Г. Антюфеев.
Щебетуха
Рассказ
Бухгалтерия жила обычной жизнью, подбивая дебет с кредитом, занимаясь текущими расходами, начисляя зарплату, составляя квартальные отчёты… Каждодневная рутинная работа, требующая внимания и сосредоточенности, поглощала сотрудниц с утра до вечера. Небольшой коллектив трудился многие годы в неизменном составе. Это настолько сблизило женщин, сидящих в серо-голубом кабинете, что стали неуловимо похожи друг на друга. Казалось, и возраст у них одинаков, и лица, и характеры. Постороннему человеку не сразу удавалось уловить отличия, которые всё же разнили их…
Однажды в устоявшийся будничный мирок впорхнула молодка в ярком платье, с неброским макияжем. Задорно оглядела всех и приветливо представилась: «Лера». Её непринуждённость, непосредственность быстро расположили к себе старших. Весёлый нрав, беззаботный щебет о домашних делах вносили разнообразие и разрядку в напряжённо-деловую атмосферу бухгалтерии. Не всё, правда, у неё клеилось в цифрах, графах и расчётах, но с видом прилежной ученицы выслушивала замечания, и сослуживицы лишь слегка журили за допущенные огрехи и все вместе исправляли ошибки.
Особенно благоволила к новенькой главный бухгалтер. Больше всех уделяла ей времени, больше всех помогала. Та отвечала вниманием, лаской, заботой. Слушает наставницу с широко открытыми глазами, а потом рьяно принимается за дело. А в обед, перед тем, как сбегать в магазин, спросит у опекунши:
— Тётя Варя, тебе чего-нибудь прикупить?
Возвратившись, прильнёт к плечу, улыбнётся:
— Я булочек взяла. Вот, угощайся.
Сядут, бывало, в обеденный перерыв в уголке кабинета и начнут секретничать-откровенничать. Тётка рассказывает о сыне непутёвом, что в загулы уходит. В такие дни тащит из дому, что под руки попадается и пропивает, окаянный. И дети уж большенькие, и сноха аккуратистка. Чистенько кругом, убрано, постирано, выглажено, по полочкам в пакетиках лежит. А готовит как… Что борщи, что салаты, что оладьи – за уши не оттащишь. Не ценит – пьёт, и всё!
А молодуха в ответ поведает, кто к ней захаживал, до каких петухов у калитки стояли да что кавалер на ушко шептал. И смеётся заразительно, передразнивая парней… Пользовалась у тех успехом, хотя дома ждала трёхлетняя дочурка… Была ли замужем или нагуляла девочку – секрет. Для всех. Даже для Варвары Петровны. Она и не допытывалась, о чём предпочитала помалкивать товарка. Просто прониклась глубокой симпатией, граничащей с любовью квочки к цыплятам, подсаженным под крыло. Старалась опекать не только в конторе, но и в гости забегала. То пирожков настряпает – принесёт, то иной вкуснятиной угостит, то в огороде подсобит.
— Тебе Лерка прям родня родная стала, — говаривали коллеги.
— Так нет же у неё никого,- оправдываясь, улыбалась в ответ. И помогала. Словом, делом, деньгами.
Щебетуха так вошла в душу, так затуманила голову, что порой про своих не столь помнила, сколь о ней пеклась и заботилась. Случается подобное в нашей многогранной жизни. Случается. Петровна – тому подтверждение.
… Как-то пришла ласочка на работу и не сверкнула обычной улыбкой. Молча села за стол, раскрыла толстенный разлинованный журнал, включила калькулятор и уткнулась в цифры-подсчёты. В обед, как обычно, не умчалась в магазин, а умостилась у окна и унеслась мыслями куда-то вдаль…
— Что случилось, Лерочка? Уж не заболела ли? – подошла главбух, обняла, заглянула в глаза. Глаза не искрились обычной живинкой, погрустнели. Даже слезинка дрожала на кончике длинных ресниц.
— Да что с тобой? – взволновалась.
Девка уткнулась ей в грудь и громко заревела.
— Ну успокойся, успокойся… Скажи, что случилось, облегчи душу.
— Я… я… — сквозь рёв силилась что-то сказать.
