Мать у Витьки была деспотичной. Но в детстве он этого не понимал. В его восприятии всё шло как обычно, жизнь текла своим чередом. Детсад, школа, каникулы, дома работа по хозяйству, и… почти ежедневные тычки или побои матери….
Не по годам взрослея, лет в двенадцать, он стал замечать, что отношение его мамы к нему совсем не такое как в других семьях! Его друзья и просто соседские дети играли как и он в те же игры и в то же время, но их мамы общались и обращались с ними куда добрее и заботливее. Он не мог припомнить, когда бы мать ему купила игрушку, или просто конфет. Конфеты конечно на столе бывали, но чтобы вот так ему дала и сказала просто, кушай сыночек….. Такого никогда не было. А вот соседскому Юрке, его мать, тётя Дина, высыпала из кулёчка (в его детстве продавцы сворачивали из бумаги вороночку, это и называлось кулёчком) и так вот и сказала при Витьке….. И Витька вдруг прозрел. Родители его сверстников вели себя не так как в его семье. В доме, и на улице его мать, сколько он помнил, злилась и кричала по всякому поводу. С детства она нагружала его работой и жёстким контролем. За оплошности строго наказывала. Он так привык к этому, что уверился, все так и живут! Когда мама Юрки своим простым угощением, вдруг взорвала его сознание, он еле сдержался, чтобы не заплакать. В тот день он пришёл к другу Кольке и рассказал тому свои обиды и о том как его постоянно колотит мать.
Она поручала Витьке задания,- похлеще чем Золушке.Так давно определили его друзья Пашка и Колька. Даже уже взрослым, Витька рассказывал, что не раз спрашивал её: «Почему так? Почему так бесчеловечно ругалась и била? Ответ был всегда один: «Жизня такая была!»
А «жизня» у него складывалась не сахарная. Их небольшой турлучный домик стоял в двадцати метрах от берега реки, на окраине станицы. День начинался с обязанностей накосить травы кроликам утром и вечером. Кормить их, не забывая о воде. Трудно было, таская на плечах в мешке траву, не от тяжести. Витька старался обойти стороной купающихся тут же в речке знакомых ребят и девчонок с его улицы. Тащиться с мешками на виду у них, загорающих и резвящихся, было очень как ему казалось,- позорным. Хозяйство его семьи было большим. Только на кроликах его обязанности не заканчивались.
Витьке вменялось многое: — накормить кур зерном. Следить, чтобы не пробрались в огород и не греблись в грядках.
Прожорливым уткам, нужна постоянно вода. А ещё, — дважды в день нарвать жирной травы в речке. В огороде оборвать нижние листья капусты и бурака (свеклы). Порубить топориком всё принесённое мелко — мелко, и досыпав комбикорма перемешать всё с принесённым из речки, крупным песком. Кормить уток два три раза в день.
Вечером встретить стаю гусей, важно шагающих из речки. Главное загнать их во время, сразу по их приходу через дверцу в заборе. Немного опоздаешь и эта вредная птица снова удирала на речку. Предательски не возвращаясь до следующего дня. Причём перед тем как загнать их в базок, надо прежде накормить и препроводить в сарайчик для птицы, где днём греблись куры. А уж потом в этом птичьем дворике надо было покормить их чистой пшеницей.
Ещё был поросёнок, который орал блаженным визгом, если забудешь вылить ведро помоев. Так мать называла его корм. Про него было невозможно забыть. Он достал бы своим визгом.
Самым трудным не по исполнению, а по времени была частая, почти ежедневная поливка огорода. Во первых времени: — это было необходимо делать вечером,перед заходом солнца. И длительность, полива занимавшая не менее двух, а то и трёх часов
Поливать приходилось вёдрами из качалки-крана вечером, когда вся детвора вываливалась на улицу. И тем более, когда играют в его любимый футбол на рядом расположенном поле. Это часто и подводило к крикам матери и побоям. Из за спешки пойти играть, большие грядки с лунками огурцов, помидоров, кабачков, перцев, капусты, свеклы и всякого другого, поливать было не просто : — Краном качалкой, с утра накачать разрезанныё пополам железные бочки, тазы, вёдра и корыта. Когда вода к вечеру прогреется на солнце, носить вёдрами и поливать. Воды не хватало из ёмкостей и снова надо было качать в вёдра и носить, носить, носить. Где же тут устоишь?
