Это произведение, безусловно, нельзя читать детям и чувствительным людям, если такие, конечно, остались на планете земля.
Воспринимайте это произведение просто как Черную сказку.
Может, страшную сказку.
В детстве вы любили сказки?
Я вот очень любил.
И так понеслось:
БЕЛЫЙ ТАРАКАН
Первые диалоги.
Вступление.
Вообще надо сказать, что ПРОСТИТУТКИ; СОЧИ; РФ был передовой форум для всей России, единственный во всем рунете, таких больше просто нет, не было и, наверно, не будет. Девушки и их клиенты могли спокойно болтать между собой, ничего не боясь и ничего не стесняясь. У одних был прекрасный шанс набить себе цену. А у других прекрасный шанс ее спустить.
Ближе друг с другом познакомиться.
Понять, хочешь ты этого или нет.
Нужно ли тебе это.
Для особ, которые без заморочек продавали свои тела – это было к тому же неким корпоративом: дамы могли спокойно обсуждать свои повседневные насущные проблемы.
На форуме существовали такие текущие темы:
ЧТО ДЕЛАТЬ ЕСЛИ КЛИЕНТ НЕ ПЛАТИТ ДЕНЕГ?
СТОИТ ЛИ НОСИТЬ ДЕВУШКЕ ПРИ СЕБЕ ОРУЖИЕ?
На самом деле девушка, которая подняла эту тему, имела в виду под словом «оружие» всего лишь обыкновенный перцовый баллончик.
И так далее и тому подобное.
ЧТО ДЕЛАТЬ ЕСЛИ СУТИНЕР БЬЕТ?
НАДО ЛИ УХОДИТЬ ИЗ ПРОФЕССИИ, ЕСЛИ У ТЕБЯ ОБНАРУЖИЛИ СИФИЛИЗ?
ПРОТИВОРИЧИТ ЛИ ЗАНЯТИЕ ПРОСТИТУЦИИ УЧЕНИЮ ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА?
Кстати, о святых, до того, как пришел сюда он, то есть главный герой повествования, святых на форуме еще не наблюдалось. Хотя типчики были еще те.
Уроды.
Моральные уроды.
Моральные и физические уроды.
Этакие дядечки с горбом за спиной и с таким же на душе.
Анальные онанисты.
Любители карманного бильярда
Сетевые дрочеры.
Администраторы предвидели такой наплыв «нечестивцев» на форум заранее и потому у девушек в отличие от клиентов на панели управления имелась специальная кнопка. Она никак не называлась официально, но ее можно было окрестить:
«ЗАШЕЙ ЕМУ РОТ»
Если клиент распалялся; если он был слишком настойчивым, противным, нудным, вел себя неприлично – а таких людей было предостаточно, девушка просто нажимала на кнопку и, если выразиться языком метафор: невидимые духи по ту сторону монитора, зашивали наглецу рот иголкой и нитками.
Ничего не вижу.
Ничего не слышу.
Ничего не знаю.
Нормальная позиция для любой эмансипированной девушки. Нажала на кнопку – и вырубила у него все функции на панели.
Это я к тому, что у девушек все же были по сравнению с клиентами некоторые привилегии, но главным образом к тому, что ему-то – шизику, чудику, ненормальному – никто рот почему-то «не зашил».
Но почему?..
Говорили, когда он первый раз появился на форуме — так говорили одни люди, — что потом их весь день преследовал невыносимый и душный запах лесных фиалок, другие, напротив, клялись — что их преследовал вовсе не запах цветов, а запах нечистот и испражнений. Словно где-то поблизости, а возможно непосредственно в самой душе вдруг прорвало канализационные трубы.
Так говорили.
Говорили, что у данного человека, кем бы он на самом деле ни был, уже с четырнадцати лет во рту сочинские стоматологи не могли найти не одного собственного зуба. И это, говорили его школьные психологи, лучшее свидетельство его коммуникабельности.
Вы, понимаете, коммуникабельности!
Другие – яростно – добавляли, что он носит все 33 выбитые зуба всегда при себе, в кармане шорт или, в зависимости от сезона, в кармане своей потрепанной желтой куртки.
Ну, зачем? – спрашивали тогда третьи.
