Свою соседку по этажу — Соньку Рогозину, Федька считал дурой. Он вообще был уверен, что у них там, в этом третьем «б», дурак сидит на дураке. Ну, конечно, кроме Сашки Кочкина, тот хоть в футбол кое-как играл.
Сам Федька учился в параллельном третьем «а», ботаником не был, но держался в устойчивых хорошистах, время от времени, замахиваясь и на учёную степень отличника. И всё у него шло хорошо – жизнь бурлила и разбрызгивалась разноцветными красками, но ровно до тех пор, пока он, Федька, не попал в позорную зависимость всё к той же Соньке.
А случилось так, что в конце ноября Федька не утерпел, и бабахнул хо-о-орошую петарду, заготовленную на новогоднюю ночь. Ну, вроде бы, беда небольшая… Ну, бабахнул и бабахнул, только бабАх этот он устроил в подъезде, по причине беспросветного осеннего дождя на улице.
Петарда рванула, дом вздрогнул, бабульки — за валидол, все остальные на поиски подрывника. Федька, перепуганный громовыми раскатами своей шалости, выскочил из подъезда и юркнул за угол дома.
Когда волнения улеглись, а народная дружина, не найдя виновника, разбрелась по квартирам, Федька крайне довольный завершением инцидента, вышел из-за укрытия и пошёл домой.
Но как только он подошёл к своей двери, из квартиры напротив выскочила эта дура-Сонька, и зашипела противным девчачьим шёпотом,
— А я всё знаю, Федечка… Это ты петарду в подъезде взорвал… Я тебя видела, — и вытянув вперёд сжатый кулак, продолжила, — Так что, вот где ты у меня теперь. И если не хочешь, чтобы я об этом всем рассказала, будешь делать всё, что я тебе скажу.
Вот таким образом Федька и попал в Сонькино рабство. Само же рабство было гнетущим, и заключалось в принуждении его, Федьки, к целованию.
Коварная Сонька назначала ему встречу в укромном местечке, припирала спиной к стене, с минуту разглядывала, склонив голову, и принималась за своё чёрное дело. Федька при этом стоял по стойке смирно, и с закрытыми глазами ожидал окончания экзекуции.
Когда Сонька отлипала от его губ и, подпрыгивая от радости, удалялась, на ходу, кокетливо оборачиваясь и, помахивая ручкой, Федька вытирал рукавом губы и быстро убегал с проклятого места, униженным и оскорблённым.
Мучения Федьки продолжались весь декабрь, отравляя хоккейные баталии и скоростные саночные заезды. Но сегодня они как-то сами собой забылись в суете предновогоднего вечера. Да и когда о них было вспоминать, если ты, то наряжаешь ёлку, то раскладываешь начинку в бабушкины пироги, а то и задумываешься, пытаясь отгадать, какие у тебя сегодня будут подарки.
Праздничное Федькино настроение рухнуло в одну минуту, как только родители пришли из магазина и сообщили о том, что позвали в гости Рогозиных. Мол, чем больше народу, — тем веселей, да и Федьке с Сонечкой не будет так скучно.
От услышанной новости Федька вспыхнул, застонал и стал канючить: «Не хочу я с Сонькой… Не хочу я с ней Новый Год встречать… Сами с ней встречайте…». А получив в ответ, что всё уже решено, и что не его это дело родителям указывать, Федька надулся и ушёл в свою комнату. Там он упал на кровать и, зарывшись в подушку, представил, как дура-Сонька будет мучить его в его же собственной комнате.
Выхода из гостевого тупика не было. Вернее был один – собрать все-все свои силы и упросить, может быть хоть чучуточку, существующего Деда Мороза, чтобы он спас его от предстоящей каторги. Деда Мороза или таинственного Исусехристе, которого нет-нет, да и просила о чём-то бабушка.
А решив, что просить у двоих надёжней, Федька крепко зажмурил глаза и стал шептать, умоляя их явить Новогоднее Чудо!
Когда же в половине двенадцатого раздался дверной звонок, Федька сел на кровати с твёрдым намерением, ни за какие коврижки, не выходить из комнаты. Он сидел и прислушивался к оживлённой беседе в коридоре, ловя обрывки фраз. А услышав, как Сонькина мама, сказала: «Да вот только Сонечка у нас немного приболела… Насморк какой-то, кашель… Ну, она с нами Новый Год встретит и пойдёт домой… Да, Сонечка?» — Федька вскочил и выбежал к гостям.
В коридоре, в окружении взрослых, стояла Сонька. Она поглядела на Федьку своими печальными глазами, будто извиняясь за то, что лишила его сладкого, и поправила плотную марлевую повязку, надетую на целовальную часть лица.
От увиденного Федька взвизгнул и, победно потрясая руками, кинулся в комнату, к ёлке. Схватил розовощёкого Деда Мороза, и принялся его нацеловывать. Он бы расцеловал и таинственного Исусехристе, если бы знал, где его искать…