Его друзья давно заметили, что длинный нескладный на вид и медлительный Витька, который одеваясь, мог медленно тянуться ногой к упавшему носку, подтащив его, опять же пальцами ноги, старался поднять его. Носок падал и процесс повторялся снова и снова…. Но стоило Витьке увидеть мяч, как он преображался… Куда девалась его медлительность и нескладность. Мяч словно прилипал к ногам и он мчался с ним, не угнаться, не отобрать…
Витька старался выполнить все задания матери. Но вечером у калитки двора, когда стоят ребята и зовут на поле, обязательно что то упустишь. Футбольный или волейбольный матч с соседними улицами не мог состояться без его участия. Разве тринадцатилетнему ребёнку устоять?
Вот и бывало, что ещё при не закончившейся игре, как раз вечером его мать возвращалась со смены недалеко расположенного кирпичного завода. Незамеченной подходила к полю, и как гром, раздавался её резкий, пронзительный голос: «Витька! Маттери твоей ччёрт! Ну ка марш домой!» кричала она. Однажды, его друг Колька заметил: «Витя, почему она сама себя ругает?» Витька посмотрел вопросительно? Колька пояснил: «Ну она же на себя говорит «маттери твоей чёрт!» Не знаю отмахнулся он в тот раз…
Чтобы ребята не увидели как мать старается достать и ударить его, он хватал свою одежду и огибая стороной, мчался домой. А дома происходило обычное.Мать шла проверить политые грядки. Втыкая палец руки в землю грядок, она устанавливала глубину полива. Дальше происходило уже привычное: — Он прятался от ударов увесистой палки, в виде держака от лопаты за толстыми корнями кустов виноградника. Но мать и там ширяла его торцом палки куда попало, зло приговаривая: «В сурло твоё суну» (сурло — лицо). Позднее он понял, что у неё стало потребностью найти и вот так вылить свою странную злобу. Своего старшего сына от первого брака она никогда не трогала. Брат был старше Витьки на шесть лет и дома редко бывал. То в пионерлагере, а либо у родственников. Он любил Витьку и часто защищал его.
Седьмой класс школы Витька закончил не очень. Даже точнее сказать плохо. Пропустил много дней, когда проходили новые и важные разделы математики и других предметов. Он иногда не мог пойти в школу, так как на руках, лице и по телу были множественные синяки и ссадины. А на физкультуре раздевались до майки. Одноклассники задавали вопросы, откуда синяки? Приходилось врать и сочинять разные истории. Иногда он вынужден был не ходить в школу, если в расписании была физкультура. Друг и одноклассник Колька, обычно по его просьбе врал, что он лежит, что простудился искупавшись.
Вот и пришли в конце последней четверти сердобольные девчонки-одноклассницы навестить его больного. Прискакали с сочувствием, принесли бутылку лимонада и конфеты. С ними и Танечка была. Которую он уже давно особо уважал среди девчонок.
Застали его девочки врасплох. Витька подкатив штаны, босиком и без майки таскал вёдрами воду из бочки в огород. Раскачивал вручную краном-качалкой новую пробуренную скважину воды во дворе. Из крана текла грязная вода с песком. Чтобы внизу, на глубине девяти метров образовался как бы резервуар с водою, скважину несколько дней раскачивали. Тем и занимался он, как вдруг появились они. На теле и руках ещё хорошо были видны зелёно-синие гематомы. Мать постаралась два дня назад, хотя он умело уворачивался и защищался. Раньше она руками выдавала ему шлепки и затрещины. А когда поняла, что не достаёт, стала применять увесистые палки.
