Утром в каптёрке старшина обнаружил, что кончились зелёные нитки. Батарея готовилась к строевому смотру и зелёные нитки были нужны как воздух – чинить противогазные сумки, пришивать деревянные бирки с фамилиями и т.д и т.п
Порывшись в карманах он достал мятый рубль. «Кто пойдёт в городок за нитками» — обратился он к присутствующим. Присутствующих было трое – каптёрщик Сашенко и мы с Нефедовым. Мы вообще то зашли по делу – за мастикой и полотером системы «Машка». Сашенко скромно молчал. Из тёплой каптёрки его палкой не выгонишь. Да и не положено ему по сроку службы. Нам же с Нефедовым, отслужившим по три месяца, сбегать за нитками было в самый раз. Но кому – то одному. Нефедов был тугодум. Прозвище – Членовредитель. Прославился он тем, что будучи ещё в карантине, дневальным, послали его как то в штаб за какими то документами к штабному капитану Федину. Послать больше было некого. Но вид Нефедова не внушал доверия ни командиру карантина, ни его заместителю, ни замполиту, ни старшине, ни подобля, …, ни подоба…, ни подавляющему большинству.
Длинный, почему то в короткой шинели, с орлиным носом и вечным насморком, постоянно хромой – так как портянки его не слушались, и жили отдельно от него своей портяночной жизнью, он на каждом кроссе сбивал ноги в кровь. И куда бы его не послали, что бы не заставили делать – или он сделает не так, или пойдёт не туда, или найдёт не того. В общем, клеймо неудачника сияло у него во лбу как путеводная звезда. Поэтому решили упростить задачу – заранее созвонились с капитаном Фединым и попросили его выйти на крыльцо штаба, подождать там хромающего Нефедова и прямо на крыльце отдать ему документы, что бы хромающий Нефедов не бродил по штабу и не влип в очередную какую — нибудь дурацкую историю.
Когда Нефедов прихромал к штабу, Федина там почему то не оказалось. Курил командировочный майор с красной папкой в руке и два лейтенанта с нашего дивизиона.-«Чего хромаешь, рожать что ли собрался?»– пошутил один из них, балагур и весельчак, фамилии не помню. Хорошо ему смеяться, был бы я лейтенантом , я бы тоже смеялся. Но, как гласит солдатская мудрость – «хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствий». А последствия настигли незамедлительно. Нефедову было не до шуток. Он выполнял важное и ответственное задание. Оглядевшись на крыльце, он направился прямиком к майору и спросил того в лоб – «Товарищ майор, вы не капитан Федин?». Майор был со стройбата, видавший виды, и старой закалки. У них в стройбате кадры водились ещё похлеще Нефедова, поэтому он не удивился, не улыбнулся даже, только башкой помотал – не я, мол, капитан Федин, я кто то другой. Зато лейтенанты попались смешливые – хохотали они так, что один, который балагур, не удержался на скользком крыльце, поехал сначала в бок, потом ушёл нырком вниз, на 4 ступеньки. Потянул связки на ноге и ушёл на больничный. Последствия настигли. И после этого Нефедов – Членовредитель? Пусть спасибо скажет, что рёбра целые остались, и голова, которая не для того чтобы шапку носить, а ещё ей курить можно, кушать и разговаривать. Но всё это присказка, к пачке сигарет и зелёным ниткам Нефедов не имеет никакого отношения. Просто пока он молчал, вызвался я –« а давайте, я схожу?» На то были две веские причины – во первых, неторопливым шагом, на КПП минут 5, в магазине – 10, на крыльце покурить – ещё десять – и того час. Лёгкая прогулка на свежем воздухе всё таки немного приятнее, чем активная половая жизнь с полотёром «машкой». И во вторых, там, в продуктовом магазине продавались сигареты «Памир» по 11 копеек, а своих у меня было всего 7, и я надеялся «отщипнуть» ещё 4 со сдачи с рубля и купить себе пачку. Голова у солдата чтобы думать, а мозг – что бы соображать. Во как. Старшина протянул мне рубль, я одел шинель и пошёл. Дневальный на тумбочке засыпал на ходу, ну то есть стоя, но чувство воинского долга и солдатская совесть не давали ему этого сделать. В последний момент, когда подгибались ноги в коленях, он вздрагивал, задирал башку вверх и зорко смотрел осоловелыми глазами на окружающую действительность . – «Не спи, замёрзнешь» — бросил я ему на ходу. Он моргнул мне два раза обоими глазами и открыл было рот, что бы что то ответить, но я уже был на лестнице.
