Мужчина и женщина (часть 2)

Часть 2

Глава 1

Март месяц встретил обитателей побережья Коста бланка радужными теплыми лучами, словно попросил солнце загореться ярче и быстрее согреть людей, которые слегка промерзли от февральского холодного ветерка, изрядно продувшего средиземноморский берег Испании.

Вера не любила вставать рано, так уж повелось, с давних пор, когда она вышла замуж за Александра и, прекратив какую-либо активную деятельность — она обленилась, не по своему желанию, а по принуждению второй половинки. Александр был чересчур активным молодым человеком: вставал рано, куда-то вечно торопился, нервничал, ругался, сначала робко, а потом все смелее, бранясь на Веру за то, что она не чувствовала того же самого, как он, когда что-то решал, переживая, в то время, как Вера была на первый взгляд безразлична, не пытаясь даже, как и он быстрее, соскочить с постели с первыми лучами солнца и хаотично носиться по квартире, считая, что так и нужно.

— Ты бы хоть завтрак встала мне сделала! – не забывал упрекнуть Александр жену, когда сам вставал, а она еще нежилась в кровати.

— Любимый, давай еще полежим! Ну, куда ты сорвался то в такую рань, — любя упрекала Вера своего мужа, которого любила больше жизни, не чая в нем души и прощая все на свете, не в силах на него злиться.

— Куда, куда? У меня встреча уже в 9.

— А, сейчас 6! Давай поспим еще?

— Не хочешь готовить, не надо! Сам сделаю себе чего-нибудь.

— Так там все сделано! Ты открой холодильник! Я же все с вечера приготовила!

— Я хочу, чтобы моя жена мне на стол подала, а не чтобы я в холодильник лазил, выискивая себе поесть.

— Саша, ну хватит! Как ты меня измучил своими завтраками! – недовольно ворчала Вера, которая ублажала своего мужа, как могла, часами проводя на кухне, но вот вставать рано ей было тяжело. Она все готовила ему на утро с вечера.

Такие вот подобные сцены у Веры с Александром когда-то происходили почти каждый божий день, пока он не смерился и плюнул на все эти свои капризы, касающиеся завтрака, и только изредка, когда находился совсем уж не в духе, вспоминал, что у него есть жена, которая обязана, кормить его завтраком.

Основной причиной, породившей лень, крылась в ее муже, как нестранно, потому что он засадил ее дома, посчитав, что сам будет только работать, а она пусть мол сидит дома и рожает детей. Звучало заманчиво поначалу, но получилось как-то нелепо все. Забеременеть ей не удавалось! Дел домашних было немного. Развлекаться, например, посещая, разные увеселительные заведения или спортивные мероприятия, ей запретил муж, а сам же никуда не ездил, поэтому свой досуг она украшала телевизором и книгами до самого позднего часа, который могла себе позволить. Но в виду того, что ее Саша засыпал рано, как только доползал до подушки, измотав себя за день насмерть, то и она не торопилась и могла пойти спать и в два, и в три часа ночи, а там еще пытаясь заснуть, могла промучиться и до четырех часов. Какой же там ранний подъем!?

Еще с вечера, как лечь спать Вера прикрыла внутренними ставнями окна, чтобы создать иллюзию ночи, которая здесь на юге была намного короче в это время, чем у них в Екатеринославле, поэтому она и закрывала ставни, чтобы встать позже. Торопиться и здесь ей было некуда, тем более ее муж был далеко, а приехать к ней сюда на море он должен был только недели через три, потому что она сама как неделю только уехала оттуда, покинув холодную зиму.

Дом, в котором жила Вера теперь уже по нескольку месяцев в году, они долго выбирали с мужем, потому что этот мыс Торребланко, было одним из самых привлекательных мест в округе, но и самым дорогим. Чтобы купить в этом месте простенькую виллу, нужно было выложить немало не много тысяч 500 евро, поэтому они не сразу решились, потому что дела у Александра шли неважно, но все-таки он нашел деньги на первый взнос, и они взяли ипотеку и купили этот небольшой домик.

В домике было четыре маленькие спальни и просторный зал. Две спальни внизу, две наверху, и небольшая кухня. Отделан дом изнутри был в оригинальном стиле: деревянные ставни ядовито-коричневого цвета и забавной формы, чем-то напоминающие дверцы из средневековых сказок — так представлялось Вере и Александру. Мебель вся была плетеная, даже шифоньеры, и вся одинакового цвета; в каждой комнате стояли кровати и тумбочки абсолютно одинаковые по дизайну. Плитка на полу была, темно-коричневого цвета и больше напоминала тротуар из тех же сказок. Дешево, уютно и оригинально, решили супруги и ничего не стали менять в интерьере, оставив все, как они и увидели, когда покупали дом. Часть крыши была плоской, и из одной из верхних спален можно было попасть туда, выйдя через дверь, расположенную в правом дальнем углу. Поднявшись еще по винтовой лестнице, расположенной в углубленной нише, разделяющей две крыши дома: одна была скатная, покрытая глиняной черепицей, накрывая зал, изнутри дома тем самым делая потолок, не под углом 90 градусов к стене, а ближе к 130, если визуально присмотреться, измеряя параметры;  другая же была, как и сказано плоской, куда можно было подняться и полюбоваться местными окрестностями, в  том числе морем, которое было совсем близко в метрах двухстах, частично заслоняемое деревьями и крышами соседей, но все равно его было видно. Гулять по крыше было безопасно, потому что смотровая зона была обнесена бетонными стенами, высотой чуть выше пояса среднего роста человека. Земельный участок был небольшим, но там очень удобно вписался бассейн метров десять в длину и росли деревья. Одним из них было оливковое дерево, которому было лет сорок уже, и оно хорошо плодоносило. Сосед испанец, старый дед каждый год собирал плоды дерева и делал оливковое масло, делясь, конечно же с его новыми соседями (он здесь жил уже очень давно и знал всех предыдущих обитателей дома, которыми были две семьи: испанцы, построившие дом, а потом англичане, которые в будущем и продали его Александру с Верой). Росло два молоденьких дерева — апельсин и мандарин, которые посадил уже садовник по просьбе Веры, а также лимон, оставшийся от англичан и какое-то старое дерево с бороздовой карой, названия которого они все никак не могли запомнить, спрашивая, снова и снова своего садовника. Еще во дворе по периметру были высажены туи, которые со временем превратились в густую зеленую изгородь, которую садовник несколько раз в год подстригал специальной электропилой, вытачивая прямоугольные грани. И только одна сторона была сделана из каменного забора и вдоль него росли кустообразные деревья с красными цветами, которые цвели по нескольку раз в год. На против бассейна рос куст белой розы, который только вот недавно распустился своими прекрасными белыми лепестками, наполняя воздух цветочным ароматом.

Спальней Веры и Александра служила комната на втором этаже — слева. В ней было три окна: большое, прямо на против кровати плетеной и полукруглой формы спинкой и три маленьких, врезанных в три другие стены. Получался тем самым четырехсторонний обзор, хотя маленькое окно, то, что было расположено слева в стене, открывала обзор только лишь на крышу над залом.

Только в одиннадцать утра, торчащие из-под пухового одеяла кончики пальцев женской ноги, ноготки которых были выкрашены в красный цвет, вздрогнули, словно их пронзила судорога.

— Ааа, — прозвучал женский голос в темной комнате, закрытой ставнями из щелей которых пробивались белые полоски света.

Женщина откинула от себя часть одеяла, и вытянула свои руки назад и вверх, чтобы потянуться.

— Ааа, — вырвался вновь наружу женский голос.

Она была в теплой пижаме, состоящей из сереньких махровых штанишек с рисунками цветочков и рубашке того же цвета и с такими же рисунками. В доме зимой и ранней весной было довольно прохладно, хотя она и подтапливала камин или буржуйку, оставленную предыдущими хозяевами, но за ночь все равно дом остужался, потому что в оконных рамах имелось только одно стекло, которое от сильного холодного ветра порой сильно дребезжало, а сквозь имеющиеся щелки между стеклом и деревянной рамой, проникали холодные струйки воздуха.

— Встаю, — вздохнула громко Вера, словно отдав самой себе, приказ и скинув совсем одеяло, встала, воткнув в тёпленькие домашние тапочки, свои красивые ножки.