Увидев девочек, заходивших во двор через приоткрытую калитку, Витька заметался не зная чем прикрыть синяки на теле. Но деваться было уже некуда. Засмущавшись, он гостеприимно пригласил их. Усадил под навес летней кухни, а сам кинулся в дом за рубашкой.
Втроём девочки присели на лавочку и выставили на столик принесённое угощение. Пока Витька одевался, во двор из огорода вошла мать. Поджав губы и оглядев притихших девчонок тут же выдала: -» Чего припёрлись?! Ну ка марш отсюда!» И показала на калитку. Прибавив в след: «Шлындают тут, делать им нечего.» Онемев и не смея открыть рта, те выскочили за одну секунду. «И конфеты заберить!» Прикрикнула она им вслед. Но девочки были уже далеко. Назавтра, Витька снова не пошёл в школу. Обида и стыд за мать душили его!
Начались каникулы. В тот раз вечером Витька сидел с соседскими ребятами на куче брёвен в конце улицы, у пустыря. Ребята вертелись у турника, а он рассказывал соседским девчонкам очередную прочитанную повесть из Шерлока Холмса. Потому и не заметил тихо подошедшую мать. Та молча хлестанула его сломанной веткой и заорала своё : «Ну ка марш домой, расселись тут как шалавы…. Утром он ушёл из дома. Зашёл к Кольке сказать, что уходит в горы. Тот быстро всё понял и стал его и убеждать не делать этого. Но Витька махнув рукой пошёл к калитке. Колька не мог оставить друга в таком состоянии. Он бросился в дом, объяснил что то отцу и схватив в летней кухне хлеб и ещё чего то в сетке-авоське, догнал друга. Молча пошли рядом. К вечеру ушли далеко. В лесном предгорье начинающемся в трёх — четырёх километрах за окраиной станицы, можно было заночевать в развалинах старой помещичьей усадьбы.
Всю дорогу Витька ругал друга, мол чего ты то попёрся? Но тот непреклонно шёл рядом. В пути он рассказывал, что недавно узнал о том, что Тамара Никандровна ему вовсе не мама, а мачеха. Отец всё ему рассказал, что давно развёлся с его матерью, а Витьку забрал с собою. Да родная мать и не возражала. А вскоре, как сказал отец,- исчезла из станицы совсем. Красивая она была, очень красивая. Звали её Клавдией. Вот почему у него на руке с довоенных лет и была наколка на пальцах левой руки «КЛАВА». Отец её очень любил! Но как выразился он: — та стала вертеть «хвостом»…. На том и рассорились!
Колька, внимательно слушал. Они порассуждали, что это немного объясняет то, как Тамара Никандровна относится к нему. Но Витьке не становилось от этого легче.
Чтобы как то отвлечь друга от невесёлых мыслей, Колька искал тему для беседы. Он вдруг вспомнил о своих полётах во сне и решился рассказать сейчас об этом.
Вообще то это было Колькиной тайной, запретной темой, в которую не посвящались даже они, близкие друзья, Пашка и Витька. А вот сейчас он решился рассказать другу.
В своих снах Колька часто летал. Причём они навязчиво повторялись с полётами, начинающимися из чередующихся в строгой последовательности мест. Снилось, как он разбегался, отталкивался, с трудом, с тяжелым усилием отрываясь от земли и преодолевая сопротивление мешающих деревьев, проводов, а ещё бывало мешающего ветра. А когда наконец оторвавшись от земли и помогая себе руками, вздыхал свободно, и как бы ощущая телом упругость воздуха, мог подниматься выше и выше. Ощущение реального полёта, до приятного щекотного возбуждения охватывало его. Когда это происходило,он свободно и с удовольствием осматривая окрестности парил над землёй. Непонятное чувство долго не покидало его после сна.
