Крик отвлёк седого профессора от раздумий.
– Олеарий Викторович! Олеарий Викторович!
Кричал студент Андрей. Олеарий оглянулся – вот так картина маслом: в парня вцепились четверо товарищей, чтобы снять с него снаряжение, а Анастасия, наверно, опять ворчит: «Мюнхаузен тоже! Прошлый раз даже акваланг забыл снять, а толку пшик вышло»…
– Олеарий Викторович, мы там нашли…
– Что нашли-то? – слегка улыбаясь, спрашивает профессор. Позавчера Андрей тоже поднял большой шум, приняв обломок какой-то бетонной плиты за надгробный камень, и действительно словно на крыльях рвался к своему наставнику, забыв даже переодеться после погружения. Однако когда ажиотажем заинтересовались на проходившем катере и он помог поднять «находку» своей лебёдкой, было много смеху.
Между тем теперь Андрей был явно в ещё большем волнении. В гидрокостюме, длинноволосый, с мокрым лицом и «кошкой» в руках он удивительно походил на финикийского пирата с античных рисунков из учебника истории. Но вот смешливые товарищи наконец «разоружили» грозного персонажа, и тот в одно мгновение оказался рядом.
– Деревянное что-то… – запыхаясь, проговорил студент. – С большой выемкой, сосуд какой-то, а может, даже корабельная часть. Там Ян с Валериком остались, меня за подмогой послали. А я вот решил и вас тоже…
– Да, поглядеть надо… Алесик, пойдём, – окликнул историк внука.
Олеарий Крыжак не так давно перешагнул за пугающую цифру «шестьдесят», да и суставы дают о себе знать, но идёт он ходко. Даже одиннадцатилетнему Алесю приходится то и дело переходить на бег, чтобы поспеть за дедом, как тот ни прихрамывает. Мальчик уже знает: пока не проведена хотя бы предварительная датировка, о находке вслух не говорят. И радуется молча, хотя и не меньше Андрея.
Вот и лагерь дайверов. Тут царит атмосфера римского легиона: ребята редко показываются без ласт или маски в руках; то тут, то там сложены пирамидами по три-четыре акваланга; кто-то вылезает из палатки перевернуть сохнущий гидрокостюм, кто-то, наоборот, натягивает его перед новым погружением. В этом году дайверы в первый раз участвуют в больших раскопках на Двине, и привлёк сюда всех этих серьёзных и таинственных людей именно Андрей – заводила университетского подводного клуба, сам уже КМС и инструктор. Вот к трём пришедшим спешат пятеро в полном снаряжении, при ластах и с сапёрными лопатами на поясе. Услышав голос своего лидера ещё издалека, они тут же собрались, как по тревоге – ну точно легионеры!
– Олеарий Викторович, вы с нами? Вот сюрприз! – удивляются аквалангисты. Историков среди них немало – Андрей сманил к себе полфакультета. Наставник сразу оказывается окружённым всеобщей заботой: ему подбирают акваланг, костюм, помогают облачиться.
– Алесик, и ты с ними? – раздаётся ещё один голос.
– Северинка! – обрадованно восклицает мальчик.
Большеглазая светловолосая Северина, родом гродненка, Алесикова первая любовь, тоже здесь. Ещё несколько лет назад она учила его плавать, потом стала приобщать и к дайвингу. Это благодаря ей Алесь может похвастаться новоявленным легионерам, что тоже может как они. Но тут не университетский бассейн, детских аквалангов нет. «И Северины твоей нет!» – дразнились накануне Андрей и его товарищи. Неужели их в детстве не учили, что врать нехорошо?..
В общем, Алеся с собой не берут. У девушки тоже несчастье, с официальной ссылкой на сильное течение реки «на приколе» и она. «На самом деле просто хотят, чтобы у них всегда вкусный ужин был. А если меня унесёт, кому же там готовить?» – с горькой усмешкой делится пловчиха со своим любимцем.
Тем временем вышли из воды Ян и Валерик, которые оставались там, чтобы перенести буёк к месту находки. Переговоров не нужно; новая команда ныряльщиков уже узнала от Андрея всю суть дела и теперь удаляется, лишь обменявшись с вернувшимися хлопками по плечам.
В воде Олеарий преобразился окончательно. Старческой медлительности, сутулости, хромоты – не осталось и следа. Профессор полон решимости и энтузиазма. Правда, студенты всё-таки не допускают его к физическому труду, зато сами очень споро орудуют сапёрными лопатами, потом с заныра просто руками. Не прошло и четверти часа, как предмет, до того сидевший в иле наискосок, демонстрируя только часть своей полости, выкопан. Дайверы, в том числе и Крыжак, берутся за него и поднимают на поверхность.