И им незамедлительно отвечали, а затем, что у Алексея есть привычка, вытаскивать эти зубы в людных местах, например в маршрутке, библиотеке или автобусной остановке и, раскрыв их на своей ладони, предлагать всем желающим причаститься.
Вы, понимаете, причаститься!
«Говорю тебе, Петр, не пропоет Петух сегодня, как ты трижды отречешься от меня»
Было у него еще одна странная слабость.
Страсть.
Представьте себе, вы гуляете в парке, цедите из трубочки «кока-колу», щеритесь на солнышко, посылаете воздушные поцелуи пиниям и поселившемся на верхушках их голубых крон белкам и легким, как вата, типичным сочинским облакам,– блаженствуете, отдыхаете, в общем, как говорится, культурно проводите время. И тут на вашей дороге — Лешечка. И независимо от погоды в длинном сером плаще.
Некоторые мужчины эксбиционисты шокирует девушек тем, что раскрывают перед ними полы плаща – а под ним они совершенно голые. И с эрекцией.
Приблизительно то же самое делал и Алексей.
Но голым он не был.
Он был обвязан взрывчаткой. Ее муляжом.
Откуда всем этим дамочкам, всем этим парочкам было знать, что это на самом деле фальшивка. Плохая игра. Или лучше сказать – игра в плохого парня.
Они подпрыгивали на месте.
Они теряли сознание.
Они разбегались в разные в стороны и прятались: кто под скамейку, кто к белкам на дерево, ну а кто в кусты.
Женщины визжали.
А Алексей хохотал и исчезал, только его и видели. Как чертик из табакерки.
Скажите – идиот, и с вами нельзя будет не согласиться – действительно, идиот, но отдайте ему должное хотя бы в том, что он ни разу не попался.
Пока не попался.
Давайте будем откровенными и честными собой людьми, на форум – ПРОСТИТУТКИ; СОЧИ; РФ – заглянул в тот день очень странный человек.
Очень.
И первый его пост сразу же обезоруживал здравый рассудок:
Есть разные члены.
(Утверждал он)
Есть маленькие члены.
Есть средние члены.
Есть большие члены.
А ЕСТЬ ТАКИЕ ЧЛЕНЫ, КАК У ТАРАКАНОВА АЛЕКСЕЯ ВЯЧЕСЛАВОВИЧА.
И сразу, как мухи на дерьмо или, если вам угодно, как пчелы на мед со всех сторон слетелись любопытствующие создания, в том числе, и лучшее из них, некая «Вакханка» — одна из проституток, что время от времени обиталась на форуме ПРОСТИТУТКИ; СОЧИ; РФ
Диалог 1
ВТОРОЕ НЕБО И РЕЛИГИЯ Я.
ВАКХАНКА:
И чем же, интересно, твой член отличается от других?
ЛЕШЕЧКА:
Я знаю ВТОРОЕ НЕБО
Я слышу ВТОРОЕ НЕБО
ВТОРОЕ НЕБО – во мне.
Мой член зудит и ноет, и по утрам и ночью только и делает, что поет самому себе священные гимны.
Когда он встает – выходит на небо и солнце, когда увядает – на землю спускается ночь.
Мой член, это не просто член – это огненный метеор в бурлящем Океане Вселенной; он живой символ вездесущей смерти и неизбежного возрождения.
Его семя – не просто семя: это субстанция — пантеон забытых ныне богов. Старых богов. Добрых Богов (да не поймите слово «добрый» неправильно). Их ляжек. Их упругих ягодиц. Лиц. И имен: Аполлон, Дионис, Орфей. Их вещих слов, чей мертвый язык ныне помнят лишь странные женщины-филологи и Черные птицы Зла и, которые помня его, долбят своими изогнутыми клювами в уши «непосредственных».
А взойдут ли «непосредственные» как ростки золотых злаков?
А не скосит ли Индустрия их своей механической косой?
А не назовут ли они новым Иисусом — Большую механическую мясорубку?
А не преклонят ли перед ней колени и не скажут ли ей, ты Бог?
Глупый, выпрыгнет из окна.
Глупый, вышибет себе мозги.
Глупый, затянет на шее себе удавку.