Дежурный по КПП старший прапорщик – лысый как Котовский и усатый как Чапаев – разгадывал кроссворд в журнале «Огонёк». По его виду можно было понять, что горизонталь с вертикалью не сходится – усы топорщились, а на лысине блестели капельки пота, хотя на КПП было не так чтобы совсем жарко. Посмотрел он на меня оценивающе – спрашивать у меня или не стоит. Но всё таки спросил: — «Горе от ума кто написал? – Кто, кто, Грибоедов, кто же ещё?» Он заскрипел карандашом, видимо, сошлось наконец то, и махнул рукой – проходи, мол.
Промтоварный.
-Здрасте!
В ответ тишина. Продавщица, тётя лет под 40, жгучая брюнетка с большой грудью под белым халатом. Судя по отсутствию кольца на руке и слою «штукатурки» на лице, она была не замужем. И именно здесь, в этом уютном царстве ниток, иголок, карандашей, блокнотов, солдатских пуговиц и офицерских ремней, надеялась она встретить своего принца в чине капитана, или, на худой конец, прапорщика. Так что солдаты срочной службы интересовали её мало. Настолько мало, что она даже не посмотрела на меня, так, глазом шевельнула. Так смотрят на воробья, случайно залетевшего в подъезд – отогреется и улетит, ни вреда от него, ни пользы. Она стояла ко мне полубоком – полуспиной, и нагнувшись, перебирала что то в картонной коробке. Разрез её юбки полностью раскрылся и было видно её колено в чёрном чулке, и сантиметров 30 выше колена. Ну, может, и 20, я же не мерил. Но всё равно было красиво. Я смотрел на неё, как смотрит деревенская девочка на индийское кино в колхозном клубе – «красиво, но не наше». А раз не наше – чего и глядеть тогда.
— Дайте катушку зелёных ниток.
— Нет зелёных
— Как нет?
— Так, кончились.
Такого удара судьбы я не ждал. Весь мой гениальный план по изъятию финансовых средств старшины в суме 4 копеек разбивался в мелкие дребезги об эти два слова – «нет зелёных». Гитлер так не горевал в 41, когда его план «Барбаросса» разбился о стальную броню советских танков. Хоть стой, хоть плачь. В голове крутились различные варианты и их возможные последствия. От целого рубля 4 копейки никак не оторвать. Сказать, что потерял рубль? Как говорил наш замполит – «это вам будет чревато боком». Он вообще любил такого типа афоризмы и вставлял их в разговорную речь к месту и не к месту. А у меня память хорошая, я всякие глупости сразу запоминаю.
На витрине стояли катушки с нитками – чёрные, белые, синие, красные, коричневые… стоп, коричневые! В цепочке моих умозаключений блеснуло золотое звено.
— Дайте катушку коричневых!
-37 копеек
— Возьмите рубль
— Ваша сдача
Теперь в продуктовый. Через минуту я уже доставал сигарету из своей пачки. Теперь можно покурить не торопясь.
Дальше КПП.
— страна в юго – восточной Азии – 4 буквы
— Лаос.