Порыдав, повсхлипывав, выдавила приглушённо:
-Я, тётя Варя, «залетела»…
— Вот оно что…
— Да, такие дела…
— И что же?
— Ой, и не знаю… Алечка ещё маленькая, а тут… Думаю, может, не надо… вынашивать…
— Ну, а орёлик-то твой в курсе? – осторожно поинтересовалась Варвара.
— Нет, — чуть успокоившись, ответила «потерпевшая».- Боюсь говорить… Вдруг вильнёт в сторону… А он мне нравится. Одной надоело жить, и сказать страшно…
— А ты не боись. Скажи. Вильнёт так вильнёт, ребёночка всё равно оставляй. Младенец тут ни причём – ежели так получилось. Смотри, не глупи… Да и женишок, может, тоже обрадуется дитю-то… А? Скажи сначала, а уж потом реви. От радости или от горя. Э-э, да не велико горе, если хвост подожмёт кавалер-то. Вырастим, — решительно подытожила Петровна.
— Спасибо, тётя Варя. Успокоила. Грешным делом, уж хотела ехать в больницу. Хотела… А ты вот… И правда, чего запаниковала? Вырастим и без мужика.
— Но всё равно ухажёру расскажи. Ага?
— Ага, — улыбнулась Лера, и коллеги ничего не заметили необычного в этот день.
На следующее утро вновь лёгкой походкой впорхнула в кабинет и одарила всех улыбочкой. Дождалась обеда и защебетала, когда остались наедине со старшей.
— Рассказала Сашке…
— И что?
— Так обрадовался! Говорит, наследника мне родишь.
— Ну вот, а ты боялась…
— Страсть, как боялась! Спасибо тебе, надоумила. А я, было, чуть глупостей не натворила… Знаешь, — доверительно наклонилась к женщине, — Сашок сказал, что пора нам пожениться.
Собеседница одобрительно кивнула головой, а рассказчица продолжила озадаченно:
— Только где жить? И он, и я квартиры снимаем…
— Не беда. Нажму на мужа: «Ты председатель или нет? Тут новая семья образуется – помочь необходимо квартирой». Ведь кадры беречь надо. А Сашка-то спец! Руки у него золотые: за что ни возьмётся – враз сделает. На это и стану давить. Думаю, получится.
Слово сдержала: выделил муж её, председатель колхоза, новопостроенный домик с кухонькой летней да огородом над речкой. И зажили молодые в собственном уголке. Обустраиваться стали: колонку пробили – вода питьевая по трубам побежала и в кухню, и в дом. Обои поклеили, полы, окна покрасили – строения аж засияли от прикосновений заботливых рук. Начальница гостевать забегала. Где подскажет, где поможет. То кастрюльку подарит, то сковородку, то чайный сервизик – всё для хозяйства, всё для блага новобрачных. А те весело водятся. Торжество ли какое, выходной или просто хорошее настроение – гуляют. Гостей принимают. И музыка из усилителей гремит, и пляшут, поют. Варвару Петровну всегда ждут, всегда приглашают. А задержится, так гонца шлют. «Без тебя веселье – не веселье и праздник – не праздник,- говорила хозяюшка, целуя старшую подругу.- Ты ж мне как мать родная!»
А Петровна не мыслила жизни без щебетухи. Прикипела к ней сердцем. Радовалась, что жизнь налаживается, что подопечная счастье своё нашла.
Когда же у подшефной Владик родился – и вовсе зачастила в гости: старалась облегчить долю женскую, долю замужнюю. То сготовит что-нибудь, пока мать молодая отдыхает, то с малышом посидит, пока та в магазин сходит или к соседке. С удовольствием приходила и – никогда с пустыми руками. А уж если празднество какое или день рождения у кого – тут подарок всенепременнейше будет. Да такой, о котором именинник мечтал. «Зятю» сапоги рыбачьи приобрела, снасти всевозможные покупала. Лерочке – то серёжки золотые с камушками, то поднос жостковский, а уж Алечку с Владиком каждый раз игрушками да сладостями радовала-баловала…
Шла жизнь размеренным чередом, и казалось, так и будет идти. Без потрясений и особых изменений. С бытовыми и семейными радостями и огорчениями, с устойчивым настоящим, с уверенным, гарантированным будущим с работой, отдыхом, пенсией.
