Ей богу, грех мне жаловаться на соседей – люди интеллигентные, душевные, всегда поддержат добрым советом. А главное, тихие и спокойные, что для дома со стенами высокой звукопроводимости огромный плюс.
В однокомнатной за стенкой (она принадлежала городу) жила отзывчивая и улыбчивая баба Надя. Очень любила она предаваться сладким воспоминаниям о своей небезгрешной молодости.
Во время немецкой оккупации работала в парикмахерской, куда частенько заглядывали бравые и подтянутые господа немецкие офицеры. Хорошенькая парикмахерша нравилась многим, и она отвечала взаимностью – любила их всей душой, точнее всем молодым и нежным телом. Где-то шли облавы – отлавливали лиц неправильной национальности и убеждений, трещали автоматные очереди, а в её уютной квартире хрипловатый патефонный голос пел развесёлую песню «У самовара я и моя Маша». На столе всегда стояли свежие алые розы, хорошее вино, жареная курочка и отличный немецкий шоколад.
Однако, со временем приятная во всех отношениях баба Надя испортилась. Стала винить всех соседей в воровстве её вещей, включая особо ценный патефон, потом наглухо закрывать двери и окна, несмотря на страшную жару – боялась чертей.
Дети поняли правильно и устроили мамашу в престижную психиатрическую лечебницу.
А в квартире поселился тихий и добродушный одинокий старичок, совсем седой с ласковыми голубыми глазками – дядя Гриша.
Наступившая было тишь и благодать, однако, длилась не очень долго. Томясь от необходимости готовки и стирки, дедушка нашёл себе половинку при помощи службы знакомств.
Половинка была моложавой коренастой женщиной лет шестидесяти с маленькими глазками на широком лице.
Ушли в прошлое так угнетавшие Григория бытовые проблемы, но стало ощутимо уходить и здоровье.
По дому поползли зловещие слухи о том, что супруга его баба Параска, на самом деле злостная отравительница, уже отправившая на тот свет двух одиноких старичков-мужей, тем самым обеспечив иногородних старшего сына и дочь отдельными квартирами в Хориве.
Слухи эти, похоже, имели под собой основания, поскольку бабуля всю жизнь проработала медсестрой и имела глубокие познания в области ядотерапии. Микродозы отравы помогали дедушкам месяцев за пять уйти в лучший из миров, не оставляя после себя следов.
И вот, проводив в последний путь Гришу, безутешная вдова прописала и поселила к себе младшенького – Артура. Окончилось, наконец, её многотрудное покорение стольного града Хорива.
Идиллия, однако, длилась недолго – Артур, который любил выпить, но не любил работать, стал скандалить с мамашей, поскольку всегда нуждался в деньгах на водку или соседский самогон. А один раз даже поднял руку на родную мать, что и решило его судьбу.
И вот вскоре он, понятное дело, заболел и безвременно скончался, попав в то самое место, где вместо водки поят кипящей смолой. Заботливые дети отправили маму в дом престарелых, а в квартире поселился Витёк.
Витьку, крепкому коренастому чернявому парню, было лет двадцать пять, и работал он столяром-плотником в ЖЭКе, откуда его, впрочем, быстро погнали за прогулы по причине запоев.
Так началась новая эра в соседней квартире. К восьми вечера Витёк уже напивался и засыпал, а проснувшись часа в три ночи и приняв живительной влаги, врубал музыку на полную громкость для увеселения души.
Пытавшимся было возмутиться соседям, он просто приставлял к животу самую большую стамеску, украденную на работе. Ощутил и я её холодный хищный острый кончик сквозь футболку. Лица, которые имеют дело с холодным оружием, знают, что стамеска, напоминающая формой штык, проходит нежное тело человеческое, как нож сквозь масло.
А участковый лишь беспомощно разводил руками – мол, все руки об него, придурка, отбил, а всё без толку.
Потом у Витька поселилась Люся – светловолосая тонкая девушка с большими серыми глазами. Она была тихая и ласковая, и было ей двадцать восемь – критический возраст для желающих создать свою семью.
Ей так и не удалось отучить Витька от водки, но постепенно она и сама стала прикладываться к рюмочке.
Как-то Витёк, проснувшись ночью не найдя припрятанные сто граммов, впал в неистовство и жестоко отдубасил свою почти прозрачную худенькую подругу.
Поняв, что перестарался, он кое-как одел остывающее тело и легко отнёс его на плече в соседний мусорозборник.
Был суд, но учитывая, что Витёк был молод, не являлся серийным жёноубийцей, а отправил на тот свет всего лишь одну гражданскую супругу, судья проявил гуманизм и дал ему всего девять лет. Витёк, правда, пропал навсегда.
Прошло немного времени, и квартиру купил один базарный бизнесмен для своей дочери, которая жаждала выйти замуж.
Тома была плотной, с озорными искорками в зеленых глазах, рыжеволосой и смешливой. Понятно, что своими безупречными округлостями она притягивали взоры всех мужчин, вне зависимости от возраста и социального положения.
Но повезло одному – Юрику. Юрка был худой и высокий чуть сутуловатый парень с нервным узким, как топор, лицом и поначалу души не чаял в молодой своей жёнушке.
Однако, вскоре, к моему ужасу, ночные скандалы возобновились, и опять солировал мужской голос.
— Не подходи, — истошно верещал он часа в три ночи.- Я за себя не ручаюсь! Пошла вон!
При этом он щедро сдабривал свою речь матерными существительными женского рода.
Памятую о печальной судьбе Люси, я при первой же возможности предупредил её отца-бизнесмена.
Тот весьма конкретно побеседовал с Юриком, который сразу же скрылся в неизвестном направлении.
После этого последовал беспокойный период сексуальной турбулентности. И стар, и млад ломился к ней ночью, но дверь открывалась только самым достойным.
Бизнесмен как-то пригласил меня к себе в гости и немного смущённо признался, что смертельной опасности для его дочери и не было. Просто Юрик оказался слабаком, и не смог удовлетворить её высокие сексуальные запросы.
А к лету Тома вышла замуж за Сашу – высокого и стройного, интеллигентного вида парня.
Теперь безумными летними ночам из-за стенки доносятся лишь приглушённые сладкие стоны счастливой Томы. Не спится и мне: всё думаю, что лучше – сгореть в пламени страсти огненно рыжего вулкана или хорошо выспаться перед работой.