А на берегу нешуточное волнение. Анастасия Владиславовна, руководитель студенческой практики, успела собрать с десяток волонтёров, и вот они забегают в воду, принимая находку у аквалангистов. Раздаётся дружное «Ура!».
Весь лагерь собрался вокруг деревянного предмета в форме параллелепипеда чуть больше метра в длину, сантиметров восемьдесят в ширину, с двумя большими сквозными выемками. То ли умелый плотник, то ли время скруглили у него все углы. Древесина тёмная, тяжёлая – пропиталась водой за много лет.
Олеарий Викторович ещё не успел освободиться от подводного снаряжения, а его уже окружили коллеги с кафедры археологии.
– Ваши предположения? – спрашивает он их.
– Собственно говоря, эта колода могла служить для чего угодно. Но в крестьянском хозяйстве или в строительстве мы такого не наблюдали, – говорит доцент Маневич, ученик самого Олеария, считающийся лучшим «материалистом» в университете. И тут же поднимает палец вверх: – А ведь в наших землях существовали когда-то и судостроительные промыслы. Надо спросить ребят, вдруг кто понимает что-то в кораблях.
– Яник, давай! – толкают друзья под бока недавнего ныряльщика, про которого известно, что в его доме все полки заставлены разнокалиберными моделями кораблей. Да и в дайверский клуб Ян пошёл из редкой для белоруса страсти к морю.
Но он не так решителен, как Андрей:
– Можно, я скажу?
– Говорите, если есть гипотеза, – улыбается Олеарий.
– В общем, это действительно могло быть корабельной деталью – так называемым эзельгофтом, то есть колодкой, с помощью которого одно рангоутное дерево крепилось к другому…
– Господи, столько умных слов, а ничего не понятно, – произносит Анастасия Владиславовна. – Ян, объясни уж для простого народа…
И вот «простой народ» узнаёт, что оказывается, величественные корабельные мачты в старину были составными. Непосредственно из палубы «росла» лишь небольшая их часть, иногда всего чуть-чуть выше человеческого роста. Чтобы установить на судне как можно больше парусов, приходилось добавлять такие же деревянные стойки – стеньги. И между собой они скреплялись такими вот небольшими, едва заметными под всем такелажем и парусным вооружением эзельгофтами.
Под рассказ Яна к предмету стягиваются его соратники по «резиновому легиону», как их уже окрестили почти все участники раскопок.
– А представляете, какие нагрузки этому самому эзельгофту приходилось выдерживать! – говорит какой-то парень с инжтеха, проведя по нему руками, забравшись в выемки. – Паруса же такие изгибы дают… А тут ни одной трещинки!
– Во, кстати! Значит, он был из только что изготовленных, – подключается Андрей. – Илья Юзепович, вы же сказали про наши судостроительные промыслы?
– Ну вот, примерно ясна картина, – отзывается Маневич. – Значит, раньше 17-18 века не датируем. Точнее радиоуглерод покажет.
– Так это москальский корабль был? – громко спросил Алесь.
– Не надо так грубо говорить. Надо сказать «российский», – поправил его дед. – Вот когда наши с датировкой разберутся, тогда и поймём. У нас тут не строили кораблей, а делали только их части. Эзельгофт, надо же… я даже слова такого не знал!..
– А я понял! – сказал мальчик. – У нас части делали, а потом их везли по Двине в Ригу, там есть море и, наверное, верфи были. Там их на корабли и ставили!
– Совершенно точно! – похвалил Алеся Ян. – И не только в Ригу, но и в соседние города Либава и Виндава. Через них наши белорусские леса участвовали в строительстве и польского, и курляндского, и шведского, и российского флота… Шведы и московиты – это не диво, а вот кто такие курляндцы, ты знаешь? О-о, это были отчаянные люди… Курляндия была маленькая, и каждый большой сосед мог её обидеть. И часто обижали! Но как только курляндцы узнали об открытии Америки, они сразу же устремились туда, решив, как и многие европейцы, что те края золотые. И до сих пор на острове Тобаго им памятник стоит.