Встав с кровати, Вера направилась прямиком к окну на против и распахнула ставни. После она также распахнула ставни остальных окон и вернулась к большому окну. Комната сразу же наполнилась ярким светом, и ей от этого стало сразу же, как-то теплее, хотя самого тепла не прибавилось в комнате. Она посмотрела в окно. На улице не было никого видно, но это было и не мудрено, потому что эта зона считалась одной из самых тихих мест в округе, а не только дорогой, потому что здесь жили уже люди давно состоявшиеся, а это чаще всего уже те, кто перевалил за средний возраст или, как они с мужем были на подходе к этому. Постояв немного и полюбовавшись природой, утренним пением птиц, которые щебетали вовсю, она вернулась к кровати, возле которой, на ночном столике лежал ее телефон. Взяв его в руки, она отписалась мужу, что все хорошо, она проснулась, идет в душ, завтракать и после, как обычно на прогулку и возможно съездит прошмыгнуться по магазинам, тем более он ей подкинул на восьмое марта, немного денег и нужно было их срочно потратить. Писать нужно было ему обязательно, иначе могли начаться от него сыпаться обильно, всякого рода упреки в ее адрес, от чего у нее могло бы испортиться настроение, поэтому был бы потерян весь день. Пока она злилась бы, тихо плакала, потом успокаивалась, после чего снова плакала, потому что, как правило, Александр не мог сразу успокоиться и его хватало надолго, чтобы осыпать ее словесным поносом, в котором было все, начиная от незначительных обидных слов и до страшных откровений, таящихся в его душе, что она даже не верила, что такое может быть в нем.

— Привет! Умница! Я работаю! —  в ответ пришло сообщение от Александра, который благодарил ее больше за то, что она отчитывается перед ним, а дальше желал отвалить от него, чтобы не мешала ему разгребать очередные проблемы, коих у него было всегда в достатке, сколько бы они не жили вместе. Утро у Александра всегда с этого и начиналось, поэтому, если с ним и было можно поболтать, то лучше это делать было вечером.

Александр вообще был падок на проблемы и когда, вроде как, он справлялся с ними, то вновь сам же находил себе новые проблемы, чтобы видимо ему не было скучно. Но решая их, он попутно винил Веру, в том, что у него все вот так не складывается.

Последнее время Вера заметила, что он все-таки как-то меньше стал ее контролировать. И даже бывало, не отписывался ей на ночь глядя, спрашивая, как она, и желая спокойной ночи. Она не верила, что у него кто-то мог появиться. Все, кто его знал, в один голос говорили, что он верен ей до тошноты и даже ее вездесущие подруги сплетницы ничего не могли сказать плохого в его адрес. Он бы женат на работе своей, на своих амбициозных идеях, которые правда немного стихли, когда случился кризис в стране и у него, как и у большинства начались трудности, но потом, когда се стихло он вроде бы как опять ожил и вернулся к тому же, что подразумевалось под собой идею стать богатым и известным человеком. Идея не была новой, потому что многие, если не большинство хотят именно этого, но только вот не у всех получается, но он считал себя кем-то особенным и шел к своей мечте упорно, хотя, как она заметила, изрядно, подустал, но его упрямство толкало все равно его вперед. Ну, даже, если и изменял бы ей, то сейчас она уже не смогла бы, наверное, впасть в некое злобное беспамятство, которое бы ее парализовало, не давая дышать и чувствовать жизнь, а безусловно расстроило конечно, но не убило бы – точно! Многое имущество записано на ней, и она бы не оказалась на улице, а смогла бы жить дальше. Она вообще все чаще и чаще начала себе говорить такие фразы, как: жить дальше, шагать дальше, начать жить заново, начать все заново, жизнь на том не закончилась и т.д. Все это было конечно грустно, потому что когда-то она его любила до безумия — до обычного человеческого безумия и не только потому, что он был красив, умен, целеустремлен, а просто, потому что любила! Ей в нем нравилось все, и она готова была простить ему все и даже точно бы простила измену тогда. А сейчас бы всего лишь не расстроилась сильно. Вся разница сейчас в том, что она стала к нему равнодушна, а тогда настолько была пьяна этой любовью, что точно не смогла бы не простить из-за страха потерять.

— Ты освободился? – чиркнула Вера Александру, когда вышла из душа, вспомнив, когда поливала себя теплой водой, наслаждаясь неторопливой жизнью в Испании, что им ипотеку платить за дом.

— Есть пять минут.

— Я просто напомнить хочу тебе: у нас ипотека завтра, а у меня денег не хватает оплатить.

— Черт! Куда истратила? – тут же пришел злобный ответ.

— Как куда, Саша? Ты издеваешься? Я никуда не трачу почти! Ты не заметил, что последнее время я почти не прошу. Сколько скинул — столько скинул!

Образовалась пауза! Вера представила сейчас его злобное лицо и сморщенный лоб, который он всегда морщил, когда был недоволен чем-то, а недоволен он был чаще, чем доволен, поэтому на его лбу уже были целые морщинистые борозды, разгладить которые было уже невозможно. Вообще он был человеком крайностей, как считала его жена, а с ней многие соглашались. Порой он мог направо и налево разбрасываться деньгами, а иногда готов был удавиться за один евро, как, например, однажды, обматерил ее, когда она попросила у него мелочи, чтобы внизу в гостинице, в фае, купить коробочку сока в автомате, стоимостью как раз в один евро.  Они тогда отдыхали в Андорре. Он дал, но автомат, почему-то не выдал сок и деньги не вернул. Как он кричал на нее, когда она поднялась в номер, из-за одного евро, обзывая ее и транжиркой, и шлюхой, и еще кем-то! Она никогда этого не забудет! Отошел он только через час, наверное. Понятно, что тогда были у него очень серьезные проблемы, и он был как никогда на взводе, но это его не оправдывало! Все-таки ведь только один евро, в то время, когда они жили он в приличном отеле, ходили в рестораны…. Все это понятно, что у него всего лишь сдали нервы, и неважно на чем, на потере евро или еще на чем-то, но она то, причем была в этом во всем. Конечно, как всегда Александр после, совсем невозмутимым видом объяснял, что он муж и то, что она его жена это с одной стороны вроде как не дает ему право так себя вести, но с другой она всегда тот первый человек, который принимает на себя весь огонь. Вера и принимала, весь его негатив на себя, стараясь не роптать, но с каждым таким скандалом, ее чувства к нему слабели, и она ничего не могла с этим поделать.

— Скину чуть позже, — написал Александр, спустя какое-то время, которое ему нужно было, как обычно, чтобы переварить просьбу жены, касающеюся денег.

— Жду!

Вера оставила телефон в покое и зашла на кухню, открыла холодильник и достала йогурт. Потом она села за круглый деревянный стол, стоявший возле окна в зале и начала поглощать сладкую белую массу. Чай она не любила пить, хотя в России чаще всего его и пила, потому что муж напротив любил пить именно чай, поэтому она вынуждена была следовать в этом за ним. Находясь же где-нибудь в кафе, она всегда брала кофе, причем порой пила сильно крепкий кофе, приводивший ее в тонус. Здесь в Испании она кофе не готовила дома, но регулярно по утрам пила его в каком-нибудь кафе. Сегодня же она решила сначала сходить на прогулку, а кофе перенести на более позднее время. Вера пыталась заняться спортом, прогуливаться по нескольку километров вдоль моря, ходить на йогу, занятия которой шли недалеко в спортивном комплексе. Но здесь в таком удивительном месте, она настолько чувствовала себя хорошо, что все эти спортивные мероприятия вроде и не были нужны. Однако, она понимала, что годы ее бежали вперед, и она не молодела, а напротив должна у же была готовиться к чему-то иному, поэтому она понимала, что нужно себя начинать потихоньку заставлять, как говорят: шевелиться.

«Вот черт, йогурт то не нужно было есть» — подумала Вера, когда пластмассовый стаканчик был уже опустошен.

С этими мыслями Вера задумалась, больше всего пытаясь оправдать себя за то, чтобы не идти сейчас на прогулку, а лучше поехать сразу же по магазинам. В конце концов, она же живет на море и море не куда не денется, и прогуляться можно будет и вечером, но зная себя и свою хитрую лень, которая вечером уложит ее на диван, включит телевизор и заставит смотреть очередную мыльную оперу, она решила идти на прогулку, поэтому пошла одевать спортивные кроссовки и черные гамаши, которые на ней сидели  отлично, подчеркивая ее красивые ноги, бедра, выделяя на этом фоне ее талию и довольно массивную грудь.

— Ну, все я на прогулку, — написала Вера мужу, чтобы он имел в виду, что ее не будет на связи не менее часа.

Вдруг, она замерла на месте, пытаясь вспомнить: нечего ли она не забыла и, махнув рукой по воздуху, давая тем самым понять, что, да – так и есть, подошла к серванту. Она открыла стеклянные створки и достала маленький розовый плейер с наушниками, после чего наконец-то вышла из дома, и, закрыв дверь, на секунду снова остановилась, чтобы вдохнуть утреннего воздуха, пропитанного запахом моря. Она вновь потянулась и быстрым шагом направилась к калитке, обратив по пути внимание, что пришел садовник, который занимался подрезанием изгороди, а также, скорее всего, должен был почистить бассейн, потому что были приготовлены все необходимые инструменты для этого, лежавшие тут же рядом.

