так тряслись от страха, что Валера сразу приободрился и смело пошел на них. И шреки, при оружии, здоровые лбы по местным меркам сразу расступились, не глядя ему в глаза, не смотря вообще на него. Вся его свита куда-то исчезла, пока он рассматривал замок,  так что идти ему предстояло самому.  А насколько он помнил из фильмов, кто-то должен громко говорить, что мол прибыл великий маг и прочая, прочая, прочая. Но ему сопутствовала тишина. И шреки зеленые морды свои  от него воротили, как показалось Валере. Да что у них за правила такие?! Интересно, они всех гостей так встречают, или только исключительно людей?
— Простите, а где здесь король?
Шрек, к которому он обратился, шарахнулся в сторону. Валера пожал плечами, выдохнул и решительно вошел в зал…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
1

— Разговаривать не надо, приседаем до упада! Раз, — два! Раз, — два!
Больше слов из смешной песенки он не помнил, но и этой строки было вполне достаточно королевскому двору его высочества и величества Лодура пятнадцатого. Придворные зарядку делали неохотно.
— Ах, а как долго мы будем приседать? – умирающим голосом спросила одна из самых толстых фрейлин. Надо сказать, что все здесь во дворце, включая и самого короля, были весьма упитаны. Магистр, едва вступив в чертоги, первым делом обратил на это внимание, и решил сразу приобщить их к физической культуре. Так сказать сразу, с порога взял высокий старт к олимпийским высотам. Расфуфыренные шреки приобщаться не хотели и зарядку делали неохотно. Очень быстро придворные изнемогли, и приседали теперь, держась за спинки стульев и стены. Со стороны могло показаться,  что стадо особо откормленных бегемотов разминается в балетной школе перед тем как исполнить танец умирающих лебедей. Для полноты ощущений не хватало только зеркал на стене и белых чешек с юбочками, хотя жабо вполне могли их заменить, и неважно, что носили их мужи: для Валерия они все были на одно лицо.
— Я же ясным языком сказал, — до упаду, — отрезал фон Валерий.
— Ах, сказала фрейлин, — тогда я падаю!
И шлепнулась.
-Э, — растерялся Валера, — значит так, эта пусть лежит, а остальные продолжают выполнять занятия. Раз, — два!
И тут все придворные как начали падать в обморок! Причем откормленные шреки  старательно выбирали место, где они упадут, — смахивали пыль, аккуратно распрямляли одежду, галантно пропуская вперед дам, и только после этого теряли сознание. И только один стражник никак не мог сообразить, отчего все легли и долго метался по залу, ища, где ему пасть замертво. Наконец кто-то из баронов догадался схватить его за ногу и страж рухнул прямо в дверях, очень правдоподобно изобразив предсмертные судороги. И скоро дворец стал похож на госпиталь, по которому прошлась эпидемия, а вот коек не завезли. Сам Лодур пятнадцатый лежал подле трона на подушечках, на которых до этого восседал и горько вздыхал с такой силой, что очки съехали на бок.
— Эй, вы чего, — удивился Валера, — может врача вызвать?
— А он тоже здесь, — очнулся один из придворных, подняв дрожащую руку, — там, лежит третий слева от лоджии, рядом с фрау Никхельм, которая сегодня в розовом платье с белыми отворотами, вон, возле балкона! Нет, вы не в ту сторону смотрите, слева…
И снова впал в кому. По дворцу прошло движение, все старательно показывали, где именно искать врача. Впрочем, тот тоже не прятался и давно уже тянул руку, тем не менее, глаз не открывая.
— Так, — сделал вывод Валера, — значит, сачкуем! Тогда приступим к водным процедурам. Вы, трое, несете сюда ведра с водой. Будем отливать больных.
И после этих слов во дворце снова закипела жизнь! Больные резво вскочили со своих мест и бодро ринулись в двери, крича все как один, что идут за водой. Короля подхватили под руки и утащили одним из первых, уверяя, что он сейчас сам лично принесет пять ведер. В дверях образовалась пробка, которая моментально рассосалась после Валериных слов:
— Эй, постойте!

Наверно Валерий произнес, сам того не зная, самое страшное свое заклинание, равное пожару или землетрясению, поскольку поднялась такая паника! Больные ринулись на выход, словно увидели смерть с самой большой своей бензокосой в руках, и через пять минут волшебник приседаний остался один, в зале с вынесенными дверями. На месте вылома клубилась густая пыль, укрывая затоптанного стражника, которому уже не было нужды притворяться мертвым, да в глубине зала страдала одна из дам, которая не поняла, что именно надо изображать, поэтому притворялась спящей. И теперь она, не решаясь встать, продолжала усиленно храпеть.
— Подъем! – сказал ей Валера утомленно, — марш отсюда!
Уговаривать фрейлин не пришлось, стражник тоже уполз. Валера остался один и сев на трон, задумался.
Как-то не так, не по уставу и не по этикету произошло знакомство с королевским двором. Но разве он виноват, что встретили его неподобающе, и вообще, рожи наглые отъели! Им всем здесь грозила смерть от ожирения, разве не так? И вместо того, чтобы сказать спасибо…

2
Насколько неблагодарны шреки, Валера понял чуть позже. Сидеть на троне в пустом зале было скучно. Фон физкультурник решил пройтись по дворцу, ознакомления ради. И выяснил, что он в замке совершено один! Все сбежали, даже пажи, даже поварята, даже охрана! Побродив по замку, осмотрев и оценив его строгую, но красивую обстановку и убранство, Валера решил идти в люди, то бишь в шреки, — в народ одним словом. Так сказать, нести им и дальше физическую культуру и тому подобное просвещение. Но стоило ему появится в дверях, как возле головы вонзилась стрела. И пока Валера соображал, что это значит, еще три стрелы вонзились в дубовые двери. К счастью все мимо, видимо стрелки из шреков были никудышные, но дальше испытывать судьбу Валера не стал. Путь из замка был заказан.
И тут Валера даже обиделся на короля! Ну так бы сразу и сказал, что не любит активные виды спорта! Могли бы в шашки сразиться, в Чапаева, или в города поиграть! Да разве мало на свете интересных и тихих игр? Зачем же сразу стрелять-то?! Вообще-то гостей хлебом солью надо встречать! А эти сидят, и делают вид, что не видят его, мол, человеков не существует. Вот и пришлось их немного поучить уму-разуму, хорошо, что они все оказались такие же послушные, как и в деревнях. Но вот того, что все сбегут, Валера предположить никак не мог. И что стрелять начнут исподтишка! И что теперь ему делать?! И тут ему так захотелось есть! Неужели во всем замке не найдется даже кусочка хлеба для бедного и несчастного мальчика?  И Валера отправился на кухню, которая находилась в подвале.

Кухня была огромной. Длинные столы были тщательно вымыты. Вымыты были и большие котлы, висящие над потухшими очагами, все сверкало и приятно радовало глаз чистотой и порядком, и только одного Валера не понял: неужели повара не только сбежали, но и утащили с собою все припасы?  И вдобавок ко всему еще и вымыли все кастрюли и надраили их до блеска? И что теперь, во всем замке и правда не найдется и кусочка хлеба?! Тут он услышал стон из смежной комнаты и пошел туда. Она тоже была пуста, и только на стене как трофеи висели тушки каких-то животных вниз головами. Длинные голые хвосты вызывали омерзение, Валера узнал крыс и содрогнулся.
— Да что у них здесь такое? – спросил он сам себя. — Голод что ли?
Одна из крыс вдруг повернула голову.
— Злой человек приходи, моя теперь кушай.
Валера даже вздрогнул от неожиданности. Тут и крысы оказывается, разговаривают! Он подошел поближе, рассматривая зверька. В грызунах он не разбирался, но кажется это не крысы, поскольку немного крупнее, да и окраска иная. И тут он узнал, — да это же… опоссумы! Точно, те самые опоссумы из мультика. Только смешные и симпатичные они на экране, а в реальности вызывают такое же отвращение, как и настоящие крысы. Их на стене висело пять штук, но живой была только одна, да и та наверно подыхала. Валера еще раз передернулся от отвращения, — ну и вкусы у этих троллей! Остается надеяться, что людей они не едят. Хотя, это он же сам монстр для них! Чудище. Это он сам должен есть троллей! По-крайней мере именного этого от него ждут.
И подтверждая его мысли, крыса сказала:
— Чудище! Твоя моя не кушай…
— Больно надо! Я крысами не питаюсь, — ответил Валера брезгливо.
— Твоя монстр, твоя обманывать бедный несчастный Шпуль, а сам готовить из меня жаркое!
— А ты крыса, а я крыс не ем! – повторил Валера, повысив голос.
— Твоя моя обманывать…
— Моя твоя не кушай, понимай? Моя от крыса совсем тошно! – перешел на ее речь Валера.
— Ва! Откуда твоя знай моя язык?! Твоя и правду большой колдун!
— Надо же, какие сложности! Почти японский! Моя твой язык изучай еще в первом классе, усек?
— Сними моя отсюда.
— Ага, а вдруг ты меня за палец укусишь?
— Моя не кусаться! – ответил зверек оскорблено.
— А вдруг ты заразный? – Валере было просто неприятно дотронуться до крысы.
— Слушай, садист малолетний, ты меня снимешь отсюда, или нет?!!
Валера был настолько ошеломлен такими словами, что молча отвязал Шпуля с крюка и опустил на пол. Зверек сразу стал вылизывать шерстку. Валера подумал и спросил:
— Ты меня вот зачем сейчас садистом обозвал?
— Твоя о чем? Не понимай!
Валера пожал плечами.
— Сам ты малолетний! А почему здесь все пусто?
Он показал на пустые столы и чаны.
— Эти шреки что, не едят вообще?
— Это шреков злой Дацюк наказывай мало-мало. Наколдовать три дня назад, чтобы у них в котлах всегда пусто!
— Да, уж! Теперь понятно, почему они такие… обидчивые.
— Твоя правильно угадать! Они тут отощать, продуктов нет, мяса нет, вот, уже на нас охотиться начинай, а тут ты приходи, и приседай делать заставляй. Диета им давай. Совсем Лодура обижай!
— Да я откуда знал?! Слушай, а здесь и правду ничего нет? Кушать очень хочется!
— Моя сейчас будет наловить тебе много жирный муха!
— Сам ешь…, э стоп, отставить мух! Неужели здесь  даже горбушки засохшей не найдется? Хоть бы яблоко какое!
Зверек перестал вылизывать шерстку.
— Сейчас сделаем!
И нырнул куда-то в угол, за корзины. Послышался шорох, металлическое щелканье и недовольный писк. Потом корзины зашевелились, и показался опоссум, тряся  лапой, на которой висела мышеловка. Другой лапой он прижимал к туловищу большой овощ, на вид не очень аппетитный.
— Понаставили тут капканов!
Он протянул плод Валере.
— Держи!
Валера с большим сомнением взял овощ за длинный хвостик, вертя перед глазами.
— Это что?
— Твоя кушай, не бойся! Это свекла, очень хорош для растущего организма. Не такой вкусный как мух, но зато много витамин и прочей полезной гадости. Ты кушай, кушай!
Валера пошел к кастрюле с водой и тщательно отмыл овощ.
Свекла оказалась сладкой и вкусной. Никогда Валера бы не подумал, что будет грызть с таким наслаждением сырые овощи. Но голод не тетка. Шпуль тем временем стащил мышеловку с лапы.
— Что теперь твоя будет делай?
— Не знаю, — честно признался Валера. – Домой хочу. Там Татьяна Алексеевна наверно волнуется…
— Да, — запечалился зверек. – Хорошо, когда есть кому волноваться. Мои вся здесь висяй. Моя теперь один…
— Ничего, — сказал Валера, — прорвемся!
— Наша говорить в такой случай – прогрыземся! Однако кто-то ходит наверху, — сказал Шпуль, насторожив уши.
— Пойдем, посмотрим. Наверно король прислал парламентеров,  на переговоры.
— Скорее разведчиков, посмотреть не умереть ли чудище, не освободить ли замок от своего присутствия?
Валера с недоумением посмотрел на зверька. Странный он какой-то! Не потому, что говорит, а потому что странно говорит. А вот в чем странность, Валера еще не разобрался, и молча пошел за опоссумом, который уже прыгал вверх по ступенькам подвала.

3
В тронном зале он увидел своего, уже можно сказать, старого знакомого. И даже обрадовался, словно приятеля встретил. Во дожился! Троллю рад! Глюс, небезызвестный уже рассказчик страшилок, сидел с весьма напыщенным видом на троне. Но едва он увидел входящего Валерия, обмер от страха, и сразу вскочил с виноватым  и кислым видом.
— Э, а я тут… проверял, вдруг ножки расшатались…его величество попросил проверить, все ли в порядке.
— Ну и как, все на месте, трон не пошатнулся?
— Никак нет! То есть, — да!
Глюс  вдруг встал в позу глашатая, выпрямил плечи, надул щеки и живот, и важно произнес:
— По указанию Его Величества короля Лодура Отважного, Храброго и Непобедимого, данной мне от него властью, уполномоченного его полномочиями…
Тут он сделал паузу, и чтобы слушатели прониклись важностью его персоны, стал надуваться еще больше, словно рыба-еж какая, но только Шпуль вдруг перебил:
— Давай его съедим, а? Моя знай дивный рецепт приготовления уполномоченных троллей, с черносливом и яблоками, тушить в сметане, пальчики оближешь….
Глюс сдулся как проколотый шарик, разом потеряв все высокомерие.
— Как съедим?! Меня нельзя есть, особенно в сметане, меня сам король прислал с особым поручением!
— Тогда без специй, и даже без соли, чистое диетическое блюдо, твоя, хозяин такое любить…
— Да погоди ты, шрекоед! –перебил Валера кровожадного зверька, — так что тебе поручил его величество?
— Изгнать тебя из замка, человек! – сказал шрек вызывающе, но уже не столь уверенно.
— Да?! И как ты это будешь делать?
— Страшными заклинаниями я тебя приворожу, воле своей подчиню, хворь ужасную напущу!
— Во как! А по руке гадаешь? Судьбу предсказываешь? Только погоди, сейчас!
Валера сел на трон.
— Ну давай, теперь привораживай!
Шпуль устроился рядом на подлокотнике.
— А мы смотреть, как ты это будешь делать!

Глюс кашлянул в кулак, потоптался нерешительно на месте, словно размышляя, с какого бока лучше приступить к монстру, и подняв руки, принялся заклинать:
— Хаю, ваю, кудыхаю, именем Залаура заклинаю…
— Знакомо! – перебил его Валера, — Пробери до корней волос, да нападет на нас понос, бла-бла-бла, икота на Федота, чихота на идиота и так далее! Давай что-нибудь поновее! Это не возьмет!
— Ты думаешь? А что тогда?
— Нет, интересно, кто из нас ученик чародея? Кто должен знать, я, или ты?
— Хорошо, трепещи же тогда, о человек!
Глюс снова откашлялся, встал в ту же позу извергателя громов и молний и начал произносить новое заклинание, наверно столь страшное, что даже зажмурился:.
— Ворожбою Дацюка намечаю,
Синим водам накидаю,
Пеплом серым разметаю,
Прочь тебя я изгоняю!
Убирайтесь люди прочь,
Эээээ, — очь, точь, оголочь!
— Во, какая бестолочь! – сказал опоссум.
— А ты не знаешь, так молчи! – обиделся Глюс, — очень хорошее заклинание, здесь главное форму соблюдать, чтоб складно было.
— Так что, изгнал? – спросил зверек ехидным голосом.
Валера с усмешкой смотрел на ученика чародея.
— Ты еще раз попробуй!
Глюс снова надулся:
— Зря смеешься, чудище! На этот раз я использую против тебя твое же оружие! Да, да!
Сейчас ты получишь! Ты конечно человек страшный, но и у меня найдется способ подчинить тебя твоими же заклинаниями! Так слушай же и трепещи:
Колдуй, бабака, колдуй дед!
Убирайся поскорее человед!
И Глюс присел, уверенный, что сейчас начнется что-то страшное, — ураган, землетрясение, буря в пустыне, или хотя бы выпадение осадков, но, проливных и с градом, которые смоют монстра с глаз его долой.
— Какая еще бабака? – удивился Валера, — В смысле собака что ли? А она откуда здесь взялась?
— Э, его слышать звон…Тогда говори и дедед! – сказал опоссум, — колдуй бабака, колдуй, дедед, колдуй серенький… медвевед!
Глюс с трудом и громко проглотил ком в горле.
— А поможет?
— Нет! – отрезал зверек.
— Ааааа! – закричал тролль, — Я ничего уже не понимаю! Вы специально меня запутываете!
— Хорошо, ты попробуй еще раз, последний, — разрешил ему Валера, — мы даже смотреть на тебя не будем.
— Честное слово, и подглядывать не будете?
— Не будем! – заверил его Валера, — Честное слово!
И зажмурился. Глюс снова напыжился, набрал воздуха в грудь и скороговоркой, как из пулемета, начал строчить заклинания:

— Колдуй серая бабака,
злая собака забияка,
хотя собака не причем,
ее огрели кирпичом,
а кидался старый дед,
колдовал его прадед:
колдуй дедушка сполна,
пусть утащит чудище волна,
унесет  скорее за отрог,
и не пустит на порог!
— Во дает! – удивился Валера. – Да он поэт!
— Ага, очь, точь, Пушкин! Только зеленый и особоуполномоченный, — сказал Шпуль. – Ты все, отстрелялся?
Глюс сник, и произнес свое самое последнее магическое заклинание.
— Не ешь меня, человек….
Шпуль и тут не преминул встрять:
— Э, хозяин, так как, с яблоками, или наше особое диетическое блюдо?
— Как же вы мне надоели! Оба! Съем я вас наверно двоих, одного на обед, другого на ужин, если не выведите меня из города.
Глюс сразу ожил:
— Чур меня на ужин, а эту крысу сейчас! Я тоже знаю один чудесный рецепт, пальчики…
Он взглянул на руки Валеры.
— Простите, когти, в смысле лапы, оближите!
Шпуль даже подпрыгнул от ярости:
— Моя хозяин любить, моя польза приносить! Моя тайный ход знать, но пусть теперь эта хвастун выводить! А моя молчать!
И опоссум гордо отвернулся.
Валера грозно спросил у Глюса:
— Ты сможешь вывести меня отсюда?
— Так точно! Только мне надо идти первым, сказать им, что я… что вы… что вы не будете их больше приседать до упора… что в общем, покидаете город!
— Иди, предупреждай, — сказал Валера утомленно. – Потом придешь и скажешь, что король надумал.
Глюс радостно поспешил на выход.
— Твоя зря его отпускай, – сказал зверек, — это проныра убегай и не возвращаться! Такой обед упускать! Придется мухами теперь питаться.
— А что ты там говорил про подземный ход? – спросил Валера.
— Моя с тобой не разговаривай! Твоя опять хотеть моя съесть!
— Ну и не надо!
И все время, пока Глюс не вернулся, они молчали.

4
Его Величество король Лодур был в очень дурном расположении духа. А если отбросить дипломатические выражения, — он был в ярости! Даже очки у него блестели свирепо и отсвечивали холодом! Еще бы! Этот ничтожный червь, которого он вытащил из глубинки, из болот Заземелья, этот жалкий фокусник Дацюк посмел пойти против него! Укусил руку, дающую хлеб, и не просто укусил, а попытался оттяпать, причем даже не по локоть, не по плечо: маг захотел свергнуть его, законного короля Тролляндии! ( На самом деле страна называется по-другому, но оставим ей то название, которое придумал Валера. ) Покусился на самое святое, на его власть!
Неудивительно, что он, король, вынужден был наказать возмутителя законов. Надо было сразу казнить, и дело с концом! Но ведь пожалел, подумал, что пригодится и поэтому отправил в ссылку, в глухомань. И что же теперь? Новая напасть! Уже четвертый день они вынуждены голодать, ибо Дацюк наложил на них воистину страшное заклятие. Так мало того, что голод напустил, так теперь еще и человека подослал, и какую же издевку хитроумную придумал – заприседать их до упаду! До смерти!
Его высочество застонал от бессилия и ударил кулаком по подлокотнику кресла, на котором восседал в доме одного из своих подданных.
— Казнить всех! Никого не миловать!
Придворные затряслись от страха и стали переглядываться, выбирая среди своих рядов жертву. Добровольцев не было. И тут глашатай объявил о возвращении подельника Дацюка и все облегченно вздохнули, — жертва пришла сама.
— Ты убил монстра? – встретил король его грозным вопросом.
— Да, ваше величество! Э, только не совсем, ваше величество!
— Что значит не совсем? – Лодур нахмурился еще больше, и было непонятно, как это у него получается, ибо он и так был уже зеленее тучи. Глюс наоборот, молочно побледнел, и только глаза его темнели на физиономии двумя углями.
— Ты его что, только ранил?!
— Мне удалось его заколдовать, ваше величество! Он покидает Хольмград.
— Ты должен был убить его, а не болтать с ним! Так, казнить этого! Только как? Поджарить на костре, или отрубить голову? Вот вечно я нянькаюсь с преступниками, ищу им казнь помилосерднее, полегче, переживаю за них!
— Ах, какой же он добрый! – прокатился по рядам придворных громкий шепот, достаточно громкий, чтобы Лодур Отважный, Храбрый и прочая, прочая, смог оценить его.
— А может повесить? Тебя как казнить, гуманно, или не очень?
Глюс пал ниц.
— Пощады, ваше превеличество, ваше наивысочайшее высочество! Маленькой, маленькой гуманной пощады прошу! Позволь слово сказать!
— Только быстро! А то уже костер пошли разжигать. Неудобно получится перед ребятами, если он прогорит, а тебя нет…
— Я кратко! Как я сражался ваше высочество! Я бился с человеком, и это была самая тяжкая битва в истории Тролляндии, скажу я вам честно! О да, не прозвучало ни одного удара мечей, и тем не менее удары шли за ударами! Человек наседал на меня, и казалось, вот-вот уничтожит. Наши палицы, наши мечи сходились в ударах, которых не выдержало бы и все наше войско! Это было оружие заклинаний! Такого сильного человека не было за всю историю Тролляндии! Из самых глубин Норфолка вытащил его Дацюк, этот падальщик, этот смрадный ворон! Человек этот ужасен! Власть над троллями у него неимоверная, да вы, впрочем, и сами знаете это! Ведь это – приседальный монстр! Самый страшный среди всех прочих монстров! Только ему меня так просто не взять! Мы долго бились на равных, и никто не мог победить. И вдруг к человеку присоединился еще один, в образе крысы и стали они одерживать верх! Я уже чувствовал, как сгибаются колени, как меня неудержимо тянет присесть…
— Да ну? – король поддался вперед. – И как же ты…?
— Ну да! Из последних сил, используя элементы заклинаний самого человека, которые я не могу произнести здесь, ибо они обрушат своды этого дома и погубят ваше величество; из последних сил я произнес заклинание и преодолел его! Я подчинил его себе!!! Но что же делать дальше? Убить на месте его нельзя, ибо это разрушит весь замок, а то и город. И решил я идти спросить вашего совета, что делать с ним, помня мудрость его высочества. Убивать или не убивать его на месте?
— А сильно разрушит?
— Ну, термоядерная реакция, особенности рельефа местности, полагаю, несколько домов в Хольмграде все-таки уцелеет!  Два — три, от силы. Нет, мне лучше вывести его из города, зачем губить нашу прекрасную столицу? Вывести его подальше, и где нибудь в безлюдной местности я смогу уничтожить его окончательно. А затем я отдамся в ваши руки, ваше высочество и приму самые гуманные муки и милосердные казни, какие вы только пожелаете… Я ради вас готов на все!
Глюс всхлипнул. Король тоже.
— Как излагает, как излагает, собака! Хорошо, уговорил! Давай, иди, выведи монстра и убей его, а потом я буду казнить тебя, очень медленно и гуманно…
— Я не против, а вот только что подумал: а вдруг завтра Дацюк вызовет еще какого монстра, отжимального, или даже подтяговательного? И кто тогда спасет ваше величество, кто спасет Тролляндию?!
Придворные шреки приуныли. Король задумался, снова мрачнея рожей, отчего она стала бурой, как кожа у лягушки.
— Так что получается, я не могу тебя казнить? А как же костер?
— Выбирайте сами, ваше величество,  моя казнь и пожизненная физзарядка, или жизнь без людей.
— «Разговаривать не надо!» Да, уж! Живи. Веди его за горы, куда хочешь, только подальше и там кончай.
— Ах, ваше величество, я так издержался, так издержался! Мне бы суточные, пайковые, командировочные, проездные, на питание, на содержание человека, на оформление виз, дорожные, прогонные, отпускные, компенсацию за вредность, детские, в конце концов — декретные!
— Довольно! Хватит!! Казначей, дай ему немного денег, рубль, остальное по возвращении!

