Полковник Гринько нервно ходил по кабинету – что-то из ряда вон, понял я.
— Давно у нас таких ЧП не было на районе, да и в городе. Огнестрел – шесть трупов.
— Стрелка?
— Какая стрелка? Девяностые давно закончились, Саня!
— Разве? Не заметил.
— Прекрати! Сейчас не до шуток. Звонил Миненко из управления — мы вдвоём отвечаем за раскрытие — головой. Двое суток дал, или на свалку охранниками переведёт.
— Почему именно на свалку?
— Так там их и сработали. Четыре мужчины и две девушки.
— Вот работёнки толстяку Юрке Подрезову привалило – некогда будет дамам стишки писать, — позлорадствовал я.
— Не радуйся, тебе тоже работы хватит. Только что пришли результаты вскрытия, советую поговорить лично с Ивановой.
Татьяна – криминалист, красивая и стройная, с большими нежными влажновато-карими глазами не заставила себя ждать.
— Как дела, красавица?
— Ты же знаешь, у меня всё стабильно – возраст, внешность, работа и семейное положение.
— А что замуж не выходишь? Все мужики наши от тебя без ума.
— Вот и взял бы меня.
— Но у тебя же любовь, — я показал глазами вверх.
— Эх, знал бы ты как трудно не ответить взаимностью начальнику!
— Ладно, к делу, — я поспешил сменить тему – шутка явно не удалась.
— По результатам экспертизы убийца был один – все выстрелы из одного пистолета, типа, Макарова. Правда, на киллера он не очень похож.
— Почему?
— Стрелял не только в сердце, но дважды в печень и один раз в голову. Всего шесть входных – все смертельные. Контрольные не делал, даже гильзы не собрал. Все шесть штук нашли.
— Странно. Совсем на исполнителя не похож.
— Но явно профи. Судя по положению тел, никто не пытался бежать. Двое успели достать оружие. Опередил.
— Рэмбо, прямо.
— Других следов пока нет – прошёл сильный дождь. Собака не помогла. Изъяли шесть стволов – у девушек травматика — мобильные, деньги, валюта. С телефонами работаем сейчас. По гильзотеке оружие за вами числится.
— Шутишь?
— Вещдок по делу ОПГ братьев Солнцевых. Был изъят на месте стрелки с бойцами бригады Крота. Принадлежал лично младшему из братьев. Убитому.
На месте вещдока обнаружили искусно сделанный муляж.
-Кто вёл дело, Коля? — Коробкин был, как всегда, в весёлом расположении духа.
— Капитан Чекин.
— Ко мне его – быстро.
— Невозможно. Год назад уволился из органов, точнее уволили. Жена жалобу написала – мол, пьяные дебоши, рукоприкладство, даже табельным оружием угрожал.
— Хорош гусь. И что?
— Дело замяли, но заявление по собственному написать заставили. Из управления звонили, что дискредитирует звание работника правоохранительных органов. Сразу ушёл и из дома – без вещей. Никто его больше не видел – у друзей и родственников не появлялся.
— Псих, однако.
-Юра, что у тебя? – белобрысый с голубыми арийскими глазами опер Головченко, хитрый и пронырливый, был сегодня на редкость угрюмым.
— Убитых удалось идентифицировать. Из шести четверо судимые, девушка условно
— Однако, весёлые ребята. Братки, похоже. Что ещё на свалке слышно?
— Никто ничего не видел и не слышал.
— Фото Чекина показывал?
— Никто не опознал, только Третьякова Надя среагировала. Похоже, что знакома, но молчит как рыба.
— Кто такая?
— Живёт на свалке с малолетними детьми в халабуде из досок старых и ящиков. Странная она – плачет всё время.
— Причина?
— Говорит, сын у неё маленький играл и с кучи мусора упал два дня назад, убился. Но я проверил — он в больнице в коме сейчас. Обещали вывести, но может остаться инвалидом на всю жизнь.
-Диагноз?
— Перелом черепа, похоже, от удара тяжёлым округлым предметом, типа трубы.
— Ну, тебя только посылать, Юрка – ещё одно дело раскопал на мою голову. А у нас только один день остался.
— Мрачное, скажу тебе, местечко — кучи мусора кругом и люди странные — как тени в тумане шныряют. Если покопаться хорошенько, не один ещё, наверно, труп под мусором можно найти. А вороны такие жирные!
— Кончай каркать! А ты тоже поэт, смотрю, как наш Юрка судмедэксперт.
— Скорее, прозаик, — впервые за время разговора усмехнулся он.
— Позвони в райадмнистрацию – пусть решат с Третьяковой. Не дело малолетним детям на свалке взрослеть. Пусть хоть в общагу переселят временно. Если надо, составь бумагу, литератор.
Дело зашло в тупик, мрачно подытожил я. Только очень слабая зацепка за Чекина, но не факт, что именно он подменил вещдок и вообще при делах. Только один день. Миненко слов на ветер не бросает — быть нам на свалке.
Уже почти час я сижу в старенькой Ниве в кустах возле свалки. Впереди – метрах в двадцати – дырка в заборе. Густой октябрьский туман хорошо маскирует машину, но холод пробирает до костей. Скоро шесть утра.
Неожиданно от забора отделилось невысокое привидение в грязно-жёлтой куртке. Я быстро догнал его.
— Чекин! Руки на забор! Майор Зотов.
Он повиновался. Я сразу нашёл Макара в правом кармане куртке и бумажник во внутреннем и ключи.