Глава 2

Вера вышла из калитки, повернула налево и, пройдя по улице в сторону моря, остановилась на смотровой площадке, перед лестницей, ведущий вниз к променаду (набережная вдоль моря, которую местные жители именно так именовали). Мыс возвышался над уровнем моря метров тридцать. С одного края даже больше на пару метров, с другого чуть поменьше. В месте, где остановилась Вера, высота была, как раз метров 30; там же, чуть левее, в метрах десяти от смотровой площадки, стояла белая башня высотой с пятиэтажный дом. Сколько ей лет она не знала, но как-то ей попалась старая фотография этого мыса, сделанная еще в тридцатые годы. Она увидела, что здесь башня уже была, а вот домов не было совсем и даже ни одного дерева, а только трава и невысокие кустарники.

— Hello, — сзади женщины послышался голос старенькой женщины.

Вера обернулась. Она узнала в маленькой, немного сгорбившейся женщине, лет семидесяти, англичанку, имени которой она так не могла запомнить. Она улыбалась, такой неровной улыбкой, потому что многочисленные морщины на ее лице не давали ей этого уже сделать, сковывая губы, и тесня улыбку, зажимая ее, словно лодку в пучине волн. Она занималась тем, что подкармливала бродячих кошек, которых было очень много в этой округе, так же как и диких кроликов, но их, конечно же, она не кормила. Это считалось в среде англичан и ирландцев, коих здесь среди иностранцев было представлено больше всех иных наций, благородным делом. Как поняла Вера, ей выделяли какие-то деньги соотечественники, на которые она покупала корм для кошек и вот так и ездила, и подкармливала животных, на своем стареньком форде. Вера не знала не одного слова на английском языке, как и эта старенькая женщина не знала русского языка, но они сумели, как-то объясниться на языке жестов, что позволило Вере узнать про это ее дело и то, что она живет здесь уже лет десять совсем одна, как вышла на пенсию. Куда делся муж и был ли он вообще, Вера не поняла, а уточнять посчитала лишним.

— Hello, — произнесла Вера, выучив единственное слово на этом языке. Испанский язык, она уже помаленьку начала осваивать и уже могла довольно сносно объясниться в магазине или банке, чтобы донести до собеседника свои пожелания, а также понять, чего от нее хотят. Англичанке же испанский не давался, судя по всему!

Произнеся приветствие, Вера широко улыбнулась; кожа ее была гладенькой и чистой, зубки же на ее смуглом лице казались белым жемчугом. Она очень нравилась англичанке, которая не поленилась, а прошла до нее метров пятьдесят, чтобы поздороваться. Англичанка что-то начала ей объяснять, судя по ее жестикуляции, направленной в сторону небольшого земельного участка, который пустовал и где обычно десяток котов и кошек ждали свою кормилицу, и где она возле припарковала свою машину, — это значило, что она собиралась разложить привезенную кошачью еду и, что вот эти сорванцы, уже прискакали, словно чуя, что сейчас она подъедет, чтобы их накормить. Потом она показала рукой в небо, что скорей всего подразумевалось, что погода сегодня очень хорошая, как оно и было на самом деле, а о погоде англичане вообще любили говорить много, но с Верой это было сделать сложно, поэтому эта тема не развивалась более чем небольшого вежливого отступления, чтобы скрасить встречу или беседу.

— Si, si! – закивала Вера, произнеся на испанском «да», показывая тем самым, что поняла, вроде как, что она ей сказала.

Также Вера указала на свои спортивные гамаши, изобразив своими двумя пальчиками, что-то вроде ходьбы, мол, она пошла на спортивную прогулку.

Англичанка улыбнулась, кивая, и помахала ей рукой, что означало, что тогда она не будет мешать, а пойдет делать свои дела, а Вере она желала хорошей прогулки.

Вера помахала ей в ответ!

Со смотровой площадки открывался удивительный вид на море, берег, который уходил своей обрывистой линией вдаль моря, обрываясь на очередном повороте и вновь появляясь. Вдали виднелась остроконечная вершина какой-то горы, сильно напоминающая пирамиду, как будто это и есть далекий Египет со своими чудесами света. Это гора была вроде как отделена морем от берега, что, скорее всего это было не так, а всего лишь тяжело было разглядеть невооруженным взглядом береговую линию, соединяющуюся с ней. Внизу, немного правее виднелся пляж, а напротив смотровой площадки, была стоянка маленьких яхт и катеров. Вера немного полюбовалась еще какое-то время красивым пейзажем и спустилась вниз на променад и пошла, накручивать километры, включив негромко музыку в плейере, так чтобы ей она украшала дорогу, вписываясь в общий ансамбль, и не в коем разе не затеняя общую картину, где было полно и других интересных фрагментов: красок и звуков. Обычно она ходила километров по пять, но это было редко, потому что Вера могла проспать и встать слишком поздно, если засматривалась, например, какой-нибудь интересной кинокартиной. Однако, она все время пыталась все-таки себе внушить, что пора заняться спортом, ну или ни так громко – физкультурой, и она же искренне верила, что ее затянуло в спортивный водоворот. Поэтому, когда, если она кому-нибудь произносила фразу, касающуюся ее утренних спортивных прогулок, то говорила так: «Я обычно хожу 5 километров!». На самом деле можно было бы перефразировать и сказать немногим иначе: «Я прошла как-то пять километров и мне понравилось, и я бы еще прошлась как-нибудь, а может быть и ходила еще раз, но сейчас не вспомню, да и вообще нужна ли эта статистика!?».

— Hola! – помахал какой-то мужчина, скорее всего испанец, когда пробежал мимо Веры навстречу.

— Hola! – абсолютно искренне бросила она ему в след.

Здесь вообще все всегда здоровались и знакомые, и незнакомые люди и не только, когда прогуливались по здешним местам, а допустим и в городе порой частенько обменивались приветствиями, потому что людям было хорошо и на душе не скребли кошки, и они хотели со всеми делиться своим прекрасным настроением. Вера же интуитивно начала этому подражать.

Идя быстрым шагом по дорожке, выложенной тротуарной плиточкой, Вера заглядывалась морем, смотря вниз, до которого было еще добрых метров десять – пятнадцать, потому что променад, в аккурат, был расположен посередине между водой и верхней частью берега, условно говоря, хотя конечно точно этого никто не измерял, а только ориентировочно подразумевал, но смотрелось визуально именно так.

— Hola! –вновь ее окликнули. Молодая влюбленная парочка, мужчины и женщины, которые, взяв друг друга за руку, не торопясь шли в том же направлении, что и Вера, но она их обогнала, и они  с ней приветливо поздоровались.

— Hola! – улыбнулась она им в ответ.

Вера сразу же вспомнила, что и они когда-то с Сашей, вот так прогуливались, не торопясь и целовались, целовались! Ее Саша любил целоваться, нельзя было у него этого отнять и она, ранее целуясь холодно и бесчувственно с теми другими, которые были у нее до него, с ним же поняла, что значить наслаждаться с любимым человеком поцелуями, которые могли выразить любые ваши чувства и можно было бы этим и насытиться, не заходя даже дальше. Тогда она не замечала, что у него не тот запах, который она бы не любила, от которого у нее могло бы проснуться ощущение брезгливости – нет! Почему же все так потом переменилось, неужели он постарел и поэтому и многие его физические свойства изменились? Может быть и так! Да, действительно годы прошли и его тело немного одрябло! Не было уже у него кубиков, символизирующих крепкий и красивый пресс! В нем прибавилось лишнего веса, хотя если честно это его не портило – он возмужал, а то все казался непогодам молоденьким. Но не эта была основная причина, которая словно изменило обоняние Веры, которая вроде, как с ее слов, стала острее намного чувствовать запахи. Она ему это говорила, чтобы как-то оправдать себя, в ее придирках, которые бесили ее мужа, — это было очевидно. Главной причиной послужили отношения, которые разрушались, не оставляя ничего кроме отвращения к некогда самой большей в ее жизни любви. Она ничего не могла с этим поделать, хотя надо отдать ей должное она пыталась, она боролась, как женщина, которая внушала себе, что нужно терпеть и терпеть! А вдруг, потом наступит чудо? Но…., сама уже и не верила в чудеса.  Но как можно было вынести так долго, как она выносила, своего мужа, как считала Вера, который много раз в жизни поступал с ней как с вещью, которую не любят и не лелеют, а держат где-то там, на чердаке в пыли и только по надобности достают, когда нельзя по-другому обойтись.

