У Ивана Кузьмича засвербило в носу… Не защекотало, не зазудело, а именно засвербило. Осторожно оттаскав себя за нос, Кузьмич подумал о том, что как много в человеке непознанных до конца нюансов. Тут тебе и зуд, и щекотка, а вот ещё и совсем малоизученное свербило.
Хитрое и назойливое… Только и ждущее того, что ты соберёшь волю в кулак, и твёрдо решишь его не замечать. Ну, уж тут-то, будьте покойны, оно и разойдётся. И не успокоится до тех пор, пока твоими же руками не сотворит из тебя портрет композитора Мусоргского.
Зная о таком коварстве, Иван Кузьмич не стал принимать никаких исторических решений, а ещё раз провёл пальцем по носу, и тихонько, для отвлечения, засвистел «… Парня в горы возьми, рискни…».
Когда свербило утихло, Иван Кузьмич умолк, и вновь задумался о влиянии на человека всё тех же нюансов.
Нюансов этих было предостаточно. Отличались они от чувств и чувствований своей мелкостью. Так сказать, лёгким предупреждающим посылом. Мол, гляди, Кузьмич, там-то и там-то у тебя зачесалось, будь настороже! Однако предупреждения эти, чаще всего, оказывались совершенно никчёмными, потому как ничего «из ряда вон» обычно не случалось. А, если и вскакивал где какой несущественный прыщ, так и тот один на сотню, а то и на тысячу холостых чесаний.
Проведя такой вдумчивый анализ, Иван Кузьмич и сделал промежуточный вывод о том, что ни один из перечисленных нюансов, никакой значимой роли в человеческом бытии не играет. Ну, разве что, когда он противоречит правилам этикета, а неосторожный чесальщик, скрёбальщик или же ковыряльщик навлекает на себя порицание окружающих.
Вывод этот был хоть и разумным, но совсем не успокаивающим, так как пустая трата энергии на удовлетворение бесполезного щекотания, зудения и т.п., казалась Кузьмичу признаком глупой расточительности, а значит и не большого ума.
Ум же, Иван Кузьмич, мечтал иметь большой, а потому всегда был внимателен к мелочам, считая, что без должного к ним отношения, невозможно познать богатство разнообразия жизни, наплевав на её знаки, намёки и те же нюансы – одним словом тонкости. Ведь наплевав на всё вышеозначенное совсем не сложно докатиться до брюзжания вздыхальца, а то и до сочинения страшных стишков:
«Любоф ушла, утихла злость,
В душе завяла жимолОсть…»
Сморщившись от циничности своей музы, Иван Кузьмич вздохнул, и было, уже хотел отложить дальнейшее изучение вопроса нюансов, при беглом осмотре, не увидев в их утолении, какой скрытой пользы. И уже был готов терпеливо ожидать внезапного озарения, как вдруг подумал о том, что нюансы-то нюансам – рознь. И рознь эта явно делится на две части.
Первая: нюансы внутренние – эти побеги скрытных безусловных рефлексов, как то же свербило, и с них, похоже, поиметь какой прок, если и возможно, то крайне затруднительно; и нюансы внешние, которыми при желании, можно и поуправлять.
Порадовавшись своей догадке, Кузьмич потёр руки и стал перечислять феномены второй группы. В список этот были отнесены и моргание, в качестве подмигивания (обычно вызывающее недоумение у незнакомых оппонентов), и, почти всегда бесполезное надувание щёк, и даже, не приносящее никаких дивидендов, высовывание языка…
Более же детальному рассмотрению, Иван Кузьмич подверг свист обыкновенный, не имеющий ничего общего с художественными трелями народных артистов.
И тут же задался вопросом:
«Интересно, с каких таких жизненных потребностей надобно складывать губы в трубочку, и выдувать сквозь них памятные мелодии?.. А то и присвистывать, выражая тем самым откровенное удивление, давая понять рыночному торгашу, что он, по меньшей мере, ополоумел от своей алчности.
Ведь можно же просто сказать зарвавшемуся гражданину, — Вы, гражданин, чрезмерно усердствуете в своём желании наживы… Вы, уважаемый господин, оторвались от реалий… И ведёте Вы себя совсем не по христиански… Сволочь…
Однако, как правило, вместо интеллигентного внушения, огорошенный покупатель исторгает из себя этот обезличенный нюанс – дикий и нечленораздельный свист-присвист».
Вот тут-то, находясь в глубокой задумчивости, Иван Кузьмич вновь и засвистел «… Если парень в горах – не ах…», а засвистев и спохватился, вспомнив, что не что иное, как свист и есть первопричина любого скучного безденежья.
А вспомнив, и разглядел тот самый прок, который и искал. Теперь Иван Кузьмич свистит в себя, втягивая воздух вовнутрь, тем самым, здраво полагая, что, таким образом, наоборот, активно привлекает ветреные казначейские билеты.
И то ли вера в свои силы, то ли, и впрямь, каким-то образом сработала эта небольшая хитрость, а только Кузьмич с недавних пор стал позволять себе и некие финансовые вольности.
О своём открытии он помалкивает, разумно считая, что денег на всех не хватит, а желающих будет предостаточно. И в этом он, конечно же, прав, потому, как я погляжу, и Вы уже почесали нос, и сложили губы в трубочку…