Беловодье. История третья.

… « И особо хочу остановиться на неусыпном контроле партии над выполнением продовольственной программы. К годовщине Октябрьской Революции предприятия химической промышленности выполнили годовой план на сто пять целых и шесть десятых процентов. Это великолепно, товарищи! Больше удобрений пойдут в колхозы и совхозы, больше продуктов появится на полках наших магазинов! Неустанная забота партии о простом человеке вызывает дикую злобу запада. Чуя собственную скорую гибель империализм продолжает гонку вооружений. Они уже лезут в космос. Наш советский космос, товарищи!»

… Максиму неудержимо хотелось зевать. Да нельзя. На прошлом партсобрании едва не заснул. Парторг, Нина Яковлевна, тётка стервозная и мстительная. Поэтому путёвка в Геленджик пролетела мимо Максима, как стая напильников над городом Парижем. Она может много неприятностей устроить. В КГБ явно сигнал пошёл. О «политической незрелости» начальника строительного участка. Да плевать. Времена не те. Не 37-й а 81-й. Нашла дура Синявского с Буковским в одном флаконе. Усталость одолевала. Сколько же она будет нести эту хренотень?! Продовольственная программа… В магазин любой зайди. Вот и вся программа. Очередь, очередь, очередь… Нет, с голоду не пухнем. На выходные в «колбасную» электричку и на Украину. Там и одежды, и еды выбор побогаче. Колбаса и сыр часто бывают. Не то что в России. Достали эти политинформации. Сплошные «исторические решения» съездов КПСС. Такое ощущение, что партия и народ в разных государствах живут. У одних « победная поступь социализма», у других: дефицит, очереди и пьянка.

На участке Максима в понедельник с утра не похмелялись всего трое. Сам начальник участка, штукатур Виктор Асафович и пёс Рейган. Штукатур был из анабаптистов, Максим с псом просто не любили это дело. Все остальные крепко «квасили». А пьяная бригада на монтаже – то ещё шоу. Панель весит 7 тонн. Что не так – человек сразу в лепёшку. А отвечать Максиму. Зарплата у него поменьше, чем у работяг. Зато ответственности, вплоть до уголовной, хватает. Карьеру строить? В начальники СМУ выбиться? Там надо уметь воровать не мешками а вагонами. Зачем? Дача в два этажа и «Волга»? Стоят ли они того? Уходить со стройки? Максим полгода работал в проектном отделе. Чуть не сдох от скуки. То ли дело стройка. Филиал ада на земле и он там не последний чёрт. Когда идёт «большой бетон» стройплощадка напоминает фронт. Всполохи электросварки, рёв кранов. Мечутся тени «бойцов». И, как танковая колонна немцев, миксера с бетоном. Брызги бетона свистят как пули. Густой мат. Крик строповых. И всем этим командует он. Начальник участка Максим Глодов.

Политинформация закончилась. Парторг собрала бумажки и ушла. Работяги кучковались у дверей бытовки. Негромко спорили и звенели мелочью.

— Мужики! Не напивайтесь. Завтра перекрытия заливаем.
— Не переживай, Максим Иваныч, мы меру знаем.
— Меру вы знаете.. Выпить её не можете. Падаете.

Строители весело заржали и двинулись в ближайший магазин. Максим закурил. Он любил остаться один вечером на стройплощадке. Домой идти не хотелось. Жены нет. Уже нет. Не сошлись характерами, как сейчас модно говорить. Так, что дома никто не ждёт. А здесь хорошо. Пахнет остывающим металлом, ветер гоняет обрывки цементных мешков, тишина. Иногда гавкнет Рейган. Можно идти в сторожку и пить чай с Николаем Степанычем. Местным сторожем.