— Я ведь не вещь, которую ты ставишь в шкаф, а потом достаешь! – кричала она ему, потому что он слушал, но не мог услышать ее.

— А, кто ты тогда?! – кричал Александр на нее, потому что правда его злила и косила с ног, и он ничего не видел и не слышал и в нем бурлила ярость и ненависть, которые могли бы наделать страшные вещи, потому что он становился абсолютно неуправляемым, если бы Вера продолжала дальше в том же духе. Зная уже за годы, прожитые с Александром, чем могло бы это все закончиться, она аккуратно сводила на нет подобную стычку, сбавляя обороты. А ведь и было, что она шла наперекор ему, и он тогда мог схватить ее за кудри и потаскать по полу, снова поднять и схватить за шею, словно собирался задушить и в этот момент она, закрыв глаза, которые прикрывали со страху дрожащие веки, ждала, когда у него пройдет очередной приступ бешенства, который, слава Богу, никогда не длился долго.

Как нестранно, когда очередная ссора заканчивалась, Александр успокаивался, Вера же поплакав тихо в ванной комнате, начинала чувствовать, что она его все равно любит, хотя рисовала у себя в голове страшные картины мщения, только что, после таких его выпадов. Александр, словно просыпался от страшного сна и его тоже мучили угрызения совести, и он пытался, как-то изменить ситуацию, но он не бежал за цветами сразу же, и не падал на колени, чтобы вымолить прощения, а просто выглядел таким несчастным (хотя так оно и было, потому что он любил ее безумно), что Вера глядя на свое чудовище каким-то образом умудрялась ему намекнуть, что им нужно именно сейчас слиться в порыве страсти!

Какая же была у них потом ночь! Но самое главное, как они остро в те мгновения чувствовали близость друг друга, словно наступила не ночь, а солнечное утро, после страшной ночи и грозы, которые казались, могли погубить все живое, но жизнь сохранилась каким-то чудом, и теперь наступило торжество света.

Наследующий день, Вера уже могла спокойно потребовать от Александра каких-нибудь подарков, которые он при любой другой ситуации бы и не почесался бы даже купить и подарить, а теперь был самый подходящий момент!

— Вот черт! — ругался он в шутку. — Я всегда так попадаю с тобой, как только начинаю выходить из себя! Больше меня волнует, то, что я вновь попал на деньги, — смеялся Александр.

— А, то! – Избил меня вчера! Сволочь! – грубо, но по-доброму, отвечала ему Вера.

— Да не бил я тебя, Зайка! – защищал себя Александр, который в действительности забывал многие моменты ссор, потому что настолько у него затмевала злостью порой ум, что он даже думал, что искренне говорит правду.

Вера же ему подробно в деталях начинала все рассказывать: слова, которыми он ее одарял, как таскал за волосы, обещая убить, за шею хватал…. При этом она ему начинала показывать следы, оставшееся после его рук.

— Прости меня! – только тогда сдавался Александр на милость жены, кляня на чем свет стоит, себя, за то, что он вот такой психопат. – У меня как помутнение какое-то случается, когда ты начинаешь мне противиться!

— Как я тебе противлюсь, Саша? – недоумевала Вера.

— Я же все тебе делаю! – Ну, подумаешь там, огрызнулась немного, но ведь убивать что ли меня за это?

— Прости, прости! Ты ведь вчера еще у подруги задержалась, а я пришел с работы голодный, поэтому и злой и сорвался! – нашел себе в оправдание еще доводы, муж Веры.

— Все же было приготовлено! Тебе нужно было разогреть только!

— Прости, прости! – только и повторял Александр, а сам все подкрадывался, подкрадывался к ней, пока вновь они не сливались в страстных объятиях.

Так все и было, но потом прошло! И ссоры стали уже не такими, ни как ливень, который тут же сменялся солнцем, а как противный морящий дождь, который лил уже долгое время, и не было ему конца.

Вера, окунувшись с головой в свои мысли и не заметила, как дошла уже до намеченного поворота. Ей нужно было немного сбавить обороты, от того, что ей было непривычным делом вот так ходить быстро, потому что могли бы заболеть мышцы, и тогда бы удовольствие сменилось неким страданием, чего бы она, конечно, не желала бы.

— Здравствуйте! – поздоровались с Верой на русском языке, что было не в диковинку, потому что в этих крах жило очень много русскоговорящих людей, поэтому родная речь слышалась чуть ли не на каждом перекрестке.

— Здравствуйте! – отозвалась она, на приветствие женщины лет шестидесяти, которая здесь жила постоянно уже как лет пять, получив все необходимы документы с правом на жительство.

Они еще месяц как назад познакомились в русском магазине, где Вера покупала селедку, которую в других магазинах было не найти, и все любители этого сугубо российского блюда, ходили в такие вот национальные магазины. Обменялись телефонами и с тех пор иногда встречались в кафе, посудачить на разные женские темы.

— Ты решила пройтись, я смотрю!

Женщина по причине старшего возраста, сильно не церемонилась и не увлекалась излишними манерами, поэтому уже спокойно обращалась на «ты» к Вере.

— Ага! – запыхавшись немного, ответила Вера.

— Правильно — ходи! Я вон каждое утро стараюсь ходить! В моем возрасте надо больше двигаться!

— Вы молодец!

—  Ну… так! – улыбнулась женщина.

Эту русскую женщину звали Харитонова Рима Андреевна, но чаще всего ее называли просто Рима, как самой ей больше всего и нравилось. Она была такого же роста, как Вера, носила короткие волосы, выкрашенные в светлый цвет, полнее Веры, но в свои годы выглядела очень даже не чего, имея привлекательные черты лица и красивой формы голубые глаза; многие Испанские мужчины ее возраста, заглядывались на нее, чем ей очень это прельщало. Она была вдовой, вот уже как пять лет, поэтому жила одна, переехав сразу же после смерти мужа в Испанию насовсем. Раньше они только лишь приезжали с супругом сюда отдохнуть, но с тех пор как его не стало, в Россию она стала возвращаться только изредка, чтобы навестить его могилку.

— Может, сегодня кофе выпьем, в баре, где-нибудь, — предложила Римма.

— С Удовольствием! – согласилась Вера. – Давай те я вас наберу, когда готова буду и заеду за вами? – на ходу общались женщины, возвращаясь обратно уже вместе.

Вера уже выключила совсем свой плейер, потому что знала уже, что Римма без умолку будет о чем-то ей рассказывать, потому что этой женщине нужно было больше с кем-то общаться, чтобы не сойти с ума от одиночества. Это только с виду казалось, что она такая активная и жизнерадостная, но на самом деле все обстояло иначе, поэтому Вера поддерживала ее, стараясь делать вид, что все, что она говорит ей, интересно, хотя кое-что ее действительно забавляло, ведь Римма прожила все-таки жизнь.

Дистанция у Риммы   была длинней, но она уже возвращалась обратно и как раз нагнала Веру, поэтому они решили пройтись дальше вместе, в принципе и деваться то уже было некуда, как не идти попутно, где бы им пришлось расстаться чуть раньше, потому что Вера жила в Торребланко, а Римма в другом районе, называемом -Кампоамор.

— Ну что, тогда, жду твоего звонка дорогая! – не останавливаясь, произнесла Рима своей молодой подруге, когда они приблизились к лестнице, ведущей наверх, откуда некоторое время назад и спустилась Вера.

— Я только схожу в душ, переоденусь и наберу вас! Только вот вам еще же столько пройти нужно, — неуверенно, вдогонку отозвалась Вера.

— Ничего! Я быстро дойду, — уже издалека, быстро обернувшись, откликнулась Рима и заметно прибавила шаг, который сейчас выглядел, как кавалерийский.

— Тогда до встречи!

Вера не так рьяна, как Римма, но попыталась прибавить шаг, вспомнив свое детство, когда она легко забегала по лестницам, но наверху она поняла, что она уже значительно старше той девочки с косичками.

Глава 3

— Por favor, café solo! — попросила Вера официанта, молодого высокого мужчину, похожего на латиноамериканца, принести ей черный кофе.

— Я смотрю, ты уже наловчилась на испанском языке, говорить, — похвалила Римма. – Tambien? Por favor, — произнесла она тому же официанту, что означало: ей то же черный кофе.

— Немного только! Надо хоть на курсы записаться и начать осваивать уже в серьез язык.

— Начинай, конечно! Вы с мужем собираетесь сюда, насовсем жить, переехать, когда-нибудь? – поинтересовалась Римма, которая была очень любопытной.

— Я очень хотела бы! Он не знаю, хотя ему тоже нравится здесь, но вот только работа же там у него.

— Чем он занимается?