Впервые он сумел взлететь на рынке, в центре станицы. В направлении к железным воротам въезда в рынок, стоял фонтан с большой вазой в центре. Снилось, что кого то ловили, полицаи или немецкие солдаты. Чтобы спасти убегавшую женщину, он разбежался, прыгнул оттолкнувшись о край бетонной чаши фонтана, подлетел до верха вазы с колосьями и ещё раз оттолкнувшись от неё, помогая себе руками и неумело управляя телом, — полетел. Помнил, что боялся зацепиться за проходящие над фонтаном электрические провода. А когда миновал их, заметил, что попал в незнакомое место. Оглядевшись заметил, что убегавшая женщина пряталась в темноте какой то стенки, пытаясь взобраться на крышу. Опустившись на эту камышовую крышу амбара или сарая он протянул ей руку и помог взобраться. Но их заметили. Тогда он заставил её, руками обхватить его со спины и вместе оттолкнувшись от края крыши, они тяжело взлетели. Высоко подняться не получалось. Опускаясь всё ниже и ниже, они долетев до станичного парка, едва не зацепившись за металлические прутья забора, рухнули за кустами густо растущего барбариса. Оставив женщину здесь, он пробежав немного, поднялся над деревьями, чтобы осмотреться. Когда вернулся назад спасённую беглянку уже не нашёл…
Однажды в местной газете начали публикацию очерков и снимков военного времени. Рассматривая старые фото, он удивлённо узнал те же амбары и в том месте, куда поднимался в своих снах. Из очерков в той же газете, поясняли, что немецкие войска покидая станицу сожгли их.
Вторым местом, его полётов была высокая, сорока пяти метровая кирпичная труба местного кирпичного завода. На которую они с ребятами забирались ночью по лестничным скобам. Наверху, перевалившись через выступ, они забирались внутрь, чтобы уже по внутренним таким же скобам, спуститься вниз. Труба давно не работала. В снах он забирался наверх, оттолкнувшись падал, и только у земли ощущая упругую струю воздуха, останавливал падение и взлетал. Такой сон всегда был мучительно тревожным.
Люцерновое поле за заводом, как аэродромная площадка, тоже часто служило местом для разбега и взлёта в его снах. Полёт как правило начинался тяжело и трудно. Но оторвавшись от земли становилось легко и свободно. Летая на высоте птичьего полёта, он видел сверху лес, поля, дороги, пруды, дома и улицы своей большой станицы. Видел всё отчётливо и точно, как на карте. Даже те районы где ранее он не бывал, после полётов во сне безошибочно знал, где поворот, где мостик, а где сломанный забор.
Но самым главным и часто повторяющимся местом был полу островок земли, выступающий от берега к речке своим остриём. С обеих сторон выступа был глубокий яр. Так была выбрана экскаваторами глина для кирпичного завода. В снах,- Колька разбегался, отталкивался о край выступа и взлетал над речкой. Здесь как и на рынке, мешали провода высоковольтной линии, реально пересекавших речку в этом месте. Сложным было пролететь под ними или меж этих проводов. Толстые провода натужно гудели и искрились.
Высоко летать не всегда получалось. Над домами и над деревьями да. А вот уже к пятиэтажкам на крышу он едва взлетал. Улица, где Колька жил была крайней над речкой. А выступ начинался от поворота улицы. Ежедневно он бывал на этом выступе. Когда по вечерам он был один, хотелось разбежаться, оттолкнуться, и….. полететь. Однажды он так и сделал. Разбежался, подпрыгнул, раскинул руки….. и больно треснулся о землю. Хорошо что уклон был крутым и он покатился вниз. Это и смягчило падение.
Когда начались такие сны? Он точно не помнил. Но предполагал, что после странного случая произошедшего летом по окончании шестого класса.