Странный он человек. Беседовать с ним можно обо всём. Кроме его прошлого. На эти вопросы Степаныч не отвечает никогда. Максим перерыл личные дела в отделе кадров, но анкету Степаныча найти не смог. Странно. От прямых вопросов сторож замолкал. Звал Рейгана и начинал обход территории. Бесед в этот вечер уже не было. А без них Максим уже не мог. Он перестал лезть с вопросами. Тогда Степаныч заваривал прекрасный чай. Максим выкладывал на стол колбасу и сыр. Они пили чай и говорили. Обо всём. От книг и фильмов до истории России. Очень не любил сторож Петра Первого. Максим, воспитанный на советских книгах и фильмах, рьяно защищал «большевика на троне». Они допили чай, обсудив вылет киевского «Динамо» из кубка Чемпионов. Закурили. Похрюкивал во сне Рейган, спавший у дверей. В кустах за бытовкой орал сверчок, как делегат съезда партии, клеймящий диссидентов. Максим опять начал спор про императора:

— Не прав ты, Степаныч. Я всё про Петра. Вот где без него Россия была бы? Он же всё создал.
— Создал… Порушил он всё! Попытался русских европейцами сделать. Великий народ до уровня быдла опустить.
— Ты думай что говоришь! Европа быдло? А наши бородатые бояре – верх цивилизации?
— Какой цивилизации, Максим? Мы Сибирь взяли – ни одного народа не уничтожили. Как они кочевали по своим лесам – так до сих пор и шляются. А они в Америке что творили?! А в Африке? Мы людей на кострах не жгли. И, в отличии от твоей Европы, русские мылись! И дерьмо в окна на прохожих не лили. Прогресс? Мы о духе а не о брюхе думали! Правду и Бога искали. А они машины изобретали и баб голых рисовали. А там и Антихрист на трон сел. Свернула с Божьей дороги Русь, поплелась вслед за Европой. Прогресс… Ты здорово счастлив, что на машине ездишь и в тёплый сортир с лампочкой ходишь?
— Прогресс есть естественный и единственный путь цивилизации.
— Хрень! Естественное стремление человека искать ответы на вопросы. « Кто мы», «Откуда», «Зачем»… А ответы на эти вопросы у того, кто нас создал. У Бога. Дьявол подарил людям железные игрушки, что б на вопросы времени не оставалось.
— Ты не беглый поп, Степаныч?
— Ага. Протопоп Аввакум, сбежавший с пленума ЦК. Разбередил ты мне душу, Максим. Достань стаканы с полки.

Сторож полез в кучу тряпья. Вытащил из рукава старого ватника бутылку «Посольской». Из голенища кирзовых сапог достал финку, с рукоятью из клееной бересты. Порезал колбасу и лук. Они выпили. Степаныч сразу плеснул по второй. Потом закурили. Максим терпеливо ждал. Степаныч вертел в пальцах финку. Она, словно живая, мелькала между прокуренных пальцев. Затем мотыльком полетела через всю сторожку и воткнулась в глаз портрету Брежнева на стене. Максим уважительно хмыкнул. Сторож махнул рукой

— Баловство. Не обращай внимания. Я то забыл, а руки помнят. Вот так, с финкой в глазу, и упал командир «ягдкоманды», что нас по белорусским болотам гнала. Я на войне в полковой разведке служил. Много чего перенёс. Да выжить сумел. А после войны вернулся домой в Харьков. Иду, весь в орденах, гвардии старшина. На мосту бабки семечки продают. А к ним мент бежит. Какой-то указ был про частную торговлю, вот он и усердствовал. Давай мешки ногами расшвыривать. Старухи в слёзы. А он им матом. Я уж не выдержал. У этих старух сыновья да внуки на фронтах полегли. А эта тварь их оскорблять надумала?! В общем отправился мент купаться. Через перила моста, в полной форме. А в октябре уже вода не очень… Не выплыло это дерьмо, хотя должно было. Оно ж не тонет… А мне бежать пришлось. Не тянуло меня под конвоем в Сибирь… Я туда добровольно рванул. В пути документы и награды у меня спёрли. Что делать… До первого мента? Я в тайгу ушёл. Ходили слухи, что там деревни староверов есть. Найти сложно. И не такое искал. АКовские да бандеровские схроны находить приходилось. А то деревня… Говорили, что они ещё от царя-Антихриста сбежали. Да так по лесам и прячутся. Тянуло меня к ним. Не знаю что. И по тайге словно вёл кто-то. Вышел я к такой деревне. Не скажу что хлебом-солью приняли меня. Но остаться позволили. Прижился я там. Работал в кузне. Дом свой завёл. Даже девица одна приглянулась.