Такой вопрос Риммы застал врасплох Веру, которая сразу же даже и не сообразила: чем же конкретно занимается ее муж?

— Фирма у него своя, но точно уж, чем он там занят, я не знаю, но судя по всему, как и большинство в России, торговлей. Я слышу краем уха, что он все время ведет переговоры с разными заводами, но не вдаюсь в подробности. Раньше как-то еще поначалу я интересовалась, что он делает, а потом как-то остыла, да и он сильно меня никогда и не подпускал к своим делам.

— Ну, денег хватает?

— С Его слов, их нет у него все время, то одно мне начинает объяснять, то другое. Каждый раз чуть ли не со скандалом у него их выдираю, — пояснила Вера, улыбнувшись при этом такой злорадной улыбкой, что сразу же было понятно, что если и есть деньги, но не про ее честь, так сказать.

— Мой муж, царствие ему небесное, тоже все время жаловался мне, что денег у него нет, хотя они были, я же видела, и куда они потом делись после его смерти: не пойму? Он внезапно умер, хорошо хоть дом здесь в Испании остался и дом в России, который продали мы с детьми. И на эти средства, я и живу, а часть с продажи дома между сыновьями разделила.

-Сколько у вас детей?

— Двое.

И все парни?

— Старшему Михаилу тридцать девять, а младшему двадцать три. У старшего сына уже доченька, внученька моя — Машенька! Ей три года, — похвасталась Римма, по которой было видно, что она очень любит своих детей и внучку.

— Поздно родили?

— Да! Все ни как сноха не могла забеременеть, но, слава Богу! А мужу так и не удалось с внучкой увидеться, — с печалью в голосе произнесла Римма.

На минутку образовалась пауза. Вера видела, что в некоторых моментах разговора Римма теряется, потому что ее муж словно всплывает перед ней, как только она упоминает о нем.

— Они в России живут?

— Да! Оба в Москве. Каждое лето гостят у меня. В этом году тоже должны приехать. Вроде как сегодня-завтра билеты должны купить.

—  Младший сын женат?

— Нет еще, но девушка есть, не плохая вроде на первый взгляд, но жениться он почему-то не торопится!

Когда женщинам принесли кофе, Римма достала из своей черной кожаной сумочки, бело-голубую пачку сигарет и предложила Вере.

— Нет, спасибо! — поблагодарила Вера, но по ее глазам можно было прочесть, что она бы не отказалась покурить, будь Римма понастойчивей.

— Ты не куришь?

— Раньше курила, а сейчас только так изредка, чтобы муж не дай Бог не узнал, а то убьет! – вполне серьезно произнесла Вера.

Вера начала курить еще в семнадцать лет, в школе, в последнем классе, когда они с девчонками уже флиртовали с парнями, которые почти все курили, и она так и привязалась к табачному дыму, сначала баловалась и не заметила, как втянулась, что даже бывало, не хватало и пачки в день. Ей потом Александр, когда они уже стали дружить, как-то раз сделал замечание, что у нее сильно виден желтый налет с обратной стороны нижнего ряда зубов, что очень некрасиво, хотя зубы у Веры были очень белые. Ее это очень сильно задело, но она не подала виду, а сходила в стоматологию, чтобы счистить этот налет. И курить она стала гораздо меньше, может быть именно из-за этого. Несмотря на такое колкое замечание, которое судя по всему было небезосновательным, по всей видимости, Александра начало раздражать наличие этого изъяна. Но ее будущего мужу нравилось наблюдать за ней, когда она курит – его это возбуждало, как он потом признался, хотя она сразу же это прочитала в его глазах. С появлением в ее жизни этого мужчины, который абсолютно не курил и не пил, она стала предпринимать попытки совсем бросить курить. Но, когда они занимались любовью, в перерывах между подносом боевых снарядов, вот тогда она могла позволить себе сигаретку, не в силах сдержаться. Еще ей нравилось курить с утра, когда на столе стояла чашечка черного кофе, и его аромат нужно было обязательно дополнить запахом табака. Со временем Александр решил ей запретить курить, видя, что ей самой не хватает силы воли избавиться от вредной привычки, как это он сделал себе однажды, хотя он и не курил, но баловался, когда еще был совсем юн. Александр взялся, что называется за ум, как он хвастался перед ней и другими, и начал вести здоровый образ жизни с лет двенадцати и того же желал и всем, но вот Вере он запретил нахрапом, не удосужившись вникнуть в женскую ее сущность. Ее это злило и даже не потому, что табак настолько въелся в ее сознание, а потому что он показал кто здесь главный, хотя она считала, что у них любовь, а значит, равенство и никаких не может быть, между собой, склок и упреков, но Александр, настоял на своем, и она бросила вроде как курить, но когда у нее была такая возможность, она ею пользовалась. Однажды он ее унюхал и устроил ей грандиозный скандал, но не тронул пальцем даже, что было даже странно, но он был настолько расстроен тем, что она его обманывает, что чуть не развелся. Он уже даже в сердцах сообщил своим родителям, что бросает эту дрянь, прямо так и сказал, но здравый смысл восторжествовал, и брак не распался. Вера тогда не на шутку испугалась и решила больше не испытывать судьбу и все-таки забыть про сигареты ее хватало ненадолго, и она снова принималась за старое, хотя это было очень, очень редко.

— Так откуда же он узнает?

— Узнает! Не знаю…., — грустно улыбнулась Вера, вдруг почувствовав одиночество за годы взаимного недопонимания , от чего у нее даже пробежал холодок по телу. – А давайте тогда ладно! – решилась женщина.

С этими словами она потянулась за сигареткой.

Вера прикурила и удобней расположилась в мягком кресле, в котором она сидела на улице, на веранде в кафе, потому что было градусов 23-25, хотя и был март. Кафе располагалось недалеко от дома, но добираться до него лучше было бы на машине, потому что пешком пришлось бы изрядно попотеть. Она вытянула ноги, дабы место хватало под столиком, и вдохнула в себя дым сигареты, чувствуя, как он наполняет ее легкие, в голове же сразу защекотало приятным чувством расслабленности. Немного задержав, она выпустила струю дыма верху. Она была не просто очаровательной женщиной, а яркой красавицей. Ей очень шло, когда она зачесывало на гладко волосы назад, покрывая их лаком, чтобы ни один волосинок не топорщился, и если она была в этот момент еще в чем-то черном, то походила на такую черную роковую женщину, способную свести с ума любого мужчину. На это раз она была в серенькой кофточке, потому что дул ветерок, и, несмотря на то, что было относительно тепло, можно было простудиться. Волосы же она прибрала именно так, как нравилось больше всего Александру и другим мужчинам, которые когда-то ей об этом говорили наперебой. Она заметила, что на нее пялит глаза какой-то светловолосый мужчина, сидевший неподалеку за столиком, попивая кофе, но не стала его обнадеживать, делая вид, что не замечает его.

Римма то же вытянула свои старенькие ноги, облаченные в синие джинсы, и то же вроде как смаковала сигарету. Она уже курила давно и еще и при муже, поэтому она не могла сейчас так же, как и Вера насладиться этим удовольствием, потому что у нее это было уже вредной укоренившейся привычкой, без которой она уже не могла жить.

— Я смотрю тебе нравиться курить! – улыбнулась Римма.

— Да, очень, но я последний раз уже и не помню, когда курила, может месяц тому назад, когда еще в России была. Пригласили на день рождение подружки, и я там не удержалась, покурила немного. Все потом заедала всякой всячиной, руки с мылом мыла и лицо, чтобы Саша не занюхал. Хорошо, что многие курили там, поэтому одежда все равно провоняла, но я списала все это на компанию курильщиков.

— Ты серьезно, что ли? Неужто, он такой у тебя строгий? – недоумевала Римма, которая, по всей видимости, не была столь критична к своему мужу, покойничку, который может и был строг, но точно не держал ее в таких ежовых рукавицах.

— Еще какой! Он и пить мне запретил!

— Совсем?

— Ни капли не дает! Проверяет, после каждого праздника, если меня отпустит куда-то. Сам никогда со мной не ходит к моим друзьям и знакомым; только изредка к его друзьям ходим вместе и как пионеры сидим там, галстуки бы еще повязать, — улыбнулась Вера, но в голосе ее слышалась печаль.