Умный, преодолеет себя, и научится жонглировать скорбью с великим смехом. Он пройдет над бездной – не потому что шибко смел или дюже удачлив, а потому что за спиной у него развеваются крылья.
К каждой двери – найдется свой ключ.
В каждой дурной комедии –есть место шикарному фокусу.
Не ройте для себя могилы, кое бы удовольствие вам не приносило бы это занятие, а оно приносит большое, лучше прыгайте, как птицы на ВТОРОЕ НЕБО.
Ибо ВТОРОЕ НЕБО есть — сколько бы миллиардов ластиков его бы не пыталось стереть ежедневно.
День изо дня.
День изо дня.
Целую вечность.
И это тщетное вечное усилие, не лучший ли показатель его существования?
ВАКХАНКА:
Так все же, что все это значит, блаженнейший.
Тю-тю?
ЛЕШЕЧКА:
На данный момент это значит только то, что мои карманы моль проела. Отдайся мне бесплатно. Или открой на мое имя безграничный кредит.
ВАКХАНКА:
Бесплатно?
ЛЕШЕЧКА:
Ага.
ВАКХАНКА:
Пососи свой божественный член бесплатно, а потом бесплатно засунь его в свою же божественную задницу. Так бесплатно что бесплатнее и быть не может.
Усек?
ЛЕШЕЧКА:
Дешевая сучка, только и всего.
ВАКХАНКА:
Что? Я?
Да ты больной на всю голову ты… ты…
Лешечка:
Как можно не дать мне бесплатно, ежели я полусвятой и без пяти минут святой.
А знаешь ли ты, что придет год месяц и число месяца того, когда не мной будет сказано:
«Кто не знает имени его – не знает и Господа и дел Его».
Вообще в ближайшем времени я — легендарная личность.
Ну типа Курт Кобейн.
Или круче.
Все эти идиотки и идиоты будут считать, что стоит только повторить мою Фамилию Имя и Отечество десять раз кряду – и тебе будет заказан прямой билет на Небеса. В смысле – Спасение. Да-да, именно так и будут считать, все эти любители попкорна, мастурбации и качественного британского футбола.
Все эти — диванные генералы.
Все эти — толстожопые мамаши.
Мелкие дегенераты всея Руси.
Эти «соборные» дегенераты!
«А ежели не знать имени Его – то будешь гореть в Аду и ныне и присно и вовеки веков, аминь».
Повтори мое имя десять раз – и ты спасешься, а лучше дай мне то, чего я хочу, и потом будешь всю жизнь хвастаться тем, что мусолила «огурец» такой легендарной личности, как Лешечка.
ВАКХАНКА:
Ты вообще е*анутый что ли?
ЛЕШЕЧКА:
Только в частности, а вообще, как было сказано выше я…Загибай пальцы.
Может Черный святой.
Я не знаю.
Может Смрадный святой.
Я не знаю.
И все же я то – что я есть и просто физически не могу быть кем-то другим.
И я даю тебе второй шанс.
ВАКХАНКА.
Ржу немогу, и отплевываюсь шерстью невидимых котов, забравшихся в этот момент в мою нежную глотку.
А, знаешь, уговорил, я сделаю тебе скидку… в сотку, сойдет?
Просто хочется посмотреть в живую на такого е*анашку, как ты, Леша.
Я святой – бла-бла-бла…
Я святой – бла-бла-бла…
Вообще, я слыхала, что если ты умеешь хорошо трындеть на религиозные темы, быть красноречивым и при этом хорошо выглядеть. Ну как Клинт Иствуд в «семидесятых» или как Брэд Питт лет пять тому назад – то в Штатах можно собирать целые стадионы. Там же все ненормальные. Но России такое не прокатит. Имхо: духовная страна. Шарлатанов – бьют.
ЛЕШЕЧКА:
И это Россия духовная страна?
ВАКХАНКА:
Мамлеев пишет – Белая Индия. Я с ним полностью солидарна.
ЛЕШЕЧКА:
И это Россия — Белая Индия?
Мамлеев?
ВАКХАНКА:
Ты что не знаешь кто это такой?
ЛЕШЕЧКА:
А ты, мол, знаешь?
ВАКХАНКА:
Не все ведь день за днем просиживают задницы у телевизоров. Некоторые и книги читают. Даже проститутки.