К удивлению Шпуля, тролль скоро вернулся.
— Я все уладил! – радостно объявил он, заговорщицки потирая ладоши.
— Нас пропускают, и ни один тролль не выйдет на улицу! Как же я говорил, ваше монстрейшество! Я приводил такие доводы, такие аргументы, которые не звучали ни на одном из великих судов, и это была самая лучшая речь в истории Тролляндии, скажу я вам честно! Эх, жаль, что стенография еще не изобретена! Если бы вы только знали, чего мне это стоило! Как мне пришлось уговаривать короля! Он всерьез собрался идти войной на человека, на тебя, ваше монстрейшество! Я ему и так, и эдак поясняю, что напрасно только погубит войско и сам погибнет, ведь так же, хозяин?
— Угу, — буркнул Валера, не вдаваясь в подробности, как бы он справился с войском, поскольку и сам не представлял себе такого.
— Вот и я тоже ему говорю, куда тебе против человека, ваше высочество! А он все твердит: пусть погибнут все мои воины, пусть столица будет разрушена, но мы должны уничтожить человека!
— Твоя ври побыстрее, а то надоело слушать, так ведь, хозяин?
— Угу, — буркнул снова Валера.
— Так я же и говорю кратко, куда еще кратче?! Я ему говорю, что геройство здесь безсмысленно, против приседаний нет приемов, а он ни в какую! Очень упрям его высочество, очень! Я его уговаривал, уговаривал, еле уговорил, да и то, — только выслушать меня! Он меня слушать не хотел! О чем это я? А, да! Уговорил я его…
Шпуль аж взвился в воздух:
— Это я сейчас уговорю хозяина все-таки приготовить тебя с яблоками и в сметане, трепач! Результат давай!
Тролль поник.
— Мы можем идти прямо сейчас, — сказал он, — они не будут стрелять…
— Вот и отлично! – обрадовался опоссум, — Только твоя, хозяин, поменяйся одежда с трепачом, и мы идти смело тогда!
— Это зачем? – побледнел Глюс.
— А чего твоя бояться? Ты же договориться, так ведь? Стрелять не будут? Так?!
— Так, — прошептал Глюс, о чем-то усиленно размышляя, – а ему мала будет моя одежда! И потом, разве человек не брезгует надевать рубашку тролля? Ему не к лицу.
— В самый раз! – сказал Валера, обрадовавшись такой мысли. – Живо снимай! Нечего тут брезговать, недаром мы ОБЖ проходим! Снимай!
И сам стал стягивать свой пиджак и рубашку. Глюс, сраженный незнакомым словом,  стал раздеваться, отыскивая в уме аргументы:
— А я давно не стирал ее.
— Снимай, кому сказали!
— А мне нельзя надеть одежду человека, она сожжет меня!
— Так, молча одеваемся!

5
Через полчаса после того как Глюс вошел в двери замка, оттуда показалась белая тряпка на длинной палке. Затем показалась дрожащая фигура  монстра. Сотня арбалетов нацелилась на человека. У него не было шанса выжить, поскольку площадь перед замком была окружена тройным кольцом. Арбалетчики были хорошо замаскированы и находились вне зоны действия заклинаний монстра. Но на всякий случай второе и третье кольцо имели приказ стрелять всех троллей, подчинившихся человеку. Все воины знали это, и сдаваться никто не собирался. Человеку осталось жить считанные секунды. Ученику мага Глюсу тоже. Лодур пятнадцатый нашел все-таки гуманный способ казни, на его взгляд. Королевским стрелкам было приказано выпустить на середину площади и только потом расстрелять всех, кто выйдет.
Но один из стрелков до того нервничал, что от страха нажал на спуск, едва только увидел человека, и тут же начали стрелять его соседи; а поскольку приз за убитого монстра был тоже не шуточным, то все стрелки старательно пометили свои стрелы, — чтобы точно знать, кто именно подстрелил человека. Соответственно и отстать друг от друга стрелки опасались. Поэтому туча стрел взлетела в воздух почти одновременно, и вонзилась во все, что возможно, чудом не зацепив тролля, переодетого в Валерину одежду. Точнее тот был настолько уверен в таком исходе, что только высунул нос из дверей и тут же скрылся.
От стрел быть может ученик чародея и увернулся, но сзади стояли монстры, уперев лапы в бока… Глюс зажмурил глаза и рухнул на пол.
Шпуль кровожадно цыкнул зубом.
— Хозяин, моя идти собирать дрова и ставить котел на печь. Теперь-то твоя понимай, на что годится этот тролль?
— Погоди, Шпуль. Так ты нас в ловушку хотел завести, жаба зеленая? Снимай мой костюм, предатель, испачкаешь еще!
Глюс моментально разделся и поменялся с Валерой одеждой.
— Он предал меня!  — сказал он потом, театрально закрывая лицо рукой, — Мой король меня предал! Меня все предали, — Дацюк, король, даже коза, о которой я заботился день и ночь; мне теперь незачем жить! Ешьте меня, как хотите, в сметане или без нее, мне теперь все равно!
И он приоткрыл один глаз, оценивая, какое впечатление произвела на страшного человека его импровизация.
— Ну ты и тип! – сказал Валера, качая головой, и обратился к Шпулю.
— Так что ты говорил про подземный ход?
— Твоя моя обижать!

Валера задумался. Конечно, проще было бы начать пугать строптивого зверька всякими казнями, заставить его силой говорить, но только это не хорошо, не по человечески, да и надоели уже эти страшилки про всякие блюда. А попросить по-хорошему не давала гордость. Так как же поступить? Машинально он коснулся крестика на груди и вдруг все прояснилось.
— Ты прости меня, Шпуль, что я несерьезно к тебе так относился. Ты хороший друг.
— Да, ладно, хозяин, всякое бывает. Забыли! Идем, моя показать, где находится дверца.
И они опять пошли на кухню.
— А как же я, хозяин?! – встревожился Глюс, — моя здесь нельзя оставаться, моя король теперь будет жестоко казнить всеми гуманными способами! Возьмите моя с собой!
От волнения он тоже перешел на ломанный язык, сам того не заметив. Валера остановился. Подумал и спросил у Шпуля:
— Что делать с ним будем?
— Хозяин, его предаст твоя.
— А без него скучно…
— Моя твоя предупредил…
— Ничего! Пусть идет!
Валера подумал, что сам не найдет дорогу к жилищу великана, а Глюс приведет его туда. Так что тролль ему был нужен.
— Правильно, — вдруг переменил зверек свое мнение, — моя забыть, там же тоже монстр сидит, в пещере. Ему мы и скормить болтуна!
— Еще один монстр?! – ужаснулся тролль, — да сколько же вас здесь?!
— Настоящий? – спросил Валера.
— Самый-самый настоящий, как и ты, — утешил его опоссум, — говорящий! Идем, познакомимся!
Валера подумал, вот, хоть с человеком встречусь! И пошел за опоссумом. Тролль неохотно поплелся следом, бормоча что-то о погубленной своей душе.
Они раскидали корзины, отодвинули несколько увесистых чанов, затем Шпуль что-то потрогал лапой, покрутил в стене, надавил на кирпичи, и вдруг часть стены слегка отодвинулась, обнажив узкий лаз. Оттуда дохнуло сыростью и плесенью. Густая паутина перекрывала черный проход.
— И куда он ведет?
— Далеко, за город. Твоя не бояться, моя тебя охранять!
— А что за монстр? Тоже человек?
— Моя же говорить, там монстр, который любить всякие вопросы задавать.
— А фонарик есть?
— А разве у тебя глаза не светиться? Дорогу не освещать?
— Мы не такие… как вы! Мне свет нужен.
К счастью на кухне нашлось парочка настоящих факелов, правда зажечь их было нечем. Валера решил проблему просто, — протянул факел троллю и сказал:
— Разжигай!
Тот сразу нашел на кухне кресало и трут, и высек огонь. Вот и этот уже пригодился,  подумал Валера, пряча огниво в карман пиджака. Он смахнул паутину и посветил во тьму: крутые ступеньки вели вниз, по винтовой лестнице и где она кончалась, было непонятно.
— Ну, идем? – спросил Шпуль.
— Идем! – решительно ответил Валера и пропустил опоссума вперед. Тролль шел следом,  еще более тяжко вздыхая.

6
Они сделали несколько витков и лестница кончилась. Перед ними был коридор, уводящий куда-то вглубь земли, достаточно широкий, но низкий. Стены были выложены из камня, шершавого и закопченного. Видимо раньше ходом часто пользовались, но потом забыли, поскольку цепи на стенах были сплошь ржавые, светильниками давно не пользовались. В общем, здесь было мрачно. Где-то вдалеке капала вода: кап, кап. Было страшно, казалось, за ними кто-то следит из темноты. И даже идет следом. Кап, кап, — топ, топ! Кап, — топ!
Валера дотронулся до стены и отдернул руку, камень был сырой и скользкий. Иногда на ней виднелись подтеки воды, в которых отражались блики факела, в таких местах стены покрывали мох и плесень. Под ногами хлюпало. Потом ход начал петлять, то опускаться, то снова подыматься и вдруг впереди открылись сразу три направления.
— Куда нам? – спросил он шепотом опоссума, который усиленно нюхал воздух.
— Сюда, — неуверенно сказал зверек, указывая на правый ход, — оттуда сквозняком тянет…
— Ты уверен?
— Не знаю!
Шпуль вдруг обиделся.
— Не доверяешь, веди сам!
— Да, я верю! Веди дальше.
Они пошли правым ходом. Капание приближалось, топот тоже. Глюс стал наступать Валере на пятки, прижимаясь к нему все сильнее.
— Глюс, отстань!
— Хозяин, тебе страшно?
— Чуть-чуть…
— И мне тоже не страшно, чуть-чуть. А пусти меня, я впереди пойду?
Шрек быстро прошмыгнул вперед Валеры и пошел сразу за опоссумом, заметно приободрившись. Валера усмехнулся, — страх тролля насмешил и приободрил его самого. Но ненадолго. Поскольку из темноты за ними все явственнее слышалось это жуткое ТОП–ТОП! Валера стал чаще оглядываться, светить факелом, но сзади никого не было, и только это топанье доносилось из тьмы, словно кто-то шел следом.
— Шпуль, это он?
— Не знаю, хозяин, моя здесь не быть. Моя только слышать рассказы родителей о страшном подземном призраке, которое приставать с всякими вопросами…
— С какими?!
— А вот с какими! – раздался вдруг сзади страшный голос. — Кто это сзади делает топ-топ?! Кто пугает всяких глупых, ходящих здесь?!
— Ааааааааа!!!!! – закричали они втроем одновременно и побежали. А голос не умолкал:
— А кто сейчас делает топ-топ-топ быстро-быстро? А ну отвечать!
Валере отвечать не хотелось, за тролля и зверька он не ручался, но судя по быстроте бега, им тоже было не ответов. А ход тянулся и тянулся, словно в Китай вел! Валера стал задыхаться. Но сколько он не светил назад, — не было сзади никого!
— Стойте, — еле дыша, сказал он спутникам, — хорош бежать!
— Да! Хватит вам бегать, а то это уже настоящее топ-топ-топ-топ-топ получается! Угадывайте скорее!

Валера посветил – нет никого сзади! Откуда же он говорит? И кто это он?!
— Тебе что надо? – спросил он призрака, еле отдышавшись.
— Я уже пятый раз задаю вопрос, — кто сзади делает топ-топ?
— Привидение!
— Неа!
— Призрак!
— Не угадал!
— Монстр!
— Снова не угадал!
— Человек?
— Опять не угадал!
— А кто тогда?
— А ты угадай! На то она и загадка, чтобы угадывать.
— А если не угадаю, ты нас съешь?
Невидимка засмеялся.
— Я не ты, я не ем плоть!
Валера вздохнул немного свободней.
— А, знаю, невидимка, точно?
— Не угадал!
— Это не ты ко мне на поляне приставал?
— О чем говоришь, не понимаю?
Да нет, у того голоса был совсем другой голос. Рехнешься с этими голосами!
Валера почесал затылок, да что же за чудо-юдо такое к ним пристало?
Полчаса они состязались в придумывании ответов, но все были неверными.
Наконец Шпуль сказал:
— А, знаю, это ТЫ!
Невидимый голос торжествовал:
— Опять не угадали!
— Пойдем отсюда, — сказал Валера, — он над нами издевается!
— Ну давайте еще немного поиграем, уже скоро отгадаете, — жалобно попросило привидение, — а то выход из подземелья не покажу!
— Ладно! – Валере стало жаль и этого чудика. — Наверно ты часть моего я, голос совести, или подсознание, или что-то в этом духе. Угадал?
— Я – это я! А ты это ты! Я это не ты.
И тут Шпуль закричал:
— Я понял, понял! Тебя зовут Я! Так?!
— Ну вот, загадка совсем и не сложная, правда? А вот еще: кто в темноте бултых, бултых?
— Теперь понятно, — снова Я.
— Ух ты, как быстро догадался! А кто по мокрым стенам шлеп-шлеп?
— Надо же, какой сложный вопрос! Это конечно Я!
Прошло полчаса. Потом еще минут двадцать. И прошли они весело и занимательно: в поисках выхода из подземелья, которое не заканчивалось никак, а так же с участием в интересной викторине, которая заканчиваться тоже не собиралась…
— А вот еще загадка, а кто в темноте…
— Опять Я…
— А тогда…
— Я!
— Да что вы все время угадываете наперед, так нечестно! Хорошо, вот вам еще одна, самая трудная, – а кто делает у-у-у-у-у?
Валера остановился.
— Позвольте предположить, это уж точно, наверно, был Я?
— А вот и не угадали! Ха-ха! Не Я!
— Да ну? – удивился Валера. – А кто же тогда если не ты?
— А ты что, тоже там был?
— Где? – Валера уже стал запутываться  в этих Я и ты.
— Где ветер у-у-у-у-у делает?
— С чего ты взял?
— Ну ты же сам сказал, что ты?
Валера схватился за голову.
— Довольно! Я там не был!
— Как не был, если Я только оттуда?
Шпуль, подавленно молчавший, вдруг предложил:
— А давай Я и нам покажешь, где это ветер делает у-у-у-у-у?
Невидимый собеседник даже обрадовался.
— Пойдем, а то уже надоело по кругу ходить!
— Как по кругу?!! – закричали они хором.
— А здесь все по нему плутают! Так удобно в загадки играть! А вот, в этой проходе один до сих пор и лежит, тот который играть не хотел и все кричал… Сюда!
Они пошли за голосом, который заботливо указывал путь и обильно посыпал его своими однообразными загадками.
— А кто пугает троллей?
— Я!
— А кто делает…
— Конечно Я!
— А кто…
— Я!!!

7
Если бы Валера ориентировался в этих катакомбах! Но вокруг были одинаковые стены, на которых изредка висели одинаковые ржавые цепи, да под ногами одинаково хлюпала вода. Они кажется опять оказались на той развилке, с тремя ходами. На этот раз пошли влево, обреченно выслушивая тупые загадки надоедливого невидимки, который ничего, кроме тьмы и самого себя не знал.
— А вот и он! – радостно объявил призрак, когда в свете угасающих уже факелов показался непонятный бугорок. Приглядевшись, Валера понял, что это лежит скелет тролля в полуистлевшей одежде, и содрогнулся. Но не успел до конца осознать ужас их положения, как Глюс вдруг впал в истерику, стал биться об стены и кричать:
— Это, конец! Помогите, спасите, мы погибаем!
Тролль порывался куда-то бежать, и если бы Валера не подставил ему подножку, тот убежал бы в мрак подземелий и точно бы там погиб. Как ни странно, но истерика Глюса подействовала на него отрезвляюще.
— А где же выход? – спросил он у невидимого спутника.
— О! – обрадовался тот. – Загадка! Обожаю загадки! Теперь я отгадываю! Только чур не подсказывать! Значит выход….там! Правильно?
— А поточнее? – мрачно спросил Шпуль. Последнее время он удрученно молчал.
— Э, выход… на входе! Где вход, там и выход, ведь так же? Я угадал?
— Где он, покажи! – зарыдал тролль, — ты же вел нас на выход!
— Ничего подобного! — Голос обиделся. – Ты попросил показать того, который кричал, и бегал, пока не упал, Я привел ты показать, где он уже давно лежит и молчит, не хочет больше играть…
— Ты с какой планете к нам упал, Я? – спросил устало Валера. – Не надо, не отвечай! И так понятно! А теперь, когда мы уже налюбовались на этот скелет, Я, ты  нам покажешь выход?
— Ты не знает! Я знаю!
— Ну так веди!
— Сюда! И чтобы не было скучно, пока идем, давайте поиграем в шарады? Чур я загадываю! А кто….

Ветер и правду делал «у-у-у-у-у» в узкой трещине, через которую и опоссум бы не выбрался, даже если бы сел на диету, рекомендованную самим приседальным монстром.
— Я говорил же, это конец! – вновь зарыдал Глюс, — навеки останемся здесь! Умрем!
Тут уже и Валера запаниковал.
— Я, где выход?!
— Там, за стеной! Отгадай, где нужно нажать, чтобы открыть дверь?
— Здесь где-то рычаг! – обрадовался Валера.
Со вспыхнувшей надеждой и новыми силами они втроем начали ощупывать стену в поисках рычага.
— А вот еще загадка, — а кто в темноте сейчас делает пых-пых, шик-шик и шкр-шкр?
— Это мы! – пыхтя, ответил Шпуль, — ищем выход из дурацкого лабиринта, надеясь избавиться от дурацкого голоса во тьме, пристающего с не менее дурацкими вопросами!
— Шпуль, а где твой акцент?
— Твоя о чем, моя не понимать? Хозяин, ты выход искать, или тоже дурацкие викторины играть?
Поиски ничего не дали. Факелы потухли. Мрак навалился на них, потушив и надежду выбраться из подземелья, увидеть хотя бы напоследок лучи солнца, светлое небо. Отчаяние сжало сердце мальчика.
— Что-то есть, — сказал вдруг напряженным голосом Глюс, — сюда, хозяин!
Валера поспешил на голос, чуть не раздавив опоссума, метнувшегося ему под ноги. Невидимка тоже запыхтел под самым ухом, подражая им.
— Да ты-то что пыхтишь? В смысле я! С ума с тобой сойдешь от этих ты и я!
— Я как все! – ответил призрак, — И что ты все с ума сходить начинаете, не знаю!
— Да плюнь ты на него, хозяин, — сказал Глюс. — Вот!
Тролль нашел руку мальчика и положил на выступ. Валера нажал. Ничего. Он стал давить на выступающий кирпич и так и эдак, вверх, вниз, в стороны, но ничего не происходило. Голос предложил было еще одну загадку, но ему хором посоветовали помолчать, но только в гораздо более грубой форме.
— Здесь еще один выступ, – сказал опоссум, когда он стал уже опять приходить в отчаяние. Валера с трудом дотянулся до другого кирпича, тоже чуть выступающего из стены. И когда нажал на них одновременно, что-то глухо чмокнуло, и часть стены поехала в сторону. Вернее она просто очень быстро повернулась вокруг оси, и они очутились снова в пещере, но в другой, более просторной. Откуда-то сбоку пробивались слабые проблески, которые впрочем, после тьмы показались ярким дневным светом! И воздух был не затхлым, а свежим, с запахом земли, растений, — это был запах жизни!
— Ура! – закричали они.
И не сговариваясь, быстро пошли на выход. Это была уже настоящая пещера, в которой становилось все светлее и светлее, а потом за поворотом показалось светлое пятно.
— Ой, слепит! – завопил голос.
И правду, после тьмы глаза резало, потекли слезы, и даже в закрытых глазах стояли пятна, режущие своей белизной.
— Интересно, — пробурчал Шпуль, — что может ослепить призрака, если у него нет глаз?
— Да, что это слепит? – переспросил голос.
— Да чему у тебя слепить?!
— Я первый вопрос задал! Ты мне должен отвечать! Что слепит Я?
— Свет!
— А вот новая загадка, — белое, слепит…
— Я, отстань! Помолчи полчасика!
— А кто помолчит полчасика а потом задаст вопросик?!
— ТЫ!!!
— Неправильно! Я!

Когда резь в глазах прошла, они вылезли через узкий лаз, более похожий на нору, и увидели, что находятся на склоне холма; а когда поднялись на его вершину, то увидели стену, окружавшую город.
— А я думал, мы уже далеко от города, — сказал Валера, — столько ходили!
— Я думал не о том! — сказал невидимый спутник. — Я думал, что никогда не покидал подземелье. Теперь Я страшно!
Шпуль сказал Валере:
— Привыкай хозяин, что местоимение «я» теперь означает не личность говорящего, а некую невидимую сущность! Весьма болтливую и приставучую к тому же!
— И как же теперь говорить?
Зверек вдруг напыжился, словно преподаватель и даже лапу поднял для назидания.
— А вот раньше слово «я» было не в почете! Древние славяне говорили «аз», а монахи вообще избегали этого хвастливого «я» и говорили «ны, ю»: «и помилуй ны», «избави ю от всякого обстояния». В общем всячески избегали этого «Я!», дабы не впадать даже случайно в гордость. И недаром есть такая поговорка, когда человек начинает слишком много якать: я – последняя буква в алфавите! Вот так вот!
Голос кашлянул.
— Так Я не понял, Я теперь Аз, или Ны?
Валера не обратил внимания на слова невидимки. Его все больше озадачивал его попутчик.
— Да кто же ты такой, Шпуль? Откуда знаешь славян, нашу историю, наш язык, молитвы?! Колись давай, кто ты такой? Или опять начнешь старую песню: твоя моя не понимай?!
— Твоя о чем? Моя твоя не понимай!
— У-у-у-у-у! – зарычал Валера от безсильной ярости. Ему очень захотелось в данную минуту начать поджаривать зверька на медленном огне в поисках ответов, и в тоже время он уже начинал бояться опоссума, как боятся и уважают учителей. Но ответил совсем не тот:
— Аз и Ны знаю, это ветер! Угадал?
— Нет! Это паровоз! И вообще, отстань от нас!
— Я не могу отстать! У Аз нет никого, куда Ны пойду? Аз здесь больше нравится, чем в подземелье! Ны теперь с вами буду!
— Все, довольно с меня! Глюс, ты меня сейчас же ведешь к тому месту, где мы впервые встретились, потом ищем дом великана, его, кажется, зовут Грилос!
Глюс, оживший после подземных переходов, обрадовался:
— Не волнуйся хозяин! Моя знать Грилоса, знать где находится его дом! А зачем он тебе? Неужели за пивом пойдем? Они с женой неплохое пиво варят, у него вся округа берет! Надо бочонками разжиться, только со своей тарой! Сколько, один, два? Я мигом достану!
— Да какое еще пиво?! Сдурел?
Ну не объяснять же шреку, что он еще мальчик и до восемнадцати лет ему не стоит пробовать спиртное, и про мышиный ход в свой мир тоже не объяснишь!
— Нужен их дом, и все! Вперед!
Шпуль, размахивая по-военному лапами, пошел первым, мурлыкая себе под нос:
— Наш паровоз летит вперед, у-у-у-у, ту-ту, у великана остановка!
— Я знаю, знаю, это ветер! А теперь Аз Ны загадываю! А кто крыльями хлоп-хлоп и кричит – кар-кар?
— Я, кто же еще!!
— Нет, правда?
— Разве не ты? – притворно удивился Шпуль.
— Ты рядом идет, а это на дереве сидит!
— А, знаю, знаю, только не подсказывай! Это аз и ны!
— Твоя издеваешься!
— А откуда моя знать, какой ты Аз и Я на вид, может ты ворона? Может это ты кар-кар?
Валера слушал эти глупые препинания и радовался свежему воздуху, лучам солнца, радовался тому, что он возвращается домой, хотя и не представлял, как это сделает.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
1
Вскоре они выбрались на дорогу, как уверял Глюс, малолюдную, то есть малотроллевую, именно такую, какая Валере и была нужна. Что-то уставать он стал от такой популярности, и обратный путь хотел проделать если не совсем инкогнито, то хотя бы тихо. Только встречающиеся им тролли тихо себя вести не хотели. Они кричали и разбегались в кусты, бросая пожитки и снабжая их, таким образом, припасами.
— Хорошо быть таким… известным! – подытожил Шпуль после сытного обеда, оставленного им одним особенно запасливым селянином. — Теперь бы еще лошадь реквизировать…
— Во какой ненасытный, — сказал Глюс, облизываясь, — самого от земли и не видно, а съесть готов даже лошадь! Триглодот!
— Кто?!
— Ну этот, кто в три глотки жрет, — тригложор!
— Сам ты, тригло-брехун! – сказал Валера. — Реквизировать, — значит отобрать.
— А впрочем, крысы все такие, прожорливые, — уколол он и опоссума, мстя за «моя твоя не понимаю», — загадочные, таинственные и прожорливые. Лариска, в сумку, идем дальше!
— Тоже мне, Шапокляк нашелся!
Шпуль демонстративно отвернулся, и Валера улыбнулся удовлетворительно — мультики зверюшка тоже знает. Ох, и не простой же этот опоссум!
И тут сзади послышалось цоканье копыт.
— А вот и транспорт! Ну-ка, спрятались!
Валера стал на обочину и поднял большой палец, голосуя. Вскоре из-за поворота показалась лошадь, запряженная в телегу. Они увидели друг друга одновременно и оба оторопели. Это была та самая лошадь! Наглая! Которую он велел одному из шреков отвести в скотобойню по приезде в город! Живая! Лошадь, в свою очередь, узнав магистра окружностей, стала как вкопанная. Возница, скрытый еще ветками дерева, начал хлопать вожжами, чмокать и ругаться. А лошадь и не думала трогаться с места, и была просто возмущена, — как, еще и обратно этого человека везти?! Ни за что!! Возница слез с телеги, на которой и до сих пор стояло то самое кресло, и пошел посмотреть, что остановило упрямое животное.
— Ну здрасте, Кукиш! А мы тут заждались тебя.

