Вьюга сегодня разыгралась совсем по-зимнему – метёт и метёт. Хорошо, что внедорожник больше тонны, кое-как пробивается сквозь наносы снега на дороге, но руль как живой прыгает в руках. Летом и за полчаса без проблем добираюсь, но в такую погоду…
Рождество день особый – всегда в родном селе встречаю. Там мама, брат и сестричка, которая обещала сюрприз. В багажнике подарки и деликатесы всякие городские, ну, и к столу, само собой.
Вот уже и старая криница на краю села – считай, что дома. Мои, наверно, за столом уже ждут. Интересно, всё-таки, что там за сюрприз.
Неожиданно от кафе прямо под колёса кинулась длинная тёмная фигура – пьяный придурок какой-то. Притормозил, чтобы разобраться с нарушителем. Не верю глазам своим – Паша, дружок мой школьный. Наш запевала в школьном хоре и во всех драках. Боксом занимался, призы брал.
Паша схватил меня за рукав и потащил в кафе.
— Давай по соточке, – весело предложил он.
-Не, меня родные ждут. И сюрприз обещали.
— Это у меня сюрприз, — рассмеялся Пашка. – Родила-таки Галка моя сегодня. Сына! Два месяца на сохранении лежала!
— Поздравляю! Ну, сына надо обмыть, это святое. Но пять минут и всё. Извини, спешу. Ждут все и сюрприз…
— Заладил ты, как попугай – сюрприз, сюрприз. Купила наверно тебе новые тапочки и рада. Белые, – веселился Паша.
Сельское кафе было совсем маленьким – всего четыре столика и стойка. За стойкой Юлька – красивой девахой выросла. Она на три класса младше училась, а теперь вот по-модному зовётся – бариста.
-Ну что – пиццу разогреть в микроволновке, — привычно предложила Юля.
— В такой день пиццу!? Галка моя, наконец, родила! Сына! Может домашнее что есть?
Юля, широко улыбнувшись, посмотрела на часы.
— Ладно. Уже не придут, снимаю заказ. Дома приготовила – на троих. Шашлычки, бифштексы с кровью, пюре, рыбка, салатики с крабами… Только все три порции забирайте.
-Отлично. Давай всё – я любитель, – счастливо потёр руки новоиспечённый папаша. – Крабов-то в нашем ставке поймала?
— Ага, за селом, — отшутилась Юля.
-Может вам в один тазик каждое блюдо – дешевле будет.
— Нет, давай свой сервиз Людвига, этого…
— Людовика четырнадцатого, — поправил я.
Не успели мы произнести первый тост, как в кафе вкатился снеговичок и попросил двести с огурчиками.
— Возьми хоть сала закусить – отключишься опять, — предложила Юля.
Снеговик послушался и направился к соседнему столику. В прилично располневшем парне мы с трудом узнали своего дружка Ярика.
— Ну вот – всё трио в сборе, обрадовался Паша. – Рули к нам.
Под такую закуску заказали две бутылки с перцем. Выпили за новорожденного и его родителей. Пошли школьные воспоминания.
— Ты кем сейчас, — спросил Паша. Художником, наверно, или дизайнером?
— Да нет, — вздохнул Ярик. – Главбухом на фирме. Приличная фирма, между прочим.
— Ты же классно рисовал в школе — картины твои до сих пор висят в школьном коридоре.
— И призы брал. Но, кому сейчас нужна эта живопись? Нищета.
— Печально. Я тоже призёром по боксу был, а сейчас за баранкой. Торговок в город на «Газели» своей вожу.
— Ну, а ты? Всё секонд-хэндом своим вонючим торгуешь, танцор-солист?- вспомнил он о нашем школьном танцевальном ансамбле «Барвинок».
— Обижаешь – уже полгода зам директора рынка, — гордо ответил я.
— Молоток, Миша, дотанцевался-таки! – похлопал меня по плечу Ярик. – Надо заскочить как-нибудь.
-А где жена твоя, кстати?
-Да ну её. Погыркались мы опять – скривился Ярик. – Сел и уехал сам.
Вспомнив о празднике, я вдруг почувствовал неодолимое желание омыться святой водой.