А зимними вечерами слушал я рассказы стариков да книги читал. Много у них книг старой азбуки. Жития святых да псалтыри мне без надобностей были. А вот историю да сказы русские я любил. Дивные сказы, Максим. Про варягов, что жрецами на с Руяна-острова на Русь посланы были. Теперь этот священный остров Германии принадлежит. Рюген называется. Про Олега, князя Вещего слушал. Про Алатырь-камень, на котором птица-Гамаюн спит. А проснётся та птица, когда прошлое и будущее встретятся. Запоёт она чудным голосом и разбудит Правду Божию в сердцах людских. Уйдёт зло с нашей земли. Расступятся воды Светлояра и воссияет Китеж- град. А из храма его выйдет истинный царь земли русской. И править он будет по законам Правды небесной… Вот такую Русь твой царь-Петрушка порушил. Огнём и мечом память выжигал народную. Язык поганил. Приходилось людям с насиженных мест срываться. Брать книги дедовские, жён да детей и бежать по окраинам. Много скитов в Сибири стоит. От чужих недобрых глаз прячутся.

Долго я там жил. Да беда пришла. В КГБ про нас узнали. Очень им книги старинные нужны были. А особенно карты. На тех картах путь к Алатырь-камню указан. Там земля золотом выстлана. Коммунистам всегда золото надобно. Кормить « Весь мир голодных и рабов». Осенью закружили над деревней вертолёты. Оттуда десант. Чего им стесняться? В этой деревне ни у кого советского паспорта не было. Значит – чужие. Значит можно стрелять. Только наши мужики тоже стрелять умели. Да и я войну прошёл. Положили мы тот десант. Наших тоже много легло. Винтовки против автоматов слабоваты. Старики решили уходить. Все святое – забрать, всё нажитое – бросить. Ушла деревня в тайгу. Решили по древней карте к Алатырь-камню идти. Сколько могил по пути оставили… Анна моя в распадке таёжном похоронена.

Тяжело это всё вспоминать. Налей ещё, Максим. В общем к Бухтарме вышло нас семеро. Мешки с книгами, винтовка да сумка с сухарями. Уже весна была. За рекой озерко маленькое… Привал мы сделали. Костерок разложили, сухари доели. Смотрим – а над озерком туман поднимается. Странный такой туман. И вдруг – фигуры из него призрачные. Спутников моих с собой позвали. Они с книгами и картой в тумане растворились. А фигуры стоят и молчат. Потом женщина прозрачная ко мне подошла. Положила ладонь на лоб. Говорит: « Не пройти тебе, Николай, сквозь озеро порубежное. Камни на твоей душе тяжкие. Утонешь. Возвращайся к людям. Камни эти сними. Как? Душа подскажет. А когда снимешь – я тебя и позову. Будем ждать тебя в Беловодье»…

Исчезли они. Озерко снова обычным стало. Ни людей, ни книг. Винтовка и та исчезла. Вместо неё на траве лежал паспорт советский, пачка червонцев и билет на поезд. Билет в этот город, где мы с тобой водку пьём. Двадцать лет я здесь. Работаю, в церковь хожу. Не знаю – как камни с души снять. А дорогу в Беловодье помню. Только это мне сил и даёт. Иди домой, Максим. Уже третий час ночи. А с утра у тебя работа тяжелая..

… Заливка перекрытий прошла нормально. Охрипший Максим курил возле бытовки. Работяги расходились по домам. Скулил и подвывал Рейган возле сторожки. Степаныча всё не было. Кто-то тронул Максима за плечо. Перед ним стояла пожилая женщина в черном платке и длинной кофте поверх серого заношенного платья.

— Ты что –ль, сынок, Максимом будешь?
— Я, мать. Чего тебе?
— Ждёшь Николая Степановича? Не жди. Не придёт он на работу. Погиб Степаныч. Какие-то ироды церкву нашу подожгли. А там иконы старинные и книги церковные. Душа наша там и память. Степаныч ринулся пожар тушить. Сбил он пламя да обгорел сильно. Не молод он был. Сердце уж не то… «Скорая» приехала. На носилки его положили. А он только одно сказал: « Зовёт она меня» и что-то ещё про озеро. А потом и затих. Преставился Степаныч. Упокой Господь его душу грешную. Век за него молиться будем. Давай, сынок, я посторожую, пока ты нового работника найдёшь. Я бесплатно…

… Максим сидел на бревне возле сторожки. Рейган положил лохматую голову ему на колени и вздыхал, глядя в глаза. Максим курил и смотрел в небо. Словно пытаясь разглядеть среди закатных облаков, уходящих к Беловодью, фигуру бывшего полкового разведчика. Но что-то увидеть мешали слёзы. Конечно от крепкого дыма, ведь мужчины не плачут…