Она вдруг вспомнила один случай из жизни с мужем, как однажды он отпустил ее с подругой на дачу к ним за город (они еще тогда жили в квартире) с ночевкой. Ее подруга была старше Веры года на четыре, боевая, задорная женщина, которая сразу же предложила ей закупить пивом. Не смотря на то, что она знала, что муж Веры этого не приемлет, но не думала, что он как-то узнает обо всем этом и наивно пологая, что все им сойдет с рук и убедила, вроде, как поначалу сопротивлявшуюся подругу, купить самый любимый ее напиток молодости. Они истопили баньку, а перед этим на двоих выпили бутылок десять и тут приехал Александр. Что там было! То, что он не убил Веру, было чудом, потому что он был в такой ярости, что ничего не видел, а только крушил все на свете. Ее подруга пыталась его утихомирить, но было бесполезно. Он ударил Веру несколько раз ладонью, от каждого его удара она валилась на пол; потом он ее поднимал и снова ударял. и она снова падала.  Вера не кричала, а только твердила: «за что?» — пытаясь убедить его, что она не пила, но он не унимался, заставив ее одеться, повез в приемный покой, чтобы при нем ее проверили на алкоголь. В больнице, видя какое состояние у мужчины, дежурившая врач не стала даже перечить ему, не смотря на некую комичность ситуации, а предложила Вере сдать кровь, но она твердо отказалась. Александру ничего не оставалось, как ретироваться, потому что злость спадала, и он начинал соображать, что выглядит сумасшедшим сейчас в глазах тех, кто наблюдал за этой картиной.

— Так нельзя тоже! – вздохнула Римма, которая видимо, вспомнила своего мужа. Он пил у меня не часто, но как напьется, то плохой был, но мне не запрещал ни курить, ни пить, так только иногда дразнил меня, за то, что я не могу курить бросить, потому что сам не курил. И я не пила много, так иногда то же по праздникам. Мы в основном вместе с ним везде ходили.

— А Мы нет!

С этими словами Вера еще сильнее затянулась, чтобы видимо с помощью сигареты, заглушить нахлынувшие на нее чувства обиды за себя и мужа, которые не смогли, прожив столько лет, понять друг друга. Она винила его за то, что он не смог ее понять и дать хоть ей малейшего продуха, а не держать молодую женщину в неких оковах принципов, от которых ей было невыносимо больно. Она и себя сейчас винила, за то, что ей не хватало, как ему разума и веры, понять и заставить себя жить по его правилам, чтобы уж он точно всем был доволен. Та правильная жизнь, которую проповедовал ее муж, заставляя ее верить в это же самое, разбивалась о многие противоречия, которым он же сам был подвергнут. С одной стороны, он не пил и не курил, верил в Бога, но с таким же или еще большим рвением благотворил деньги, ради которых убивал всю свою молодость. Она бы и смерилась со всеми его требованиями, но когда Вера видела его злобное лицо, которое было чем-то там не довольно на работе, а теперь весь свой гнев выпускала дома, она сразу же все свои пожелания, направленные на то, чтобы следовать тем идеалам, о которых все время твердил ее муж, разворачивалась на 180 градусов, только лишь назло. «Прежде чем меня поучать в том, что правильно, а что нет, пусть сам в себе разберется, а то ведет себя, как свинья последняя с людьми, в том числе со мной, прикрываясь своими достоинствами, не замечая своих главных недостатков» — рассуждала Вера. Главными его недостатками, как считала Вера, было то, что он нетерпелив, не сдержан, порой жаден и в то же время безрассуден с деньгами. Он прямо кипел, противоречиями порой походя на умалишённого, чего она ему не говорила в глаза, но шипела за спиной, когда была в ярости на него после очередной выходки мужа.

— Если у тебя будет как-нибудь время, может, ко мне заедешь домой? Посмотришь, как я живу, — предложила Римма.

— С Удовольствием, — поблагодарила за приглашение Вера, которая не горела большим желанием ездить по гостям, тем более к человеку, которого знала совсем недавно, но с другой стороны, ей нужно было обрастать здесь знакомыми, чтобы как-то начинать обвыкаться на новом месте.

Раньше они с мужем ездили сюда позагорать, покупаться, то есть насладиться природой и активным отдыхом, а сейчас все шло к тому, что она здесь жила уже намного дольше и начинала воспринимать Испанию, как новый дом, тем более ей очень нравилось в здешних краях и она бы не возвращалась больше в Россию, ну хотя бы год или два, где ее ничего, по сути, не держало, а Саша и сам мог сюда приехать погостить на пару недель, больше она не желала бы его видеть, о чем правда старалась говорить пока еще осторожно, чтобы не разозлить его, но чувствовала именно это.

Посидев в кафе около часа, поведав друг другу больше, наверное, вздохи, а не слова женщины засобирались домой, хотя их никто не торопил, но и делать то больше было нечего. Если бы Вера еще кого-нибудь знала в здешних краях, то отправилась бы повидаться еще с кем-нибудь.

— Чем сейчас займетесь? – спросила Вера Римму, просто так, чтобы не казаться невежливой, а то большую часть времени они промолчали, каждая думая о своем.

— Прилягу, пойду! Сегодня с утра находилась, устала, чувствую, что ноги гудят.

— Так может вам меньше нужно ходить?

— Я привыкла уже по столько ходить, хотя может ты и права, но пока ничего не беспокоит, поэтому надо ходить. Жалко вот, что вода холодная еще, а то такая благодать была бы сходить еще искупнуться.

— А, ты?

— Не знаю даже, может, почитаю, — неуверенно предположила Вера, которая последнее время увлеклась чтением классики, в особенности стихов и поэм А.С. Пушкина. — Может, телевизор посмотрю, хотя там только вечером начинаются интересные сериалы.

— Я сейчас тоже смотрю интересный сериал про любовь, там, где богатенькая девушка встретила мужчину и влюбилась в него, а отец ее был против…

— Я тоже его смотрю, —  засмеялась Вера, — его вся страна, наверное, смотрит?

— Интересный же! Мне нравится!

— Muchas gracias! – поблагодарили женщина официанта и оставив 20 сентимов на чай, встали и направились к машине Веры, старенькой БМВ, которую она купила вопреки воле мужа почти год тому назад, от чего у того бедного чуть не случился инфаркт.

Проходя мимо столика незнакомца, Вера взглянула на мужчину, и он тоже встрепенулся от того что на него обратила-таки наконец-то внимание эта черноволосая красавица.

— Hello, — поприветствовал мужчина ее, видя, что она на него взглянула.

В ответ Вера только улыбнулась и прошла мимо к машине. За ней следом проследовала, чуть хромая, отсидев видимо ногу, Римма.

— Хорошо иметь машину! – позавидовала Римма.

— Так эта старая совсем! Муж мне раньше совсем не давал ездить и только здесь разрешил и то, пока я сама не купила машину, попросив отца своего деньги скинуть мне на карту, а его поставила перед фактом. Он потом бедный даже слег, все ни как поверить не мог, что я его ослушалась! Отцу моему давай звонить, чтобы объясниться, как он типа посмел поступить!? Деньги ему сразу же вернул обратно.

— Я так и не поездила, хотя еще перед смертью муж заставил меня выучиться на права, а машину уже не успел купить, а я одна боюсь ездить, — вздохнула Римма, которой было не понять сейчас негодование ее молодой спутницы.

Вера ничего не дополнила, подумав видимо, что смерть куда хуже, чем все эти ссоры между супругами, прожившими немало лет.  Может быть, просто они устали друг от друга и нужно бы было только найти способ, чтобы встряхнуться, но ни он, ни она не знали, где отыскать этот хитрый способ, который бы вернул им, утерянные чувства.

Глава 4

Вечером того же дня, Вера затопила их буржуйку, подкинув несколько кривых и изогнутых дровишек и когда огонь разгорелся и тепло быстро начало разливаться по залу, легла на диван, взяв томик Пушкина и начала пролистывать страницы пока не выбрала интересное стихотворение. Вера в молодости сильно не заморачивалась чтением книг, хотя и любила читать, и была довольно грамотным человеком, и в отличие от своего мужа, писала без ошибок. Александр же и говорил, бывало, коверкая слова и писал, мало того, что его почерк был ужасным, так и еще ошибок делал кучу, хотя больше от невнимательности, потому что не сказать, что он был невежественным по отношению к знаниям, но такой недостаток имел место быть.

— Почему ты все время говоришь «пермени»? – как-то высказала Александру его жена, что он неправильно употребляет это слово.

— А Как я должен говорить? – вскипел он.

— Правильно говорить: пельмени! – пояснила Вера, которая этим самым уколола его по больней, устав слышать от него, что он весь такой правильный, а говорить и писать не может.

— Да пошла ты! Прицепилась, то же, мне! – понесся Александр сразу же по одному и тому же списку ее недостатков, который он всегда пролистывал, когда ссорился с женой.

Ссора уже была неминуема, от того, что его задели за живое. Он знал про эти свои проблемы, но не хотел слышать о них, тем более от жены, перед которой действительно вел себя, как петух перед курицей.