Дальше казарма. Дневальный всё таки договорился со своей солдатской совестью и тихо спал, как индийский йог в трансе медиатации. Вытянув одну ногу вперёд, за радиус квадрата тумбочки, локтём упираясь в тумбочку, а головой в стенку, он слегка похрапывал и что то бормотал во сне. Зеленоватая сопля выдвинулась у него из ноздри где то на сантиметр и застыла, чуть подрагивая при вдохе – выдохе – как холодец, сваренный из свиных ножек. И снился ему, наверное, дом , мамка, блины, пироги и сметана. Будить его было жалко, но служба есть служба.
— Проснись, родной, дисбат проспишь!
Дальше каптёрка. В каптёрке суета и суматоха слились воедино и составляли общую картину происходящего – это когда собрано много народу в одном месте, все вроде заняты делом, но если приглядеться – никто ничего не делает. Проверяли противогазы, сортировали противогазные сумки, вещмешки таскали в коридор, чтоб не мешались под ногами. Всё это сопровождалось таким шумом и гвалтом, с каким на базаре всем миром ловят вора – карманника.
Старшина ссыпал сдачу в карман, а нитки положил на полку. Всё вроде нормально, но бдительный каптёрщик забеспокоился, он схватил нитки и побежал к окну – посмотреть на свету. От волнения он даже частично перешёл на родной язык:
-Та це же коричневые!
Старшина взял у него нитки, посмотрел на них, потом на меня. Он вообще был немногословным, но тут превзошёл самого себя. Более короткого вопроса я больше в жизни никогда не слышал. Глядя в мои пристально честные глаза он произнёс:
-Хы?
Глубинную суть вопроса я конечно не уяснил, но поверхностно это скорей всего выглядело так :-«Потрудитесь объяснить, товарищ солдат, в чём собственно дело?»
— Так это, товарищ прапорщик, дальтоник я, спросил зелёных, мне эти дали, ну я и пошёл, не различаю я цветы то, света то есть.
Старшина собирался с мыслями. Внутри его черепной коробки, кажись, что то потрескивало, потом щёлкнуло, видать пружина включила резервные силы организма, и он разразился такой длинной и складной тирадой, что перевести её на великий и могучий никак невозможно, потому что цензурными были всего 4 слова – твою, твои, глаза, армия.
Можно было подумать, что я своим поступком подорвал боеготовность всех родов войск нашей великой державы, включая ВМФ и железнодорожные войска, и хищные акулы империализма готовы втиснутся в узенькую щель оборонного щита Родины, созданную мною путём подмены зелёных ниток на коричневые. Вообще – то, я другого и не ждал. Зато теперь – с «Памиром»!
Старшина бросил нитки в угол и пошёл в соседнюю батарею занимать нитки у их каптёра. Я потихоньку вышел вслед за ним.
Так как меня ничем больше не озадачили, я благополучно проболтался до обеда между курилкой и ленкомнатной . Написал письмо домой, полистал журнал «Человек и закон», сыграл в шашки с художником, который на двух сдвинутых столах творил плакат «учится настоящему делу военным образом». Так сказать, поединок художника с дальтоником. Яркий мир красок против серой пустоты однообразия. Победила дружба. Сходили к нему в кандейку, попили чаю с карамельками, покурили. Его карамельки, мои сигареты. Получился маленький солдатский праздник.
Расплата наступила после обеда. На разводе старшина двинул длинную и пламенную речь:
-Вся батарея готовится к смотру, а дальтоник идёт в автопарк на расчистку снега. Снег белый, лопата чёрная – ошибиться очень трудно. Но на всякий случай всё равно поясняю – снег сыпучий – лопата твёрдая. Чистить от седьмого бокса и до ужина.
Столько слов за один день я раньше от него никогда не слышал, поэтому сильно удивился, настолько сильно, что не очень то и расстроился по поводу поставленной мне боевой задачи – денёк тёплый, солнышко светит, снегу немного, да и до ужина всего три часа с небольшим. Зато теперь с «Памиром»!.
Владимир Яковлев.