Беловодье. История третья.: 11 комментариев

  1. Вот читаю у многих авторов про прошлое, а сам его помню. Мы в те годы на дачу летом ездили в Юрмалу или в санатории, а так всё больше в Минске жили. Машину было водить некому. Я с неё, подрастая, пыль протирал и заводил раз в неделю. Отец — парализованный после семи ранений и девяти контузий. Мать после Аушвица так и не оправилась до самой смерти, но работала на двух работах — главбухом на Ударнике, который «Ураганы» и другую автомобильную спецтехнику делал и ещё на полставки счетоводом в детском садике, куда я ходил. Всё заработанное на дополнительное лечение уходило на всяких наглых самоуверенных врачевателей. При этом и питались и одевались лучше, чем сейчас. Постоянно во всех разговорах ругали партизанщину, засевшую в местных органах власти. Учился я в элитной школе. Чтобы не позорить родителей, пришлось её закончить с золотой медалью. От такой жизни пришлось мне с пяти лет не только за отцом ухаживать в смысле — пойди принеси, но ещё и по магазинам ходить с записками и за сдачу отчитываться. Меня все продавцы знали и давали всё самое лучшее. Ну и я всё хорошо запомнил.
    Так вот! Как то коробит меня читать про ужасы совка. Очереди были не больше, чем в кассу супермаркета. Изобилие, особенно рыбное при освоении сибирских рек и тихоокеанских просторов в магазине «Океан» 300 метров от дома на пересечении проспекта Ленина(тогда) с Долгобродской(тогда) просто впечатляло. Я просил меня перевести через улицу, чтобы посмотреть на диковины, как в аквариуме. Один раз продавщицы подарили мне такую рыбу, что пришлось просить приготовить её аргентинцев, которые бежали оттуда, чтобы вернуться на родину, с которой иммигрировали в революцию. Кстати, стрелок Ли Харви Освальд работал рядом токарем на радиозаводе, но ему стало скучно без ночных клубов и боулинга и он вернулся в США. От колбасы, мяса и молочной продукции всё ломилось. А бытовую технику все ездили покупать в маленькие городки, где люди ещё не испытывали острой потребности в ней.
    Трудодни в деревне закончились во время моего раннего детства. Но тогда и после работала потребкооперация. Люди сдавали грибы, клюкву, бруснику, сушёную чернику, сухофрукты, шкурки белок, кротов, кроликов. Кроты шли на самые дорогие оптические замши, на самый крутой фетр и за кордон на манто и шубки. При Хрущёве стоили 30 копеек, а позже уже 50 копеек, а остальные цены только понижались каждый год, кроме новой и экзотической продукции. Один пастух в то время в день до сорока кротов из кротоловок доставал, а десять-двадцать по пути на работу были не редкостью. Вот 10х30х0.50=150 руб в колхозе на всём своём только на кротах — это минимум. После отмены трудодней и переходе на деньги у многих так и осталась привычка подрабатывать на потребкооперации. Ну, а когда на размотанных куколках шелкопряда везде воцарились зверофермы, колхозники стали вообще крутеть, такие появились зарплаты. Шведский бесшумный холодильник без мотора мы купили именно у работника зверофермы, которому не понравилась глубокая заморозка. На чешских «Явах», которые пользовались пунктами техобслуживания по всей стране, появились сельские байкеры.
    В Минске работяги пристрастились ходить не только по пивным, бильярдным, рюмочным, киношкам, но стали на концерты ходить и в театры, балетом заинтересовались. Ну, а футбол и любой спорт всегда были в почёте. Я сейчас не могу себе позволить раз в неделю в Оперный или драматический ходить, а тогда это было правилом. Сейчас раз в году по шарным билетам иногда попадаю в Одессе и вижу там тупорылых зрителей без единой эмоции, жующих и хамящих по ходу. А тогда глаза светились и эмоции вспыхивали. А какими полными были читальные залы библиотек и магазины букинистической и иностранной книги, дом грампластинки, магазины радиотоваров… Люди ломились туда.
    Вот читаю я про вареники с сыром(творог) на Новый год и засохшие конфеты на ёлке, выброшенные из украинского магазина и думаю: -Это до какой же степени надо было пьянствовать и не работать? Только думаю, лукавят писатели. Или не было у них такой счастливой жизни, как у меня, в школе мать похоронить и почти до 80 лет за отцом, как за малым ребёнком, ухаживать.
    Может у нас в выжженной и истреблённой республике был отдельный от всех рай? Не заметил. Всё равно, низко кланяюсь без времени убиенному Петру Мироновичу Машерову и его партизанским «дружкам», которых все так критиковали всё время за мои счастливые партизанские годы в ужасном совке, который прошёл мимо и не цапнул за это вот, которое так «цыпает» творческую интеллигенцию и олигархическую элиту.
    Как всегда, пятёрка и отдельный респект за повод к эмоциям.