Мамлеев — Великий Русский писатель.
Автор – легендарных «Шатунов»
Но главное — создатель религии Я.
Вот он – точно святой.
ЛЕШЕЧКА:
И что же это за религия Я?
ВАКХАНКА:
Она основана на основных принципах Индуизма, на таких понятиях как Атман и Брахмах.
Сечешь?
ЛЕШЕЧКА:
Секу.
ВАКХАНКА:
Атман — это твоя душа, Брахман – Бог, верне его безличностный аспект. И Атман с Брахманом связаны воедино, как владелец и его отражение в зеркале. Но тут еще большой вопрос, кто чей владелец на самом деле и чье отражение в зеркале. Его или твое. Все реки текут в один океан, но даже в дождевой луже на дороге отражаются седые волны беспокойного моря.
Сечешь?
ЛЕШЕЧКА:
Секу.
ВАКХАНКА:
Мамлеев впервые предложил персонификацию Брахмана, но не на Кришну, Буду, Вишну и т.п., а на Я самого поклоняющегося. Твой Атман – низшее Я, твой Брахман – высшее Я. И твоя цель забраться по лестнице Абсолюта и, если так можно выразиться, поглотить самого себя.
У Буддистов есть такой термин – «Убить Будду».
Убить Будду – значит самому стать Буддой.
Сечешь?
ЛЕШЕЧКА:
Секу.
Но скажи мне на милость, как добиться того, о чем ты говоришь?
ВАКХАНКА:
Очень просто – путем любви и молитвы.
ЛЕШЕЧКА:
И кого же ты будешь любить? И кому же ты будешь молиться?
ВАКХАНКА:
Мне, кажется, ты сам догадался кому. Естественно – себе. Себе самой.
Себе – любимой.
Себе – нежнейшей.
Себе — желаннейшей.
Себе!
ЛЕШЕЧКА:
И после этого я еанутый?
И это меня как собаку на цепи должны были держать в психушке два с половиной года?
Меня?!
Господь, взгляни на эту разнузданную проститутку, и либо упеки ее в психушку, как некогда меня, либо, смилуйся — и просто разрази ее громом.
На этом диалог Лешечки и Вакханки неожиданно прерывается, чтобы возобновиться снова чуть позже, но свято место пусто не бывает, и как репейник цепляется за шерстные штаны, так за шерсть слов, цепляется сетевая пиз*ота стекающаяся со всех простор интернета.
Диалог 2
ГОСПОДИН КАНЦЕЛЯРИЯ И БЕЛЫЙ ТАРАКАН — ДОСТОЕВСКИЙ
УКРАИНАЧКА:
Как много в Сочи сумасшедших.
Я уже привыкла от клиентов слышать бред, но чтоб нормальная, делающая за три рубля минет девушка – тоже бредила, этого я еще не слыхала.
МАША. Г:
Да, больная. А этот Лешечка… пепец. Представь себе, сосешь ночью его «сардельку», а он вдруг тебе в ухо: СВЯТОЙ! — так ведь и коричневым творожком в воздухе запахнет.
УКРАИНАЧКА:
Таких нельзя пускать на порог вообще: больные люди. Он сам сказал – лежал в дурдоме. Вот пусть и лежит. И ныне и присно и вовеки веков. Хи-хи.
ИРИШКА:
Крайний срок полгода – потом даже полностью е*анутых выписывают.
МАША Г:
А ты что лежала?
ИРИШКА:
Да нет. Брат лежал, когда от армии косил. Давно было. Говорил, страшно там.
МАША Г:
А что еще говорил?
ИРИШКА:
Что мало что помнит. Помнит лишь то, что вместе с ним в палате лежали его друзья: таракан Достоевский и господин Канцелярия.
УКРАИНАЧКА:
Что-то ржу.
МАША Г:
Ну типа псих, который считал себя Достоевским, ведь так?
ИРИШКА:
Не совсем.
МАША Г:
Тогда кто?
УКРАИНАЧКА:
Действительно, кто?
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
(заметьте это первое неуместное его появление)
Даже очень любопытно будет узнать, кто же такой ваш Достоевский.