— И не думай! Ставок замёрз – лёд полметра, – отговаривал Паша. – А вообще-то, тут совсем рядом капличку недавно построили, у родника. Можешь умыться.
Друзья не захотели выходить в беснующуюся метель, и я двинул сам. Перекрестившись на икону, я с удовольствием плескал святую водицу на своё разгорячённое плотным ужином лицо, заодно и шею омыл.
— Что умываешься? Уже морду наше хулиганьё успело начистить? — высунулась из окна любопытная тётка Даша.
— Нет, грехи свои смываю святой водой. Праздник!
Однако пронизывающий ветер и метель быстро погнали меня назад.
Войдя в кафе, я остолбенел. За каких-то пять минут моего отсутствия заведение изменилось до неузнаваемости.
Стол стоял кверху ножками, а весь пол был засыпан битой посудой. Среди всего этого первозданного хаоса из осколков и ошмётков праздничных деликатесов сиротливо белела островком былой гармонии целенькая тарелка с бифштексом. С хорошо заметной кровью.
Ярик сидел на стуле в дальнем углу, поддерживая голову руками с отсутствующим взглядом на разбитом лице. Паша стоял, тяжело опираясь на стойку согнутой спиной с тем же стеклянным взглядом.
Но самое странное было в том, что, когда я уходил, оба были одеты в свитера, ещё и куртки накинули – в кафе было довольно прохладно. А сейчас оба остались в одних, почти одинаковых, белых футболках. Только у Ярика она стала в красный горошек, а у Паши – чистая, но изодранная в клочья.
Юля тоже молчала, и в её больших красивых глазах не читалось ничего, кроме ужаса.
Милиция и скорая подъехали почти одновременно. Ярик категорически отказался ехать в больницу и его осматривали на месте. Перелома и сотрясения, к счастью, не было.
Осмелевшая Юля быстро подсчитала, что битая посуда стоит в два раза больше счёта. Платить пришлось, понятно, мне.
Пашу увезли в отделение милиции, а Ярику засунули в нос турундочки из бинтика и перевязали прилично порезанную стеклом руку.
— Если нос поведёт к плечу, приезжай, — пошутил врач, и в воздухе запахло благородным медицинским спиртом.
Я поставил столик на ножки, а Юля с шумом сгребла с пола наш праздничный ужин.
Ярик упорно молчал, уйдя в себя. Юля принесла ещё одну бутылку перцовки.
— Оплатили уже, — пояснила она.
Выпили по соточке – Ярику стало лучше, а вскоре появился и Паша
— Договорился, — весело подмигнул он. И мы снова уселись втроём.
После долгого тягостного молчания Ярик вдруг повернулся к Паше.
— Ты извини, друг. Набрехал я всё по пьяни. Забудь!
— Да, ладно. Ты тоже извини, что я прямой тебе в голову не по-детски зарядил. Но и ты меня, гад, достал. Коленом прямо по… Между прочим, ниже пояса запрещено.
— Тут вам не ринг, — примирил я друзей. – Потолкались немного и хватит.
И опять потекли воспоминания о беззаботном неженатом детстве.
— Вот, что друзья, — вдруг торжественно сказал Паша. – Все идём к капличке.
Молча встали и, застегнув куртки до самого подбородка, нырнули в беснующуюся метель. Паша попросил у тётки Даши ведро, и приказал всем раздеться. Когда мы остались в одних трусах, Паша зачерпнул воды из родника и благостно произнёс,
— Омоем же, други, тела и души наши грешные! Смоем скверну!
Он окатил Ярика и ведро пошло по кругу. Нестерпимо ледяная вода смывала быстро налипавший снег с наших голых спин, и мы дико орали, перекрывая завывания вьюги.
Как черти воет, — подумал я. – Давно такого разгула стихии не видел в наших краях!
Подъехала уже знакомая милицейская машина.
Чёрт! Мы же перекреститься забыли перед купанием. Всё Паша, безбожник! – вдруг вспомнил я.
Увидев три голых силуэта в снежном мареве, нас сразу засунули в машину и отвезли в отделение.
В участке выдали какое-то тряпьё – вытереться. Мы быстро оделись, но согреться никак не удавалось.