Ранней весной, когда уже грело солнышко, но вода ещё холодная, и вообще на открытых местах с ветерком холодно, решил он позагорать пораньше. Заодно и травы принести для взятых для разведения кроликов у Витьки. Места вдоль речки им изучены были лучше многих. Уйдя далеко вверх по речке, вышел на небольшую полянку среди глухого кустарника ольхи и вербы. Там разделся до трусов и прилёг на подстеленный мешок. Глядя в небо о чём то размечтался. Солнце светило ярко но было холодновато. Он уже хотел одеться, как вдруг небо и яркое солнце закрыл большой белый круг. Затем круг от края к центру начал закрываться мелкими стальными иголочками. Блестящие чёрно — сталистые иголочки как створ фотоаппарата быстро быстро в точной и правильной последовательности одна к другой с непонятным звуком образовали конусную воронку. На мгновение Колька почувствовал, что его тело оторвалось от земли и он провалился в пустоту.
Очнулся Колька от боли. Сильно болела голова. Тело пылало жаром и хотелось окунуться в воду. Понимая, что вода горной речки ещё не для купаний, он всё же нырнул. Тело холода не ощущало, стало легче и боль в голове поутихла. Он даже поплавал минут пять не ощущая тела. Мог бы и ещё покупаться, но надо было торопиться домой. Обтираясь рубашкой, вдруг обнаружил на теле какой то странный бугорок сзади на уровне подмышки с левой стороны. Там хорошо прощупывался, твердый, невесть откуда взявшийся бугорок, величиной с пятак. При надавливании рукой место это болело. Что же произошло? Размышляя Колька огляделся. Странно. Трава на полянке вокруг была будто вдавлена. Деревца и кусты тёрна по её краю словно придавили большим диском, метров десяти в диаметре, что образовало ровную округлую полянку. Его мешок для травы, был словно выглажен и вместе с кустами, лежал вдавленный, далеко от того места, где служил ему подстилкой. Однако долго рассуждать было некогда, да и нестерпимо снова заболела голова. Он выйдя на люцерновое поле попытался накосить травы, но вдруг вспотевший понял, что силы покидают его. Подташнивало. Сзади у подмышки, завибрировало как в нервном тике побаливающая непонятная шишка. Кое как преодолевая усталость, он притащился домой. Дойдя до топчанчика стоявшего на веранде, он свалился и мгновенно уснул.
Проснулся от голосов родителей. Отец успокаивал мать, что пусть поспит, а проснётся тогда спросим, что с ним. Отец работать уезжал на вахте (автобусе) в шесть утра, а возвращался поздно вечером с работы. Значит я долго сплю определил Колька. Часов пять, а может шесть.
После того странного случая, он через некоторое время первый раз и полетел от фонтана, к камышовым крышам амбаров. Во сне конечно.
Витька прислушался к рассказу и они продолжая идти не заметили как стало вечереть. Ребята приблизились к подножию гор. Ещё точно не зная куда именно пойти, ребята подошли к безлюдному хуторку, где жили всего несколько семей стариков. За этим хутором находились развалины старой помещичьей усадьбы. Ниже усадьбы метрах в пятидесяти, спускаясь через лесок была артезианская скважина. Из неё многие годы самотёком вытекала попахивающая сероводородом,(запах тухлых яиц) холодная вода. У скважины располагались корпуса коровника для летних выпасов телят. Пригоняли их туда в конце лета, а сейчас всё пустовало. Ребята хорошо знали здесь всё вокруг. Рядом был пруд, где водились карп и карась. Когда подходили, проходя мимо одного из строений коровника, ребята услышали кудахтанье курицы. Здесь их было множество приходивших из хутора. Заглянув в помещение они заметили птицу, невесть как попавшую туда. Выбраться назад она не могла, так как дверь видимо ветром захлопнулась. Витька ловил её, но гоняясь споткнулся и наступил той на голову. Не жалея, а скорее обрадовавшись, такому исходу, они отрезали ей голову, чтобы сошла кровь и взяли её с собой. Будет хороший ужин. Они и раньше приезжая сюда на рыбалку, иногда ловили одну, а то и две из болтающихся здесь многочисленных кур. Те стаями, рылись здесь под кустами или в занавоженных загонах. До хутора отсюда было метров пятьсот. Не составляло труда на крючок удочки насадить червяка, и забросить подальше в их стайку. Через мгновение подтаскиваемая курица на леске упиралась, но неизбежно лишалась головы. Можно было поискать гнездо с яйцами, которых было здесь под кустами довольно много. Бабульки обычно отмечали их ленточками, привязанными к кусту у гнезда, что и служило ребятам ориентиром. Но сейчас было уже поздно. Здесь этой птицы было много. Ребята знали, что не все они возвращаются до зимы. Многие уже одичали и живут здесь же. Для хуторян это было незначительным уроном. Гораздо больше вредили набеги лисиц или барсука.