  2. @ Александр Касько:

    Спасибо за оценку)

    Я здесь многое из памяти своей взял. Про СССР. Отлично помню — «колбасные электрички» в соседнюю Украину. Горловка, Макеевка, Донецк… Там сейчас… Ладно, не об этом. Судя по фамилии Машеров, речь шла о Белоруссии. Я жил в России. Ни хрена у нас кроме рыбы в магазинах не было! Рыба была… Щас бы той скумбрии)))
    Всё покупали у спекулянтов. мясо ворованное с мясокомбината по 4р50к… Колбасу давали на паёк тётке, инвалиду первой группы… Вещи и «вкусности» дедушка возил из командировок.. Ленинград, Севастополь, Владивосток… На флот наш город работал.

    А политинформации это было нечто. Тупое перечитывание газетных статей вслух. До зевоты, до рвоты.

    Я не антисоветчик. Всё можно было терпеть , если ты знал — твоя империя велика и могуча. Весь мир писается от её мощи.

    Сейчас, спасибо ВВП — Россия встаёт с колен. Снова есть надежда.

  3. «Филиал ада на земле и он там не последний чёрт. Когда идёт «большой бетон» стройплощадка напоминает фронт. Всполохи электросварки, рёв кранов. Мечутся тени «бойцов». И, как танковая колонна немцев, миксера с бетоном. Брызги бетона свистят как пули. Густой мат. Крик строповых.»… Совершенно потрясающее описание… Совершенно потрясающая фигура сторожа. С какой филигранной чистотой выписан образ, характер и время. Преклоняюсь, как всегда перед твоим талантом. Александр Касько написал:

    Как то коробит меня читать про ужасы совка. Очереди были не больше, чем в кассу супермаркета. Изобилие, особенно рыбное при освоении сибирских рек и тихоокеанских просторов в магазине “Океан”

    Саша мы с Мишей наверное в другом мире жили. Жили во времена, когда за хлебом занимали очередь еще затемно и отмечались по часам. Мясо это вообще — занимали очередь в 4 утра, те, кто живет ближе к работе и потом во время работы нам начальство по очереди разрешали ходить отмечаться, что-бы очередь не потерять. Пустые вешала в промтоварных магазинах. Одни пустые вешалки. Да ездили в Белоруссию или Украину и покупали детские вещи на весь отдел по списку. Даже в Одессе я помню, как раем казалось, когда дед приносил булочку белую слойку и подтаявшее мороженое в баночке — это был рай. Белый хлеб в магазине давали только по карточкам с болезнью желудка. Тогда и была первая забастовка Докеров, потому, как масла сливочного и других продуктов в магазине не было, а докеры грузили в порту суда под завязку. Уехали на Кавказ, а тут было все еще хлеще. Миша сам с Северного Кавказа и пишет правду. Эти события узнаваемы и как ножом по сердцу воспоминания о карточках на продукты. Вот ты ходил в магазин и тебе давали продавщицы самое хорошее, а мой сын с тренировки с ребятами заходил в магазин и стояли с ребятами в очереди пропуская занятия в школе — очень хотелось им, мальчишкам-подросткам даже кусочек этого синюшного ципленка, которых в одни руки давали по 2 штучки и и цыпки заканчивались именно на них, потому, что-то-то кого-то впихнул в очередь. Они вытирали слезы и плелись домой и клялись, что больше стоять в очереди не станут, но все повторялось, а мы были на работе. А сейчас практически рай для гурманов, фуагры правда кому-то не хватает, так большинству она и нафик не нужна. У Миши всегда очень реалистичные картины в рассказах, хотя возможно его иногда и осуждали за эту реалистичность, кому-то бывает неприятно читать о трудных днях России 70-80-90-х. Все было и начиная с 1924 года волны санкций переживали и многие и не хотят признать, что сегодняшние санкции против России это не первые, а очередные в череде бывших и весьма значимых прошлого столетия. Все же хорошо, что вот Мишины рассказы поднимают подобную тему. Иногда людям надо посмотреть и почитать историю Государства Российского и тогда меньше наверное либералов будет кричащих о неэстетичности подобных рассказов. Ну ладно. Пойду, то придет Володька и снова скажет, что я тут простыни разворачиваю. Миша я искренне рада, что ты снова публикуешь свои замечательные рассказы.