— Ты шлюха невежественная, которая целыми днями спит, не работает! Перетрахалась в свое время с сотней мужиков: ты меня еще учить будешь? – вопил Александр, что даже дыхание у него обрывалось, а голос переходил на взрывной шепот.

Вера молчала, только лишь ее глаза наливались слезами и одна за другой начинали скатываться вниз по щеке. Она не была истеричкой, а все ее переживания держала внутри, может, поэтому уже в тридцать лет была абсолютно седой и все ее черные красивые кудрявые волосы, были всего лишь выкрашены в ее родной цвет.

Седеть она начала рано, еще до замужества, но скорее всего жизнь с Александром ускорила этот процесс, потому что она любила его, и он то же, но своей своеобразной манерой поведения, своими приступами бешенства довел начатое природой дело, и она посидела в конец. Он переживал, поэтому поводу и когда в минуты покоя и тишины они мирно ворковали, как два голубка, он признавался ей, что он настоящий монстр и это по его вине ее волосы белые.  Ей было жалко своего мужа, который был совсем не такой, и только она знала, на самом деле, какой он есть: нежный, добрый, ласковый мужчина, но со зверем внутри себя, который порой просыпался, словно медведь после зимней спячки, голодный и злой.

Почитав стихи русского поэта некоторое время, она отложила книгу в сторону и, взяв, пульт в руки включила телевизор, где должна была начаться очередная серия фильма, который она от нечего делать смотрела уже который день. Сюжет фильма был очень простым, но артисты играли неплохо, на ее взгляд и ей казалось, что их слова о любви искренние настолько, что и в жизни они тоже влюблены друг в друга, а не только на сцене. Ей нужно было видеть и слышать о любви, которая покинула ее, чтобы хотя бы верить, что любовь обязательно к ней вернется, но вот только объединит ли любовь их с Сашей или появится новый герой в ее жизни, она не знала. Закрывая глаза, она не могла поверить, что наступит тот час, когда рядом больше не будет ее мужа, а обнимать и целовать ее будет другой мужчина, хотя желала этого, потому что в ней не иссохли еще чувства страсти, как некогда полноводная река пересыхает от жаркой и знойной погоды. Чтобы не сойти с ума она целенаправленно подавляла в себе чувство любви и страсти, стараясь не думать об этом, хотя вот такие фильмы будили в ней это, и она начинала робко мечтать. Свои же плотские желания она воплощала в жизнь разными извращенными способами, которые приходили в голову: струей воды в душе, пальчиком под одеялом, когда перед сном, лежа в одиночеств в ее голову влетали разные фантазии, воплотить которые ей было не с кем и даже, если она была рядом с мужем, видя, как он мирно посапывает, даже не пыталась его будить, зная, что он уже не способен сотворить с ней чудо, а ведь все это было когда-то. Однажды, она намекнула, чтобы он купил ей сексуальную игрушку, но в ответ он разорался, посчитав, что его она этим самым оскорбила и больше она об этом не говорила никогда с ним, боясь его реакции. С Александром вообще, говорить о сексе было сложно и скучно, потому что он был втиснут самим же им придуманные рамки, где не было место разным забавным фантазиям, хотя надо сказать, что в постели с Верой он достиг многих высот, которые были ему недоступны до нее, но это и понятно, потому что не было у него опыта, но и также всякого рода предрассудки, которыми был напичкана его голова, мешали ему. И Вере пришлось бороться с ними, в прямом смысле этого слова.

Вера потеряла девственность в восемнадцать лет, с одним молодым человеком по имени Тимофей, с которым они познакомились и подружились буквально через неделю, когда она переехала жить и учиться в Екатеринославль. Родом она была из далекого северного города Нягань, где родилась и прожила семнадцать лет, и где и остались жить ее родители, которые и отправили ее Екатеринославль, потому что в Нягани, как и они и Вера считали, что не было ни каких перспектив. Тимофей, невысокий, полноватый молодой человек был старше ее на один год. Тоже студент, но только вот из другого вуза. Он был завидным женихом, потому что был достаточно предприимчивым молодым человеком и уже имел машину и собственную квартиру и может быть, как тогда казалось молоденьким девчонкам – это предел мечтаний иметь такого парня. Вера сама не поняла, как все так вышло, но уже через три дня, они переспали, и она стала женщиной, как иногда подмечают те, кто считает, что женщиной становятся только тогда, когда теряют девственность, хотя это глупо и нелепо так говорить, но такого рода определение витает в воздухе. Связь их продлилась недолго. Вера поняла, что он не ее предел мечтаний и дело было не в том, что кто-то там имел машину или квартиру, а в том, что они должны были в первую очередь любить друг друга, что даже жить бы не могли долго друг без друга, например, как ее родители, которые прожили вместе столько лет и никогда не расставались больше чем на два или три дня, и все еще ворковали между собой, как влюбленные, просто так, говоря в сущности ни о чем.

— Привет, как дела, — пришло сообщение от Александра. — Ты дома?

— Привет, а где же еще, — ответила Вера, которую бесило, что ее проверяют, не доверяя, как маленькой девочке.

— Почему грубишь?

— Нет, я не грублю! Лежу на диване смотрю кино, доброй ночи, — написала Вера, в надежде, что он отстанет, и больше не будет писать.

— Спокойной ночи! Люблю тебя!

«Надо же, вспомнил?» – усмехнулась Вера, но то же написала: «Люблю».

После того, как Вера рассталась с Тимофеем, она пошла по кривой, как потом говорил ей Александр, выставляя себя спасителем ее почти падшей души, что в действительности, конечно, — это не было правдой на сто процентов, хотя и отголоски истины были в этом, но, во-первых, не ему было судить, а во-вторых, так жило большинство, и она не стала всего лишь исключением. Тимофей был большим любителем пива, от чего у него такой был гладкий и круглый живот, что поначалу забавляло Веры, а потом стало бесить, но он привил и ей любовь к пиву, от которой она до сих пор не могла избавиться, также, как и от вкуса сигарет. А там, где пиво, то там и что-нибудь и по крепче возникало, а там, где хмель и мальчики тут как тут, и поехала и полетела бурная молодость, как тройка лошадей, унося за собой и ее. Она действительно не помнила, сколько у нее было мужчин. Разве упомнишь все свои пирушки, где был, как правило, полный комплект. Чего-то постоянного у нее не было, хотя и пробовала жить какое-то время с кем-то, но она не воспринимала этого серьезно, потому что сердце у нее было свободно, но опыт у нее в постели значительно пополнился за счет мужчин, среди которых встречались разные и молодые, как она и старше, каждый оставляя от себя что-то новое. Все изменилось, когда она повстречала Сашу.

Александр был красив и сразу же бросился ей в глаза, но казался холодным и надменным, поэтому она даже не решилась пофлиртовать, решив, что он похож на изгоя, хотя чуть позже она раскусила его, потому что поняла, что он всего лишь стеснялся женщин, а вся его занятость учебой, хоть и присутствовала, но не была первопричиной и решила заполучить этого мужчину в свои руки, которые так и тянулись к нему. Первое время, когда они с ним только познакомились, они даже не целовались; она не настаивала, а он боялся сделать лишнее движение.  Они просто встречались в институте, разговаривали, он даже пытался ее куда-то там пригласить погулять, но она отказывалась, в каких-то случаях намеренно, чтобы рвения в нем прибавилось, в каких-то случаях она не могла, потому что она была сильно востребована у многочисленных друзей, которые куда-нибудь приглашали ее, а она не собиралась себя лишать коротких дней молодости. И первый поцелуй, как и первая близость, случились у них в одну ночь через месяц после знакомства, к чему привела одна поездка загород, в которую пригласил поехать Александр ее с подругой, взяв с собой еще своего друга.

Вера понимала уже, что Александр попался в ее сети, и он уже никуда не денется от нее, поэтому она не торопилась, и хотя ей хотелось быстрей его потрогать, поцеловать и сделать все остальное с этим красивым мужчиной, но как нестранно ее сковывало его лишняя робость, поэтому она ждала подходящего случая и когда он предложил ей отправиться с ним как-то на озеро, она согласилась.

— Поехали на озеро? Возьмешь подругу с собой еще. Я хочу с другом поехать, — пояснил Александр, который не знал уже, как извернуться, чтобы пригласить ее на свидание и поэтому решил, что компанией ехать, будет сподручней, и она не откажется, а он не будет так волноваться, если бы они вдруг оказались вдвоем наедине, на природе, где каждый листочек шепчет слова любви, а он еще так не уверен в себе, как в мужчине, у которого была мимолетно только одна женщина за всю жизнь.

— Отлично! Едим! Я возьму Вику! Когда едим?

— В выходные дни, в субботу…!

— Ты на лесное озеро хочешь поехать?