Алесь пытается представить себе: вот в деревушке среди лесов выходит из своей хаты плотник – какой-нибудь светловолосый, мускулистый Мацей, Лявон, Михась или, чем чёрт не шутит, тоже Алесь. За плечом у него холщовая сума с баклажкой домашнего квасу, колдунами да салом, в руках – деревянный ящик с инструментами. Жена провожает его у порога, крестит вслед, поёт закличку на удачу. (Много таких закличек знает баба Марина. Она очень интересуется всем народным, хоть сама по профессии и химик. Сорок лет назад познакомилась она в стенах университета с дедом Олеарием и вместе с ним совершила немало экспедиций по родной республике. Участвовала в раскопках (и более успешно, чем теперь Северина); ходила и с этнографами, записывая на магнитофон рассказы разных деревенских жителей; пела в студенческом народном хоре. Алесь видел множество её фотографий той поры: посмотришь на иные – как есть селянка лет триста назад, и не поверишь, что муж профессор истории).
Вот плотник доходит до широкой Двины. Тут у пильной мельницы выгорожено место под работу артели. Одни разбирают плоты на брёвна, которые другие тут же загоняют под пилу. Третьи собирают щепки, ветки да кору в специальные котлы и курят из них терпкий, вязкий вар. Четвёртые с помощью длинных кистей обмазывают этим варом готовые изделия. Пятые, ловко орудуя киянками, долотами, стамесками и теслами, выдалбливают новые – и те самые эзельгофты, и блоки, и разные прочие «дельные вещи», как выражается Ян. Здесь же, конечно, напилено много брусу с досками как для сухопутного, так и для корабельного строительства. Работа идёт споро, с весёлым говором, с песней, а иногда с «маковкой» или «холерой». Немудрящий здешний транспорт – баржи да подводы – вместе с крепким речным ветром разносит на многие вёрсты вокруг древесно-смоляной дух.
Остановилась у пильного двора карета. Вышел крючконосый, сухощавый господин в малиновом камзоле и длинном кучерявом парике – видно, посланец курляндского герцога Кеттлера, потому что швед наверняка был бы в синем, а люди российского царя предпочитают зелёное сукно. Важно, постукивая тростью, ходит немец меж мастеровыми, смотрит, как исполняют заказ его государя. Герцогу не терпится вновь отправить эскадру к таинственному острову Тобаго, он всё мечтает утереть нос англичанам и испанцам…
Но подождите-ка!
До Алеся долетают обрывки разговора:
– А как этот самый эзельгофт на дно-то попал?
– Известно как: везли на барже, она и потонула… Может быть, разбойники постарались – места-то наши глухие были, – это дед.
– Да что вы такое говорите, Олеарий Викторович! Нужна разбойникам эта древесина, – брюзгливым своим голосом произнесла заполошная Анастасия Владиславовна.
– Конечно, какие уж там разбойники! Перегрузили баржонку, она и булькнула, – нервно добавил по-русски какой-то другой профессор. – Заказчику угодить хотели. А заказчик-то, верно, немец был. Этим всегда всё скорей подавай!..
– Так там, стало быть, ещё эзельгофтов этих целая куча могла остаться, – предположил кто-то из молодёжи.
– И ещё искать будем! – задорно воскликнул Ян.
– Конечно, будем! – заверил Андрей.
– Дедусь, а правда, если бы баржа не затонула, то этот наш эзельгофт мог бы на каком-нибудь курляндском корабле до Америки доплыть? – спросил мальчик, когда уже все начинали расходиться.
– Очень может быть, – ответил старый археолог.
– Куда там в Америку! Затонул бы он не здесь, так где-нибудь в Балтике, – опять ворчит Анастасия. – Не сидится ж людям на месте – всё то воюют, то срываются куда-нибудь… – Сотрудница радиотеховского деканата, всю жизнь просидевшая в кабинетах, она начисто лишена какой-либо романтики.
– Да ну тебя! Помечтать не дашь… – отмахивается Олеарий.
Заквохтала Анастасия, собирая своих волонтёров. Деревянный предмет, появление которого из-под двинского ила всколыхнуло весь лагерь, готовятся упаковать в ящик. Наверное, штаб раскопок уже сообщил по телефону в город, и завтра его заберёт специальная машина. Солнце клонится к закату. А внук и дед всё сидят рядом и говорят о белорусских плотниках, чей труд был когда-то почти в каждом судне на Балтике, о пахнущих лесом эзельгофтах и бом-брам-стеньгах, о жестоких войнах между здешними империями, где гибли сотни кораблей… И об отважных моряках из маленькой Курляндии, даже в пору большой опасности устремлявших свои взоры к далёкому Новому Свету.