  4. @ Михаил Ковтун:
    @ zautok:
    Значит, Машеров был не просто хорошим, а великим руководителем и любил свой маленький кусочек пирога. Мы тогда даже метро за республиканский счёт строили. Метрострой отказал до 2020 года. Первую линию сверху открытым способом копали. Не было проходческого щита. Перед пуском метро и произошла автомобиильная авария, а следом за ним ещё одна с его замом Сургановым.
    На Минск было две птицефабрики, сейчас — четыре. Птицу куда только не пускали на переработку. За крупными заводами закрепляли колхозы и заставляли строить огромные пищевые производства. В первое время туда ездили из города рабочие завода на земле по неделе-две трудиться, а в это время переселяли укрупняли местные населённые пункты . Усиленно заселяли местность. Столько народа было убито. Тысячи деревень были стёрты с лица земли.
    Продукты, конечно, плохие мы видели в командировках и свои с собой возили. В Уфе, помню, масло сливочное купил и петли дверные в двери номера смазал, а остаток выбросил. Но были и свои прелести. Помню воронежские термосы шикарные.
    За Витебском после Городка помню до Великих Лук и направо в сторону Москвы 150 км помню ё-моё, какой-то погром… Россия с брошенными деревнями и заросшими полями. Какой-то заповедник с волками в рост телёнка и везде озёра шикарные и леса. До самого конца страны так было.
    Я не хвалю то, что было. Только не везде так было. Где-то у людей были головы и возможности самоуправления. Так и дальше продолжается.
    И про рай я не говорю. Чего только стоит превращение Вильно и Ковно в Вильнус и Каунас со сплошным выселением и заселением. И не судьба была бы Минску развиваться при столице в Вильно.

  5. @ zautok:

    Спасибо за отзыв)

    Если вспомнить строчки песни — «и только тот , кто видел это, тот не забудет никогда»)))

    Я про стройку. И про СССР тоже. Тяжело было и там, и там… Но, и там, и там: моя молодость, мои друзья, моя память…

  6. @ zautok:

    Кстати, случай с купанием мента в реке реален. Почти). Выжил мент, а мой дед не стал офицером. Так и ушёл из жизни Гвардии Старшиной.

    Сегодня день памяти. Начало контрудара под Сталинградом… Для меня это не просто дата. Там, на Волге и встретились танкист и зенитчица… Мои дед и бабушка…

  7. Миша, здравствуй!
    Очень трогательная история. Мне нравится, как ты пишешь. Твои герои настоящие не картонные.
    Советское время всегда вспоминаю с грустью. Продукты были вкуснее. Особенно мучает ностальгия по советскому шоколаду. Сейчас такого уже нет.

  8. @ Михаил Ковтун:
    А мне вспоминается чёрный горький ароматный шоколад из доппайка, который размягчался только при +36 и йеменский мокко в тубах, который по спичечной головке выдавливали в металлические чашечки-напёрстки, или просто слизывали и заедали кусочком шоколадки, при этом сердце стучало по рёбрам, а глаза на лоб выпрыгивали, зато спать не хотелось долго. Ещё вспоминаются коммунарковские шоколадные бутылочки с коньяком, которые обильно присылали в ящиках с бумажной «стружкой».

  9. @ Александр Касько:

    Вспоминать можно долго))

    Я пришел на оборонный завод молодым специалистом. Зарплата 210 рублей. Обед в столовой, из трёх блюд, 40 копеек) Профорг за всеми гонялся — уговаривать взять БЕСПЛАТНО землю под дачу…

    Про еду лучше молчать))) А то современная в рот не полезет

Добавить комментарий для Михаил Ковтун

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)