Квадратный сразу сел на зад и начал икать.
— Но-но, только без чиханий и прочего!
Валера был зол.
— Я же ведь тебе поручил отвести эту скотину на бойню? Почему мой приказ не выполнен?!
Квадратный побелел и окаменел.
— Я… ик! Тут… это… я… ик! Я…
И тут очень не вовремя вмешался Голос:
— Я теперь не Я, Я теперь Ны и Аз и не капельки этим не горжусь!
Кукиш подумал и снова рухнул в обморок. Валера пожал плечами, что-то уж очень любят тролли чуть что — в обмороки падать. Прямо эпидемия какая-то.
— По коням!
Глюс высунул голову из кустов:
— Здесь всего один конь, да и та, лошадь.
— Тогда по машинам, или по местам, в общем вперед! Эй, Кукиш, пойдешь к королю сейчас и от человека передашь пламенный привет! Ты понял?!
Тролль чихал и кивал головой, и было непонятно, то ли так он активно согласен с человеком и выполнит его приказ любой ценой, то ли просто чихает. Впрочем, Валере было безразлично, что будет этот квадратноголовый делать дальше. И что ответит Лодур на его приветствие, тоже. Он возвращался домой, и это радовало; и то, что возвращался назад в том же кресле и на той же телеге, было уже знаменательно.
— Мы опять в пути… — замурлыкал он песню осла, устроившись удобней в кресле. Опоссум покосился на Валеру, но промолчал, обвив хвостом перекладину, демонстративно усевшись рядом с Глюсом, который занял место возницы и махнул вожжами. Лошадь, услышав привычное — «но, пошла», покрутила мордой, словно говоря сама себе: «и чего только не бывает!» и тронулась с места.
— А вот загадка…
— Я отстань!!! – рявкнули в три голоса.
— Я не Я, я АзНы!
— Тем более!!!
— Ах, вот ты как?! АзНы ни слова больше не скажет! АзНы покинет ты навсегда!
И наступила тишина.
— Неужели и правду ушел? – спросил Валера после долгого молчания, — а давайте играть в загадки и отгадки!
Тишина.
— А кто надулся и молчит, не хочет разговаривать?
— Я, я скажу, — рвался высказаться тролль, — можно я?!
— Можно АзНы, а тебе нет!
Помолчали еще.
— Наверно и вправду улетел, — сказал Шпуль, — или уполз, или что там призраки делают? Ура! Мы свободны!
2
Дальше ехали молча. Валеру это ни капельки не угнетало, наоборот, радовало. Радовала и красота вокруг. Теперь, когда у него появилось время смотреть по сторонам, Валера не мог налюбоваться пейзажем. Надо сказать, что природа в Тролляндии была замечательная. Деревья, скалы и ручьи были красивы, словно на картинке, даже гораздо красивей, чем в мультиках. Очень часто попадались огромные валуны, словно заброшенные сюда великанами: когда-то в глубокой древности эти глыбы сюда притащил лед. Потом он растаял, ледниковый период окончился, и теперь вся местность была густо усеяна камнями, словно гигантскими голышами, обкатанными льдом и водой. Иногда Валера узнавал местность, и снова радовался своему возвращению. Устал он от этих приключений, и от своей роли монстра в этом загадочном мире. А если бы еще встречные тролли не шарахались от него по кустам, было бы вообще замечательно. Поэтому, когда они выехали на знакомую поляну, на которой ночевали перед приездом в Хольмград, Валеру очень удивил один тролль, стоявший прямо на их пути. Взглянув на его физиономию, Валера понял, что начинаются неприятности. Так смотреть мог только дворник под разбитым окном на пацанву, игравшую в футбол.… Странная палка в его руках и смотрелась как метла, и взгляд был колючим, и непонятная поросль под носом выглядела как пышные усы. Вылитый дворник! Сейчас начнет хватать за ухо и тащить к родителям!
— Повелитель! – ахнул вдруг Глюс. Остановив лошадь, он спрыгнул с повозки и к удивлению мальчика припал к ногам незнакомца.
— Я привел к тебе человека, о, сиятельный! Я же правильно понял твое пожелание, о, могущественный?  – затрепетал Глюс и Валера сам понял, кто стоит перед ним. И даже возмущаться такой безпардонной ложью, или коварством ученика чародея не стал. Так вот какой он, Дацюк! Грозный, ничего не скажешь.
— Моя говорила твоя, что этот зеленый жаб тебя предаст!
А Дацюк продолжал сверлить его своим взглядом и молчал. Сначала Валере стало не по себе от этого взгляда, но форточек он не бил, и денег у волшебника не занимал. Поэтому он преодолел свою оторопь и сказал Глюсу, уже почтительно занявшему место сзади своего учителя:
— Если он насмотрелся, то поехали дальше. Мне некогда в гляделки играть…
— Так вот ты какой, человек!

Валера сразу узнал этот голос! Вот кто его тогда на поляне кружил!
— Ну и как мое заклинание, подействовало тогда? Заколдовался?
— Меня человеческими заклинаниями не возьмешь! – сказал Дацюк. Выражение лица у него никогда не менялось, как узнал в дальнейшем мальчик, и было очень неприятно смотреть на него. Словно у этого тролля весь мир занял денег, и отдавать не собирается, оттого усатый шрек и бычится на всех.
— К тому же оно не действует, логическая цепочка в нем разорвана.
— Ну и что, — сказал Валера, — подумаешь, какая мелочь!
— Мелочь? Теперь пришло время узнать тебе, человек, силу моих заклинаний! Трепещи же, человечишка!
Дацюк не стал становиться в картинные позы. Если честно, он бы и не сумел, поскольку был толстым, но не рыхлым, а словно голыш, неповоротливым, и когда другие поворачивали голову, он поворачивался всем телом, поскольку шеи у него не было вообще, кажется. Все так же, не меняя позы и выражения зеленой своей надутой рожи, волшебник начал произносить свои чары:
— Именем Залаура заклинаю,
Чары человека развеваю,
Под глубокою горою
Под холодную водою,
В глубине их утоплю,
А тебе, я, монстр велю,
Ты сошедши с колесниц,
Предо мною пади ниц!
Валера хотел рассмеяться, но к изумлению вдруг почувствовал, что нелепые стишки имеют над ним власть! Что-то побуждало его спуститься с телеги, и в тоже время внутри его и что-то боролось с этим желанием. Словно он разрывался надвое, и вдруг кожу на груди его словно начало что-то припекать, и он машинально схватился за это место. И тут же ему стало смешно: грубую телегу назвать колесницей!
— Колесниц всего одна, да и та – телега!
Оторопевший и насупившийся еще больше Дацюк пробурчал:
— И не складно!
— Зато правда! – ответил Валера. – А против правды не попрешь!
— Не берут его заклинания! Сейчас сам заприседает, до упада! – снова ахнул Глюс и быстро на коленях пополз к телеге.
— Ваше монстрейшество, моя готов продолжать показывать тебе путь!
— Слушай, лягуш, у тебя хоть какие-то принципы есть? – изумился Валера, — ты что как блоха от одного к другому прыгаешь?
— Конечно есть! — Тролль даже обиделся.
— И какие же?
— А как у тебя, ваше монстрейшество!
— Этот всегда будет на стороне победителя, — сказал презрительно опоссум, — вот и весь его принцип! Ну мы что будем делать, в перегляделки с этим бирюком играть, или дальше поедем?
3
Угрюмое выражение чародея стало меняться удивлением, и даже пучки водорослей, изображающие усы, сникли. Глюс, не глядя на своего бывшего учителя, уже занял место возницы, а тот продолжал недоуменно смотреть на человека и что-то бормотать себе под нос, наверно вычитывая свои заклинания. Лошадь, меланхолично жевавшая траву, оглянулась на человека, казалось, спрашивая у него: «ну вы разобрались, теперь можно трогать?» Валера кивнул ей головой и машинально прикоснулся к груди. Кожу припекал крестик, но размышлять об этом времени не было. Телега дернулась и покатила дальше по дороге, оставив волшебника на поляне. Впрочем, тот скоро вышел из ступора, живо догнал путников и засеменил сбоку телеги, глядя на Валеру совсем иначе, чем минуту назад. Теперь в его взгляде сквозило удивление, и даже уважение. А также еще много всяких разных чувств, которые Валера разобрать не мог.
— Постой, о величайших среди всех чародеев! – забубнил Дацюк, — Я непростительно ошибся! Смилуйся надо мною, о человек! Позволь и мне быть рядом с тобою и поучиться у тебя чародейству, ибо я еще не встречал такого сильного мага! Позволь, о величайший!
Лошадь скорчила недовольную морду – «ну вот, опять начинается!», и остановилась.
Теперь Валера с удивлением смотрел на Дацюка, а тот продолжал щебетать соловьем, восхваляя таланты мальчика.
Было очень приятно узнавать о себе новое. Оказывается, Валера обладал такими возможностями, о которых и сам не подозревал! Что там повелитель циркулей и таблиц умножений, — жалкий фокусник! С таким же успехом можно назвать себя повелителем муравьев и мух! Оказывается он повелитель стихий и ему следует управлять миром, а не шреками и какой-то строптивой лошадкой! Дацюк входил во вкус и придумывал все новые похвалы, открывавшие всю Валерину суть. Правда, эту блистательную речь немного портил Глюс, пытавшийся подскулить что-то свое и примазаться к чужой лести:
— А еще его монстрейшество призраков не боится, вот! И мух десятками ловит за раз!
Дацюк сразу переключился на эти качества и стал воспевать храбрость мальчика, мужество, безстрашие, ловкость и прочее. Приятно, когда тебе дают истинную оценку — примерно так думал Валера, млея от восхвалений. И только во взгляде лошади, когда она слышала уж совершенно немыслимые эпитеты, сквозило отвращение. «Ну и дурак же ты, братец!» — говорил ее взгляд. Нет, надо ее все-таки отдать на живодерню, подумал Валера.
— И меня тоже тогда! – сказал вдруг Шпуль.
— Чего тоже? – покраснел Валера, словно застигнутый за чем-то постыдным.  – Ты что, еще и мысли читать можешь?!
— Поехали уже, повелитель стихий и громов, — сказал опоссум, — или теперь до вечера будешь слушать эти славословия себе? Так ты тогда еще памятник себе водрузи на этом самом месте! В обнимку с этим краснобаем!
Валера и не собирался брать с собою Дацюка, но теперь назло строптивому зверьку распорядился:
— Садись, магистр!
И тогда Шпуль озвучил вслух мысли лошади:
— Ну и дурак же ты братец!

Ехать с новым попутчиком было забавно! Куда делся тот хмурый дворник! Оказывается, Дацюк был хорошим собеседником, и как никто другой умел слушать и смеяться Валериным шуткам и восхищаться остротой его ума. В такой приятной беседе и пролетел день. На ночевку они остановились на берегу реки, и Валера с удовольствием прошелся, разминая ноги, пока путники устроят ему постель. А Дацюк наколдовал замечательный ужин, и Валера лег спать в хорошем настроении. Хорошо быть уважаемым человеком!
Только сон ему приснился нехороший. Опять эти несносные Дима и Вася начали баловаться и даже осмелились прикоснуться к нему, повелителю небес и морских глубин! К нему, который молниями распоряжается и рыбами командует! Которого даже морские раки боятся! И снилось Валерию, что мальчишки, хихикая и подталкивая друг друга, лезут к нему снять крестик! Наглецы, ну я вас проучу! Валера подскочил и схватился рукой за грудь. Нащупал крестик и вздохнул облегченно, сам не понимая почему. И снова улегся.
На этот раз ему снилось настоящее чудище. Черное как ночь, с горящим взором, оно долго смотрело на него из мрака, и от этого взора было очень страшно. Что там Дацюк со своими повадками дворника! Это был самый настоящий ужас, пришедший из глубин ада, и пришел он за ним. И крестик вдруг на груди запульсировал, словно живой и заблистал всеми цветами радуги, не допуская монстра из преисподней к мальчику! Как же тот ревел, отступая от света!
— Сними крест, снимите его с него! – вопил монстр, убегая.
Валера снова проснулся. Еще раз пощупал грудь и успокоился, крестик был на месте.
Страшная это была ночь! Спать хотелось неимоверно, но снились опять и опять кошмары, жуткие скелеты, и все, кто снился, просили снять его крест. Сперва монстры грозились, потом стали сниться знакомые, и все уговаривали его снять этот несчастный кусочек металла. Потом появился Дацюк:
— Хозяин, давай я спрячу этот амулет подальше, а то Шпуль хочет у тебя его украсть!
И тут же возник зверек.
— Не вздумай отдавать, хозяин! Крест твое единственное спасение!
— Гони его прочь, он тебе не говорит приятных слов! – сразу закричали Дацюк и Глюс в один голос, и над ними возникла голова лошади.
— Ну и дурак же ты, братец! – сказала она, и Валера проснулся.

Утро проступало на звездном небе первыми тенями, еще не виднеясь, но уже стушевывая звезды над горизонтом. Первая птаха, которой наверно тоже снились свои кошмары, пыталась отогнать их робким посвистом, но устыдилась своего же хриплого пения и замолчала. Валера огляделся по сторонам. Рядом дремал Шпуль, а вот ни Дацюка, ни Глюса не было видно. Интересно, где это они шляются, подумал Валера, но вставать, и искать троллей ему было лень… и страшно. Этот монстр с горящими глазами до сих пор ему мерещился. Валера зябко поежился и повернулся на бок. Солома шуршала и кололась. Наверно поэтому кошмары и снятся, подумал Валера, опять засыпая. Надо будет сказать Дацюку, чтобы наколдовал матрас и одеяло теплое.
И вдруг из соломы высунула голову зеленая змея и очень осторожно стала ползти к нему, извиваясь и тихо шипя. Валера замер, не в силах пошевелиться, и только с ужасом смотрел на гада, который уже приблизился и теперь тихо покачивался над его головой, словно высматривая место, куда ужалить. А Валера даже звука не мог издать, до такой степени его сковал это немигающий взгляд, в котором бушевали отсветы страшного пламени Геенны! Змей выбрал место, и открыв пасть, метнулся к его груди.
— Ты, проснись же скорее! – возопил вдруг знакомый голос, и наваждение лопнуло и развеялось как дым. Валера схватил змею за шею и проснулся. Он держал за руку Глюса… Возле самой груди, возле крестика. Тот сразу захныкал и начал оправдываться, но Валера не обращал на него внимания, потому что голос, который его предупредил, принадлежал призраку.
— Я, ты здесь? – спросил мальчик. Никто не ответил. Валера пожал плечами и переключился на Глюса.
— Говори, зачем лез ко мне, лягуш?
— Это не я, — захныкал еще громче тролль, — это он все мне велел! Я больше не буду! Я встану на твердый путь исправления сейчас же! Честное слово! Я уже стал, твердо исправился и больше не буду воровать!
— Да неужели? – поразился Шпуль, вылезая из соломы. – А что еще ты не будешь?
— Все не буду! Вообще ничего не буду! Твердо! Путь покаяния тернист и тяжек, но я пройду его до конца и сбросив себя тяжкое бремя очищусь и… и… даже умоюсь с мылом, вот! Смою с себя все свои позорные, родимые пятна!
— Только шкуру не сотри до дыр, — посоветовал зверек, — а то ведь ты весь в этих пятнах! Ну что, пора его гнать уже хозяин?
— Погоди, — сказал Валера, — кто тебе сказал украсть крестик?
— Он, ваше монстрейшество!
— Кто?!
— Он!!
— Да кто он?
Глюс снова захныкал.
— Он сказал, что превратит меня в жабу, если я признаюсь!
— Да ты и так жаба! Чего тебе еще бояться? Куда дальше?
— Я воды боюсь, я плавать не умею, — зарыдал тролль.
— А ты будешь земляной жабой, — утешил его Валера, — будешь по берегу скакать, обещаю.
— Мне велел это сделать Дацюк! – шепотом признался Глюс и зажмурил глаза, ожидая мести колдуна.
— Да он все врет! – закричал маг из кустов и поспешно вылез оттуда. – Стоит только в туалет отлучиться, как тут же оклеветают с ног до головы!
— Кто из вас лжет? – спросил Валера грозно.
— Он! – завопили тролли одновременно, показывая друг на друга пальцами.
— Оба лгут, — сказал мрачно Голос.
— Я, ты вернулся! – воскликнули Валера и Шпуль. – АзНы, ты где был?
— Я теперь не Я! И не АзНы. Я теперь Александр!
— Почему Александр? – ошарашено спросил Валера.
— Какой Александр? – озабочено спросил Шпуль. – Первый, Второй, Великий?
— А что Александры в истории уже были? – удивился призрак. – Тогда я…
— Может Невидим? – попытался подсказать Шпуль. — Таких еще не было.
— Хорошо, — согласился Голос, — пусть я буду Невидим, но только первый! Для друзей просто и скромно: Невидим Первый, Великий и Премудрый!
— Да уж, – Шпуль развел лапками, — одни высочества моя окружать! Ваше Монстрейшество, Ваше Первейшество, Ваше Мокрейшество, или как тебя величать, лягуш, — Ваше Жабоподлейшество? Интересно, а кто же я в этой веселой компании буду?
— Ваше балабольшество! – подсказал Валера. – Вернемся к нашим жабам! Кто из них лжет, Невидим?
Но ответа они не дождались. И сколько не звали обидчивого призрака, и как его только не уговаривали, тот больше не отзывался. Шпуль почесал задней лапой за ухом, словно собака, и сказал:
— Опять улетел! Действительно, с какой же планеты он к нам свалился?

4
— Встать, суд идет!
Глюс с Дацюком торопливо вскочили. Глюс даже сделал реверанс, как это делают благовоспитанные барышни в хорошем обществе. Дацюк же только вобрал то, что было у него шеей, и голова теперь торчала из воротника как черепашья, готовая нырнуть под панцирь в случае опасности.
А она надвигалась, неотвратимая и неподкупная, в лице судьи Валерия и всего суда присяжных в лице опоссума и лошади. Впрочем, той было все равно, кого судить, лишь бы только меньше было седоков. И вообще, с ее точки зрения судить надо было телегу, и казнить немедленно. Это она была во всем виновата.
— Присяжные, что вы решили?
Шпуль напыжился.
— После долгого и всестороннего рассмотрения этого вопроса, мы тут посоветовались, наша постановить: вина обоих признать, из одного суп черепаховый, другого с дикими сливами вместо яблок на второе! Тут дерево недалеко, я покажу!
И тут Дацюк признался.
— Моя эта вина! Это я уговорил этого недоумка украсть твой оберег, о человек! Не смог устоять. Уж ты и так силен, думаю, украду, и сам стану таким же сильным! Прости, хозяин!
Валера склонен был простить, но взглянув в суровые глаза суда присяжных, понял, что компромисса не будет. Либо, либо.
— Суд постановляет, недоумка не казнить, а подсудимого гражданина Дацюка изгнать из нашей стаи, в виду чистосердечного признания и пусть молчит во веки и все такое прочее. Аминь!
Дацюк надулся, растопырил усы, и молча ушел. Лошадь порывалась уйти тоже, но была привязана. Валера был недоволен жесткостью решения, Шпуль был недоволен мягкостью, в общем, судом были недовольны все, кроме счастливого Глюса, приговоренного к каторжным работам, что согласитесь, в летописях судов случилось, наверно, впервые за всю историю человечества.
— Поехали!

И они поехали дальше. Валера, не отошедший после жуткой ночи, дремал, повесив голову на грудь. Тролль и опоссум молчали, размышляя каждый о своем. Шпуль сидел рядом с мальчиком и отгонял назойливых мух, но как только Глюс оглядывался, зверек изображал из себя независимого и гордого, только непонятно кого именно. Поэтому тролль оглядывался все чаще, пока опоссуму эти игры не надоели.
— Что уставился? – спросил он неприязненно.
— Твоя заботливая нянька, — сказал насмешливо Глюс, — только хозяин спит и не видит твоих стараний, так что все напрасно!
— Вот-вот, в этом весь ты, — делать благое, чтобы все видели и хвалили! И тут же за спиной строить пакости…
— А ты ничего не докажешь! Меня сам хозяин простил и оправдал! А суд два раза не судит!
— Ничего, сколько ниточке не виться, конец все равно придет!
Валера зевнул и открыл глаза.
— Конец чему? О чем речь?
— Конец фильма! Скоро наступит!
— А, лишь бы только не конец света, — пробормотал Валера невнятно.
— Будет и конец света, если твоя, хозяин, не очнется от этого благодушия!
Но Валера уже опять задремал.
Они подъезжали к дому Грилоса, Валера сразу узнал его. Да и почему бы не узнать, когда возвышается такая громадина среди леса! Валера заерзал на троне от нетерпения, и вдруг ощутил неладное. Что-то с крестом происходило! Он накалялся все сильнее и уже обжигал кожу. Валера схватил его пальцами и обжег и их. Оттянул шнурок и посмотрел на металл, который на глазах становился вишневым, затем раскалился до такой степени, что стал белым и обжигал даже на расстоянии. Валера понял, что сейчас просто сгорит, если не снимет этот крест! Боль становилась невыносимой, хотя поражало то, что шнур, на котором висел крест, не плавился и даже не дымился. Впрочем, Валере некогда было об этом странном факте размышлять, поскольку на груди уже начали появляться волдыри. Он начал дергать шнурок, пытаясь порвать его, и вдруг на плечо ему запрыгнул Шпуль и схватил за палец.
— Не делай этого, хозяин!
— Пошел вон! Жжет!! Не видишь, сейчас же расплавится!
— Очнись, хозяин!
И Шпуль ударил его по лицу. Валера открыл глаза и уставился безумным взглядом на опоссума, который перебрался к нему на руку и пытался оторвать пальцы от шнура. Валера взглянул на крестик и замер. Тот был обычным, и вовсе не раскален и не жег ничего! Валера с опаской потрогал его пальцем. Все нормально…
— Что это было? – спросил он ошеломленно.
— А я здесь не причем! – поспешно сказал Глюс. – Я за рулем сидел и ничего не делал!
— Каким еще рулем? – возмутился Шпуль. – Скажи еще за штурвалом! Может Сушки, а может Мига!
И тогда Валера вскричал:
— Да что здесь происходит?!! Мне объяснит кто-нибудь, откуда этот лягуш знает про руль, стенографию и прочее; откуда ты знаешь наши мультики, и про самолеты вот?! Кто вы такие все?! И почему мне снятся эти сны? Что с крестиком происходит? Кто ты такой, Шпуль, отвечай!
— Твоя о чем?
— Ни о чем! Не хочешь говорить, — пошел вон! И ты жаба тоже! Я и без вас обойдусь!
— Глупый ты пацан, — сказал опоссум устало. – Моя тебе добра желать.
— А моя тебе добра желать в два раза больше хозяин, чем крыса ! Даже в три!
— А что мало-то так? – подначил его опоссум. И они оба отвернулись, словно этот разговор их не касался.
— Нет, мне будет кто-нибудь отвечать?!
5
Валера рассвирепел не на шутку. Но на его крик обернулась только лошадь, да и та лишь укоризненно покачала головой.
— Тпру! – рявкнул ей Валера и сказал спутникам:
— Отвечайте! Ты, Шпуль! Кто ты такой?!
— Хозяин, ты задай правильно вопрос, тогда получишь ответ!
— Я уже задал!
— Хорошо, я Шпуль, опоссум, мелкий зверек из волшебной страны, которую ты назвал Тролляндией.
Глюс усмехнулся:
— Хозяин, это обыкновенная крыса! На помойках живут.
— Сам ты помоешник!
— Крыса!
— Довольно! – Валера уже не знал, как еще громче ему закричать. — Кто вы такие?!
— Не правильный вопрос! Ответь сначала, кто ты сам такой!
Шпуль озадачил мальчика.
— Я Валера Чумаченко, человек, мальчик, школьник, — что еще тебе надо?!
— Фух! Ну хорошо, а что на груди у тебя висит?
— Крестик.
— Это игрушка, украшение, забава, или что он для тебя?!
— Это… — Валера вдруг задумался, — это такой крестик, когда в церкви крестят.
— Ну а крестят для чего?
— Чтобы мы в Бога верили.
— Ну наконец-то хоть какой-то проблеск! Только не вздумай сказать, что это амулет, или оберег.
— А что же он тогда?
— Символ связи с Господом, символ христианства. Нет, так не объяснишь. Начнем с начала…
— С того, что Бог создал Землю?
— Молодец! Создал как? Силой мысли.

