Последний день.
Это был последний рабочий день перед моим отпуском. А мог стать последним днём моей жизни. Но обо всём по порядку. Несколько месяцев тому назад ко мне в палату поступил больной с запущенным туберкулёзом лёгких. В первый же день он едва не погиб от открывшегося лёгочного кровотечения.
Надо ли говорить, что мы, врачи, сделали всё, чтобы не только спасти, но и вылечить его. У нас была отработанная тактика : сначала лечили больного противотуберкулёзными и общеукрепляющими препаратами, поднимали иммунитет, усиленно кормили (специальный стол). Затем операция, отделение интенсивной терапии и больной снова возвращался в свою палату для продолжения лечения до полного выздоровления. Иногда на это уходило 8—12 месяцев. Почему я так подробно остановилась на этом? Да потому, что эту систему сломали. Теперь не оперируют, а больного через 3(!) месяца врач обязан выписать, в каком бы состоянии его пациент (теперь—клиент!) не находился. Таковы новые установки.
Но вернусь к своему герою. Прооперированный, пролеченный, он нам «отплатил». Начал пить и хулиганить. Когда терпение медперсонала кончилось, я выписала его за нарушение больничного режима и утром, зайдя в палату, объявила ему об этом. Тогда я ещё ничего не боялась. И напрасно. Выслушав «вердикт», больной вскочил с кровати и со словами: «Ну, я Вам сейчас покажу выписку!» бросился к тумбочке, где лежала раскрытая опасная бритва. Хорошо, что я стояла у самой двери, успела выйти. Но, зная, что «продолжение последует», от греха подальше ушла в другой корпус в лабораторию.
Там меня по телефону отыскала дежурная медсестра и, задыхаясь, сообщила, что больной разъярён, набросился на неё, схватил за горло, требовал, чтоб она сказала, куда я ушла. «Всё равно я её зарежу». Я поняла, что в отделение мне возвращаться нельзя, и пошла за помощью к мужчине, начмеду. Но он только развёл руками.
—Ну что я могу сделать?..
—Позвоните в милицию!
—Они всё равно не приедут (он , оказывается, боялся мести).
—Тогда позвоню я сама! И не уйду из Вашего кабинета до приезда милиции.
Приехали. Походили по отделению. Нарушителя не нашли. И уехали. И тут же в моём кабинете «нарисовался» наш бандит.
—Ну, что, помогла ТЕБЕ твоя милиция? Да они только выехали, а меня уже предупредили. Мы же с ними свои! А теперь поговорим, —и полез за пазуху за своей проклятой бритвой. Я похолодела. И тут на моё счастье в кабинет вошла медсестра.
—Выйдите!! — не своим голосом заорал больной.
—Не выйду. Медсестра демонстративно села на кушетку.— Мне с Анной Фёдоровной поговорить надо.
—Ну, ничего, мы ещё встретимся. — прошипел больной и выбежал из кабинета.
И что вы думаете, не найдя выхода своей ярости, он тут же перерезал вены на своих собственных руках! Когда меня позвали в палату, он лежал в луже крови. И мы же с реаниматологом опять спасали его. Ирония судьбы. В конце концов, он поправился и уехал домой.
Прошло два года, и мы встретились на узкой тропинке в лесу перед посёлком. Я гуляла с маленьким внуком. И испугалась уже не за себя, а за внука. Мой бывший больной остановился, перегородив нам путь и сказал: «Анна Фёдоровна, простите меня, дурака. Я тогда ничего не соображал. А Вы ведь дважды спасли мне жизнь».
Прозрел.