В коровниках всегда лежали глыбы соли лизунца. Отколов кусок и раздробив его, можно было приготовить либо пойманную в пруду рыбу или добытую курицу. Наступали сумерки, а ближе к горам становилось прохладно. Обойдя хутор верхней дорогой, чтобы не увязались собаки, они приблизился к разрушенной усадьбе. От неё уже ничего и не оставалось. Но наверх по тропинке от развалин усадьбы стоял ещё крепкий кирпичный домик с сохранившейся черепичной крышей. Этот домик в сезон использовали сторожа колхозного виноградника, расположенного на склонах предгорья. Потому он и сохранился. Входя в домик уже в темноте, они к своей радости увидели топчан с соломой и несколько брошенных ватников-телогреек. Спички и даже лампу с керосином сторожа либо забыли, либо приготовили к новому сезону.
Плита «буржуйка» исправно работала и растопив её они на жестяном противне, обильно посолив разделанную курицу, раздробив кусок соли, быстро её прожарили. Получилось немного солоновато, но довольно вкусно. Хорошо Колька прихватил хлеб. Чайник был маленький, всего литра на полтора. Ребята нарвали зелёных плодов шиповника, росшего рядом, заварили чай. Завтра соберём заварку на поляне, говорили они меж собою.
В углу была сложена большая кипа пшеничной соломы. Натаскав и расстелив её на топчан, устроили подушки из ватников, застеленных сверху той же соломой, ребята улеглись и немного поговорив уснули.
Ночью Колька проснулся от жажды. Нестерпимо хотелось пить. Дотянувшись до чайника, потряс его, чайник был пуст. Витька кажется тарахтел им и всё выпил, подумал он. Полежал ещё пару минут и пытаясь уснуть, он не вытерпел. Схожу к артезиану, наберу воды. Вставая и обуваясь, слышал, что Витька копошится и бурчит что то про воду.
Светила Луна. Ночь была звёздная. На небе облаков и туч не было. Дорожка уходила через лесок густых деревьев и несмотря на лунный отсвет, там было темно. Еле различая тропинку Колька вышел к артезиану и нечаянно намочил ноги в луже у трубы. Носки придётся сушить, подумал он. Три высоченных тополевидных дуба, росших с времён хозяина этих владений, величественно возвышались над поляной. Красавцы! Всегда любовались ими ребята. Сколько они повидали, подумал Колька. Пережили своего хозяина и сколько ещё повидают. Размышлял он набирая воду в чайник. Наклонился и вдоволь напился воды. Пока пьёшь не слышно запах, а оторвёшься и отдаёт сероводородом. Набрав чайник, он поставил его на деревянный жёлоб. Захотелось дотронуться руками к стволу дуба. Дуб жил своей древней жизнью… прижавшись к нему щекой и обнимая его неохватный ствол, Колька услышал какие то звуки и шелест… Разговаривает листьями с братьями своими, подумал он и ещё крепче прижался к стволу, будто прислушиваясь. Дерево жило и говорило, только о чём? было не понять!