Он творит силой Воли, управляя Мыслью и  Словом, создавая физические законы Вселенной. «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово был Бог…» И создав человека, Бог дал человеку Слово и человек стал управлять миром, уподобившись в этом Богу. Кстати, говорят, что раньше человек назывался словеком, то есть Слово Век, — Вечное Слово. Но словек искушен был врагом Бога и начал отдаляться от Него и был отвержен и изгнан из Рая. Стал словек жить на Земле, в гордости своей, используя Слово во зло. Это было до потопа, откуда и пришли нам эти мифы-сказки. А что в них? Обязательно ведьмы, колдуны, волшебники и что они делают? Насылают чары, завораживают, насылают порчу, подчиняют своей воле, превращают людей в животных, — то есть причиняют силой своего дара вред словеку. Правда приятно, — сказал заклинание и тебе все подчиняются?
Валера вспомнил троллей, их пустые взоры, бормотание: «приказывай хозяин» и содрогнулся.
— Зомби…
— Это чужое слово, но оно точно передает, что делали с людьми все эти «чародеи». Да, конечно, среди них были и добрые, но дело в том, что творя зло над людьми, гордые волхвы и чародеи сознательно открыли доступ в этот мир всяким тварям из другого мира, из ада; тварям, которые питаются страданиями, болью, муками людей. И что толку от маленькой доброты одного, если десять творят «что хочу»? Если зло проникло в мир и толкает людей на еще большее зло?
— А какие они, твари? И почему мы их не видим?
— Разные. Как и наш мир населен всеми – и птичками и букашками и животными и разумными людьми, так и невидимый мир наполнен всякими тварями, — маленькими, лишенными разума, и большими, и бесами и демонами. Вот только питаются они все нашими страданиями, и поэтому все время подталкивают людей на плохое. Вот тебя взял и оскорбил, обозвал ни с того, ни с чего какой-нибудь мальчишка. Или ты сам кого обозвал. И сразу налетают эти твари, сперва мелкие — черви, змеи, и прочие гады. Им надо, чтобы ты обиделся, чтобы ответил, чтобы вы подрались, чтобы вам было больно, чтобы вы злились друг на друга и все время теперь дрались. Тут уже и крупные подтянулись. А они питаются вашим гневом, вашей злобой, как мы кашей, например. Только для того, чтобы съесть свою кашу, мы сажаем на полях, убираем урожай, и потом из круп, из зерен готовим себе пищу, а твари сталкивают людей, науськивают ругаться, драться, обижать и оскорблять, — это они так себе готовят СВОЮ пищу, понимаешь?
— А почему мы их не видим?
— Поверь, радости было бы мало! Вспомни сон, и скажи, ты хочешь все время видеть рядом с собой такое чудище?
Валера вспомнил эти горящие ненавистью глаза, страшную фигуру в ночи и содрогнулся.
— Нет! Особенно ночью!
— Вот именно! Но это не значит, если мы не видим их, то их нет…
— А как же заклинания?
— Колдуй бабка, колдуй дед, защити меня от бед? Слово, данное Богом человеку оказалось оружием пострашнее атомного. Слово стали употреблять во вред, во зло. Ведь словеки жили совсем иначе, чем мы, они управляли силой Воли, Словом, где мы применяем механизмы. Чтобы перенести тяжелый груз, мы строим машины, краны, тягачи, а они перемещали взглядом. То была совсем другая цивилизация! Кичливая своими возможностями, чванливая и гордая! Дар, данный им Богом, они применили во вред. Кто обладал даром волшебства, возносился над другими, их боялись, им угождали, а они унижали, убивали людей из прихоти. Недаром к нам дошли сказки про всяких Морган и Кощеев, ведьм и колдунов. И эти чародеи, (кстати, само слово и говорит: чары деять, делать) уже не просто плодили зло, они создавали ад на земле. Ради власти над людьми призывали демонов. И некому было защитить простых людей, их жизнь была мукой от рождения и до смерти и после смерти тоже! И тогда Господь прогневался и уничтожил словеков, утопил их почти всех во всемирном потопе. Отобрал дар Слова, возможность управлять Волею, и осталась только память о былой силе в виде стишков: «колдуй бабка, колдуй дед». Хотя и до сих пор радует человеческий слух магия поэзии, продолжает очаровывать:
Туча мглою в небе бродит,
Вихри снежные крутя.
То как зверь она завоет,
То заплачет как дитя…
То есть слова из сказки: «По щучьему велению, по моему хотению…» не просто рифма ради красного словца, а память о древних допотопных временах, когда владели Словом. И в людях до сих пор остались отголоски, остатки былого дара, поэтому иногда рождаются всякие колдуны или экстрасенсы, как модно сейчас говорить. И даже развивают в себе эти возможности, но все это слабая тень прошлого могущества. Но вопрос добра и зла остается. Твари уже в нашем мире, они расплодились, они управляют людьми и вся наша история, — это история войн, убийств, мук смертных. Зло множится, питая ненасытных тварей. И экстрасенсы не просто творят Зло, они еще и Богу противятся!
Поэтому, когда словек был уничтожен, новый стал именоваться человек. Чело-век. Чело, это лоб. Сотворив однажды зло, запустив в свой мир тварей, человек теперь должен был каяться вечно, чтобы избавиться от влияния тварей. Поклоняться, припадать к Богу челом: челом век. Если конечно он понимал еще, кто такой Бог, и что Он дает человеку.
— А что Он дает?
— Свет. Радость. Счастье. — Жизнь. А твари несут ненависть, озлобленность, страдания, а в итоге — Смерть! Ты что выберешь из этого?
Валера усмехнулся.
— Конечно жизнь! Счастье!
— То есть Бога?
— Да!
— Хорошо, когда все понятно и на блюдечке разложено, правда? Только в жизни все гораздо сложнее.

Люди продолжали безумствовать, заменив Слово оружием; убивая теперь не Словом, но оружием, которое все больше совершенствовали. Продолжали колдовать, ворожить, подчинять, зомбировать людей, пусть и не так сильно, как прежде. И тогда Бог послал на Землю своего Сына, Иисуса Христа, и Он принес нам Новое Слово:
Нельзя использовать Силу Бога в злых целях!!
Нельзя колдовать! Это зло, порождающее еще большее зло. Прости ударившего тебя, не умножай зло! Господь продолжает давать людям Свою Силу, которая зовется Благодать, но только для хорошего. Поэтому все святые могли и могут только исцелять больных, лечить тела и души; изгонять из людей тварей, которые вселяются в них; предвидеть будущее и помогать всем людям. Только хорошее, только во благо! Святые могли, например, попросить Бога дать людям воду, и поэтому есть Святые источники, но не могли привораживать, очаровывать, — это оружие тварей и волхвов.
— А почему нельзя взять пушки и убить тварей?
— А можно взять винтовку и убить бациллу гриппа?
— Конечно нет, бацилла маленькая и куда стрелять, и где она в человеке сидит? Человека убьешь, и только…
— Вот именно. Так и твари, куда стрелять, если они в людях? Всех людей убить? Очиститься от них можно только раскаянием во своем зле. Не убить, — а именно очиститься. Это и принес нам Иисус Христос и пошел на смерть ради нас, чтобы мы поняли и не творили зла, а сотворив, смывали из души слезами раскаяния, как смываем грязь с тела водой и мылом. Его распяли на кресте, и этот крест стал для нас символом нашей Веры. И защитником от нечисти и всякого колдовства, в чем ты убедился сам. Теперь я ответил тебе на вопрос о крестиках?
— Да. Но только ты так и не сказал, кто ты сам такой!
— Твоя о чем?
— Ууууу! Ты опять?!
— Это паровоз!
— Шпуль, ну хватит уже, а?!

6
Глюс задумался.
— А почему у нас колдовство действует?
— Ну мы же не на Земле, где живут люди, – ответил Шпуль, — у нас Слово еще сильно и действует. Вот только как мы его используем? Что делает Дацюк? То голод нашлет, то монстра вызовет из другого мира. Когда-нибудь Бог и на нас прогневается.
— Я больше не буду колдовать, честное слово! Я теперь буду добрым, хорошим, буду святым, вот! И меня Боженька не будет топить!
— Ну да, плавать же ты не умеешь, — сказал Валера, — понятно все с тобой. Но одного не могу понять, а почему все-таки заклинания в рифму говорят?
— Слово – оно красиво и обладает всеми качествами, присущими Богу. И Слово был Бог… Что может быть красивее плавной речи? Гладкость рифмы всегда притягивает человека, как и все красивое, как и все, что является Совершенством, что является Богом. И наоборот, ругань звучит отрывисто, крикливо, отталкивающе. Ругань, — это язык бесов, поэтому так неприятно слушать, как люди ругаются, как они тем самым призывают тварей на других и на себя, ведь тем все равно кого поедать, лишь бы их звали.
Валера опять содрогнулся, представив, как над ним кружат всякие червяки и гады, если он даже совсем простое слово скажет, типа «дурак» на другого человека.
— Я не буду ругаться, — сказал он тихо, сам себе.
— А я вообще разговаривать не буду! Вот только еще скажу несколько слов в последний раз, и все, буду молчать навеки. Хозяин, нас тут встречают!
За разговором так быстро летит время и расстояния! Заслушались они Шпуля и не заметили, что лошадь без всяких понуканий сама пошла по дороге и вот теперь они подъезжали к селу. Местные тролли снова вышли на обочины и ждали человека, а завидев, упали на колени.
— Чего это они? – спросил пораженный Валера. Так его еще не встречали. Ну глаза вылупливали, в носах ковырялись, рты открывали, ну мух ловили, но вот на колени падать… это что-то новое!
— А, это они тебя встречают. Боятся, что и им красного петуха запустишь.
— Чего, чего?
Шпуль с сожалением посмотрел на Валеру.
— Прости моя хозяин, твоя такой большой и такой недогадливый! Бояться, что велишь им сжечь свои дома, поэтому заранее плачут! У них же иммунитета против твоего Слова нет, крестиков они не носят. Как же им защититься от человека?!
— Но почему?!!
— А ты Кукиса с чем послал? С пламенным приветом? Он же так и понял, раз пламя, то значит надо поджигать дома. Чуть Хольмград не сжег, его стража еле поймала.
— Но это же выражение безобидное такое, — пламенный привет!
— У вас может выражение и безобидное, но здесь-то Слово действует! Ты поосторожнее со всякими выражениями, а то привыкли у себя на Земле болтать что угодно, не думая, а у нас беды из-за этого происходят!
Тролли со страхом взирали на человека, ожидая от него несчастья и ничего больше. Валера вспомнил, как заставил их есть мух, и ему стало стыдно. И сидеть на этом дурацком троне тоже было стыдно. И стыдно было вспомнить, как объявил себя чародеем и магистром! Он поднялся с места.
— Э, зеленые… То есть, граждане! Нет, товарищи! Как же вас… там? Вы меня не бойтесь! Я ведь того… я не хотел… да вы сами…
Никогда в жизни Валера так мучительно не подбирал слова, как сейчас! Это были муки: сердце порывалось успокоить бедных шреков, сказать им, что он на самом деле не страшный и не злой, и вовсе не волшебник; да язык подводил, и в голове была каша из нелепых словосочетаний!
— Вы того… этого… вы идите и не бойтесь… я не буду…
Да где вас взять, слова правильные и умные, и чтобы поверили и перестали труситься от страха?! Как извлечь наружу те чувства, что переполняют сердце?!
Шпуль печально кивнул головой:
— Вот об этом я и говорил! Красиво слагать речи, — это дар, данный Богом! Тебе еще учиться говорить надо, а то только и знаете – «блин, то, блин, се, достали уже!» Говорите через силу, через «блин», с раздражением, а раздражение оттого, что просто не умеете говорить. Тебе бы Иоанна Златоуста послушать, вот кто действительно был с золотыми устами, отчего и прозван был так — Златоустом!
Шпуль с сожалением посмотрел на Валеру.
— Учи литературу и русский язык, тогда не будешь бекать и мекать и позориться, как сейчас…
Валера обиделся:
— Сам скажи!
— Мне не поверят. Они тебя боятся, не меня; они от тебя ждут бед, ты и говорить должен, а не я!
Глюс закивал головой:
— Прости, хозяин, я бы сказал, но я слово дал молчать как рыба! Я бы и рад помочь, но не могу, — обет молчания дороже всего! Раз обещал, то все, рот на замок, и ни гугу! Ты главное не молчи, ты говори, говори, может среди всего и сболтнешь что-то умное и дельное, я всегда так делаю…
— Давай ему рот зашьем, а хозяин? Может и правду тогда обет сдержит?
Валера сплюнул от досады.
— Слушайте, вы! – крикнул он троллям. – Никто не будет жечь ваши дома! Никто не будет вас убивать, жарить, есть, и все такое! Идите и живите спокойно! Мне от вас ничего не надо! Расходитесь!

Тролли согласно закивали головами и стали расходиться.
— Поехали, — сказал Валера устало. Он устал быть кем-то страшным. Он устал быть грозой этих наивных и послушных шреков. Он устал быть кем-то другим, не самим собой. И он понимал, что ему действительно надо многому учиться. Хотя бы даже простому – умению говорить, выражать свои мысли плавно, ясно, доходчиво, ибо эпоха кинобоевиков принесла и свой стиль разговора, — краткий, рубленный, агрессивный, среди которых фраза: «сдохни, тварь» — чуть ли не самая безобидная. А предметы в школе все более упрощаются, — литературу можно и не учить, но ОБЖ ты знать обязан! Невидимые твари обучают людей, вернее отучают быть людьми и учат их быть подобными им самим. Учат своему языку, своей манере разговора.
— Поехали отсюда…
Шпуль сочувственно кивнул головой и промолчал. Да и что тут скажешь? Только можно порадоваться, что человек вдруг прозревает и начинает видеть, насколько же он не прав в своем благодушии, в уверенности, что все хорошо, все правильно, и что сам он правильно живет и правильно поступает. Словеки тоже были когда-то уверены в своей правильности и правоте…
Тихо скрипели колеса, лесные чащи сменялись небольшими полянами, яркими лужайками, а затем дорога снова уводила под темный полог сосен и густых елей, и тогда только светлые стволы березок радовали взор. Но когда телега въезжала в березовые рощи, как сразу становилось светло на душе! И все напасти сразу становились уже и не такими страшными, и верилось, что несмотря на все беды, он вернется домой и уже не будет столь безпечен, как раньше, и больше просто болтать языком и ругаться тоже уже не будет.
Ехали долго, иногда миновали деревеньки, где Валере приходилось успокаивать собравшихся троллей, обещая им не трогать их дома.
— Откуда они все знают? – удивлялся он.
— Сорока на хвосте несет, — сказал Шпуль, и Валера удивленно покосившись на опоссума, промолчал. Кто их знает, может здесь действительно, сороки служат почтальонами, и разносят вести быстрее телефонов?!
Переночевали в лесу, к удивлению и счастью Валеры спокойно и без кошмаров. Рано утром сразу тронулись в путь, настолько ему не терпелось вернуться уже домой. К полудню доехали до того места, где небольшой мостик переброшен через ручей. Валера сразу его узнал, уж настолько он хлипок на первый взгляд. Еще когда ехали сюда, Валера опасался, что он проломится и телега застрянет. Но и на этот раз благополучно перебрались через него, и вот впереди показалась развилка. Глюс как-то странно задергался, словно сомневался, куда ему надо поворачивать; он тянул вожжи то в одну, то в другую сторону, часто оглядывался и явно нервничал. Впрочем, Валера особо и не присматривался к нему, углубленный в свои размышления, а Шпуль свернулся в клубок и спал, словно долгий путь его вымотал. Вот Глюс оглянулся на спутников и принял решение. Он повернул вправо. Из чащи раздался крик ворона. Никто не обратил на него внимания, но Глюс вздрогнул, словно его хлестнули бичом, ссутулился, и стал натягивать вожжи, направляя лошадь на левую дорогу.
— Ты, проснись опять!!!
Валерка вскочил словно ужаленный и первым делом схватился за крестик. Тот был на месте.
— Александр, или кто ты теперь, Невидим? Что случилось? Ты опять вернулся?
— Ты сидит на троне и мух ловит! А этот повернул не туда, и хочет отвезти ты в какой-то лес, как он договорился с тем, надутым, этой ночью! Открой глаза!
— Вот именно, — сказал Шпуль зевая и запрыгнув на подлокотник, забрался Валере на плечо, — ни на секунду твоя нельзя оставить, ваше вашество, вечно с твоя что-то приключается!
— Глюс, это правда?!
— Хозяин, это не я, это все он! Он, он!! Я правда хотел свернуть к дому великана, а Дацюк сказал, что если не отвезу тебя к его жилищу, то превратит меня в червяка! И в воду бросит!
— А ты плавать не умеешь, — продолжил за него Валера. – Ты вот, что, любезный тролль, иди-ка на все четыре стороны. Спасибо за помощь, а дальше мы сами как-нибудь доберемся.
Глюс слез с телеги и понуро пошел назад. Ни разу не оглянувшись, он дошел до поворота и скрылся за кустами. Там он остановился, хитро сощурился и начал тихо красться назад.
— Любезный? – шипел он сам себе. – Я вправду хотел помочь, а он меня прогнал! Хорошо, я вам покажу! Я вам такое Слово покажу, вы еще падете ниц предо мною и будете просить пощады!!
— Повелитель, ты где? – крикнул он в чащу.
Из зарослей выбрался Дацюк, отдирая от штанин прилипшие колючки.
— Ну, в чем дело? Почему ты здесь, а не там?!
— О, всемогущий, я повернул к Здеонскому лесу, как мы и условились…
— После того, как я напомнил тебе!
— Да, да, высочайший! Прости, сомнения грызли мою душу, но я опомнился и повернул влево, но тут этот мерзкий голос, этот невидим подлый предупредил человека об опасности! Повелитель, с ними надо что-то делать! А эту крысу я бы порвал на части!! Эту мерзкую, гнусную зверюшку! Отдай ее мне!
— Ничего, я на них селян натравил, они скоро догонят этих… этих…
Дацюк от ненависти не мог никак подобрать им обидное прозвище:
— Этих гадов! Не думал, что монстры будут такими… добренькими и правильными! В древних книгах говорится о настоящих монстрах, а эти, кресты надели, бога боятся!! Тьфу!
И тут сзади них возникла коза, — из неоткуда. Только что ее не было, и вдруг возникла. На шее у нее был ошейник, как у собаки, и видимо не зря. Сразу встав на задние ноги, она с разгона ударила Дацюка в зад лбом, на котором к счастью для троллей рогов еще не было. Но и этого удара было достаточно, чтобы сбить чародея с ног.
— Бе-е-е-езобраа-азие-е-е-е! – явственно проблеяла она и устремилась на Глюса, который побурел от ужаса. – Бе-е-е-еда-а вам бу-у-уде-е-ет! Бе-е-езумцы!
И ударила его в живот.
— Уф! – сказал зеленый, складываясь пополам. Коза грозно повернулась и ударила вставшего Дацюка, и тот снова кувыркнулся в кусты. Глюс полетел следом. И что странно было для обоих, какая-то неведомая сила не давала им возможности ни убежать, ни обороняться; коза била их не то чтобы больно, но ощутимо, и погнала в самую чащу, в заросли колючек, возникая неожиданно перед чародеями из разных мест, словно гнал их целый табун диких коз!  Глюс сразу захныкал, а Дацюк только сопел и пыхтел, не веря, что ЕГО!, великого и всемогущего в колдовстве, может гнать какая-то глупая коза! Такого быть не может! Но колдовство его не работало, а коза продолжала бить своими, только намечающимися рожками, без устали гоня их по зарослям крапивы, терна, чертополоха и других колючек. И так продолжалось очень долго, пока коза не пригнала их к жилищу колдуна и только тут исчезла, словно ее и не было, а извалянные в грязи и мусоре, грязные, оборванные, опухшие и все в синяках, бывшие колдуны упали без сил прямо на пороге дома. А когда очнулись, поняли, что своего волшебства они лишились, словно та неведомая и грозная Сила, стоявшая за человеком, за крестиком на его груди, разом лишила их былого могущества.
7
Валера сел на место возницы  и завертелся по сторонам, ища что-то взглядом:
— А где здесь у нее тормоза?
— Потяни за хвост, узнаешь! Ты тронуть с места не успел, а уже тормоза требуешь!
Шпуль устроился рядом.
— Бери вожжи, теперь плавно отпускай и дави на газ, то есть я хотел сказать — говори «но!». Трогай.
Лошадь бросила на Валеру самый убийственный свой взгляд, вздохнула тяжко и поплелась прямо через кусты, выходя на правую дорогу. Минут через десять Валера разобрался, куда и как, и за какую вожжу надо тянуть и даже научился поддергивать вожжами и причмокивать, как настоящий возница.
— Невидим, ты здесь, смотри, как у меня поучается! — похвастался он, намерено вызывая голос на разговор. К его удивлению, и к удивлению Шпуля, невидимка тот час же откликнулся.
— Это хорошо, что ты умеешь ездить. А теперь делай это быстро-быстро, иначе они ты нагонят.
— Кто?! Этот Дацюк и Глюс?! – вскричал Валера строптиво. – Эти зеленые олухи? Да я их!
— Я – последняя буква в алфавите! – вскипел вдруг Шпуль. – Что — ты? Что ты хвастаешься? Ты решил Глюса в хвастовстве перещеголять?
Валера схватился рукой за крестик, который, как ему показалось, начал опять накаляться. Перетерпел первый порыв своей обиды на зверька, подождал, пока жаркое негодование в нем не уйдет, и только тогда сказал:
— Прости, ны действительно расхвастался.
— Проехали, хозяин…
— Ничего еще не проехали! Они, много они, нагоняют! Очень злые! Деревня горит, они будут ты немножко бить и под землю ложить и холмик насыпать! Нужно еще быстрее быстро-быстро делать!
Валера подстегнул лошадь. И начались скачки. Вскоре сзади послышался топот, но самих преследующих не было видно за деревьями. И он нарастал, хотя Валера вовсю подстегивал лошадь и тревожно оглядывался назад.
«А зачем тебе убегать, ты же их одним словом можешь остановить, повернуть назад, да вообще сделать с ними все, что угодно?» — сказал кто-то внутри его.
«Да не хочу я с ними что-то делать!» — ответил другой в его голове.
«Но они догонят и убьют тебя! Тебя, владеющего Словом! Кто Ты, и кто они, эти жалкие шреки?! Разгони их, покажи им свою силу!»
«Но я…»
«Что, боишься? Ты трус! Ты ничтожество!»
«Да я! Да Я их ни капельки не боюсь!»
«Ну так докажи это!!»
«Запросто!»
Валера стиснул зубы и оглянулся назад со злостью, желая, чтобы преследователи показались уже, чтобы можно было обрушить на них свой гнев и показать им свое могущество. И вдруг в его мыслях возник еще один голос.
«Постой, помнишь, что говорил Шпуль? Нельзя Слово использовать во зло! Нельзя Бога гневить!»
«Не слушай его! Он тебя к смерти приведет! Ты погибнешь в этой стране троллей-маломерков и никто не узнает, где могилка твоя! Единственный способ спастись – уничтожить этих тварей зеленых!»
«Смерть духовная страшнее смерти физической! Уничтожив преследователей, ты спасешь тело, но навсегда погубишь душу!»
Валера растеряно потряс головой, — кого слушать?
«Меня, меня слушай! Я дам тебе все, что пожелаешь, слушай только меня!»
«Слушай голос своей совести…»
Валера жалобно посмотрел на Шпуля, взглядом спрашивая, кого мне слушать?
— Да, брат, выбор всегда тяжек…
— Но что мне делать? И кто они, эти голоса, почему они у меня в мыслях?
— Принято считать, что на левом плече сидит тварь, а на правом ангел и советуют тебе каждый свое. Ты кого выберешь?
— Конечно ангела! Но как мне понять, кто есть кто?
— Поэтому заповедано нам креститься не абы как, поспешно, на груди, но доносить руку до самого конца плеча, и правого и левого, укрепляя таким образом ангела и отгоняя тварь.
— Вот так?
Валера перекрестился, правда слишком поспешно, потому что их уже догоняли.
«Не слушай ты его, кто он такой, — крыса! Делай, что я тебе велю! Брось ты эти кресты, еще на колени упади в поклонах, все равно не поможет! Убей их всех. Почувствуй в себе Силу, которую на самом деле я тебе даю! С этой Силой ты станешь повелителем не только в этом, но и в своем мире! Только отвернись от распятого!»
«Помни о своих словах, что выбрал ты недавно, — Жизнь, или смерть?! А эта сила подымет тебя на краткое время, чтобы только погубить окончательно, и заберет твою душу! Что ты выбрал?»
— Жизнь, я выбрал Жизнь!
«Дурак! Это я тебе жизнь спасу, меня слушай!»
Валера упрямо мотнул головой, мысленно отгоняя от себя хитрую, лукавую тварь и повторил, чувствуя, как наполняется новым чувством:
— Я выбираю Бога!
Впереди показалась развилка. Спрашивать мнения спутников было некогда, преследователи были буквально за поворотом и вот-вот должны были показаться. Валера вдруг почувствовал в себе уверенность и повернул вправо. Дорога сразу же делала еще один изгиб, и ветки хлестнули по телеге. Валера еле успел уклониться. Оглядываться ему было некогда, впереди была еще одна ветка, низко висящая над дорогой. Валера снова пригнулся и щелкнул вожжами, поторапливая лошадь. Он не заметил, как Шпуль вдруг схватился за ветку и остался на ней, сразу скрывшись в густой листве. Махнув рукой, он тихо сказал вслед мальчику:
— Прощай, мой юный друг. Да поможет тебе Господь…

