Алтай

Егор как-то странно напрягся, а веник безвольно повис в его руке.

— А что? Я что-то не то сказала, — растерялась Людмила.

Наконец, Егор ожил и, протянув руку в её сторону, восхищённо выдавил,

— Рубенс!

Заинтригованный происходящим я поднял голову, и тоже замер, поражённый открывшимся зрелищем.

Тонкая белая батистовая рубашка на супруге сразу промокла от пота, явив миру формы достойные кисти великого мастера в первозданном виде.

Людмила быстро окинула себя взглядом,

— А ты что пялишься, старый греховодник? – возмутилась она и заметно покраснела то ли от смущения, то ли от удовольствия.

— Да, ладно тебе, племяшка, — попытался разрядить обстановку Егор. – Отцы-деды наши всегда всей семьёй парились – жар берегли. Ну, погорячился я – не Рубенс, а Кустодиев. Давай лучше я и тебя попарю. Только рубашку сними, толку от неё – как стеклянная.

— Попарить, говоришь? Хорошо, — Людмила выбрала новый берёзовый веник, размочила его в кипяточке и вдруг наотмашь хлеснула им по лоснящейся довольной физиономии дядюшки.

— Убивают! – дико заорал Егор и выскочил во двор.

В сумерках он и не заметил, что две соседушки, прислонясь к его забору, заболтались о ценах на картошку и огурцы.

— Ты, дыви. Дядько совсем голяком бигае, — поразилась пышнотелая Оксана, предков которой когда-то привезли на Алтай в столыпинских вагонах с Украины. – А ще млицинер.

— Так он что, при погонах париться должен, — возразила худощавая и бойкая Верка.

— Ну, хоч бы самый срам прикрыл!

— У кого срам, а у него достоинство. Мужик вдовый давно, что ушами-то хлопаешь. Твой–то алкаш уже давно на кладбище, а этот и не пьёт почти.

Егор, увидев нежданных свидетелей, целомудренно прикрылся веником.

— Ну, может, и дело ты говоришь…, — начала было Оксанка, когда из бани следом за Егором выскочила Людмила, повязавшая вокруг бёдер банное полотенце.

— Дыви. С чужой бабой парится! А ты говоришь…

Я высунул голову в окно,

— А ничего девчата-то, Веруня и Ксюша — расплылся я.

— О! При родном муже парятся. Извращенцы городские!

— Дура, ты Ксюха! Это племяшка его Людка со своим с мужем погостить приехала. Одетая она – разуй глаза-то.

Верка сразу пошла в атаку на Егора,

— Ты что это, обиду затаил на Оксанку-то. Дорогу к ней забыл совсем.

— Какие обиды! Вот гости дорогие приехали.

— Так зови и нас в воскресенье-то, Егорушка, познакомимся мы с нашим большим удовольствием, если угостишь хорошо.

Растерянный Егор только смущённо кивнул головой.

— Вот и договорились, жди, — довольная Верка ткнула Оксанку в крутой бок.

Вечером, когда вымытые до блеска и взбудораженные новой обстановкой, мы начали было слишком громко возиться в спальне, Егор постучал в дверь.

— Тише вы, молодые. Тут кругом вдовы одни как в войну. Услышат – прибегут, мужиков-то нет почти.