ИРИШКА:
Ну как брат говорил: Достоевский — таракан альбинос в человеческий рост. Не смейтесь. Брат считал его и вправду Достоевским. Вернее, что а этом человеке живет дух Достоевского.
Понимаете, Саша, говорил, что этот якобы Таракан знает все тексты Достоевского наизусть, что «Идиота» что «Униженные и оскорбленные». Его даже просили продекламировать – и Таракан декламировал их ночи напролет.
МАША. Г:
Несчастная дитя– и будешь ли ты после этого отрицать, что твой брат не был сумасшедшим? А может вы вместе с ним оба сумасшедшие? Шизофрения ведь генетическое расстройство, и два яблока с одной яблони, упав, друг от друга далеко не раскатятся.
УКРАИНАЧКА:
Как страшно жить!
Шизофрения.
ИРИШКА:
Да не сумасшедшим был он. Его просто тогда закололи. Вот и появились — галлюцинации. Например, это Таракан альбинос, вместо кого-то другого реального человека.
Считай по пальцам, если в уме не умеешь.
Галоперидол.
Клозапин.
Рисперидон.
Цикладол.
Пантогам (якобы для стимуляции мозговой активности).
А еще, мой брат умолял, ну просто ползал передо мной на коленях, чтобы я ему приносила Прегабалина, потому что без него, как он говорил, он просто «не может».
«Не может» — так его там закололи.
Тамара Шатаевна, так звали его лечащего врача — прелестная женщина шестидесяти годов– довела его до состояния животного.
Которое ползало на четвереньках.
Которое пускало слюну.
Которое хватала ее за ногу стоило только ей появиться в больничном продоле:«Остановитесь… хватит… заклинаю вас… ну, пожалуйста… ну, пожалуйста …вы же человек… человек…ну, пожалуйста».
И знаете что?
МАША. Г:
Ну и что?
ИРИШКА:
Тамара Шатаевна – хохотала.
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
Ладно, разобрались: Достоевский – таракан, а Таракан – это глюк, но глюк на самом деле не глюк, а реальный человек, чье лицо как бы замазано иллюзией, психиатр это , понятное дело, садист. Ну кто тогда Господин Канцелярия?
УКРАИНАЧКА:
А вы кто?
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
Кто – кто?
УКРАИНАЧКА:
Кто – Александр Васильевич – вы такой? (Достали недоразвитые).
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
А я как-раз-таки клиент – друг любой очаровательной девушки. Друг, если вы меня понимаете, с длинным рублем.
УКРАИНАЧКА:
Ну так и говорите по делу, друг с длинным рублем, что же вы в чужой разговор влазеете?
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН (кажется, внутренне вопия):
А разве не для того был создан этот форум, чтобы клиент мог спокойно разговаривать с девушками, выбирая себе подходящею? А ежели это так, а это так, кто, повторяю, кто еще может сказать, что я виду себя неподобающим образом? И вообще – я не на вас влазил, как вы сами не деликатно выразились, я влазил, точнее собираюсь только влезть на прелестную Иришку.
УКРАИНАЧКА:
Прелестную. Ха-ха, еще один чудик.
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
Так кем же был господин Канцелярия, презамечательная Иришка?
ИРИШКА:
Ну вообще брат рассказывал мне о нем не меньше, чем о Достоевском.
Вообще они даже дружили, я даже кормила их вместе как-то, куриным бульончиком, потому и могу сказать, как господин Канцелярия выглядел.
С шизой был мужичек – это точно.
Маленький субтильный и на удивление с волосатыми ручонками, прямо как у хоббита.
Лицо тоже как у хоббита – то бишь не от мира сего; оно кое-где было втянуто в себя, как пылесосом, а кое-откуда стремительно выдавалось.
Но главный его атрибут – улыбка: покосившаяся, вечная, изжившая, слабосветящаяся, как бывает у тех, кто уже собрал вещички на тот свет, но пока не заскочил на подножку последней электрички: она как будто говорила вам за своего владельца, готов на все, в том числе и на жопу.
Так вот, Саша говорил, что господин Канцелярия, так все называли это несчастное создание, часто утверждал, что заболел психически потому что… нет, мне даже об этом совестно говорить.
УКРАИНАЧКА:
Назвалась груздем — полезай в корзину.