И не поймёшь! Вдруг глуховато, но отчётливо, произнёс сзади незнакомый голос! Колька отпустил ствол и обернулся. Сзади стоял видимый в ночной темноте старик. Он был светел волосами до плеч и небольшой бородой. Одежды его хотя и были тёмными, но как бы светились или скорее казались освещёнными… Ууууу Аааа Вы кто? спросил или промычал испуганно удивлённый Колька? Старец? ещё раз спросил он не дожидаясь ответа. Деревья сзади зашелестели, засмеялись, понял он. Они же кажется и сказали: «Тёзка твой это малец! Колька хотел возразить, что он уже и не малец вовсе, но не знал как это сделать. Губы не слушались… А дубы будто поняли его и снова зашелестели, засмеялись. Старец оказался рядом, взял его руку в свою. Рука у того была никакой. Ни тёплой ни холодной, и даже не ощущалось её прикосновения Но удивительно, что Колькина рука послушно ведомая ею прижалась к дереву. Слушай теперь! Не произнося слов сказал старец. Колька отчётливо видел его приятное, доброе лицо и слышал не произносимые слова. Не удивляйся, а слушай! Твёрдо сказал тот и через руку Колька стал слушать, что говорят деревья, или этот старик. Понять кто говорил было невозможно.
Говорили удивительное. Вначале быстро рассказали всю Колькину жизнь. Он воспринял всё буквально за несколько секунд. Немного остановились на том, когда он в порыве тупого атеизма придя после уроков, разбил бабушкину старинную, небольшую икону.
Тогда он незаметно снял её со стены и на глазах бабушки Александры, хлопнул её об бетонный порожек. Бабушка упала рядом на колени, подхватила её, расколовшуюся пополам и причитая, только и сказала: «Колькя, завтра пойдём в церковь и будем молить о прощении.» И он как то осознав, что сделал плохое и не то, не возражая согласился и заплакал прося у бабушки прощения.
Старец, а может деревья, многое поведали ему. Чего то он не запомнил, но главное было сказано. Нет нет ему не рассказали всё наперёд, а поведали о том, что будет главным в его жизни. Будут и неудачи и разочарования, а многое будет зависеть от него самого. Как он будет идти по жизни.
А теперь о твоих полётах во сне. Вдруг чётко сказал именно старец. Тебе надо уметь выходить из сна и летать наяву. Предсказано, спасение тобою Фении от гибели. Вы в разное время родились, поэтому начнёшь из сна, а спасёшь наяву. Не перебивай, предупреждая вопрос остановил его старец. Всё у тебя получится, если сможешь! Зависит от тебя. Никто тебе не помощник. Когда произойдёт «ЭТО» пойдёшь к врачу, знаешь к кому. Вытащи знак из своего тела. Больше к нему не прикасайся.
При впитывании всего, что происходило Колька то замерзал, то обливался потом. Голова стала тяжёлой, будто чугунной. Но мысли проносились слаженно и легко.
Рука легко оторвалась от дерева. И ощущая вдруг появившееся доброе тепло от старца, будто поддерживаемый им, они пошли по тропинке. У выхода из леса, навстречу вышел Витька. Удивлённо раскрыв рот, он спрашивал что то и жестикулировал рассказывая, как он ждал, и решил идти искать. Но Колька плохо понимал его. Старец подошёл к Витьке и прикоснулся головы, покорно вдруг притихшего того. Постоял и сказал странное: Твоё терпение и доброта посылают тебе хорошие новости. У тебя уже всё образумилось. Ты скоро обретёшь свою маму и будешь счастлив.
Витька столбом стоял и хлопал глазами. Удивление и некоторый испуг на его лице вызывали улыбку. Старец засмеялся, толкнул его пальцем в лоб, отчего Витька быстро развернулся и быстро ушёл в домик.
Всё! Время вышло! Колька хотел задать вопрос кто же Вы? Но не успел. Как бы тускнея всё погрузилось во вдруг наступившую темноту. Войдя в домик, Колька увидел, что Витька зажёг лампу, но тихо спит на топчане. Улёгшись на топчан, снял сырые носки и положил их просушиться. Затем потушил лампу, прикрылся телогрейкой и быстро уснул.