Только они скрылись с виду, к развилке выскочили первые ряды преследователей. Круто осадив лошадей, на которых они сидели по трое и даже по четверо, тролли переглянулись между собой и приняв решение, поскакали налево.
Никто не знает, что такое Промысел Божий и как он осуществляется, и почему вдруг враги не замечают преследуемых христиан в упор и проходят мимо в двух шагах! Валера не знал и даже не мог знать, что произошло. Тролли просто свернули не туда, но он еще долго подгонял лошадь и не сразу понял, что больше не слышит топота преследователей.
— Кажется, оторвались, — сказал он удивлено, слегка натягивая вожжи, правда не решаясь остановиться.
— Шпуль, ты слышишь их?
В ответ молчание.
— Шпуль, ты где?!
Тишина. Валера начал вертеться по сторонам, ворошить сено.
— Шпуль!
Наверно веткой сбило! Валера оглянулся назад и решительно натянул поводья.
— Тпру!
Спрыгнув с телеги, он огляделся и пошел назад, выискивая взглядом тельце зверька. Воображение почему-то представляло его раздавленным колесом и бездыханным. Звать теперь Валера опасался, поэтому шел молча. Дойдя до веток, он внимательно осмотрел землю, ветки, но опоссума нигде не было. Валера даже рискнул выйти на развилку. Никого. И тогда Валера понял, что Шпуль покинул его. И грустя, пошел назад. Шел тихо, задумавшись о зверьке, так и не поняв, кто же это был такой, и почему покинул его так внезапно? И вдруг услышал знакомый голос:
— Да не быть мне Снурри Болтуном, если я только что не видел монстра на колеснице! Пронесся он мимо меня, и огненные языки пламени отлетали от него во все стороны!
— Опять врешь! Да где же он?! Почему мы не видели?
— Почему вы всегда не там, где надо, и смотрите не в ту сторону?! Неужели не видели, не слышали, как только что здесь проскакал человек на телеге?
Гномы насмешливо переглянулись:
— Мы слышали, как мимо только что проехал тролль Куднис, мы видели, это его телега была. Ты же начинаешь придумывать, что управлял ею человек, вот в чем дело! Ты братец не только болтун, но и врун!
— Но я правду видел сейчас человека, на телеге Кудниса!
Валера усмехнулся и тихо прокрался на голоса. Осторожно раздвинул ветви и увидел гномов, притаившихся у дерева. Его они опять не видели, уставившись на дорогу. Валере очень хотелось сделать «БУ!», но потом он вдруг подумал, что в первый раз видел их возле жилища великана, значит и сейчас дом где-то рядом! Но как спросить, чтобы они опять не разбежались, вопя от страха?
А гномы продолжали болтать.
— Ну мы долго здесь будем толкаться?
— А вдруг правда монстр здесь? Помнишь, как он за нами погнался?
— Ну и что теперь, домой пойдем? Что мы зря сюда флягу тащили, что ли? Пошли за пивом, вот и весь сказ! А монстр пусть едет себе дальше, если это и правду был он.
И гномы пошли, но только не по дороге, а по незаметной тропке среди леса. Валера дождался, когда последний скроется из глаз и пошел следом, радуясь, что найдет теперь дорогу к дому великанов, и грустя, что его спутников с ним рядом больше нет. На всякий случай он тихо позвал Невидима, но тот не откликался. А как узнать, рядом он, или нет? Никак, если только тот сам не отзовется.
Тропинка была гномьей, и под низкими ветками ему проходилось проползать, так что он сразу отстал и ориентировался на голоса. Но и те скоро затихли. Путь показался мальчику безконечным, но потом он вышел к плотине и возликовал, — на другой стороне возвышалась громадина дома. Перейдя на другую сторону, он приблизился к дому, размышляя, как ему пробраться незаметным к жилищу великанов. Незаметно не получалось, поскольку гномы его увидели и снова бросились наутек, бросив флягу. Но Валере было не до них. Ему предстояла встреча с великаном, страдающим всякими заумными болезнями и его летающими тапочками.
Валера подошел к двери. Она была чуть приоткрыта. Валера выдохнул, перекрестился и заглянул вовнутрь. Никого! Не веря своей удаче, он тихо перебрался через порог и вдоль стенки пошел к столу. Хватит с него знакомств и речей! Что Грилос, что мадам, оба могли только визжать, так что представляться им он больше не хотел. Валера добрался до стола и тут послышалось шарканье подошв. Великанша вошла в комнату, что-то напевая. В руках у нее был поднос, и несла она целую гору снеди. У Валеры опять забурлило в желудке от этих запахов. Он быстро метнулся к ножке стола и затаился. Великанша загремела посудой, расставляя ее на столе, и снова ушла, не переставая мурлыкать себе под нос громовые мотивы. Мальчик осмотрелся по сторонам, не зная, куда ему идти. Он потерялся! Пошел к другой ножке, вернее побежал и здесь стал внимательно осматривать стену. Норы не было. Валера испугался, слыша, что великанша опять возвращается и спрятался в расщелине грубых досок пола. Он еле дождался, когда она опять уйдет на кухню и пошел дальше вдоль стены. И кто знает, сколько бы он еще кружил по комнате, но вдруг услышал голос Невидима:
— Сюда, ты!
Как же он обрадовался! Не было сейчас для него роднее этого странного призрака, который оказывается, не бросил его, как Шпуль.
— Невидим! Молодец, ты нашелся! А Шпуля ты не видел?
— Нашелся ты, Аз не терялся. А Шпуль передавал ты привет, большущий, но не пламенный. Ему пора возвращаться было домой. Тебе тоже. Невидим тебя проводит до того места. Идем!
Рядом с другом ничего не страшно! Валера отважно побежал к следующей ножке-колонне, куда тащил его невидимка и топот великанши его вовсе уже и не пугал. Да, вот оно, то самое место, откуда он в первый раз увидел эту комнату! А вот и его ранец! Валера очень обрадовался находке и сразу надел его. Теперь можно и возвращаться.
— Невидим, ты здесь? Идем со мной!
Но тот опять замолк! И сколько его не звал Валера, больше не откликался. Наверно проводил и все, дальше не пойдет! Пришло время расставаться. Опечаленный мальчик постоял возле норы в надежде, что тот отзовется, но, увы, слышались только шаги великанов. Мадам опять громоподобно распекала за что-то своего мужа, но Валере были не интересны их перепалки. Он взглянул напоследок по сторонам и решительно вошел в ход. Сердце тревожно замирало в груди, — а вдруг он выйдет куда-нибудь не туда? Куда-нибудь в другой мир, например в Лилипутию? Было темно, но Валера почему-то видел, или угадывал в темноте. Те же пыльные бетонные ступени, стена в паутине. А вот и дверь. Он боялся, что она будет закрыта, и толкнул ее совсем тихонько, и дверь тихо скрипнула, впустив столбы света. Ура, он дома!!!
В открывшийся проем, Валера смотрел на такое родное кирпичное здание Центра, на поваров, мелькавших в окне кухни, и даже прослезился от счастья. Он вернулся!
И Валера смело шагнул навстречу солнцу, с любопытством заглядывающему в серые двери, и вышел во двор.
— О, Валерка! Ты где был?! Ты что уроки сегодня пропустил?
Рядом стоял Славик, вдали виднелись девчонки, возвращающиеся со школы. Валера растерялся, он же отсутствовал больше недели, по его расчетам! А по словам Славика получалось только полдня.
— Ты где гулял сегодня? – продолжал приставать Славик.
Валера оглянулся на сарай и обомлел. Дверей не было! Он подошел к стене и потрогал ее рукой. Это была обыкновенная кирпичная кладка, словно чародей Дацюк поспешно заложил ее сразу за мальчиком, чтобы никогда больше не пускать его в свой мир. И мелькнувшая было мысль рассказать правду, сразу угасла. Кто ж поверит? И все равно Валера радостно улыбался, — он вернулся домой…
Что говорить в свое оправдание, он не знал, врать не хотелось, но только кто поверить правде? Пришлось принять на себя упреки и молчать как рыба. Если бы Невидим был рядом, и смог бы подтвердить его слова! Пришлось нести заслуженное наказание, но что оно после таких приключений? Главное, что он дома!

Послесловие.

— Валерка, а где твой крестик? Потерял?
От глазастого Жорика ничего не скроется. Валера похолодел сердцем, хватаясь за грудь. И кинулся шарить глазами вокруг себя, чувствуя себя таким обнаженным, таким беззащитным! Где же он? В умывалке крестика не было видно, и Валера кинулся в комнату. Упал на колени и заглянул под кровать. Ничего. Все уже спустились в столовую, и Ирина Филипповна крикнула с лестницы, торопя его. Но как идти, если он остался без защиты? Где же он?!
— Ты смотреть под одеялом, ты, растеряша!
— Невидим!! Невидимчик, ты здесь? Как я рад!
Валера откинул одеяло. И правда, крестик на разорванном шнурке лежал на простыне. Валера поспешно завязал шнур и спросил невидимку:
— Так ты со мной шел? А Шпуль тоже здесь?
Но упрямый Невидим, единственный и неповторимый, таинственный и загадочный опять замолчал и не отзывался. Валера пожал плечами; пусть молчит, главное, что с таким другом не пропадешь! С крестиком на груди, с ангелом за плечом и с Богом в душе ничего не страшно. И пошел в столовую.

ЦВЕТОЧНЫЕ КОРОЛИ.
1
Ночью Ника проснулась от странного шуршания. Совсем мыши обнаглели, сонно подумала она, ища рукою на кровати Барсика. Неужели лежебока спит и не слышит, что мыши тащат еду из кухни? Так они скоро и холодильник утащат себе в норку, а котенок и ухом не поведет. Но котенка на кровати не было, а под столом что-то продолжало шебуршать, словно пластиковым веером кто-то по ножке стола водил. И как будто  нарочно. Наверно мыши устроили бал, и королева мышка машет веером, сидя на троне, решила Ника. Отмахивается от настойчивого кавалера, а тот в мундире, орденах и при шпаге, важно топорщит усы и галантно кланяется, приглашая на танец, разводя лапки и хвост в разные стороны. Представив себе, как кокетливо королева мышь отмахивается от него, Ника улыбнулась и совсем проснулась. Близилось утро. Раз уж разбудили, то все равно придется вставать и смотреть, что за праздник такой сегодня у мышей. Она опустила ноги и тихонько встала с кровати, опустилась на колени и посмотрела под столом. Никого. Хотя… что-то поблескивает у ножки. Ника нагнулась, всматриваясь. Да это же стрекоза! Вот те раз! Как же она попала сюда, глупенькая? Наверно влетела в окно вечером, а теперь решила выбираться, а куда лететь не знает. Заблудилась под столом.
— Кыш! – сказала Ника. – Улетай поскорее, мне спать надо!
— Шшто за чушшшшь, шшто за сссспешшшка? – ответила стрекоза жестяным голосом. – Жжжду тебя, ззза тобой пришшшла.
— За мной?! – очень удивилась Ника. Так сильно удивилась, что удивляться тому, что стрекоза заговорила с ней человеческим голосом, уже не смогла.
— Ззза тобой! – повторила стрекоза. – Полетели!
— Я не могу, — сказала Ника, — не летаю!
— Ты жжжже пробовала ужжже, в церкви, помнишшшшшь?
— Когда это?
И тут Ника вспомнила! Было такое, но ведь шутили с Дядьюром.
— Это все в шутку было!
— А вот и не шшшшшутка! Машшши крыльями, лети зззза мной.
Стрекоза жестко забила своими крыльями, от чего поднялась буря, которая чуть не сдула Нику с места. И вдруг Ника поняла, что она стала маленькой, совсем маленькой, меньше стрекозы! А как это произошло, она и не поняла, и не заметила. Стрекоза теперь возвышалась перед ней как автобус, или вернее как вертолет, но Ника вертолеты видела только в кино, поэтому стрекоза ей представлялась большим автобусом, может, даже двухэтажным.
— Ах, каких чудес только во сне не бывает!– сказала сама себе  девочка.
— Полетели! Только у меня крыльев нет!
— Как нет?! – возмутилась стрекоза. – А как жжжже ты полетишшшшь?
— Может на вас?
Стрекоза задумалась.
— Я шшшшто, похожжжжа на таксссси? Ты видишшшшь на мне ззззеленые шшшшашшшшечки?
— Зеленым должен быть огонек, а шашечки просто нарисованы, — просветила она стрекозу, – и вообще, вы мне приснились, вот сами и думайте, как меня доставить. А кстати, куда лететь?
— На луга, на луга, на поля, на поля, повидать короля, короля…. – пропела вдруг стрекоза.
Чудная какая, подумала Ника, но вслух не стала ничего говорить.
— Что за король? – спросила она.
— Цветочный король!
Стрекоза ответила таким тоном, что спрашивать дальше стало неудобно. Признаться, что она не знает цветочного короля, было стыдно. Ника пожала плечами. Думала увидеть королеву мышь, а увидит короля цветов. Тоже интересно.
— А как же мы полетим?
— Ну не ззззнаю! Я не таксссси! – сказала стрекоза. — Нет у меня огоньков!
— Ну тогда представим, что вы автобус! – сказала Ника.
— Раззззве? – удивилась стрекоза. – Хорошшшшшо! Ссссадись. Только в ззззадние двери, как положжжжено.
Ника только подняла руку на спину насекомому, как та опять вскричала:
— Сссстоп! А билет где? Билет покажжжжи!
— Да ну вас! – обиделась Ника. – Я к вам не напрашиваюсь! Сами зовете, сами и везите!
— Неужжжжели? – удивилась стрекоза еще больше. А Ника подумала, что наверно не хочет лететь на такой странной стрекозе. Вдруг она в воздухе начнет безбилетников ссаживать за борт? От этой всего можно ожидать.
— Хорошшшо, — решилась наконец стрекоза, — будем ссссчитать, шшшто ты кондуктор. Ссссадись ссссскорее, иззз графика выбиваемся!
Но стоило только Нике положить ей руки на спину, как стрекоза опять вскричала:
— Сссстой!! Ой щщщикотно! Ха-ха-ха! Ой, не могу!
И тут Ника рассердилась окончательно.
— Ну знаете ли! Передайте королю от меня привет, и до свидания! Я пошла другой сон досматривать!
— Как другой ссссон?! – возмутилась стрекоза. – Меня ссспециально посссслали зззза тобой, а ты говоришшшшь другой ссссон!
— Послали, так веззззите! – передразнила ее Ника. – Сколько можжжно болтать!
— Ссссадиссь, — сказала стрекоза обречено.
Посадка на автобус по маршруту №2: «Дом Ники – цветочный король» продолжалась еще полчаса, поскольку автобус начинал дико хохотать и вертеться, стоило только Нике прикоснуться к нему. Пришлось стелить листок, как попону, но и это помогало плохо. Кое-как взлетели. Поток воздуха от крыльев пытался сбросить девочку, так что она припала к спине и вцепилась руками в туловище, что стрекозе очень не понравилось. С истеричным смехом она потыкалась в стекло, и еле нашла открытую форточку. Полетели. Встречные ночные букашки шарахались во все стороны от непонятной летуньи, вопящей во весь голос:
— Ой, не могу, не могу! Ха-ха-ха! Отпуссссти! Отпуссссти! Ой отпуссссти плечо, ха-ха-ха, ой, ой! Да не щщщщикотисссь жжжже ты!
Стрекоза металась из стороны в сторону, то падала в кусты, то взлетала ввысь и распугала диким хохотом не только ночных бабочек, но даже и летучих мышей. Мыши стремительно прятались в кронах деревьев, на чердаках и даже падали в траву, зажимая лапами уши, — так пронзительно верещала чрезмерно смешливая стрекоза. Впрочем, Ника ничего этого не видела, она цеплялась в ее туловище изо всех сил, и жмурила глаза так, что щеки заболели. Поэтому куда они летели, девочка не знала и думала только об одном: обратно на этой сумасшедшей стрекозе она ни за что не полетит!
2
Это действительно была поляна цветов!  Небо к этому времени просветлело, наполнилось утренними нежными тонами, словно специально для нее подчеркивая красоту цветов, и казалось, что цветы это продолжение неба, а капли росы — маленькие озера . Как много здесь было колокольчиков! И каждый был так красив, что Ника не могла наглядеться. Оказывается, ее клумба так красива, если смотреть снизу!
— Слаззззь ссскорее! – распорядилась стрекоза, как только плюхнулась на землю.  Нику не надо было уговаривать, она сама об этом мечтала и поэтому спрыгнула сразу же.
— Ах, эти люди такие! Ни ззза шшшшто, никогда! – сказало сердито стрекоза, и резко рванула вверх, не предупредив девочку, и воздушный поток сбил ее с ног.
— Кто бы говорил, — сказала Ника отряхиваясь, — я тоже ни за что и никогда с вами не полечу, вот так вот!
Ника была воспитанной девочкой и не стала показывать язык улетавшей стрекозе, хотя очень хотелось. Она восхищенно посмотрела по сторонам, выискивая того, кто позвал ее сюда. Как много цветов, какие они огромные и прекрасные! Но который из них король?
— Простите, а кто здесь цветочный король? – спросила она у пробегавшей мимо букашки. Размером насекомое было с автомашину, и Ника как пешеход прилежно отошла на обочину тропы, соблюдая правила дорожного движения. Только букашка понятия о правилах не имела, и не только дорожного, но и простых приличий.
— Сссстыдно! – ответила та, не останавливаясь, и исчезла среди стволов травы. Ника растеряно стала оглядываться по сторонам.
И вдруг, словно ветерок прошелся по поляне, колокольчики встрепенулись, и послышался удивительный перезвон.
— Уже утро! Утро! – зашелестели цветы.  – Дин-Дон!
— Пора приветствовать Свет! Дин-Дон!
— Восхваляем день! Дин-Дон!
И тут колокольчики дружно начали звонить и звуки были бы очень красивыми, если бы в этом звоне был хоть какой-то ритм. Но цветы старались каждый быть звонче других, и поэтому каждый старался бить как можно громче и как можно чаще. Это была уже и не музыка, а музыкальная пытка! Ника зажала уши. Слушать такое было невыносимо, а тут еще началась и перебранка.
— Я лучший колокольчик, я должен быть запевалой!
— Нет, я!
— Нет, я!
— Ха-ха, посмотрите на него, у него один лепесток надгрызен, а он требует, чтобы его назначили запевалой! Я должен быть главным!
— Ха, он должен! Да на него даже мухи не садятся, а туда же!
— А вот и неправда! Меня пчелы обожают!
— Не обожают, а обижают… своим невниманием!
— Ах так! А на тебе паук паутину сплел, и тебя все теперь стороной облетают!
— Ах, вы переходите на личности, это так подло и так гадко!
— А он первым начал!
Ника совсем растерялась, и ей стало очень стыдно слушать эту ругань, словно она подслушивала что-то нехорошее и ей не нужное.
— И вот так они каждый день….
Ника обернулась. За спиной у нее стояла божья коровка с печальным видом.
— Когда-то это был лучший хор в округе. А теперь спорят, кто из них лучше, целыми днями. Грустно….
И Ника сразу с согласилась с ней, это действительно грустно.
— Наверно меня сюда за тем и позвали, — сказала она сама себе, — чтобы прекратить эти споры.
— Правда?
Божья коровка обрадовалась и тут же снова уныло поникла.
— Они никого не слушают, даже своего короля.
— Ой, а вы мне его не покажите?
— А вон он, самый печальный на этой поляне.
Ника посмотрела и увидела поникший цветок, который действительно был очень опечален. Девочке стало его так жалко, что она чуть не заплакала.
— Ах, — сказала божья коровка, — не надо слез, достаточно уже моих! Ах, мое бедное сердце, оно рвется на части!
И божья коровка пошла в чащу, всхлипывая и стеная, опустив голову, и была очень похожа сейчас на большую красную лакированную корову, особенно когда срывала на ходу охапки травы. Так и шла, жуя и плача одновременно.
Ну, уж нет! Ника решительно потрясла головой, отгоняя уныние. Я не буду плакать! И она пошла к цветку.
— Здравствуйте, ваше величество! – крикнула она, задрав голову.
— А? Что? Где?
— Я здесь!
Она запрыгала на месте, маша руками. Король перестал недоуменно оглядываться по сторонам и опустил голову.
— Ты кто?
— Я Ника! Вы меня звали?
— Ах, ты та девочка, что нас поливает? Ты пришла! Слава Свету! Я так тебя ждал, так ждал! Дин-дон-дон-до-о-н!
Ника очень обрадовалась, что нужна цветам, и особенно такому милому и прекрасному королю.
— А чем я могу вам помочь?
— Возвращайся к себе, снова стань большой, приди и выполи большинство этих неугомонных цветов! Они меня не слушаются! Они совсем распустились!
И на поляне вдруг наступила тишина. Все цветы обернулись к королю и девочке.
— Ах! – сказал один колокольчик. – Динь-динь! Беда!
— Ах! Ах! Ах! – зазвенели остальные. — Какая жестокость, какое варварство! Динь-динь-дилинь! Какое коварство! Ах!
И снова поднялся невыносимый шум и звон.
— Тиран! Тиран! Как он безсердечен! Дин-дон-дон!
Ника тоже очень опечалилась. Потому что поляны и грядки потому и красивы, что на них много цветов. И что же это за клумба такая, если на ней всего один колокольчик, пусть и король?! И потом! Свято место пусто не бывает, пространство сразу заполнят сорняки!
А цветы тем временем стали опять сориться и старались перекричать друг друга.
— Ах! Нам не нужен такой король! Дон-дин-дон!
— Его самого в прополку! Дин-дон-дон!
— Да, да! Согласен! Дилинь-дилинь-динь!
— Ах, как можно, он же настоящий колокольчик! Он же наш король!
— Ну и что? Вы слышали, что он задумал?! Динь!
И все цветы так расшумелись, так огорчительно и гневно забили в свои колокольчики, что букашки побежали с клумбы во все стороны. Ника хлопнула в ладоши:
— Тише вы! Тише! Никого я не буду выпалывать! Вы должны жить дружно и слушаться своего короля! Тогда у вас будет мир и порядок!
3
Казалось бы, произнесены были самые разумные слова, к которым невозможно не прислушаться, но цветы не хотели этого делать:
— Ах, дили-дон, легко сказать, — мир и порядок! Дон-дилинь!
— Почему мы должны его слушать? Динь-динь-дилинь!
— Он плохой король, это я должен быть королем! Дон-дон!
— Интересно, а почему это ты?! Дзинь! Я король!
— Ха! Он король! Не смешите моих тлей! Динь-дилинь!
И снова начался хаос звона, споров и упреков. Ника совсем растерялась и просто не знала, что ей делать.
— Иди сюда, ко мне! — услышала вдруг она шепот одного цветка, и подошла к нему.
— Не слушай его, старик-король совсем из ума выжил, дин-дон! Выполи его, а меня назначь королем! А я тебе… я… а я тебе песенки буду петь, вот! Дин-дон, дин-дон, дин-дон-дон! Нравится?
— Нет! В смысле песня нравится, а предложение нет!
— Ах, какая ты плохая девочка, дин-дон! Значит ты не за меня! Значит ты против меня! Дин-дон! Ступай прочь, предательница!
Нике было горько слышать эти слова, и она бы заплакала, но тут со всех сторон ее стали подзывать к себе и все цветы говорили то же самое.
— Сделай меня королем!
— Их выполи, а меня королем сделай!
— Меня, меня королем!
И все сразу обижались, когда она отказывала им. Все цветы называли ее предательницей и гордо отворачивались от нее.
Нике было очень горько слышать эти слова. Оказывается все так сложно! Вот клумба, за которой она ухаживает и поливает; клумба, полная красивых цветов, прославляющих Свет своим колокольным звоном, что же еще надо? Зачем же они спорят? Почему каждый хочет быть главным?
— Девочка, подойди ко мне, — услышала она. Это ее звал цветочный король. Ника подошла к нему.
— Ты все слышала, динь-дон? Ты поняла, что единственный разумный выход, это выполоть все непокорные цветы, динь-дон-дон?
— Но я не хочу вырывать цветы! Мы с мамой всегда вырываем только сорняки, вот!
Король оглянулся по сторонам, и все колокольчики притихли, прислушиваясь к их разговору.
— Я тебе вот что скажу по секрету, — король склонился к Нике и зашептал ей на ухо, — ты выполешь всего пару цветков, самых наглых смутьянов, и остальные сразу все станут послушными и покорными мне, уверяю тебя! Так всегда делается, если хочешь добиться порядка. Я тебе их покажу!
Нике было странно и неприятно слышать такие слова. И как-то неправильно все это! Все красивы, все такие хорошие, замечательные! Ну почему обязательно надо становиться на чью-то одну сторону и к тому же становиться врагом всем другим? Нике совсем не хотелось этого. Ей было всех жалко, она любила всех одинаково.
— Выбирай, девочка, дон-дон! А то пожалеешь!
Ника нахмурилась. Еще и угрожает! А она совсем растерялась и не знала, что ей делать. Говорить правильные слова, что нужно жить дружно и мирно, было просто глупо, никто ее слушать не хотел. А выбирать ей не хотелось. Нужно посоветоваться с мамой, — поняла она. Срочно!
— Ну, ты согласна?
— Нет. Я схожу домой, поговорю с мамой, и может, вы вас рассадим…
Колокольчики негодующе зазвенели:
— Она странная и глупая! Она должна стать на мою сторону! Дон-дон!
— Нет, на мою! Дон-дон!
— На мою! Дин-дон!
И снова начался спор.
— Ты меня не хочешь слушать! – сказал король. – А посему я тебя изгоняю вон! Эй, муравьи, взять ее! Отведите к себе в нору и заприте ее там навечно! Или пока она не согласится с моим предложением, дин-дон!
Неведомо откуда рядом возникли муравьи, пара очень грозных стражей в касках, чтобы всем было понятно, какие они страшные вояки, но муравьи были смешные. Она их знала по мультику про пчелку Майю. Муравьи стали по стойке смирно:
— Слуш, ваше ство! Бу сде, ваше ство! Арестованная, вы арестованы и взяты под арест! Кругом марш, раз-два! Шагом марш, раз-два!
4
Ника испугалась. Но вовсе и не за себя, она представила, как мама придет утром будить ее и не найдет свою дочь и очень расстроится и будет страшно переживать.  Что же делать?! А муравьи шагали по бокам и сами себе командовали:
— Раз-два, левой! Левой! Левой! Верхними лапами отмашка в стороны, средними лапами под углом 30 градусов, раз, два! Левой! Арестованная, вы не слышите команды?! Раз-два, левой! Не смейте идти не в ногу! Шире шаг, больше взмах!
Только Ника не хотела идти в их тюрьму и специально шла с правой ноги.
— Это нарушение дисциплины! Это не по уставу! — возмутились муравьи. — Арестованная, как вы смеете не подчиняться уставу?! Это вопиющее нарушение дисциплины! Надо шагать с левой, как мы! Раз-два, левой! Отмашка лапами!
— А кто сказал, что нужно идти обязательно с левой? А я хочу идти с правой! Вот так: раз-два-три, правой! Правой!
— Но так же нельзя! Этого же нет в уставе! Арестованная вы… арестованы еще больше, вот! Вы дважды арестованы! Трижды! Идите со всеми в ногу!
Может и не стоило дразнить стражей, но уж очень они были такие, — солдафоны уставные, что трудно было удержаться и не подразнить их.
— А давайте идти вот так!
И Ника пошла чуть кружась, как в танце:
— Ля-ля, ля-ля, ля-ля, тарам-парам!
На самом деле ей было совсем не весело, но она не хотела, чтобы все букашки видели, насколько она расстроена.  Муравьи чуть в обморок не упали.
— Это неслыханное нарушение, это возмутительное нарушение всех нарушений! Арестованные не должны танцевать!  Как вы смеете танцевать?! Караул!!
На этот всполошенный крик прибежал еще один мураш, явный командир.
— Кто смеет кричать и нарушать дисциплину?! Устав муравьиной службы, параграф пятый, пункт седьмой гласит: в случае нарушения порядка и других явных нарушений личному составу подавать звуковые сигналы только трубочкой, или свистком! Но не криком! Войска! На гауптвахту шагом арш! Ать-два! Двое суток ареста!
— Но мы же… вот это она… же…
— Отставить! Согласно уставу параграфу семнадцатому пункту третьему отвечать положено четко и внятно. Слушаюсь! Так точно! Есть! Все понятно?
— Так точно! – рявкнули мураши, вытянувшись по стойке смирно и отдавая честь. – Есть! Слушаемся!
Ника удивленно смотрела на мурашей, ожидая, что они будут делать дальше.
— Есть двое суток ареста! На гауптвахту шагом марш! – скомандовали они сами себе, — Раз-два, левой! Верхними лапами отмашка в стороны до конца движения локтя, средними лапами под углом 30 градусов, раз, раз! Левой! Песню запевай!
Проснувшись рано поутру,
Мы шагаем в левую ногу!
И они ушли… Сказать, что Ника была ошеломлена, значит ничего не сказать. Нет, она конечно была рада, что освободилась из-под ареста, но странности этого букашечьего мира ее не переставали удивлять.
— Кругом! Шагом марш отсюда!
Ника и не поняла, что вояка командует это ей. Но только хотела повернуться и уйти, ради такого случая даже шагнув с левой ноги, как прибежала назад стража, видимо очнувшись от уставов и параграфов и даже не допев свою строевую песню.
— Дозвольте доложить, ваше ство! Мы арестовали арестованную и конвоируем подконвойную под конвоем!
— Что же сразу не доложили, разгильдяи?! Еще пять суток ареста! Все вместе на гауптвахту шагом арш!
Мураши строго по команде опять повернулись кругом и щелкнув задними лапами четко по уставу,  зашагали прочь, но Ника осталась стоять. Потому что ей сейчас пришло в голову, глядя на служак, как правильно и разумно подсказать цветам. Она нашла выход из положения!
— А вас это что, не касается, подконвойная?! Немедленно в строй и с песней! Слышите: в левую ногу?
— Никак нет, вашество! Не могу в ногу!
— Как так?
— А у меня свой командир! Только он и имеет право закрывать меня и не пускать гулять, вот! Согласно уставу, пункт пятый, параграф седьмой!
— Нет такого параграфа в нашем уставе!
— А в нашем есть! И еще, согласно тому же уставу, вы не смеете сажать человеческое дитя на муравьиную гупвахту!
Мураши, тем временем, лихо отшагав на порядочное расстояние, вновь спохватились и бегом вернулись к ним, но Ника уже не обращала на них внимания. Она перешла в атаку:
— И отдавая такой приказ мне, вы сами являетесь нарушителем дисциплины! Это вас надо арестовать и посадить на вашу гау… губвахту, вот! Бойцы! Войска! Взять и арестовать этого… арестованного, и отконвоировать под конвоем под арест! На пять суток самого строго конвоя и самого строжайшего арестантского ареста!
— Но вы не можете меня арестовывать! – возмутился начальник, — Вы гражданское лицо!
— А вот и нет!
— А вот и да! – заспорил муравей.
— А вот и нет! – возразила Ника.
— Никак нет! То есть, — никак да! Отставить! Уф, голова кругом идет от этого возмутительного лица гражданской наружности!
— А в какую сторону? Согласно уставу, голова должна идти в левую сторону, а поворачиваться нужно всем телом направо!
— Никак нет! Через левое плечо кругом арш! Да не вы, остолопы!
— Никак да! — сказала Ника, — Через левое плечо направо, я так и говорила! Остолопы, кругом,-  головы влево, туловища направо, через левое плечо шагом марш!
Мураши дисциплинированно попытались выполнить и эту команду и в итоге попадали на землю:
— Ой, у меня кажется, голова закружилась направо не по уставу…
Командир затряс кулаками и чуть не плача, сказал:
— Гражданские лица не могут распоряжаться военными!
Ника снова возмутилась.
— И вовсе я не гражданское лицо!
— А вот и гражданское!
— А вот и нет!
— А вот и да!! — И вояка спросил ехидным голосом, — а где ваша каска?! Моя вот на мне, согласно уставу надета под углом 50 градусов по самые уши! И тесемочками завязана под подбородком на узел, согласно параграфу!
Ника тут же нашлась:
— А я, согласно уставу, ношу косынку, завязанную по всем параграфам и пунктам сразу!
— Каски!
— Косынки!
Бойцы, переглянувшись меж собой, стали тихо отползать от спорящих сторон, но те не замечали их побега.
— Каски!
— А вот и нет! – упрямилась Ника.
— А вот и да!
— Что да? – спросила Ника.
— Косынки, согласно уставу, положено повязывать поверх касок на строгий узел бантиком, точно под подбородком! – выпалил вдруг муравей.
— А где тогда ваша косынка? – ехидно поинтересовалась Ника.
— А каска где? – сварливо спросил муравей.
— А не положено нам! Только косынки!
— Ааааа!  Стойте здесь, я за косынкой! – завопил вдруг мураш и, повернувшись, бросился наутек. Но Ника не стала его останавливать  и делать выговор, что он повернулся не по уставу, через правое плечо. Пусть бежит! Ей тоже необходимо было прийти в себя от этого дурацкого спора.
И ждать этого уставного вояку она конечно не собиралась.
5.
Ника быстро пошла назад, на цветочную поляну. Она знала, как ей поступить, и теперь главное, чтобы цветы ее послушались. Ника просто вспомнила, как отец Викентий учил их бить в колокола! Может и не очень музыкальный у них получался трезвон, но главное, она знала принцип.
И как же я сразу не подумала, — удивлялась себе девочка. Уж очень она огорчена была этими спорами и скандалами. Лишь бы теперь никто не помешал задуманному.
Ника оглянулась, но муравьев не было видно, очевидно до сих пор ищут в уставах косынки. Все-таки странно, у цветов никакой дисциплины, и это плохо. А у мурашей ее чрезмерно, и это тоже, оказывается, плохо! Если бы взять эту дисциплину и разделить на всех, тогда бы и был порядок.
Так размышляя, она вышла на поляну, на которой не прекращался колокольный гвалт.  Гордые цветы делали вид, что не замечают девочку и отворачивались в стороны. Ничего! Ника добежала до короля и закричала:
— Ваше величество!
— Что?! Ты почему здесь?! Ты же арестована и заточена в башню на веки вечные!
И вовсе не в башню, а в муравейник! Но Ника не стала спорить.
— Я знаю, что нужно сделать! У кого из вас самый низкий голос?
— У меня конечно, самый низкий в мире бас, — сказал король, — только я тебя не хочу слушать! Ты предательница!
— Да, дин-дон! Мы не хотим тебя слушать! – зашумели все колокольчики на клумбе. — Уходи, предательница!
— Ах, так! – Ника топнула ножкой, рассердившись. – Я вот сейчас вернусь назад,  в люди, стану большой, приду и вырву вас всех , а на ваше место посажу астры! Они не такие упрямые и не спорят друг с другом по каждому поводу! И не ругаются между собой!
— Как вырву?! – испугались цветы. — Нас нельзя вырывать! Дон-дон!
— Ах, мы пропали, динь-динь! Мы погибли, динь-дон!
И по поляне опять разлился страшный звон. Ника с жалостью смотрела на них. Какие они замечательные, и какие же они не дружные! В этом то и вся беда!
— Неужели ты убьешь нас всех?! – спросил король.
— Значит, убить кого-то из вас по отдельности можно, ваше величество, вы же это мне советовали?  А какая тогда разница, полклумбы, или всю клумбу выпалывать? Вы же не хотите меня слушать!
— Хотим! – сразу сказал король и все цветы послушно закивали.
— Вот и слушайте! Вы, ваше величество бьете по счету, отчитываете шесть раз и бьете, — дон! Понятно?
— Хорошо, буду по счету, — согласился король. – Дон-н-н-н! Раз, два три…
И он стал отсчитывать.
— У кого тон чуть выше баса?
— У меня, меня, меня! Я тенор! – послышались голоса.
— А вы бьете на его счет три и шесть! Понятно?
— Да! – обрадовались цветы. – Мы же так раньше и делали, пока этот старый король не решил, что раз он король, то должен быть и главным солистом! Взял чужую партию, и мы не знали, как под него подстроиться! С этого раздор и начался!
— А теперь он прекратится, — решительно сказала Ника, — следующие!
— Мы, — сказали цветы, — мы, альты, знаем свою партию!
И тоже вписались в общий ритм.
Дон-н-н-н!                                                                  Дон-н-н-н!
Дон-н!                             Дон-н!                               Дон-н!
Дили-дон-дон!             Дили-дон-дон!               Дили-дон-дон!
И вдруг в общий хор каждый колокольчик сам уже стал вплетать свой голос:
Дин-дон!
Дили-дон!
Динь-донь, дили-донь!
Тим-дим, тим-дилим!
Тинь-тинь, тинь-тинь, тинь-тинь!
Поначалу было немного не слажено, но затем вся поляна вдруг превратилась в один оркестр, и какая чудесная музыка разлилась вокруг! И сразу над клумбой завилось множество пчел и бабочек, и всем было приятно собирать нектар у таких замечательных музыкантов, а знакомая уже Нике стрекоза даже взлетела над поляной и попыталась дирижировать оркестром:
— Это я привезззла девочку, это я надоумила! Это моя зззасслуга! Мне, мне аплодисссссменты!
Только на стрекозу никто не обращал внимания, к тому же дунул ветерок, и стрекоза вдруг свалилась в траву и пробормотала:
— Ах, эти цветы всссе такие! Ни зззза шшшто большшше, никогда!
И резко сорвавшись, улетела в сторону огорода.
— Ах, как это замечательно! – сказала сзади божья коровка насморочным голосом.
— Но что же вы снова плачете? – спросила Ника.
— Ах, я всегда рыдаю от счастья!
И она пошла прочь, на ходу срывая клочки зелени и орошая их слезами, на этот раз счастья. Что ж, подумала Ника, кто хочет плакать, всегда найдет повод. А ей совсем не хотелось лить слезы, тем более, что сверчки и кузнечики собрались вокруг и стали ей аплодировать и поздравлять. Это было очень приятно, хотя Ника и стеснялась, и даже отворачивалась от букашек, но те обступили ее со всех сторон.
— Ура! – закричали сверчки. – Качать ее!
— Отставить митинг! – вдруг послышался знакомый голос. Ника не очень удивилась, увидев мураша, явившегося  с целой ротой подмоги, и возможно даже испугалась бы, если бы бравые вояки не надели поверх касок косынки из листьев, видимо отыскав в своих уставах и такую форму одежды. Только в этих косынках они больше были похожи на армию бабушек, собравшихся в поход, и только спиц не хватало с клубками ниток. Поэтому было не страшно.
— Возмутительная нарушительница всех нарушений! Вы арестованы окончательно и навсегда и больше не заморочите нас своими косынками! Вот, они, завязаны, согласно всем параграфам, а теперь кругом и под конвоем шагом арш под арест!
— Но как же я могу быть арестована, если вы без спиц?! Согласно уставу вы теперь должны держать в верхних лапах спицы, и вязать, а в средней правой лапе клубок ниток строго армейского цвета! За спицами кругом и шагом марш!
Рота отдала честь, и пошла назад. Командир потряс кулаками, хотел что-то сказать, но король кивнул головой, подтверждая приказ девочки. Муравей махнул лапой и побежал догонять свое войско. Издалека доносилась строевая песня:
Проснувшись рано поутру,
Мы шагаем в левую ногу…
— Ура! – прокричали кузнечики. И сплели венок и одели его Нике на голову.
Всем было весело, но вдруг в комнате у мамы загорелся свет.
— Ой, — испугалась девочка, — мне пора домой! А как же я попаду в свою комнату?
— Не волнуйся, моя дорогая! Садись верхом, сейчас мигом домчу! – сказал большой кузнечик.
— А вы щекотки не боитесь?
— Кто я?! Ха-ха! Я ничего не боюсь!
Ника уселась ему на шею и ухватилась за усики, как за руль мотоцикла.
— До свидания! – сказал король и все цветы стали кланяться, издавая радостный звон.
— Приходи чаще!
— Поливай лучше!
— Пропалывай чище!
— Осторожней с этим скакуном! Он сам не знает, куда сигает! – сказал король.
— Да я лучший прыгун в мире!
Кузнечик примерился, целясь в форточку Никиной комнаты, и прыгнул, тут же распустив крылья. Красные, как заметила Ника. Форточка стремительно приближалась. Они влетели в комнату и упали на кровать.
— Надо же, попал! – удивился кузнечик. – Никогда раньше не мог попасть куда хотел, вечно головой таранил все!
Ника представила, как бы они сейчас врезались в стекло, но испугаться не успела, поскольку комната вдруг закружилась, и она упала с кровати, стянув одеяло.
— Мяу! – сказал обиженно придавленный котенок.
Какой интересный сон мне приснился, подумала Ника. И тут заметила кузнечика, сидящего на одеяле. Осторожно она взяла его и отнесла к окну. Котенок заинтересованно пошел следом и начал тереться об ногу.
— Дай и мняу, — попросил он.
— Нельзя! – строго сказала Ника и выпустила кузнечика на волю. А потом побежала в
сад и опустилась перед клумбой на колени. Жужжали пчелы, кузнечики пиликали, шумели букашки, и только хрустального звона не было слышно. А жаль! Наверно для этого надо снова стать очень маленькой. Тут она заметила колону муравьев и немного смутилась. Нехорошо, уж слишком она посмеялась над  ними. Надо искупить свою вину. Ника сбегала на кухню и принесла  два кусочка сахара и положила прямо на муравьиную тропу.
— Хотя это и не по уставу!
И она рассмеялась, представив, как обрадуются мураши, увидев перед собой такое лакомство. И конечно они теперь все в платках поверх касок, согласно новому уставу. Ну и пусть! Так даже интереснее. Жить надо улыбаясь!