Однако к власти прорвались ретивые реформаторы, решившие: нужны перемены. Во всём. В политике, в образовании, в экономике. И пошло-поехало… Приватизация, банкротства, кооперативы, частные предприятия…
… Сашка быстро сориентировался в грянувшей перестройке общества и занялся фермерством. Начал с чушек и бычков, затем открыл магазин со звучным названием «Эдельвейс». Откуда в наших степных краях взяться горному цветку? Не окрестил «Ромашкой» или «Тюльпаном» – выбрал диковинное имя. Дальше – больше. Арендовал землю под плантацию. Выращивал помидоры, огурцы, баклажаны, перец. И хотя шли к нему хуторяне с охотой: платил, по сельским меркам, неплохо, всё же прилепили прозвище Плантатор. Сашка-Плантатор. Знал, что его так кличут уже не только в хуторе, но и в районе, однако не обижался. Нехай себе дразнятся, лишь бы прибыток был в хозяйстве. Прибыток был. Неплохой. Появилась в доме мебель буржуинская, бытовая техника, в гараже красовался «Форд». Не хухры-мухры и не «Жигули» какие-нибудь, а машина заморская. Дорогая, но надёжная.
И гости к Лере с Сашкой приходили, приезжали не абы какие, не всякие. А те, у кого деньги водились, дело своё крутилось, машины тихо шинами шуршали… В общем, круг сузился до нужных и полезных людей, с которыми дружить необходимо.
Круг потихоньку выдавливал Петровну: реже звучали телефонные звонки, реже приглашали, хотя вышла на пенсию – времени больше стало, да и в компаниях умела веселиться, петь, отплясывать так, что молодые не могли угнаться за ней. Находила оправдания младшей подруги, переживая, по правде, разрыв.
Муж, ставший так же пенсионером, изредка подтрунивал: «Что-то давненько Лерочка не звонит… Никак номер телефона запамятовала. Или закружилась в делах эксплуататорских… А? Как думаешь?» Супруга не отвечала, украдкой вздыхала и сосредоточенно принималась за какое-либо дело. Всегда так поступала, когда нервничала. Благоверный, зная эту привычку, грустно усмехался в усы и не трогал больше.
Но как-то из магазина принёс хлеб и в сердцах швырнул пакет на стол.
— Ты чего, дед? Разве ж можно хлебом бросаться?- возмутилась.
— Молчи, праведница! Бросишь поневоле… Зашёл в «Эдельвейс», а там – сама хозяйка, Леруська твоя, — ответил Василий Кириллович. И язвительно продолжил: — Расфуфырилась, растолстела-раздалась… Морда аж лопается от жира и наглости…
— Ты говори, да…
— Не перебивай! Про тебя как раз калякали. «Что, — говорит,- ваша Петровна сделала для меня? Да ровным счётом ничего».- «Как же, — бабоньки ей, — и квартиру выхлопотала, и помогала, чем могла…» — «Да я сама! Всё сама. Она лишь влипала со своими советами да приносила то, чего самой не нужно было». Тьфу ты! Бесстыжая. И меня не постеснялась. Все же знают: если бы не ты… Говорил: подленькая душонка. «Бедненькая, одна-одинёшенька… Как же не помочь ей?…» — передразнил жену.
Хозяйка не ответила, молча вышла из хаты и отправилась на огород, начала, как обычно, что-то поправлять, подёргивать, подгребать.
Дед пожалел, что рассказал о разговоре в магазине, но больно досада грызла…
Раздражение от магазинного события, от своей несдержанности, приведшее – он чувствовал и видел это – к обиде бабки, зло на свой язык вывело из себя и Кирилловича. Вышел за порог, помял сигарету и побрёл в сарай к верстаку, чтобы тоже успокоиться…
С того ли или истёк отпущенный Богом срок – стала увядать Петровна…
В день похорон Леры с Сашкой не было на кладбище: они «отмечали» приезд друзей из соседнего хутора, которые гостили у них в последний раз аж две недели назад!