Помня пословицу: «Не буди ЛИХО, пока оно тихо!», я долго не решалась опубликовать эту свою историю. Но, может быть, она поддержит кого—то, вселит надежду?
Однажды дочка спросила: «Мама, а что это у тебя на виске?»
Я посмотрела в зеркало: небольшое светло коричневое шероховатое пятнышко. Когда оно появилось, непонятно. А потом я про «пятнышко» вообще забыла. Прошло 2 года. «Штучка» на виске постепенно увеличивалась в размерах, потемнела. Я уже догадывалась, что это такое, но гнала от себя тревожные мысли. Слишком хорошо запомнилось ещё с институтских времён, как профессора говорили: «Ничего нет страшнее меланомы. Она очень быстро даёт метастазы, особенно, если попытаться её удалить. Это—королева опухолей».
Я продолжала работать, но «штучка» тоже не дремала: это уже была тёмно коричневая опухоль размером 2 / 2 см, которая сильно кровоточила при малейшем прикосновении, ведь место она себе выбрала очень неудачное. Приехал сын и настоял на том, чтоб я согласилась съездить с ним к онкологу. Онколог взглянул и протянул: «Да-а-а».
—И что дальше? — спросила я его.
—Операция, облучение, химиотерапия!— на одном дыхании выпалила его опытная медсестра.
В груди у меня похолодело, я молча встала и вышла из кабинета. И…уехала домой. Продолжала работать: будь, что будет! Но «штучка» начала побаливать, зудеть, размягчилась и вдруг от неё появилась красная «дорожка» к лимфоузлу: раковые клетки, меланоциты, отправились завоёвывать новые территории. Вот теперь я испугалась по—настоящему. Поехала в ИМР (институт медицинской радиологии), где работал мой бывший больной Арсен Алиевич, хороший врач—радиолог. Он сразу же показал меня д.м.н. Галине Терентьевне — специалисту по меланомам. «Всё ясно, — сказала она. — Сейчас сделаем биопсию. Позвоните мне завтра».
Я позвонила и узнала, что это, действительно, меланома.
—Сегодня же я жду Вас в отделении! Голос Галины Терентьевны был встревоженный.
—А можно, хотя бы завтра?
—Вы что, не понимаете, что у Вас начался «обратный отсчёт» срока жизни! — рассердилась доктор.
Не успела я расположиться в палате, как вошла медсестра: « Идите на облучение, Вас там уже ждут». Когда закрылась бронированная дверь, и я осталась наедине с аппаратом, «зудящим», подобно огромному злобному комару, у моего виска, мне стало очень страшно. Но я взяла себя в руки, и стала мысленно разговаривать с раковыми клетками: « Ага! Не нравится? Сейчас вас бета—лучи поджарят, а нормальным клеткам ничего не будет!». Таких облучений до операции было 6. Но это было только начало трудного пути.
Меня начали готовить к срочной операции. А я всё колебалась. И чтобы на что—то решиться, пошла к зав. отделением и попросила показать мне результаты биопсии. « Я знаю, что Вы должны щадить психику больного. Но здесь другой случай: я врач, и хочу понять всё до конца, чтоб принять верное решение». То, что я увидела, повергло меня в шок: это была не меланома, а меланобластома! «Хуже, просто не бывает», произнесла Галина Терентьевна.
Когда—то я прочитала повесть В. Солоухина «Приговор», и долго в голове у меня звучало стихотворение А. Фета (эпиграф к повести):
«Не жизни жаль с томительным дыханьем.
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идёт, и плачет, уходя».
И я решилась: подписала согласие на операцию, а, значит, и на любой её исход. Условия операции обсуждались в моём присутствии: всё—таки коллега! Я уже знала, что операция будет под общим наркозом с применением ИВЛ. Что она будет радикальной, т.е. с удалением всех лимфоузлов. Что, учитывая расположение опухоли и её размеры, скорее всего, понадобится пластика кожи. Что есть вероятность повреждения лицевого нерва. Я спорила по каждому пункту, доказывая, что мне нужно сохранить способность работать. В конце концов, один из хирургов в сердцах заявил: «Нет, этот торг не к добру!».
Операция была назначена на 6. 06. 2006г. Но хирурги, заметив зловещее сочетание трёх 6, перенесли операцию на 7 июня. Потом анестезиолог отказалась давать мне наркоз: «у медиков всегда всё идёт не так, не буду я рисковать!» Слава Богу, другой анестезиолог, мужчина, согласился. И прекрасно справился со своим делом.
Как потом выяснилось, операция продолжалась 2 часа 30 мин, прошла без осложнений, если не считать кровотечения. « Ну и намучился я с Вами, Анна Фёдоровна, у Вас плохо свёртывалась кровь». Пластика кожи не понадобилась, т.к. виртуозный хирург Виктор Степанович сумел стянуть края раны. Зато получилась бесплатная «подтяжка кожи», что вместе с предоперационной очень короткой стрижкой сделало меня только моложе (шутка).
Во время операции пострадал отводящий нерв правой руки, которая повисла, как плеть и нестерпимо болела. Но от обезболивающих препаратов пришлось отказаться из—за плохой переносимости. Стонала по ночам и терпела. Теперь мне предстояло облучение гамма—лучами ( 20 сеансов). Этот аппарат работал бесшумно, но разрушения принёс большие: лучевой ожог кожи шеи.
Но впереди было самое трудное: химиотерапия.
(продолжение следует).