СКРЫМЖИКИ И СКРЯМЖИКИ.

Жил-был мальчик. Нет, это «жил-был» уже в печенках сидит. Все настоящие сказки начинаются по-другому. Как-то оригинальней. Например так:
1
Этот погреб ничем не отличался от других Макеевских погребов. Низенькая дверь, крутые, бетонные ступеньки ведут вниз: если свет не включен, — то в страшную мглу подземелья. А если включить свет, то это окажется обыкновенный погреб со стеллажами и всякими овощами на них. Но спускаться вниз и перебирать картошку мы не будем, потому что нас интересует то, что находится на погребе. Нет-нет, там тоже все нормально, сверху погреб засыпан землей и зарос травой. Это с него Катя в поисках приключений скатывалась на велосипеде, в результате чего велосипед получил травмы различной степени тяжести, а Катя выговор; но наша сказка не про Катю на этот раз, а про мальчика, которого зовут Русик. Или, если говорить правильно – Руслан. Хотя… все равно Русик! Так вот, жил… (То есть, как не пытайся быть оригинальным, все равно вернешься к этому скучному «жил-был»!)

Жил-был в Центре мальчик по имени Русик. Обыкновенный пацан, ничего волшебного в нем не было; был, как и все мальчишки. И приключилась однажды с ним такая вот история…

Все началось с того, что он просто поругался со старшей сестрой Олесей. Ох уж эти старшие сестры! И младшие тоже! И братишки! И все-все остальные! Ведь у него было две сестры и братишка здесь в Центре, плюс еще двадцать воспитанников Центра! Это же голова кругом пойдет от такого количества детей, и каждый орет, или пищит, что-то требует или просит. Все лезут куда надо и не надо, но больше — куда не надо, и покоя нет ни на секунду! В общем, устал Русик от этого мельтешения, с сестрой поругался к тому же, и возжелал покоя. А где его найти? Только на горе какой-нибудь. Как Моисей на Синае… только где здесь горы? Эльбрусов и Пиков Коммунизма в Центре не было. И  забрался он тогда на Эверест, и вовсе не трудным было восхождение — пять шагов и он на вершине погреба. Высоко сидит, далеко видно. Все далеко внизу, а если напрячь воображение, так вообще под облаками, и он как бы один. Как орел на горной вершине. Здорово! Жаль только, что взрослые не понимают, зачем он здесь, почему человеку иногда надо отделиться от всех; а главное – разве они понимают, какой  подвиг он сейчас совершил, какое восхождение произвел без всякого альпинистского снаряжения, и даже без веревок и крюков? Не, ни капли фантазии у них нет.
И вообще, взрослые не рождаются, их находят в лопухах уже готовых к чтению нотаций, наставлений и нравоучений. И стоит им только увидеть  мальчика, как они сразу начинают его отчитывать и ставить и в угол. «Ты зачем залез на… (дерево, забор, балкон, чердак, погреб, — нужное слово поставьте сами), сейчас же слазь!»

Эх, никакой романтики! Опять в эту суету!
Спустился Русик с Эвереста, сел у его основания на холм и загрустил. Голову вниз опустил, смотрит, у ботинка муравей крутится, только странный какой-то. Присмотрелся: да это же человечек, махонький такой, и тыкает в подошву палочкой!
Взрослые  начинают в таких случаях глаза тереть, просить, чтобы их ущипнули и говорить, — «глазам своим не верю». Русик сразу поверил, и к тому же понял, что человечек сердится, и требует, чтобы  он убрал свою ногу. Во как! И стало Руслану интересно, а что будет делать этот малюсенький человек, если он ее не уберет? А тот, хоть и махонький, меньше муравья, а грозный, — ишь как ручонками машет, ругается наверно, а звука нет! Смешно Русику. Ну прямо таракашка какой-то! Русик руку протянул, схватить его хотел; думает Кольке брату покажу, пацанам, — во позабавимся, но вдруг….

Закрутилось, завертелось все вокруг; словно ураган подхватил Русика и потащил куда-то, в голове помутилось, потемнело, а когда прояснилось, увидел он незнакомого человека, который склонился над и ним и строго так смотрит, сердито, и длинными усами шевелит, ну вылитый тараканище!
— Дяденька, я больше не буду, — сказал сразу на всякий случай Русик волшебные слова.
— Знаю, — сказал незнакомец, и как-то не понравился его тон мальчику.
— А я ничего не делал! — продолжил Русик набор стандартных фраз в случае поимки и неприятного разговора с взрослыми. Причем древние магические слова сами слетали с языка:
— Я правда больше не буду, чес слово!
— А что ты не будешь? — спросил незнакомец, поглаживая бороду.
— Ногу ставить и хватать вас, — сказал Русик и сам не понял, что сказал. Потому что дядя то здоровый, как и все взрослые, и как можно его ухватить, было теперь совершенно непонятно.
— А где это я? — спросил мальчик, только теперь начиная недоуменно озираться. И было на что, — место  вокруг было странным каким-то. И поразило Руслана даже не то, что он был только что в Центре, сидел на вершине погреба и вдруг оказался в предосеннем, желтеющем лесу; а то, что лес таким не бывает, — сказочный какой-то, невероятный. Необъятные стволы уходили ввысь, но были какие-то, рыхлые, что ли? Именно рыхлые, а не шершавые и жесткие, как обычные деревья и видно было, как под кожурой что-то движется, словно вода течет. Только вверх! Понять это было трудно, ближайшее дерево было похоже на секвойю, но мягкое, словно брынза, сочащаяся влагой, а из нее торчали мышиные хвостики! Во ловушка какая! Русик испугано отошел подальше от этой мышеловки, мало ли что! Вдруг и его засосет, а у него и хвоста нет, никто и не найдет потом. Приглядевшись внимательней, он понял, что это не хвосты, а волоски, как на руке. Подивившись такому чуду, Русик оглянулся – удивительный мир утопал словно в тумане, только туман был знойный, маревый. Странное это было место!

И дядя какой-то странный, — одет не как все, в куртку, джинсы или костюм, а в пальто нелепое, яркое, пятнами нарочно заляпанное; а башмаки вообще смешные, концы длинные и загнуты наверх, вернее закручены, и мало того, на кончиках висят колокольчики и звенят, когда он ходит, или просто ногами шевелит! Русик позавидовал: вот бы себе такие, — вызовут к доске, идешь по проходу, а колокольчики дзинь-дзинь! Вроде как звонок на перемену. Все ж утешение.
— А где это я? – повторил он.
— Ты здесь, внутри, — сказал дяденька, — а до этого был там, во внешнем мире.
— Внутри?
Русик еще раз оглянулся.
— Внутри чего?
Незнакомец усмехнулся высокомерно:
— Вы Внешники такие глупые! Существуют два мира, — внешний, или большой, где живете вы; и внутренний, малый, в котором живем мы.
— Внутренники? — спросил, усмехаясь Русик, уж очень ему тон снисходительный дядин не понравился.
— Мы, — великий народ скрымжики! Не то, что всякие там скрямжики! — гордо заявил нелепый незнакомец, — а будешь смеяться, я тебя вообще в блоху превращу! А, некогда мне с тобой болтать, будешь знать, как старшим дорогу не уступать!
И отпихнув Руслана палкой, он величественно удалился.
— И шляпа у вас дурацкая, — сказал ему вслед Русик, дождавшись, когда он отойдет подальше, — и туфли, и вообще!
И язык ему показал.
— Подумаешь, внутренники-внешники! Я мальчик, меня зовут Руслан Хромов, и я живу в Центре и хожу в школу, — вот!
Он даже поднял палец, как учитель на уроке.
— Село Макеевка! Учтите, — Верхняя! — крикнул он вслед дядьке, решив все же не добивать его знаниями родного края, и не стал говорить о Кашарском районе и Ростовской области. И так достаточно!
— Но куда я попал все-таки?
2
Странный это был мир, — внутренний, если верить дяде. Неба не было, ни облаков, ни горизонта: все расплывалось в белесой пелене, словно в знойном тумане, когда видишь на несколько шагов, а дальше только пятна темнеются. И воздух так ощутимо уплотнился, что если махать рукою, то чувствуешь, как он сквозь пальцы стремится, сопротивляясь. Словно в воде находишься, только очень легкой. А что если?!
Русик оглянулся, ища из чего можно сделать крылья. Листочков парочку бы. Но найдя подходящие, он не смог их оторвать, начал искать сухие, а тут сверху вдруг такое гудение послышалось, словно реактивный самолет заходил на посадку. Русик пригнулся и скорее спрятался за кучей камней. Куда здесь приземляться, где здесь взлетная полоса? Сдурели? Наверно это вынужденная посадка, и прямо на него!
Самолет приземлился на широкий лист перед ним, разметая пыль, мусор и даже глыбы, за которые он прятался. Ого, вертолет какой-то! Нет! Это был слон с глазами на всю морду… такими стеклянными. Два прозрачных  крыла,  покрытых словно сеткой жилок, месили воздух, гоня клубы завихрений, ну точно как в кино струи от вертолета! А туша была толстая, мохнатая, и пузо словно лопалось от жира, а к нему  прижато  шесть крючковатых лап. Голова вообще как башня, а  глаза такие  огромные,  что  уже  и  не глаза вовсе, а иллюминаторы. Да это же муха!
Это что же, это он маленький такой?! Внутри? Во здорово! Баранкин, стань муравьем! Вот потеха!
Муха что-то бормотала себе под нос. Русик прислушался, но ничего не понял.
— Бжжж, говорю, бжжжжж, а он, бжжжж, а я бжжжжжжжжжж, подумаешь! Да я, бжжжжжжжжжжж!
И муха вдруг спрыгнула с листа прямо к нему. С легкостью балерины и грацией слона…  И кранами-крюками своими потянулась… Мама!!

Русик рванул так, что сразу побил все рекорды по убеганию, прошлые и будущие, — всего мира. Спасите! Меня муха хочет съесть!!
Сзади доносилось:
— Куда ты бжжжжжжжжжж, я только покушать, бжжжжжжж, разок укусить, бжжж….
И  тут Русик перебил свой собственный рекорд, который только что побил. Мало того, что огромная, мало того, что муха его съесть хочет, так еще и уговаривает! Это уже слишком! Интересно, здесь все насекомые разумные и говорить умеют? Кто еще захочет с ним побеседовать, перед тем как съесть?!
И Русик развил реактивную скорость. Бежать было и легко и тяжело. Он ничего не весил, а воздух сопротивлялся и приходилось его продавливать грудью, словно Руслан бежал в воде. Зато подпрыгивать можно на метров пять ввысь! Особенно когда дорогу перегораживает какой-то шланг – мерзкий, противный и живой. И высотой в три его роста. Запрыгнуть на червя удалось легко, а удержаться не получалось, червь решил, что на него напали и сразу стал ругаться:
— Караул! На меня напали!
Далеко впереди показалась голова. Червь узрел мальчика.
— Ах ты негодяй маленький! Я так и знал! Вот стоило только подняться из норы, эти муравьи сразу нападают! А ну слазь! Я вот тебе жвала надеру! Не вздумай кусаться, я страшно ядовитый!
Русик хотел показать ему язык и подразнить, ведь у червяков рук нет и драть ему нечем, и насчет яда соврал, но тот вдруг стал дергаться и зашвырнул мальчика далеко в сторону. Ну и замечательно, не больно-то хотелось седлать сегодня червяков, в другой раз как-нибудь покатаемся!