— Руки, — и наручники издали знакомый до боли звук на его запястьях. – В машину! Совсем ты квалификацию потерял, капитан – даже ствол не сбросил.
— Да, там только один патрон – для себя оставил.
— Красиво и поэтично! Будешь в крытке мемуары писать. Ты ликвидировал ребят?
— Это не ребята — крыша.
— И что крышевали – мусор?
— Не, скажи, майор. Там тонны металла, пластика и бумаги крутятся, и вообще свалочка отлично стирает денежки.
— Ты не ответил – твоя работа?
-Да.
— Решил сам стать помоечным королём? Подружек-то их зачем убил — блондинок этих? Свидетели?
— Они такие же – крутые девочки. Да и не хотел я их трогать. Одна, кстати, рыжая.
— Подробнее давай.
— Там в углу труба имеется, одним концом в землю закопанная. В неё и кладут бомжики долю от дневной выручки. Дань все платят, а девахи забирают. Надя гриппом приболела, задолжала им за несколько дней.
— Третьякова Надежда?
— Да. Девицы заманили мальца за кучу мусора возле дома – сникерсом приманили. Кто бил, не видно было, а трубу на кучу просто закинули. Я видел – со следами.
— И ты решил всех завалить – на всякий случай? Жену не удалось пристрелить, так на братках отыгрался.
— Жену я и пальцем не тронул. Это всё Миненко, сволочь, подучил её, как написать заявление на меня. Я просто сказал, что он старый козёл.
— Причём тут Миненко?- я невольно вздрогнул, вспоминая сластолюбивую кошачью улыбку на его откормленной физии.
— Помнишь, в прошлом году у нас Огонёк был на День милиции? Там он и положил глаз на мою Вику. Ну, и она ответила взаимностью — звёзды у него покрупнее моих.
— А, может, хотела тебя майором сделать? По выслуге тебе давно пора было.
— Эх, никогда я не буду майором, — махнул он рукой потерянно. – Короче, я просто хотел, чтобы они мне человечка отдали, который мальца убил. Это же беспредел! А они стволы достали. Ну, и сыграли в Дикий Запад – кто быстрее.
— Поэтому ты и стрелял в печень? А пацан жив, кстати. В коме, но жить будет, правда, не исключено – инвалидом останется.
— Слава Богу! А я пульс у него не нашёл.
-Скорую ты вызывал?
— Нет. Надьку заставил – совсем мозги от горя потеряла.
Я завёл мотор и остановился перед мостом. В это раннее воскресное утро дорога была абсолютно пустынной.
— Ты в органах уже не работаешь. Понимаешь, что тебе пожизненное светит? Ещё и главную улику с собой таскаешь.
— Я тебя прошу, как офицер офицера – дай мне пустить последнюю пулю по назначению. Кстати, это другой Макар.
— Не понял. А где твой?
— Когда свалить хотел, забежал к одному бомжу — Баранову – должок забрать. А он мёртвый.
— Тоже прикончил его, терминатор?
— Да нет, он палёной водкой отравился. Тут Эдик в ларьке возле свалки метилку бодяжит. На столе две бутылки видел. Вот я и взял у него Макара вместо денег, а свой сунул ему в карман.
— Ловко ты, однако, дело обставил. Кто этот Баранов?
— Одно время был киллером у Крота. Потом заказ, вроде, не выполнил и на свалке залёг.
— Тоже стрелок, значит.
Я заехал на середину безлюдного моста.
— Выходи, Чекин. Пора кончать это дело. И я протянул ему пистолет.
— Зачем же здесь, на виду. Что я – психопат какой? Там за мостом местечко отличное есть, укромное – закрытое со всех сторон.
— С оружием кончай. Уничтожить!
Чекин взял пистолет за ствол, подошёл к периллам и несколько раз с силой ударил. Потом без особого труда разломил Макара на две части и выбросил ствол с одной стороны моста, а ручку с другой.
— Показывай место своё теперь.
Мы подъехали почти к самому берегу. Деревья и кусты надёжно скрывали маленький пляжик от посторонних глаз.
— Выходи! – Чекин покорно вылез. – Раздевайся!
— Ну, ты, прямо, как немец перед казнью партизана – зачем тебе мои шмотки?
Я снял пистолет с предохранителя. Чекин обречённо разделся до трусов, их которых жалко торчали его худые, покрытые гусиной кожей, ноги.
— Надо было сменные трусы из дома прихватить — обтрепались до неприличия уже – до дыр. Ныряй!
— Ты что!? У меня и так насморк.
— А ты далеко не заплывай – там течение холодное.
С отчаянным нечеловеческим криком Чекин плюхнулся в ледяную воду.
— Давай в машину – я печку включил.
-Ну, ты и садист, майор!- простучал зубами купальщик.
-А ты что думал — можно безнаказанно сесть в личную машину старшего по званию и провонять её мерзким помоечным духом?
Я остановил машину у дома.
— Выходи.
— Так это же не РОВД! Это мой бывший дом.
— Настоящий, Чекин. Ты там прописан, жена, дочка, ключики предусмотрительно сохранил, между прочим, и в бумажнике семейную фотку таскаешь. Струсил ты, капитан, тогда. У нас на тебя ничего нет. Бандюков завалил бывший киллер Баранов из ОПГ Крота, очевидно, не хотел платить дань крыше. Дело раскрыто точно в срок, как приказано. Точнее, два дела – ещё и покушение на убийство мальчика. Слушай, а может, тебе в СИЗО милее?
Чекин рванул во двор. Сгустившийся туман быстро поглотил его щупленькую фигурку.