— Сердюк, – приказал майор сержанту. – Посмотри — трезвые?
— Да вроде, — ответил, сержант.
-Не простынут после купальни?
— Может и воспаление схватят – зубами стучат как дятел по берёзе.
-Ладно, выдай лекарство.
Сержант быстро открыл сейф, достал бутылку без этикетки и налил три стакана до половины. Мы было схватили спасительную жидкость, но майор рявкнул,
– Отставить! Воду!
Сердюк долил стаканы, и мы жадно проглотили обжигающую жидкость.
— Чистый спирт чуть не выжрали, идиоты. А мне потом скорую вызывать? Майор Пацюк, – вдруг представился он.
— Сердюк, пиши протокол. Ваши документы.
— Да какие документы – праздник сегодня.
— Представится! Давай ты, длинный.
— Паша я. Водила на селе.
— Вспомнил. Точно. Это на тебя столько жалоб бабы накатали, что грубишь и рукоприкладство имело место
— Клевета это! Просто культурно высаживал безбилетников.
— Не безбилетников, а льготников.
— Так они же все эти ксивы просто купили – все знают. Хрен заработаешь!
-Доказательства есть? Привлеку за клевету! Ты и так у меня уже на два года награчевал. С тобой отдельный разговор будет. На ходу «Газель»?
— Только техосмотр прошёл. Если что надо, я…
— Потом, Павло, потом. Есть одно служебное задание особой важности. Секрет следствия! – майор подозрительно покосился на нас.
— Пузан.
— Ярик я. В городе главбухом.
— Что, надоело на фермах коровам хвосты считать?
— Да какие коровы? Свининкой польской задавили совсем. Да и фермы селяне растащили уже по кирпичику. Не украдёшь – не проживёшь!
— Отставить разговорчики! Дождём их смыло – сила стихии. Нечего клеветать на тружеников села. Понял?
— Так точно!
— Вот что, Ярослав, надо тут одну проблемку решить. Жена моя магазинчик открыла — конфискат продаёт. Надо годовой отчётик нарисовать.
Мы понимающе переглянулись.
— А вот и зря вы плохое подумали. Всё прямо с таможни везут – под реализацию. По договору — законно, — осуждающе покачал головой Пацюк.
— Только красиво надо нарисовать. Понимаешь? Ты же художник, разбираешься в композиции – где больше, где меньше показать.
— Будет шедевр! Шишкин.
— Вот это мужской разговор.
— Ты?
— Миша я с рынка.
— Селёдкой торгуешь?
— Да нет, я в кабинете – зам директора.
— Слушай, Михайло, а ведь совсем скоро уже Старый Новый год. Жди гостей. Только не забудь шепнуть Деду Морозу, чтобы не жлобился с подарками для дорогих гостей.
— Да, у нас там свои…инспектируют…
— Какие они свои – городские. Ты о родине своей не забывай! Это – святое! — Пацюк строго указал своим здоровенным пальцем на сейф.
— Понял. Всегда рад землякам.
-Мы тоже рады, — ухмыльнулся майор.
-Так что? Отпускаем хлопцев? – поинтересовался Сердюк.
— Как это отпускаем? А мы? Пиши протокол. Распивали в общественном месте.
— Да мы же в кафе! У Паши сын родился сегодня.
— Наследник, значит. Это дело. От кого? – хитро улыбнулся Пацюк.
Паша сжал кулаки, а Ярик подозрительно заёрзал.
— Отставить! Сердюк, подай-ка браслетики, – громыхнул майор, показав огромный кулачище.
— А в отделении кто пил? Имеются два свидетеля. Какое сегодня число, кстати?
-Седьмое января.
— Так это же Рождество. Всем петь щедривки (колядки)! Это приказ!
— Да не знаем мы слов совсем, не умеем.
— Сердюк, пиши. Бегали голышом по селу. Сделали неприличное предложение тётке Даше.
-Да мы только ведро у неё попросили, – вскипел Паша.
— С намёком. Мол, дай нам свой пустой сосуд – наполним до краёв. В хоре школьном пели, хлопцы?