Вот это да! Падать здесь совсем просто! Никакого свиста, летишь как в замедленной съемке. Ни капельки не страшно и не больно! Русик приземлился на руки, думал, отшибет, переломает их, с такой высоты падать, как с пятого этажа. Свалился, — и хоть бы что, даже не больно!
Да, интересно здесь! Только страшно! Кругом движение, как на автостраде. Вот только камазы и белазы и портовые краны и легковушки, всякие драконы и тарелки на ножечках здесь летают и ездят, как хотят, и правил дорожного движения не соблюдают совершенно. Совсем! Носятся во всех направлениях и как каждому вздумается. И не только ездят, но и летают и скачут! А гаму! Со всех сторон бурчание, ворчание, крики, шум и гам; кто скрипит, кто жужжит, кто скрежещет, а кто и стучит. Как в большом цеху во время работы! И носятся так, что зашибут и не заметят. И кажется, все жутко голодные. Страшновато здесь, однако.
Русик забился под листочек, отдышаться. Только вздохнул, как вдруг что-то прямо под ним шевелиться стало, из под земли лезть. Ни секунды покоя! Русик выбежал на открытое место. Ну что там еще? У зверюга какая страшная! Еще один дракон внутреннего мира. Отбежал Русик на всякий случай подальше. А солнце светит, нет, греет просто удивительно ощутимо, миллионами лучей спадая с неба, но не так, как в большом мире, сейчас оно виднелось большим ярким пятном, на которое можно смотреть не щурясь. И  от тепла этого словно силы возрастали, так и хотелось прыгать и радоваться. Хотя радоваться было особо нечему, потому как он непонятно где  находится. И перенос этот…. Сказка что ли?
— Ой, а меня же искать в Центре станут! — спохватился Русик. — Надо догонять незнакомца, просить, чтобы вернул обратно!

И он побежал вдогонку за усатым незнакомцем. Червяка к счастью уже не было, и мухи тоже, видимо полетела еще кого-нибудь уговаривать себе на обед. Огибая местные баобабы и лукоморные дубы, он выскочил на поляну и стал как вкопанный. Перед ним возвышался бронированный жук, словно танк, только не зеленый, как на пьедестале перед Кашарами, а черный, и ствола нет. Жук очень недружелюбно и как-то оценивающе смотрел на него, словно размышляя, съесть ли ему мальчика сразу, или оставить на ужин? И кажется, начал склоняться к первому варианту. Руслан задом, задом попятился, а жук пасть открыл и за ним пополз! Ну вылитый танк. Только гусеницы не грохочут. И только Русик хотел дать стрекача, как сверху танка показался еще один человек. Такой же бородатый и длинноволосый, только шляпа у него была еще более дурацкая, — высокая, остроконечная, закрученная как туфли первого незнакомца, и там висел такой же колокольчик, как у того на туфлях.
— Уйди с дороги! — закричал он, и махнул нетерпеливо рукой. А вот жук насупился, и как показалось Русику, взглядом предлагал остаться. Типа давай поиграем в догонялки: догоню, — проглочу!

Ну уж нет! Я в ваши игры не играю! Лучше правила соблюдать будем! Особенно в этом странном мире, в котором машины рассматривают пешеходов как свой законный обед. Интересно, это и есть их автострада, подумал Русик, когда понял, что соревноваться в скорости с жуком безсмысленно, и прижимаясь наконец к обочине. А где дорожные знаки? Где пешеходные переходы? Жук на него за такое соблюдение явно обиделся.  А человек вдруг закричал жуку словно лошади — «тпру», и спрыгнул сверху. Десантник! Ему бы шлем танкистский и майку полосатую, а не это огородное пугало с бубенцом. Впрочем о вкусах не спорят, особенно со взрослыми.
— Кто таков будешь? — спросил он строго.- Почему одет так странно? Где твой колокольчик?
— А у меня его нет…. — сказал Руслан, — а зачем вы носите колокольчик на шляпе? Почему не на башмаках?
— А, так ты шпион! — закричал человек, — попался, скрымжик!
И так быстро схватил Русика за плечо, что тот ничего и сказать не успел. Схватил, веревкой опутал, перекинул через плечо и на жука опять взобрался.
— Но, пошел!
— Не бери его хозяин, — прогудел вдруг жук, — он странный!  Хлопот не оберешься.
— Сам вижу, что странный, поэтому и хочу разобраться, — ответил человек жуку.
— А вы — нормальные?! – взвыл Русик, но его не слушали.
И они поехали… вернее побежали, и очень быстро, а захватчик все подгонял жука, наверно опасался погони. Да не кому гнаться, некому заступиться!
— Дядя, я больше не буду, — повторил Руслан волшебную фразу.
— Знаю, — сказал и этот незнакомец.
И этот все знает! Одни Знайки тут живут.
— Я из внешнего мира, честное слово!
— А я Кугурул тогда! — ответил человек, усмехаясь.
— Да, нет, правда! Я сидел на погребе, а тут вдруг человечек, усатый такой, под ногами, а потом меня как закрутило, и я вдруг очутился здесь. А первый дядя сказал, что превратит меня в блоху.
— А я тебя превращу в паука, если будешь болтать!
— Лучше преврати его в телегу, — пробурчал жук, — давно уже пора как порядочному скрямжику ездить, не пацан чай, а то все верхом, да верхом! Постыдился бы…
— Дома разберемся, во что его превращать.
И Русик замолчал. Кто их знает, этих внутренников? Кажется они все здесь волшебники, причем помешанные и злые….
3
И вдруг сверху на них с жестяным дребезгом из пелены вынырнул вертолет.  «Ура, спасатели», — подумал Руслан. Это Сергей Анатольевич спешит на помощь! Но потом понял, что это не вертолет, а стрекоза.  И сидят на ней два незнакомых летчика, один поводья держит, а другой вниз склонился и высматривает что-то на земле. Сейчас их заметят. Хорошо это, или плохо, Русик не знал, и поэтому решил помолчать. Уж лучше быть молчаливым мальчиком, чем болтливым пауком, или говорящей блохой. Или вообще какой-то телегой!
Их обдало порывами воздуха так,  что чуть не скинуло с жука. И живой танк встал. А наездник, уцепившись в шляпу, другой рукой приветливо помахал тем, кто сидел на стрекозе. И хорошо, что промолчал, подумал Руслан. Они начали говорить о каких-то скачках, — скучный разговор взрослых, а жук что-то пробурчал стрекозе, но та не ответила, а только голову отвернула. Гордая! И правильно, нечего с этим танкомордым жучарой разговаривать, ишь, харю отожрал какую, харя так и просит фаустпатрона! Потом захватчик перевернул его на живот, и теперь мальчик ничего, кроме бронированного бока жука не видел, и шея сразу заныла, когда он пытался поднять голову. Поболтав, люди разъехались и разлетелись в разные стороны. Снова началась немилосердная тряска, которая несколько скрашивалась задумчивым  жужжанием лошадки, напевавшей что-то себе под нос, — словно на лесопилке доски распускали.

И ехали они целую вечность.
— Тпру, — сказал наконец всадник, и подняв за шиворот, опустил Русика  на землю. Руслан стал осматриваться вокруг, да что в непрозрачном воздухе, в мареве этом увидишь? Впереди смутным пятном высилась  коричневая  стена, словно горное плато возвышалось над ними!  Да это не гора, — дерево, вернее пенек, а ущелья на нем — трещины коры! Гигантские! Русик пытался вспомнить, где здесь возле погреба пеньки были, и не мог. А в воздухе  висел  терпкий  муравьиный  запах, и деревья-трава кругом, тропа, какие-то загороди, а перед ним корыто деревянное, огромное, в нем что-то, напоминающее творог с сеном вперемешку.  И тут его безцеремонно отпихнули в сторону, уронив на землю:
— Не трожь, не тебе положено!
Видимо жук вообразил, что Русик покусится на это пойло.
— Я отруби не ем! – ответил Русик гордо. Хотя… Есть хотелось. Русик попытался встать, но  связанному это было трудно. И снова незнакомый дядька поднял его за шиворот. Да что я вам, куль соломы, что ли?! Но Русик решил, что обижаться сейчас не время. Кто его знает, что тут с мальчиками делают? Превратят во что-нибудь, и каюк! И ладно бы еще в карету, или в «мерседес бенц», а то в телегу! Позор!
А жук жует и равнодушно на Русика одним глазом поглядывает. Нет, не одним, — тремя, а другими в кормушку, да еще и назад: одни словом во все стороны глаза смотрят. И это только на этой половине морды! Сколько же у него глаз вообще? Стал Русик было считать, да тут всадник  заслонил его, привязал жука ну точно как коня, да еще и по морде похлопал.
— Хорошая лошадка, — сказал Русик, — совсем как в нашем мире. Только болтливая и номеров нет, как на наших  машинах. И правила дорожного движения нарушает.
Незнакомец покосился, но ничего не сказал. Ответил жук:
— Хозяин, он меня что, оскорблять вздумал? Ложи его в кормушку!
Русик прикусил язык.

И тут из пелены сначала послышалось многозвучное звяканье колокольчиков, затем возникло темное пятно, и вскоре из тумана вынырнул мальчик примерно одного с ним возраста и роста. Если бы не дурацкая одежда, вполне бы мог сойти за кого-то из Макеевских. Точно, на Димку похож, который из пятого класса! А за ним еще один, чуть поменьше, затем еще, затем еще пацаны, один другого младше, но все на одно лицо. И еще. И еще! Да сколько же их там?!
— Ух, ты! — обрадовался неизвестно чему первый мальчик. — Папа, ты где скрымжика поймал?
— На малой поляне, сам на меня выбежал, чуть под Жуню не попал. Ну я  его и заарканил.
— Ура! – обрадовались остальные мальчишки, — мы будем его пытать!
— А потом отдадим на растерзание песчанику!
— Нет, лучше осе! Пауку!
И они заспорили, кому лучше скормить его.
— Я первый занимал! – сказал жук Жуня, — Ложи в кормушку! Он меня обозвал!

Русик очень испугался, — да что за народ здесь такой? То колдуют, то пытают! И что за мир такой?! Жуки говорят, людей кушают и как будто так и должно быть!
А малыши продолжали пищать:
— Нет, давайте его сами съедим! Это же скрымжик, а они должны быть вкусные!
— Не кушайте меня, не надо! — сказал Русик, — детей нельзя кушать. Это непедагогично!
Сказал, и сам удивился, откуда это слово вытащил, вроде и не знал его. А впрочем, когда тебя хотят съесть, так и всю таблицу  Менделеева вспомнишь, даже если не учил ни разу! Это хорошо, что учителя о таком методе обучения не знают, иначе в классах было бы по пять, семь учеников, но — та-аких отличников!
— Ага, — возликовал первый пацан, — испугался! Будешь знать, как шпионить! Мы скрымжиков… а почему ты колокольчик не носишь? И почему одет непонятно как? Где твой камзол, где обувь, где шляпа?
— Сами вы одеты непонятно как! Эх, был бы я нормального роста, я бы вам показал, как мальчиков кушать!
— Пап, ты дурака какого-то привез!
И остальные загалдели:
— Дурак! Дурачек! Ха-ха-ха, испугался!
— Тихо! – прикрикнул на них отец, — ведите его домой, а там разберемся, кто он такой.

Мальчишки обступили пленника и потащили за веревку. Они шли по хорошо натоптанной тропинке, которая петляла среди густых зарослей и колокольчики звенели на их шляпах радостно, но и как-то кровожадно. Вот только Русику почему-то от этого перезвона радостно не было. И вдруг на тропинку выскочил огромный бык или пес, возможно даже Баскервилей. Русик оторопел, а потом, когда понял, что это не пес, а муравей, оторопел еще больше, до самого упора. Дальше оторопевать уже было некуда. Впрочем, хватало и этого. Потому что одно дело рассматривать его у себя на пальце, а другое — вот так вблизи, когда челюсти возле лица щелкают и такие огромные, что вмиг голову откусят! Голова у него как бак мотоциклетный, а усики как антенны. На концах усиков какие-то метелки, и муравей ими вдруг начал его ощупывать, обстукивать, словно врач. Разве только что «дышите не дышите» не говорил. Впрочем,  мог бы и не говорить, Русик и так не дышал. Потому что муравей челюсти растопырил, сейчас загрызет! И тут Русику так страшно стало, что он уже готов был разреветься, да старший мальчик вдруг хлопнул муравья по голове:
— Отстань, Буся! Это наша добыча!
Страшный Буся щелкнул челюстями.
— Должен же я знать, кого вы в муравейник тащите! Если не сразу на корм, то тащите в пятый склад, там сегодня место освободилось. Только ноги откусите, а то будет по всему муравейнику бегать, бед не оберешься!
Они еще здесь и ноги откусывают! Все, погиб!
4
Мальчишки повели его дальше, и вскоре они оказались перед дверью, которая была ну точь-в-точь как и их дверь в подвал, только круглая. И эта тоже вела куда вниз, только ступенек было больше, и вели они в настоящее подземелье, освещенное странным зеленовато-голубым светом, который исходил не от лампочек на потолке, а от стен. Русик посмотрел внимательно, — да это же плесень или мох на стенах светится! Чудной мир, но удивительно красивый. А они все продолжали спускаться, как начал подозревать Руслан, прямо к центру Земли. Прикол, — из Центра в центр. Нет, там же еще ниже к центру магма всякая, которая кипит и брызжется, чего в Центре не наблюдалось ни разу, даже в подвале. Куда же его ведут? Неужели и правду на склад № 5, где сперва ноги откусывают?! А комнаты были огромные, и мебели в них не было никакой. Пещеры!

Долго они шли по этим залам-пещерам, и чем ниже спускались, тем больше лишайников и грибов было на стенах, и дивный свет становился все ярче. Потом они оказались в пещере-комнате, в которой уже была и мебель вдоль стены, и стол и стулья, на стенах многочисленные полки, и были они заставлены какими-то непонятными предметами, отдаленно напоминающими посуду. За столом сидела тетенька и перебирала травы, но Русик уже просто устал от перехода, от нового мира, и интересоваться, какие именно приправы к нему, как главному блюду она там перебирает, не стал. Он хотел лечь, хотел вернуться назад, в Центр, хотел кушать, и только на склад и в котел ему не хотелось. Но он был пленником. Незнакомый дядя, шедший следом, размотал веревку, и Русик с радостью опустился на скамью.
— Здравствуйте, — сказал он тетеньке.
— Какой вежливый скрымжик, — удивилась тетя. — И тебе здравствовать! И кто ты такой, откуда?
— Я вовсе не скрымжик, — сказал Руслан. — Я из внешнего мира! Не надо меня на склад! Тетенька, не откусывайте мне ноги, пожалуйста!
— Опять твои шуточки? – спросила она у дяди.
— Да не мои, Бусины, — буркнул дядя недовольно, — зовите всех, будем обедать.
Сердце у Русика екнуло и полетело прямо к тому самому центру земли, не цепляясь ни за какие лавы и магмы.
— Не бойся, мальчик, мы людей не едим.
— Да я и не боюсь, — сказал Русик отважно, только голос почему-то охрип, а правая коленка стремилась отплясать джигу, и пришлось ее придерживать рукой. Незнакомец опустился на лавку:
— Пока дети ходят и к столу собирают, рассказывай, как ты здесь очутился, и что за усатый тебя заколдовал?

И Русик рассказал им все, что с ним приключилось. И тут вдруг прибежали еще дети, и было их так много, что у Руслана голова заболела всех рассматривать! Мальчишки и девчонки, они перемешались и загалдели, и было их, как показалось Руслану, больше двух десятков. У него самого было еще четверо, не считая его: Кристина, Олеся, Катя, и младший братишка Колька, но двадцать три брата и сестры, — это уже был перебор! И от их воплей, криков и болтовни голова сразу пошла кругом. Одно знакомство заняло час времени, и имена он сразу забыл, уж слишком они чудные и смешные были: Проняшка, Егошка, Тормошка, Силуяшка, Радожка, Золожка, Стадожка, и еще огромное число ожек и ошек, которые он запомнить был просто не в силах. Надо сказать, что и его имя тоже вызвало смешки, дети прыскали со смеху; Руслан, какое чудное имя, ха, вот потеха! Тут отец хлопнул рукой по столу и смех оборвался.
Потом они кушали из каких-то необыкновенных чашек, но что именно, Русик не понял, и вкуса не разобрал, потому что плохо себя чувствовал. А тетя пощупала его лоб, и сказала, что он весь горит, и отвела его в спальню. И только Русик лег, как сразу же уснул.
Ух, какие страшные сны ему снились! Всякие букашки-таракашки стали вдруг огромными и за ним гонялись и упрашивали его сесть на тарелку, среди гарнира! А он связанный и бежать не может! А потом пришел мальчик и стал гнать страшилищ. Все убежали, а один сзади подкрадывается к мальчику. И хочет Русик предупредить, да голоса нет, сипит что-то сухим горлом, да пальцем тычет. А мальчик ничего не подозревает, что сзади него чудище нависло, жвала открыло, сейчас проглотит его! Машет Русик руками, предупреждает, и тут мальчик обернулся наконец, хлопнул чудище по морде и сказал — Тпру!
И сон кончился. Лежит Русик на постели, а белье постельное мягкое-мягкое, легкое и теплое и такое нежное, гладкое, что щупать его одно удовольствие.
— Ну наконец-то проснулся! — сказал старший мальчик, сидевший рядом с ним на стуле, и остальная детвора загалдела следом:
— Проснулся, проснулся, ну он и соня, дрыхнет!!
И засмеялись так радостно, что сердиться на них было невозможно, хотя они начали дразниться:
— Соня, дрых, дрых, — передрых!
А самый маленький из них, года три мальчику, имя которого Русик забыл сразу по знакомстве, преподнес что-то непонятное. Величиной с дыню, белое, круглое, но мягкое внутри:
— На!
Русик оглянулся на старшего.
— Вкусная штука, — сказал тот, — ешь!

Ну и вкуснятина! Словно мороженное, но не мороженное, творог и не творог, и не молоко, и не «милки вей», но что-то всего понемножку! Вкуснотища! Пьется, как утренний стакан ряженки.
— Что это? – поинтересовался Русик, выпив все до конца и не зная, куда деть оболочку, но кто-то из пацанов тут же забрал ее.
— А, яйцеклады тли, — сказал буднично старший мальчик, — дети любят на завтрак сладкое. А мы уже устали ждать, когда ты проснешься!
И подал ему одежду, только не его, а их, странную и пятнистую, и шапку закрученную, с колокольчиком.
— А зачем вы колокольчики носите? — спросил Русик, одеваясь.
— А как же, чтобы все слышали, что мы идем! А вы там наверху разве не носите колокольчики?
— Нет.
И мальчишки засмеялись:
— Не носят! Смешные! Неужели на вас звери не нападают?
И тут Русик вспомнил гусей на лугу. И бычка. Хотя он и не нападал, да все равно ведь страшный!
— Еще как нападают!
— Так чего же вы колокольчики тогда не носите?
— А что, разве они помогут?
— Не знаю как у вас, а у нас звери приучены, — раз колокольчик звенит, значит не их добыча идет. Ты видел какие тут звери? Носятся как угорелые. Вылетит такой из тумана, только жвалами щелкнет, и все….
— Да, уж, — Русик призадумался. — Меня гусь знаешь, как однажды ущипнул! Злой, и шипит как змеюка!
— А меня, когда я маленький был, однажды сверчок схватил, — сказал старший мальчик, которого, как вспомнил наконец Русик, звали Проняшка, или Проня: — повезло что за одежду, схватил и поволок, хорошо папа рядом был, еле отбил, во! А то утащил бы к себе в нору и сожрал!
И малышня важно закивала головами, подтверждая сказанное. Судя по их виду, этот подвиг надолго останется в преданиях их семьи и будет передаваться из поколение в поколение…
— А меня собака однажды чуть не покусала, большущая, как  ваш Жуня, вот! Еле отбился! – сказал Русик, немного задетый непониманием такой опасности для его жизни со стороны гуся.
— А на меня один раз стая диких муравьев налетела, а я их палкой бац-бац, и они все заплакали и убежали!
— А меня… а меня однажды котенок покарябал, а они знаешь какие дикие! А я взял его за шиворот и как закинул его на небо!
— Так он что, маленький что ли?
— Кто, коты?! Да ты что, они знаешь какие огромные, в три раза больше вашего Жуни! Страшнее зверей нет!
— И как же ты его закинул?!
— А я… я… я испугался сильно, вот! Со страху как кинул, и сам удивился!
— А я один раз боролся с крысой, а сам так боялся, что еле-еле победил!
И неизвестно, какие бы подвиги они еще совершили, но тут их позвали кушать.
5
За столом папа Прони, которого звали Силуянко, сын Веденеев,  пояснил, что колокольчики нужно носить для их же безопасности. Что многие жуки бояться человека, опознавая его по звону, но все равно, детям одним ходить нельзя, только со взрослыми. И вообще, места для игр хватит и в ходах. Пусть лучше Проня покажет Руслану, как они живут. Мальчик обрадовался, а вот Русику стало грустно, — его в Центре наверно хватились, и Татьяна Алексеевна переживает.
— Дядя Силуянко, а вы можете меня обратно в большого превратить, а то меня ищут там, наверху?
И тетя Надеяжка его поддержала, сказала, что мальчика надо отправлять домой, вот она бы очень переживала, если бы один из ее мальчиков пропал. Дядя Силуянко нахмурился.
— Я разве возражаю? Только не я колдовал, не мне и расколдовывать, а чужое колдовство, сама знаешь… Поеду сейчас поговорю с людьми, может что подскажут. Хотя  искать надо того, кто его заколдовал.
— Надо найти, — сказала тетя.
— Да я что, против? – повторил дядя Силуянко: — Только если тебя заколдовал скрымжик — дело плохо. Мы на грани войны с ними. Самое лучшее, взять в плен того, кто тебя заколдовал. Только знать бы кого…
Русик поспешно сказал:
— Такой злющий и с усами! Таракан вылитый!
— Ну по таким приметам мы его сразу найдем! – рассмеялся дядя Силуянко. – Я поговорю со знающими людьми, может наши колдуны смогут помочь. Это было бы хорошо. Нет, — придется обращаться к их вождю, действовать официально. А как Журоянко ответит, кто знает… Он хитрый старикашка, и вообще, скрымжики народ безсовестный. Да и наши роды накануне большой войны.

Русик вообще запечалился. Дядя Силуянко уехал, а Проня и пацаны и девчонки повели его показывать свои владения. И Руслан весь язык изболтал, рассказывая о своем мире, так что он отниматься стал, а дети его постоянно переспрашивали и все время смеялись, настолько им забавной казалась жизнь внешников. Когда Русик понял, что больше не сможет произнести ни одного слова, язык больше не шевелится, сказал:
— Теперь говорите вы.
И Проня стал рассказывать о своем мире, внутреннем…

Оказывается, здесь насекомые говорят, как и люди, а во  внешнем миру никто и не догадывается об этом! Жужжит, ну и жужжит та же муха, а ведь она, оказывается, обед свой уговаривает ее подождать, во как! Как в сказке, но только сказка не очень веселая, поскольку все здесь едят друг друга. Поэтому всегда надо быть осторожными, поэтому люди и носят колокольчики, уж сумели этим зверюгам внушить если не страх, то уважение! Впрочем, далеко не всем. Есть такие тупые, что хоть кол им на голове чеши, хоть в голову им его вгоняй, — ничего не понимают. Тупые! Так что кол — единственное средство образумить таких.  А есть и поумнее людей. Муравьи, например. Кстати,  пещеры эти они и отрыли; вот с ними люди научились жить в ладу, но не так, как внешники, подчиняя себе животных, а сотрудничая с ними на равных. И чтобы доказать, что они равны, людям пришлось ох как попотеть! Зато теперь все люди живут вместе с муравьями как одна семья. Точнее у каждый семьи свой муравейник, или выводок и наоборот, у каждого муравейника своя человеческая семья. Это с какой точки зрения смотреть. Полезно и тем другим: люди обрели защиту, а муравьи получили дополнительный стимул к выживанию, если говорить умно.