МАША. Г:
Не томи, Иришка, так почему он спятил?
ИРИШКА:
Ну, господин Канцелярия утверждал, что он психически заболел потому что… потому что не давал в детстве себе выпускать газы…
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
Ха-ха-ха, господин Канцелярия считал, что заболел психически оттого, что не девал своему организму пирдеть.
Пирдеть, дамы и господа!
ИРИШКА:
Не говорите так грубо – мы не на рынке, говорите – выпускать газы, а не можете, тогда говорите– пукать.
Он несчастный, над ним вообще все смеялись, и это, как утверждал Саша, носила стигматизируюзий эффект. Но это не главное, что я могу рассказать о нем. Главное… ах, главное ведь в том, что господина Канцелярию съели.
Как съели?
Опять галлюцинации твоего ненормального братца? Прегабалин и все такое?
ИРИШКА:
На этот раз нет. Его и вправду съели, как поросеночка.
УКРАИНАЧКА:
Не верю и никогда не поверю, чтоб в современной России может существовать такое варварство!
Съесть человека.
ИРИШКА:
А ты поверь.
А я постараюсь, объяснить.
Российские психдиспансеры в кое-каких статьях своего бюджета финансируются очень даже хорошо, а в кое-каких не финансируются вовсе. Тут интерес проявляют главным образом Фармацевтические компании . Они дают на лапу людям из правительства взятки, чтобы те, как можно больше закупали у них препаратов. В итоге в одном русском дурдоме скапливается столько нейролептиков, что их бы с лихвой хватило на всех психов Африки на десятилетия вперед.
Это с одной стороны.
С другой, выделяя на лекарства такие огромные деньги, правительство вовсе не считает нужным выделять деньги на что-либо другое.
По их мнению, питаться больные должны чуть ли не посредствами своих родственников. Ну какие у психов могут быть родственники? У большинства психов родственники – сами психи. Такова, как правильно заметила Маша, человеческая природа.
В итоге бюджет типичного русского дурдома очень плох.
Месяц психи сидят на яблоках.
Месяц на луке.
Месяц на гнилой картошке.
Иногда им завозят отбросы из местных ресторанов, и тогда они жадно лопают зеленый заплесневелый сыр и червивую треску.
Но иногда приходят так называемые «черные дни», когда кормить претерпевших вообще не чем.
УКРАИНАЧКА:
И что же тогда, они кормят… они кормят психов – другими психами?
ИРИШКА:
Не думай о людях так плохо. Это крайняя мера. Сначала в ход идет их же собственное дерьмо. Тех, кто отказывается принимать в пищу дерьмо ложат на так называемые «вязки» и кормят дерьмом принудительно. Но дерьмом сыт не будешь. На дерьме не проживешь. Да и свойство у дерьма такое, что если долго человек не ест, то оно само собой заканчивается. И если так называемые «черные дни» затягиваются: в дурдом не поступают продукты питания и люди начинают дохнуть как мухи, вот тогда, да – их жарят, парят и прямо на подносах подают.
МАША. Г:
Не верю.
УКРАИНАЧКА:
Не верю.
АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ БХТИН:
Не верю.
ЛЕШЕЧКА:
О, боже мой, Саша! О, боже мой, господин Канцелярия! Вы ли это? Как же это невыносимо.
УКРАИНАЧКА:
Опять этот Черный святой явился.
Ну что же вам невыносимо, блаженейший?
ЛЕШЕЧКА:
Что?
А я вам скажу, что.
И тогда огромная железная дверь отварилась, и вошло в нее четыре статных санитара. (Не буду перечислять их имена). И со всех четырех сторон держали они огромный жестяной поднос, на который был возложен господин Канцелярия.
Вся та же полудебильная улыбка, светилась на его раскрасневшемся лице.
Тело же на против лежало в неестественной и несколько вычурной позе, прижимая колени к животу и обхватывая руками ляжки, так что причинное место было совершенно открыто для неприличных взглядов.
Плавал господин Канцелярия в собственной жирку, желтоватом, с кровушкой.