-Так точно! Всё вы знаете, товарищ майор. Хорошо, исполним – не вопрос.
— Гляди-ка! Совсем протрезвели. Поистине чудеса творит святая вода! Только что-то у вас голоса сипят. Сердюк, налить. Да ты на пятерых наливай — праздник всё-таки.
Мы вспомнили все щедривки, с которыми ходили по хатам в детские годы и сшибали мелочь. Народные пели уже впятером — уж очень удачно завалялся у них в сейфе жидкий конфискат.
— Душевно так попели. Растрогали, сынки! Объявляю всем благодарность! Ну, теперь можно и танцами заняться.
— Да Вы что?! Нас дома родные заждались. Ищут уже, наверно.
— Сердюк, пиши. Оказали активное сопротивление при задержании. Пытались откусить ухо сержанту Сердюку. Я свидетель! – гулко стукнул себя в могучую грудь Пацюк, заметив удивление «пострадавшего». – Только разуться, а то натопчете. У нас уборщицы нет – самообслуживание. Для задержанных.
— Михо! Вжарь лезгинку свою коронную. Как на смотрах, помнишь? У нас таланты не пропадают, ценим и любим всех.
Концерт продолжился, и постепенно мы разгулялись. Майор очень неплохо напевал мелодии своим приятным густым басом, а Сердюк чётко отстукивал ритм милицейским жезлом на сейфе. Под такой зажигательный аккомпанемент ноги сами просились в пляс.
Неожиданно дверь распахнулась и в клубах пара в отделение ввалилась вся моя родня – мама, брат и сестра с длиннющим парнем, который на всякий спрятал её подмышку. Вот он сюрприз-то. Женишок!
Потрясённые зрелищем нашего гопака почти босиком, они молча застыли у входа с тяжеленными торбами в руках.
— Что в торбах? – рявкнул майор. – Взятку хотите дать должностному лицу при исполнении? Да ещё и при свидетелях! Серлюк, пиши. Пытались …
— Да, что Вы, пан полицай! Это же просто подарки. Все празднуют давно, а вы на боевом посту – оберегаете наш покой от жуликов и бандитов.
-Это другое дело, — подобрел Пацюк, – Только какой я Вам полицай? Мы же не немцы какие-нибудь. Свои. Обращайтесь, мамо, просто — товарищ майор. Выгружайте, если уже принесли.
— Вы только хлопцев обуйте – замёрзнут, — озаботилась мама.
— Не беспокойтесь, мамо. Обуем красиво.
Быстро накрыли стол. Всё домашнее – колбаска, холодное, вареники, сальцо. Последней извлекли огромную пятилитровую кастрюлю с голубцами.
— Ну, зачем Вы, мамо, такую огромную кастрюляку притащили? Тут же на неделю!
— Не боись, сынку, съедим – успокоил меня майор. — А хрен с горчицей не забыли к холодному? – хитро прищурился Пацюк.
— Как можно! — жених с трудом подтащил полную сумку к столу.
— Уважаете, значит, милицию, мамо. Так не побрезгуйте с нами присесть. Мы дорогим гостям всегда рады!
Перепели все песни из народного репертуара – от полечки «Червона калина» до «Розпрягайте, хлопцы, кони».
А Сердюк вдруг вспомнил свою флотскую молодость и сбацал Яблочко. На грохот его сапог прибежала тётка Даша.
-А вот и пострадавшая — жертва сексуальных домогательств. Заяву принесла? – ухмыльнулся Пацюк. – Сейчас закроем насильников.
— Да упаси Боже! Одинокая я – хай домогаются. Хлопцы они молодые, горячие, не то, что мой покойный Василь-алкаш. Упокой, Господи, душу его!
— Намёк принят, — Сердюк плотоядно погладил свои чёрные усы.
Уже светало, когда Пацюк отдал команду
— Всем вольно! Разойдись! Сердюк, убрать вещдоки на место. Пересменка уже скоро — зачем лишние свидетели? За руль не садись, Михайло! Оштрафую, — майор дружески обнимал всех, прощаясь.
Восьмого праздновали уже дома, в своём семейном кругу, и Паша с Яриком пришли поддержать нас.