Русик тоже умно покивал головой, ничего не поняв. Суть ясна: жить вместе лучше, вот и все! Его на данный момент больше поразило, что детей в этой семье аж целых двадцать три!
— Да это еще мало, вот есть семья, там пятьдесят детей!
Русик ахнул, представив себе такое количество братьев и сестер! Что его семья, даже вместе с Центром взятая! Пятьдесят! Школа почти! С ума сойти!
— Но и это не предел, — сказал Проня будничным голосом, — говорят, раньше были семьи и в семьдесят, и даже сто человек! Да, раньше матки были настоящие!
Сказал это как-то по-взрослому, по мужицки, и Русик сразу его зауважал.
— Почему матки? – спросил он.
— А вы как зовете?
— Мама… мамы.
— И мы почти также, матка. Мати…
Точно, вспомнил Руслан, то-то дети все время вчера пищали,  — мати! Непривычно.
А Проня продолжал рассказывать:
— Свадьбы у нас весною, когда муравейник начинает роиться.
Руслан не понял.
— Ну, когда молодые матки вылупляются из яиц и становятся на крыло, — пояснил он, видя недоумение Руслана. – У муравьих это такая свадьба, летают они там, кружатся, а потом молодые матки разлетаются во все стороны и начинают рыть себе норы, готовить будущие муравейники. И тут надо молодым не зевать, увидели, где зарывается, и туда! Надо рядом быть, чтобы приняла будущая муравьиная мати их за своих, чтобы пометила своим феромоном, ну, запахом таким. И все, тогда надо детей побольше рожать, что муравьиной мати, что человеческой! Сумеют выжить, будет род, нет…
6
— Вон, в том крыле живут Свояжка, старшая сестра с мужем молодым, Даняткой, в этом году сыграли свадьбу, да не сберегли матку, загрызли ее рыжие, вот и вернулись они назад, ждут следующего года, следующего роения. А могло быть так, что и их бы самих загрызли, и всех делов! Здесь строго!
Проня выразительно посмотрел на Русика, совсем по-взрослому:
— Здесь у нас хорошо, пищи предостаточно, места завались, хоть тысячи родов плоди, но зевать нельзя, вмиг проглотят! Хочешь жить, — рой и род умножай и крепи, иначе съедят!
— А почему имена такие у вас? – спросил Русик. – Почему меняются?
— Пока был маленький, я был Проняшка. Сейчас Проня. А женюсь – стану Пронятко, сын Силуянки. А у вас как?
— А у нас сперва Ванятка, потом Ванька, Ваня, потом Иван Иваныч.
— Почти также как и здесь….
— Точно!
И имена, хоть и кажутся странными, на самом деле почти одинаковые, понял Русик. И еще он понял, что одни предки были у них.

Они пришли в какой-то зал, и Проня хлопнул рукой по стене. Стена отодвинулась, и Русик увидел, что это и не стена вовсе, а муравей, точнее голова, замаскированная под стену. Или это стены замаскированы под муравьев? Одним словом своей головой муравей затыкал проход, и голова сливалась со стеной.
— Это был страж, — пояснил Проня.
Мог бы и не пояснять, поскольку муравей задал стандартный для охранника вопрос:
— Пароль?
— Джорик, да я откуда знаю? Вы же меняете их каждые пять минут! – сказал Проня, а детвора вдруг зашумела, выкрикивая на разные голоса:
— Бу? Гу? Ру?
Джорик повертел башкой.
— Не, то вчера было!
— Ву? Гу? Лу?
— Да это вообще на прошлой неделе! – возмутился вдруг страж.
— А вот и не на прошлой, — зашумели дети, как понял Русик, дразня муравья, — а позавчера! А вчера было – За! Ду! Шу!
— Как За?! Не было никакого За!
— А вот и было!
— Не было! Вот сейчас спросим у Дроника!

Он застучал метелками по стене, словно радист морзянку и через две минуты появилась еще одна голова, — брата, как пояснили дети. Позже Русик узнал, что в муравейнике все брательники, но иногда бывают и настоящие братья почему-то, словно из одного яйца вылупились. Хотя это не так. А вот почему – не знает никто. Наверно у людей переняли, которые то двойни, то тройни рожают.
— Какой вчера был пароль?
Новый муравей почесал лапой антенну-усик:
— Это загадка?
— Нет, мы тут спорим, — зашумели дети. Проня откровенно смеялся и Русик тоже стал заранее улыбаться, хотя и не знал причины.
— Вчера… — задумчиво протянул Дроник. – Вчера… Вчера тли дали тридцать ведер молока, вот!
— А пароль какой?
— У кого? У молока? – удивился Дроник. – Нету у молока пароля. А у тли пароль не скажу! Нельзя! У вас допуска к стаду нет!
— А у нас пароль какой?
— А у вас какой пароль может быть? Вам пароли знать не положено, молоды еще! Ведете на пятый склад добычу, так ведите, что пристали? Только ноги не забудьте отгрызть…

И тут Русик снова обмер, а сердце, пронзив магму и центр земли, выскочило с другой стороны планеты и начало падать куда-то в космос, — в туманность Андромеды, а может и глубже. Неужели его так коварно обманули?! Заманили!!!!
Проня положил руку на плечо и шепнул на ухо:
— Не бойся, они так шутят!
— Шуточки однако у них!
— Они ребята хорошие, умные, толковые, а вот с чувством юмора у них проблемы…
— Какие?
— Сейчас сам поймешь. Слушай…
Проня строго спросил у Джорика:
— Какой сегодня пароль? Говори быстро, а то не пущу!
Если бы у муравья были ресницы, вот бы он ими сейчас захлопал!
— Куда не пустишь?
— К нам! Чего пришел?
Джорик возмутился:
— Я никуда не пришел, я здесь стою!
— А пароль для стояния здесь? Быстро говори, а то прогоню!
— Ку!
— Ку на прошлой неделе было.
— А вот и не было! Давай у Дроника спросим! Дро, скажи, ведь правда же пароль сегодня Ку?!
— Да! Но вам мы его не скажем, вам не положено знать пароли! Так ведь, Джо?
— Точно! – подтвердил слова брата первый страж. – Не пустим вас, вы пароля не знаете!
Проня подмигнул ему и Русик отвернулся, боясь рассмеяться.
— А вот и знаем, — запищали дети, примолкшие было: — пароль – Ку!
— Как? А откуда…?!
— Нам Буся сказал, — важно произнес Проня, — давай, пропускай нас на экскурсию!
— Пароль!
— Да ладно вам, сказали уже, Ку!
— Это утренний пароль, а уже полдень! Старый пароль не действителен. А у вас проблемы с юмором, как вижу?
И тут, Русик готов был поклясться, муравей подмигнул им!
— Да, — Проня почесал в затылке, — я же говорю, толковые ребята, на лету схватывают! Джо, хватит измываться, пропускай давай! А то играть с тобой в мяч больше не будем!
— Вот с этого и надо было начинать! Сегодня после обеда на стадионе, пароль Ву! Придете?
— Конечно!
7
Русик шел и все недоуменно оглядывался назад, на муравьев, которые заделывали теперь проход, через который они сейчас прошли.
— А как же мы назад? Чего это они?
— А, — безпечно отмахнулся Проня, — они вечно все переделывают! Мы бы все равно назад этим путем не попали. Они свои ходы каждые полчаса перестраивают!
— А как же вы ходите?
— Так а чувство направления? Неужели у вас там наверху нет чувства направления?
— Ну-у, — Русик замялся, — чувство конечно есть, но мы больше по указателям, типа «Кашары 20 км» ориентируемся.
Малыши начали смеяться первыми, потом начали смеяться все дети, в том числе и Русик.
— А как же, — задыхаясь от смеха, спросил Силуяшка, который был чуть младше Прони,  следовательно вторым: — как же вы хода меняете, а таблички куда тогда показывают? В стены?!
— А мы не меняем, — ответил Русик, переставая смеяться, — мы их асфальтируем.
— А, бетонируете! — сказал уважительно Силуяшка, — Это сила! Наши мураши до этого еще не додумались! А как же потом назад, — отрываете, или в обход роете?
— Роем! – сказал Русик, вспомнив Водоканал, — и никогда назад не засыпаем!
И поспешил сменить тему, чувствуя, что теряет нить разговора:
— Так, а что с чувством юмора у них?
Проня пропустил мураша, выбежавшего из бокового туннеля, но мураш вдруг остановился и уставился на Русика:
— Пятый склад вниз и налево!
И побежал дальше, хихикая.
— Чего это они, дразнятся, что ли?
— Как раз о чувстве юмора! Как бы тебе пояснить правильно… Представь, что ты в лагере отдыха, только приехал. И тут к тебе подбегает каждый пацан и рассказывает смешной анекдот. Все, по очереди, но анекдот один и тот же! Первый раз слушать смешно, а потом… Им-то смешно, каждому рассказать хочется, посмеяться, рассмешить тебя, а тебе…
— Да, — сказал Русик, — не смешно.
Проня сочувственно посмотрел на Русика.
— Теперь держись, шутка про пятый склад – хит дня! Они же страх чувствуют, теперь будут потешаться. Каждый!

Ход становился оживленней. И каждый муравей спешил указать, где именно находится пятый склад, кто-то говорил, что тот забит полностью и советовал идти на третий, кто-то предлагал сразу на стол к царице идти, — словом веселились муравьи вовсю, чего не сказать было о Русике и сопровождавшей его детворе. В конце концов Русик сам стал приставать к муравьям, как только те набегали, с вопросом о пятом складе, типа — иду сдаваться добровольно! И муравьи его сразу стали уважать, видимо ни одно насекомое к ним добровольно на склад еще не приходило, и больше не приставали с дурацкой шуткой.
А если честно, идти было скучно: стены да стены, ходы да ходы. И какой интерес в туннелях бродить? Разве что освещение, призрачно голубовато-зеленое, в сочетании с плотным воздухом создавали впечатление, что пробираются они по подводному туннелю. Но это быстро приелось. А из ходов все чаще выныривали озабоченные мураши. Иногда зазубренные челюсти грозно щелкали перед самым носом; муравьи свирепо бросались на них…  почему-то промахиваясь, и лишь потом Русик понял, что муравьи спешат по своим делам, и до детей им дела нет.

Запах стал гуще. Пахло личинками, пакетами яиц, сырой землей, новорожденными муравьями, а из бокового туннеля потянуло чем-то сухим и неприятным. Русик понял, что там и находятся те самые склады с провиантом, среди которых и пресловутый пятый.
— Куда идем? – спросил Проня серьезным тоном, но в глазах виднелась смешинка.
— Конечно на пятый! – ответил Русик, — надо же посмотреть, что за достопримечательность такая, что всех гостей туда приглашают в первую очередь!
— Поберегись!
Сзади показалась процессия. Впереди бежал муравей и всех предупреждал, за ним мураши тащили самого настоящего огромнейшего дракона, который еле проходил в туннеле. Дракон бил ногами, цеплялся за стены и потолок и вопил дурным голосом:
— Я всего лишь одну то и съел, да что вам тли жалко?! Еще разведете, у вас их и так много! Куда вы меня тащите?! Не хочу! Я больше не буду! Чес слово!
Кого-то этот дракон Русику напомнил, или что-то…
— И этого на пятый… — сказал один из младших замогильным голосом.

Дети пошли за ними на почтительном расстоянии, готовые бежать без оглядки, если дракон вдруг вырвется. Но мураши держали его крепко: и за лапы, и за туловище в броне хитина, а один, сидя сверху, прямо на ходу отгрызал лапы. Так что на склад дракон попал в готовом виде, а потом ему и голову отгрызли, и вопли прекратились, хотя дракон продолжал биться и без лап и головы. Да, подумал Русик, круто здесь с нарушителями обходятся, никакие волшебные слова не помогут! Если так наверху бы поступали, глядишь, никто бы и не врал и не нарушал законы.
А на складе…
8
В слабом  призрачном  свете  шевелилась темная масса. В пещере было  чуть теплее, чем в ходах, поскольку от только притащенных насекомых исходило тепло жаркого солнечного дня. А вообще-то чем ниже в муравейнике, тем холоднее, понял Русик. А они забрели наверно в самый низ, поскольку здесь на самом деле было очень холодно. Как и должно быть на холодильном складе. И что странно, мысли тоже стали словно цепенеть, словно он засыпать начал и движения замедлялись. И не только у него, у всех: и у притихшей детворы, и у муравьев, работающих здесь и даже у добычи. Словно в замедленных съемках перед ними шевелились длинные  лапы с зазубренными голенями, лопались с сухим треском хитиновые панцири. Слышался шелест, шорох, скрип, щелканье, и огромная куча перед ними шевелилась, словно кто-то внизу, заваленный телами, пытался встать. Бр-р! Жутко!

Даже с оторванными головами, наполовину разгрызенные, изуродованные, насекомые еще пытались ползти, лягаться, подгребали крючковатыми лапами соседей… А мураши, рабочие склада придирчиво осматривали разнообразную добычу, недоверчиво вонзали челюсти-жвалы, проверяя на свежесть, словно мясники за прилавком. И тут же набегали рабочие и утаскивали туши куда прочь, наверно к столу.
— П-пойдем? – спросил Русик, стуча зубами. Проня кивнул.
— Н-ниже еще колодцы, они там в жару охлаждаются, — говорил мальчик на ходу, тоже клацая зубами, — б-будешь смотреть?
— С-с-следующим летом как-нибудь, — ответил Русик. – Пойдем лучше смотреть, где они отогреваются зимой!
Они пришли в следующую пещеру, в которой было чуть теплей. Она была заполнена зерном и кое-где  трудились  перепачканные  мукой небольшие, но с мощными челюстями зерномолы, с вкусным хрустом превращая крепкими жвалами зерна в белый порошок.
— Во дают, и мельниц не надо! – восхитился Русик.

Пошли дальше. В следующей пещере снова было зерно, как показалось Руслану сначала. Но потом он понял, что это коконы. Целая гора  желтых коконов, похожих на гигантские зерна пшеницы. Коконы лежали вповалку в несколько слоев. На самом верху медленно двигались два некрупных  муравья. Поводя сяжками-усами, они неторопливо ощупывали коконы, перекладывали их с места на место, иногда что-то слизывая. Вдруг один резко разгреб неподвижные коконы, вытащил пожелтевший, с пятном  плесени, и бегом ринулся прочь, едва не стоптав их.
— А куда это он? – удивился Русик, не ожидая такой прыти от вялого, казалось бы, насекомого.
— На солнце, лечить от всякой заразы, — ответил Проня, – лучшее средство от всех болезней.
— Да, — согласно кивнул головой Русик, жалея, что в их мире, снаружи, так не лечат грипп и прочие ангины. Только чихнул, — сразу на солнце, на пляж, и лежи, лечись! Никаких тебе уколов, таблеток! И грозный врач с медсестрой приходят не со шприцами, а чтобы только перевернуть больного на другой бок. Надо будет Валентине Ивановне подсказать новый способ лечения обязательно!

Потом они смотрели муравьиные плантации грибов, но честно говоря, Руслан уже устал от этих переходов из пещеры в пещеры, и мечтал вернуться назад. Да и подкрепиться бы не мешало.
— Точно! Идем назад! – сказал вдруг Проня, словно прочитав его мысли.
— Есть хотим! – запищала детвора тоже. И они пошли назад. Где бродили, и как шли, Русик не понял и не запоминал, коль здесь постоянно ходы меняют и заделывают. Поплутав еще порядочно, они вдруг вышли к их жилищу, — вот и все, что он понял.
— Ну как путешествие? – спросил его дядя Силуянко.
— Здорово! – честно ответил Русик и добавил, видя озорные огоньки в его глазах: – На пятом складе побывали в первую очередь!
— Да, здесь все телепатами становятся, — сказал дядя и Русик понял, о чем он говорит.
— Тогда догадайтесь… — сказала тетя Надеяжка.
— Пора к столу! – сказали они в один голос вместе с детворой.
— Вот и молодцы! – похвалила их тетя. – Прошу!
9
Ох и вкуснотища! И ничего, что это яйцеклады, филе и прочие части всяких букашек и гусениц, а то и еще что похлеще! Главное не выспрашивать, из чего все эти блюда приготовлены, и тогда аппетит обеспечен! А самое главное, — всего было вдоволь! Это не то, что в большом мире дадут к чаю батончик шоколадный, которого на зуб, больной кариесом, и на тот не хватает; здесь же всего навалом, ешь, не хочу! Точнее не могу… больше не могу.… Русик так и сказал, отодвигаясь от стола. Уф!
— Теперь о колдуне, — сказал дядя Силуянко, когда все поели и девочки стали убирать со стола.
— Кто это был, выяснить не удалось.
Русик опечалился.
— Но сегодня скачки, и есть шанс, что он будет там. Так что сейчас едем на ипподром.
— Ура!
Дети закричали так громко, так радостно, что будь пред ними враги, то разбежались бы они от одного только крика.
— Только мальчики…
Новое «ура» было уже не столь мощным, а девчата скривились, но молча.
— Только взрослые…
А вот от этого «ура» даже тли бы не побежали. Потому что крикнули только Проня и Силуяшка. Остальная детвора сказала разочарованное «уууууу». Но спорить, капризничать и препираться никто с родителями не стал, как заметил Русик. А здесь строго, подумал он, — не забалуешься.

Потом по дороге Проня пояснил Русику, что на скачки допускаются только взрослые, так что им повезло, что допустили его и братишку, чтобы один Русик не так бросался в глаза и не спугнул колдуна. Они пошли вместе с отцом готовить телегу, а Русик думал прощаться, но тетя Надеяжка сказала, что это дурная примета и вместо прощания Русик снова стал отвечать на всякие глупые девчачьи вопросы, типа, что девочки в его мире носят и прочее. И прицепились к нему все эти Радожки, Золожки, Стадожки и все прочие ожки похлеще репья; так что все, что он болтал прежде, было только легкой разминкой перед настоящей трепотней. Как же он обрадовался, когда его позвали в дорогу!
— До свидания, — сказал он тете и детям, — спасибо вам за все.
— И тебе удачи!

Жуню теперь запрягли в телегу. Обычную телегу, которых еще полно и в Макеевке, несмотря на прогресс и прочую химию, которая никак не вытравит лошадей из деревенской жизни. Дядя Силуянко подождал, пока они усядутся, и дернул вожжи.
— Но, пошел!
— Я не лошадь! Не понукай! — сказал вдруг жук, и не думая трогаться с места. – Взял и запряг! А мое согласие?
— Во как! – удивился дядя Силуянко. – А кто вчера мне про телегу жужжал?! Не пацан чай, все верхом, да верхом, не солидно! Сам же говорил!
— Разве? – буркнул жук и тронул с места. – Не помню. Не было такого!
— Было! Вот Руслашка подтвердит!
Руслан не сразу и понял, что дядя Силуянко его на местный лад окрестил. И задал давно мучавший его вопрос:
— А почему вы скрымжики и скрямжики? И из-за чего воюете?
И дядя Силуянко рассказал.

— Дедов наших, близняшек, прадед назвал в детстве одного Скрымжишка, а другого Скрямжашка. Тогда еще много таких странных имен давали, которые ныне забыты. В общем, выросли они, женились, стали звать их Скрымжанко и Скрямжанко. Ну соответственно когда рой вылет начал, когда матки-муравьихи в землю зарываться стали, то и они с женами как полагается, прилепились каждый к своей. Да беда в том, что близнецы они, разлучаться далеко не захотели, выбрали тех маток, которые недалеко друг от друга норы делать стали.
— Почему беда?
— Не к добру, когда муравейники рядом, хоть и из одной семьи, да все ж вражда за территории начнется! У муравьев так. Вот и вышло, что стали два муравейника, когда разрослись, воевать друг с другом. И братья стали врагами…
— Но почему?!
— Феромоны, Руслан, феромоны. Инстинкт муравейника становится инстинктом и людей. Муравьи воюют и мы тоже. Неотделимы мы от своего муравейника. Так живем. А у вас не так? Войн нет разве?
— Тоже войны идут…
Руслан задумался. И причины наверно не менее глупы, чем и здесь.
— Недаром зовется гражданская война. Тоже брат на брата шел… глупо.
— Все войны глупые, — вздохнул дядя Силуянко. — Вот так вот и разделился наш род на скрымжиков и скрямжиков, и поди же объясни это муравьям! Они хоть и умны, но инстинкт превыше всего! По-хорошему, расселились бы, и всех делов, но никто ведь уступать не хочет. Люди понимают, а муравьи нет. У них так: вылетел из гнезда, все, уже чужак, уже соперник. Вот и воюем до сих пор. А чтобы отличаться друг от друга, стали колокольчики по разному носить…

Русик представил, что было бы, если бы у нас родные братья и сестры враждовать бы стали? И решил, как вернется, — сразу же попросит у Олеси прощения, пусть даже она первая начала. Кто знает, как у людей войны начинаются: наверно, никто уступать и просить прощения первым не хочет. Вот и начинают скрымжничать и скрямжничать всем, что под руку попадется, вплоть до ядерного оружия.
Он взглянул на притихшего Проню.
— Эх, не получилось сыграть в мяч с Джориком… Слушайте! А ведь у нас тоже в Центре есть два брата, Андро и Жорик! Вылитые ваши муравьи! И тоже в мячик любят играть! Вот интересно, у них даже имена схожи, Джорик — Жорик, Андро и Дроник!
Проня оживилисся, заулыбалися, но сколько они вместе не гадали, откуда такое сходство, — понять не смогли. Так за разговорами и не заметили, как приехали к ипподрому.
10
Ипподром только так назывался, но был совсем не похож на внешний, хотя Русик на ипподромах не бывал. Зато был на стадионе, а это разве не одно и то же? В общем, местный ипподром располагался на листе лопуха и был просто огромный! Люди рассаживались в верхней части листа, откуда было видно большую часть скакового поля. Скрымжики сидели по правую сторону от толстого черенка, а скрямжики по левую. Было так же еще множество других семей, сидевших и там, и там, и даже на верхнем листе над ними, который нависал козырьком над зрителями, давая густую тень. Русик сразу начал высматривать того усатого таракана, его заколдовавшего, но вокруг было столько усатых и бородатых, что глаза заболели всех осматривать. К тому же было интересно наблюдать и за «лошадьми», абсолютно черными жуками, похожими на торпеды. Если бы не крупные номера на спинах, их было бы не отличить один от другого, даже невзирая на разноцветные одежды жокеев, сидящих в седлах. Жуки подошли к старту. Люди на трибунах напряглись, всматриваясь в ряд насекомых, ставших на одну линию. Послышался хлопок и лошади рванули с места похлеще чем гоночные автомобили.

Не, здесь бы Шумахер сразу потерялся на старте, поскольку жуки рванули с такой сумасшедшей скоростью, куда там машинам! Но поболеть, хотя и не понятно за кого, дядя Силуянко ему не дал.
— Идем! – решительно сказал он, и они пошли по рядам, как бы отыскивая себе место. Зрители сердито шипели на них, но пропускали, даже скрымжики. Руслан знал почему: на ипподроме соблюдалось перемирие, и никто не смел оскорбить даже неприязненным взглядом неприятеля. Так и шли они по рядам, и Русик внимательно, из под низко надвинутой шляпы, всматривался в лица. Прошли все ряды, но того таракана он так и не увидел. А может, не узнал? А может тот не пришел на скачки? А может, пришел, но прячется где-нибудь в стороне? А может, сбрил усы? Да мало ли каких причин? Но Русик переживал, что не узнал, что прозевал, — до такой степени, что чуть не разревелся, как девчонка.
— Не переживай, еще наверх пойдем, — сказал дядя Силуянко. И они полезли по необъятному стеблю вверх, на тот лист, что нависал козырьком над трибунами.

Таракан-тараканище сидел в третьем ряду. Русик сразу его узнал! И кашлянул, как и договаривались, да только и тараканище тоже его узнал! Вскочил с места, и вдруг… взмахнул рукой! Все закрутилось в пелене тумана, и голова закружилась до тошноты, и Русик вдруг понял, что сидит на земле возле подвала! И нет никакого ипподрома, и лошадок не видно! Вот же до чего вредный и подлый колдун, не стал упираться, отнекиваться, убегать, прятаться! Взял и сразу превратил назад, в большого! Не дал посмотреть, кто победил на скачках. И вообще! Не дал узнать побольше о внутреннем мире! У, таракан самый настоящий! И вот кто теперь поверит в его приключения?! Русик посмотрел, а одежда на нем его, и даже шляпы с колокольчиком нет!
Эх!
Вздохнул он горестно и пошел в Центр.

Каждый день Русик теперь бродит вокруг подвала, отыскивая пенек, или лопух, пытаясь отыскать тот муравейник, в котором обитают его новые друзья, но даже в специально припасенную лупу он не может разглядеть, где именно они прячутся, и те ли самые муравьи Джорик и Дроник, которых он рассматривает сейчас в увеличительное стекло? Или это другие?

КОНЕЦ.

Странная порой история у произведений. Одни ложатся на бумагу сами, сразу и ровно, словно мед тягуче растекаясь всевозможными выдумками. А другие…
Этот рассказ начал писаться еще прошлой осенью, в сентябре, но к третьей главе иссяк, как иссякает порой родничок жарким летом. А дело в том, что сама идея маленького мира взята у автора-фантаста Юрия Никитина из замечательной его повести «Мегамир». К моему счастью она попалась мне еще в 90-е годы в печатном виде, и с тех пор сколько раз я перечитывал ее, каждый раз упиваясь приключениями героев в удивительном Мегамире! В котором люди, уменьшенные в тысячи раз, подпадают и под физические законы этого букашечьего мира, которые значительно отличаются от всех, прежде писавшихся. Скажу честно, из всех книг об уменьшении людей и их приключениях среди насекомых, эта — самая лучшая! Но пытаясь писать сам о таком мире, более серьезно, не как сказку, а как фантастический детский рассказ, вдруг понял, что ничего не получается. Просто повторяюсь вслед за настоящим автором, а вот детям как объяснять все эти — эпителии, трахеи, турбулентность и прочее? И сам ни бе, ни ме в мирмекологии, (науке о муравьях), да и им это зачем так серьезно? И рассказ был надолго, на целый год, отложен в «папку» рабочего стола. Уже и Русика нет в Центре, и Хромовы вернулись домой, а вот вдруг рассказ извлекся и ровно через год дописался. Как сказка, может и не совсем удачная, может даже и не нужная. Это вам решать. Могу только направить к первоисточнику, к книге Юрия Никитина, из которой не постеснялся выдрать целые абзацы, дабы не мучиться, описывая своими словами то же самое, что он показывает из жизни муравейника. У него это получается замечательно!
Уф, вот и признался! В общем, скачивайте и читайте «Мегамир», если такие темы вам интересны, и меня строго не судите. В любом случае открывать для себя новые миры, мегамиры писателей фантастов всегда увлекательно и просто интересно и полезно.
Такая вот история….

36 110