«Поплачь, тебе легче станет» говорим мы окаменевшему в горе человеку. И это истинная правда: слёзы приносят не только психологическую, но и физиологическую разрядку.
Но уже с детства мальчик знает, что «мужчины не плачут». Это внушили ему родители. Да, мужчины не плачут, расплачиваясь за подавление своих эмоций гипертонией, инфарктом, инсультом, язвенной болезнью желудка. Мужчина не заплачет ни от страха, ни от боли. Только женщина может довести любящего мужчину до слёз. И он заплачет от отчаяния. Я видела такие слёзы. И скажу честно: разжалобить этим женщину, которая не любит или разлюбила, невозможно.
Но сейчас я вспоминаю совсем другие мужские слёзы, которые я видела впервые и в необычной обстановке. Окончилась война, налаживалась мирная жизнь. В нашем городе был хороший Дом Культуры, директором которого некоторое время работала моя мама. В Народном драмтеатре ставили в основном классику, особенно пьесы Островского. Многие довоенные артисты не вернулись с фронта, некоторых приглашали «со стороны» и поселяли «на квартиру» жителям, ведь с жильём было непросто: немцы практически разрушили город.
Один такой артист некоторое время жил у нас: красивый, добрый, сейчас бы сказали «утончённый». Квартиры отапливались «буржуйками» (железными печками), которые требовали дров. Дров не было. Выкручивались, как могли, жгли всё, что горело. Когда усилились морозы, мама приняла решение отправить в лес за дровами меня и нашего квартиранта.
Взяв топор и саночки два «лесоруба» отправились в лес за 5 км от города. Пришли. И тут выяснилось, что «артист» никогда не держал в руках топор и не знает, с какого бока подойти к дереву. Кончилось тем, что он поранил палец, потерял в сугробе топор, а потом сел прямо на снег и…зарыдал. Я растерялась. Я никогда не видела, как плачут мужчины (мой маленький брат не в счёт).
Мне, десятилетней тоненькой, «прозрачной», как говорила мама, девочке, стало очень страшно. Я поняла, что мы замёрзнем в этом зимнем лесу. Я схватила своего спутника за рукав и с трудом заставила его встать. Потом насобирала каких—то веточек, положила их в санки. Если бы актёр был не такой рослый, посадила бы и его. Он с трудом держался на ногах, но домой мы вернулись благополучно.
Я никому не рассказала о том, что было в лесу. А актёр вскоре
уехал. Наверное, он понял, что жить гораздо труднее, чем изображать жизнь на сцене.
Хоть и говорят: «Вся наша жизнь театр, а люди в ней — актёры»