Последние минуты

Последние  минуты.

Обход  окончен,  теперь  надо  заполнять  истории  болезни.   Мне  нравится  моя  работа,  люблю  разговаривать  с  больными,  «ломать  голову»   над  диагнозом,  лечением.  Но  «писанину»,  как  и  все  врачи,  не  люблю.  Однако,  надо.  Как  говорил  наш  профессор:  «Вы  истории  болезни  заполняете  не  для  себя,  а  для  прокурора».

В  нашей  ординаторской  настоящий  «интернационал»: Гертруда—немка,  Бронислава—полька,  Лариса—украинка,  Анна,  т.е.  я—русская.  Часто  в  ординаторскую  «забегает»  муж  Гертруды  Олег  Борисович,  наш  рентгенолог,  он  еврей.  Никакой   «межнациональной   розни»,  живём  дружно.

Так  получилось,  что  у  меня  двое  больных  с  фамилией  Столетний  (не  родственники)  и  оба  «тяжелые».  Первый—молодой  красивый  мужчина  страдает  идиопатическим  миокардитом  Абрамова—Фидлера,  ни  причина  возникновения  этого  грозного  заболевания,  ни  лечение его   пока   практически  неизвестны .  Несмотря  на  все  наши  усилия,  болезнь у  него   прогрессирует:  сердце  увеличилось до угрожающих размеров, нарастает сердечная  недостаточность.

Второй  больной,  тоже  Столетний,  поступил  с  подозрением  на  пневмонию.  Но  всё  оказалось  гораздо  хуже:  запущенный  рак  лёгких  с  метастазами.  Несколько  дней  назад  появился  отёк  левой  руки: синдром  сдавления   верхней  полой  вены.    Мои  мысли  прерывает  телефонный  звонок:  «Анна  Фёдоровна,  Вас  Столетний  зовёт».  Это  Ада,  дежурная  медсестра.  Но,  ведь  я  только  что  была  у  него.   Зайду  попозже.  Положила  трубку,  но  стало  как-  то  тревожно.  Нет,  всё  же  пойду,  посмотрю.  Хорошо,  что  пошла,  успела…

Василий  Васильевич,  так  звали  больного,  до  самого  конца  не  верил  в  серьёзность  своей  болезни,  всё  балагурил.  Ещё  вчера  уговаривал  меня  принять  в  подарок  домашнее  вино.  « Сам  делал,  Анна  Фёдоровна,  очень  вкусное».  Я,  конечно,  отказалась,  в  нашей  клинике  «подарки»  от  больных  брать  было  не  принято.   Сегодня  на  обходе  попросил:  «Посидите  со  мной,  пожалуйста». Посидела,  поговорили,  но,  ведь,  у  меня  обход,  другие  больные.  Ушла.  А  теперь  вот  уходит  он,  уходит  из  жизни  навсегда  и  ничего  нельзя  изменить.

Никогда  не  верьте  тем,  кто говорит,  будто  врачи  привыкают  к  смерти.   Это  неправда.  Я  помню  почти  всех  своих  умерших  больных.  И каждый  забирал  часть  моей  собственной  жизни.  Вспомнилась    25—летняя  больная  туберкулёзом. Запущенная болезнь. Запущенная  жизнь—алкоголизм,  наркотики.   Умирала  долго,  мучительно,  не  отпускала  меня: «Побудьте  со  мной,  пожалуйста».  Она  сидела  в  постели  с  закрытыми  глазами (лежать  уже  не  могла,  задыхалась,  дышала  кислородной  смесью),  но  стоило  мне  пошевелиться  («кажется,  задремала,  пойду»),  она  тут  же  открывала  глаза  и  хватала  мою  руку:  «Не  уходите,  мне  страшно».  И  вдруг  в  полузабытье  с  восторгом  произнесла:  «Белые  аисты,  белые  аисты».  Это  были  её  последние  слова.  Лицо  стало  спокойным,  вернее,   каким—то  умиротворённым.

Нельзя,  чтоб  человек  был  одинок  в  момент  своей  кончины.  Недавно  посмотрела  видеокассету «Беседа  о  болезни  и  смерти»  Митрополита Суражского  Антония.  Он  рассказал,  как  во  время  войны  он,  тогда  ещё  врач—хирург,  всю  ночь  сидел  у  постели  умирающего  от  ран  молодого  бойца.  «Я  усну,  а  Вы  уйдёте?»,  с  тревогой  спрашивал  мальчик.

«Нет,  сначала  ты  мне  будешь  рассказывать  о  себе,  своей  жизни—всё,  что  хочешь.  Потом  ты  устанешь,  закроешь  глаза.  Я  стану  рассказывать  тебе.  Мой  голос  будет  становиться  всё  тише,  т.к.  ты  устанешь  слушать,  и  только  будешь  сжимать  мою  руку.  Когда  у  тебя  не  будет  сил  сжимать  мою  руку,  я  стану  сжимать   твою,  чтоб  ты  чувствовал:  я  рядом.  И  так  до  конца.  Не  бойся».      Так  он  и  сидел,  пока рука,  которую  он  держал,  не  похолодела.

Никогда  не  надо   смиряться  со  смертью.  Если  есть  хоть  один  шанс  из  ста,  за  жизнь  надо  бороться.  И  никогда  не  расставаться   добровольно  с  этим  великим  Даром  Создателя.   Это  страшный  грех.

Последние минуты: 10 комментариев

  1. Спасибо за доставленное удовольствие. Очень эмоционально и без излишнего трагизма. Единственное, что хочется сказать вслед — …»Смерти нет ребята!» А врачи тоже люди, хорошо когда правильные.

  2. Работа всё-таки трагическая. Уход из жизни всегда трагедия. Но написано без нарочитого надрыва. Приятно, что врачам жалко умирающих, а то поговаривают, что врачи черствеют отнеизбежных в их работе смертей. Понравилась миниатюра.

  3. @ Peresmeshnik:
    Спасибо! Вы всё правильно поняли. У настоящего врача как говорил Н.М. Амосов гипертрофировано чувство сострадания к больному.

  4. теперь очень много таких врачей: нет конверта, нет внимания. а здесь, такая тонкая, душевная связь. это очень радует. ведь врач, он же тоже человек прежде всего. мне приходилось много в жизни общаться с врачами, были всякие.

  5. Врачи моего поколения вымирают, как мамонты. Теперь и учат по—другому, и лечат…не буду говорить, как. Всё началось с Министра З/о Голиковой, бухгалтера по образованию и по образу мышления. И угробили Советскую медицину. Ломать—не строить…@ katrins:

  6. Спасибо за последний абзац.
    Я как раз недавно размышляла, как дОлжно реагировать на диагноз — приговор, стоит ли сражаться.
    По отношению к моему миру — это отклик извне. Спасибо!

  7. @ Дарьюшка:
    Спасибо большое за комментарий и особенно за вопрос «стОит ли сражаться?» У меня лежит рассказ на эту тему, который я не решалась публиковать. Теперь поняла: он нужен. Сегодня—завтра я это сделаю.

  8. Спасибо, Светлана, что вернули из «небытия» этот мой рассказ. Самое плохое в жизни человека — это отсутствие желаний. Особенно, желания жить.@ Светлана Тишкова:

Добавить комментарий для Анна

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)