Мясо кое-где по обваливалось и теперь зияли кости своей первозданной белизной, особенно этим выделялись ключицы и большие круглые кости, их вывернутые, торчащие из мясо головки, соединяющие таз и конечности
И явились они наконец в нашей бедной столовой и водрузили господина Канцелярию на один из длинных столов, сдвинутых друг с другом; и тут же собрались вокруг люди, жадные и голодные, дерганные и больные, не видевшие мясо долгие годы и не знающие даже, увидят ли когда-нибудь они его еще или нет.
И первым, как всегда, показал себя ублюдок Горянский.
Его все называли – ублюдок Горянский.
Даже доктора.
Это был шнырь под два метра в длину и худой как ствол орешника и с такими же как у орешника по зиме, длинными до колен, сухими руками. Облетевший как физически так и духовно, опустившийся на дно безумия человек.
Он вечно что-то бормотал себе под нос. Причем голос его был неестественным, мистическим, идущим как бы из глубины.
Из подвала.
Я спрашивал у него, бывало:
— О чем поешь свои смрадные песни, Горянский?
— Фауста вспоминаю. Мефистофеля.
И тут же точно пытаясь меня в чем-то убедить, он стягивал с себя штаны, быстро кое-что показывал, и натягивал их обратно.
Потом хихикал.
Дело в том, что у него не было того самого место, которое называется у нас детородным. Что пенис что яички отсутствовали.
– Куда девалось? – спрашивал я.
– Почирикало и улетело.
– Не пиз*и.
– Да сам и оттяпал.
– Чем оттяпал?
– Понятное дело, топором.
– Ну зачем, зачем ты это сделал с собою, безумец, — вскрикивал я, хватая его за ворот полосатой больничной пижамы. — Зачем, сукин кот, отвечай?
Чуть просветлев, он отвечал:
— А за тем, отец родной, я это сделал с собою, чтобы мне впредь жизнь медом не казалось.
— Нечестивец! — вскрикивал я, и прижимал ладони к раскрасневшемуся от возмущения лицу.
Так вот этот самый Горянский, первым потянул руку к господину Канцелярии, желая ухватить самый жирный кусок. И тут же получил по руке от Грициадзе.
Грициадзе был грузином, катотоником, но не обычным катотоником, а мудрым и начитанным.
– А знаете ли вы, — вскричал Грициадзе на весь зал, предварительно засадив Горянскому в ухо, — что японские солдаты во время Второй мировой войны ампутировали конечности у пленных американцев – и готовили из них деликатеснейшие блюда, и важное здесь то, что они оставляли пленных в живых, чтобы их мясо всегда оставалось свежим, и ампутировали до тех пор пока ампутировать было уже нечего.
— А знаете ли вы – снова воскликнул он, — что человечина – в отличие, скажем, от козлятины или свинины, не имеет ни специфического запаха, ни специфического вкуса: мясо нежное, чуть волокнистое, и если что напоминает так скорее говядину, не слишком молодую, но и не слишком старую.
— Харе пиз*еть, — оборвал его грубо Адам Васильевич (один из наших санитаров). – Налетай.
И действительно налетели. И захрустели тогда косточки несчастного Канцелярии. И дунуло внутренним жаром от распакованного десятками рук тела.
И вот кто-то уже жевал сердце.
А кто-то почки.
А кто-то печень.
А Горянский забрался под стол, вцепившись беззубым ртом в ухваченною им пятку. И грыз ее. И грызя, повизгивал похотливо от обрушившегося на его душу восторга.
Еще бы… мясо!
Вот тогда-то я и причастился первый раз, когда тяжело, как камень, провалился в мою в глотку первый кусок собственного друга, человека, которого я знал долгие годы и которого сейчас уминал за обе щеки.
Ангел – на заклание… Мать их всех!
Ангел… которого я съел.
ИРИШКА:
Один вопрос.
Почему господина Канцелярию называли Господин Канцелярия?
ЛЕШЕЧКА:
Потому что несчастный Канцелярия считал, что родился в канцелярском магазине в качестве канцелярских кнопок, которыми художники, как правило, прикрепляют ватман к своим деревянным мольбертам.
ИРИШКА:
Дамы и господа. Белый Таракан – Достоевский. Рекомендую!
Остальное полунаписано полуобдумывается (витает под потолком) и я скину его – когда придет свое время.
Спасибо.