Спали они необычно долго. Проснулись разом. Колька вспомнил ночные события и стал перебирать их в памяти.
Похоже, что это был сон. Раздумывал он. Витька растапливал буржуйку, чтобы согреть чай. А где чайник? Спросил он.
Колька подскочил. Какой же сон если чайник остался там на жёлобе у артезиана! А носки? Лежат вот здесь непросохшие ещё! Проносилось в голове. Он вскочил и сунул ноги в кеды. В левом хлюпала вода. Сунув ноги в мокрую обувь он помчался к трубе.
Чайник стоял наполненный водой, там же где ночью он его и поставил, на краю жёлоба. Завороженно глядя на чайник, он дотронулся до ствола дуба и прижал ладони. Дерево молчало.
Умывшись из жёлоба корыта, он взял чайник и пошёл не оглядываясь к домику. Плитка согрелась, а Витька собрав соцветий и тех же зелёных плодов шиповника стал готовить чай. Витя, а ты ничего не помнишь? Спросил Колька. Про что? удивился тот. Ну про старца? Витька удивлённо оглянулся. Так это же сон кажется был! А ты откуда знаешь? Я вот всё думаю, что мне сказано было? А что ? вдруг стало доходить до него. Это не сон был? Да ну тебя Витя: заладил как Насреддин » сон про не сон, не сон про сон». Наяву всё произошло! Витька так и хлопнулся на топчан.
Позавтракав остатками курицы и кусочком хлеба, ребята попили чай и стали готовиться к рыбалке. Удочки нашли как всегда на крыше. Они всегда здесь лежали.
Улов получился отменный. Они запекли карпов и поджарили крупного карася. Витя принёс десяток яиц из найденного в кустах куриного гнезда. Часть запекли в золе, а по два штуки выпили сырыми. Сытно пообедав ребята хотели идти собирать на поляне чайный сбор.
Вдруг затарахтела машина рядом с домиком. Через открытую дверь, ребята увидели подъехавший «москвич 407» соседа Пашки и вышедших из него Витькиного отца, ну и кто мог знать, где они? Конечно же сам Пашка.
Пока Колька с Пашкой шутили и переговаривались, Витькин отец долго обнимался и плакал с Витькой. Он узнал от возмущённых девчонок и их матерей, как в очередной раз обошлась с Витькой, Тамара Никандровна. Тогда он просто приказал ей собрать вещи и отвёз её назад в её сохранившийся дом, построенный при первом муже. Пусть живёт там.
Витька в машине подмигнул Кольке и шёпотом произнёс : «Сбывается»!
Через несколько месяцев из Канады приехала Витькина мать. На шикарной, огромной машине «Плимут.» Она разыскала здесь своего сына и неделю ходила следом за ним умоляя и прося прощения. Витька упорно не хотел общаться. Тогда Клавдия, уговорив его отца, и родителей Пашки и Кольки, все вместе встретились у Витьки дома. Разговор был долгим, с обеда до полуночи. Клавдия Васильевна рассказала о своей жизни и о том как попала в Канаду. Там вышла замуж за капитана гражданского флота. А три года назад, он погиб в море. Получив огромную страховку к имевшемуся немалому состоянию, единственной наследницей которого стала, она смогла вернуться в Союз и найти сына. Теперь мечтает увезти его туда.
Витька всё порывался удрать и уезжать отказывался наотрез. На ночь мать не уехала в Новороссийск, куда прибыла на корабле вместе с машиной и где остановилась в отеле, а осталась в доме. Утром Витька увидел их спящими в одной кровати, счастливых и обнимавшихся, душа его оттаяла. Через год, оформив визы, они все уехали в Канаду.
А полёты у Кольки продолжались. И у него стало получаться перед взлётами выходить из сна, и даже разыскать Фению. Но об этом в второй части рассказа.