— Да! Там красиво, и вода чистая!

— Так мы же не будем купаться, я надеюсь? – улыбнулась Вера, потому что был май, и вода еще не прогрелась.

— Да нет! Там шашлычная есть, посидим, покушаем: хотя может я, и искупаюсь? – решил Александр.

— Околеешь же! – засмеялась Вера

— Не! Не думаю, — серьезно ответил он. – Я всегда открываю сезон купания в мае!

— Посмотрим тогда! – засмеялась Вера.

Как и договорились, они отправились на озеро, где провели весело весь день и Александр, как и обещал, искупался, сняв штаны и засветив свои семейные черные плавки, на которых она заметила дырочки. Но ее это не смутило, потому что она любовалась его фигурой, которая после холодной воды выглядела потрясающе: одни мышцы, а в особенности пресс, ее настолько возбудили, что она решила, что сегодня она с ним переспит — обязательно!

— К тебе поедим? – поинтересовалась Вика у Веры, светленькая симпатичная девушка, крепкая телом и с огромной грудью, размера четвертого — не меньше, которую она всегда старалась подчеркнуть, одевая обтягивающие вещи. Сегодня она была в белой и плотно облегающей футболке, сквозь которую можно было разглядеть ее главное достоинство, которое к тому же было без бюстгальтера.

— Ага! – подтвердила Вера, которая снимала двухкомнатную квартиру, деньги за которую высылали ей родители. Она же еще пока не работала, а только присматривалась, чтобы после окончания институту, которое уже было совсем близко — сразу же пойти работать.

Ребята ехали в машине, праворукой японской Тойоте, которая принадлежала Игорю, другу Александра, высокому широкоплечему парню, с пухлыми щеками, очень похожими на такие же круглые щеки Вики. Они вообще как-то странно были похоже друг на друга, как брат и сестра, хотя не догадывались о своем существовании до этого дня и вот только сейчас впервые встретились.

— Ну что, будем сегодня с тобой сексом заниматься? — произнесла Вера, положив руку на колено Александра, который сидел на переднем пассажирском сидение.

Александр даже покраснел, улыбнулся, а потом хихикнул, чтобы не показаться смущенным. Вера пошла в наступление!

— Что ты смутился? – поддел его Игорь.

— Я? Нет! – постарался с невозмутимым видом ответить Александр своему другу.

— Он у нас парень – огонь, девчонки, только вот скромничает! – шутил Игорь, поджимая педаль газа.

Дальше события развивались странным для Александра образом, потому что в квартире Веры остались двое и это были не они с Верой, а Игорь с Викой, которая шепнула ей на ушко, чтобы она сначала ее оставила с этим другом Александра, который ей жутко понравился. Сами же они пошли гулять по городу и только часа через три вернулись. В квартире уже некого не было.

— Ну что, я тогда пойду домой? — произнес Александр неуверенным голосом, когда проводил ее до двери квартиры. Произнесенная им фраза была с подтекстом. Это напоминало то, как обычно молчаливо молятся о том, чтобы ответ прозвучал иначе, чем требовал бы вопрос, заданный больше в утвердительной форме. Прозвучала такая интонация вопроса, где скрывалось сильное желание, которое должно было заставить прозвучать ответ в том виде, который бы устроил произносившего его.

— Оставайся здесь! Поздно же уже! — сказала Вера и поглядела в его глаза, от чего он почувствовал, как кровь прильнула к его лицу от того, что он услышал, то чего жаждал, хотя и робел перед этим. Они молча прошли в квартиру.

Она предложила ему сходить в душ, потому что они были с дороги и уставшие. Дала ему полотенце, и он пошел мыться. Она же в это время занималась тем, что готовила ко сну постель. После того как он принял душ, она тоже пошла помыться, а когда вернулась в спальню, ее рассмешило, то что она увидела. Ее ухажер лежал у стены на двуспальной кровати, даже не накрывшись одеялом, хотя после душа было прохладно. Кровать стояла в самом углу комнаты, одна сторона которой была прижата вплотную к стене. Он словно боялся ее, и как маленький мальчик прижался к самой стене, не смея лечь посередине, а только с краю, как будто боялся занять место королевы. Однако, Вера не подала вида, что ей смешно, тем более свет был выключен, и не было видно ее лица, а только очертания обнаженного тела. Александр же был в тех же дырявых плавках.

Глава 5

Вера с Александром прожили многие годы и провели тысячи ночей вместе, пусть и не всегда они сливались в объятиях, а последние годы можно было посчитать и на пальцах, не боясь ошибиться, а все-таки были у них волшебные мгновения, но вспоминала она всегда только несколько из них, самых дорогих ее сердцу, и на первом месте, безусловно, стояла первая их ночь, после которой она поняла, что этот мужчина точно ее.

— Ты может, ко мне пододвинешься? — предложила Вера Александру, который так и лежал у стены, пока она укладывалась поудобней.

— Извини, я …не знал куда лучше лечь, — пролепетал он.

— Ну, уж точно не на краю света ложиться, — хихикнула Вера.

— Это да! – усмехнулся Александр и перелег ближе к девушке.

Ребята несколько минут лежали в тишине, и она готова была поклясться, что слышит, как у него бьется сердце – это ее забавляла, потому что она была абсолютно спокойна, если не считать того что у нее все было влажно, но ей приходилось соблюдать нейтралитет, ожидая, когда же ее мужчина наконец-то проявит инициативу или и это ей тоже взять в свои руки!?

— Тебе завтра в институт во сколько? – прервал тишину Александр таким вот странным вопросом.

— Завтра же воскресение! – как-то неуверенно произнесла девушка.

— Ах да! – прости.

Они оба засмеялись, словно это была самая смешная шутка, которую они услышали.

— Ты меня рассмешил! – произнесла Вера, когда смех сошел на нет.

— Я чего-то перепутал! – почесал затылок Александр.

— Завтра мы будем отсыпаться! – заявила Вера, предвкушая завтрашнее утро, когда никуда не надо будет вставать раным-рано.

Эти слова согрели, наверное, душу Александру, потому что, когда она произнесла «мы», а это значило, что он будет с ней так долго, в одной кровати, то ему эти слова, видимо, предали уверенности, и он пододвинулся к ней совсем вплотную, пока она не почувствовала прикосновения его кожи — мужской грубоватой кожи и вот уже она смотрела в его красивые голубые глаза, которые больше всего ее притягивали, словно магнитом. Александр накрыл ее сверху своим телом и сделал попытку поцеловать Веру, только легонько коснувшись ее губ, как будто он хотел знать наверняка, что все это ему не снится, и она не играет с ним, как злой ангел, и сейчас не откинет его от себя и засмеется ему в лицо. Вера ждала этих губ уже давно, хотя она-то не была лишена мужского внимания. Последнее время ее стали посещать чувства насыщенности всем мужским, такими, например, как ухаживания и тот же секс. Но, все их отношения с Александром были иными, где не только было влечение тел, но и чувств. Их отношения развивались очень медленно, потому что долгое время они просто приглядывались друг к другу, потом, наконец-то познакомились, но занимались любовью только глазами, по причине того, что Александр оказался далеко не мачо, а робким молодым человеком, который вот только сейчас начинал постигать женщин, и то больше по своим фантазиям. Они, фантазии становились все богаче и богаче по мере насыщения телевидения откровенными сюжетами, касающиеся отношений мужчины и женщины за чертой, некогда таинства, которое всегда ранее хранилось за кулисами. Об этом он потом ей рассказывал, что всегда испытывал влечение к женщинам огромное, но боялся их как огня, и только внутри себя, он представлял совсем иначе всю картину. «Посмотрю какой-нибудь эротический фильм и чуть с ума не схожу!» — рассказывал Александр. Она же смеялась над ним, как над ребенком, настолько ее все это забавляло, но он не обижался, потому что уроки близости он осваивал прямо на лету, хотя и не без трудностей, которые были больше психологическими.

Александр, набираясь, все большей наглости и уверенности в том, что его не оттолкнули, все глубже и глубже впивался своими губами в ее и вот уже его язык коснулся ее языка, и он уже не переживал, как раньше, когда воображал, как будет целоваться, боясь, что вдруг у него не выйдет, сейчас же он понял, что его язык и его губы сами знают, что делать, а ему нужно всего лишь расслабиться и наслаждаться.

Вера с Александром целовались очень долго, и это их совсем не беспокоило, и Александр бы так и не останавливался, если бы не боялся, что его перевозбужденное состояние даст сбой и все закончится скоро и его постигнет глубокое разочарование и стыд, что он может оказаться таким вот неполноценным мужчиной, как часто он слышал о таких конфузных ситуациях и реакции злых женщин, которые давали именно такие определения. Но, нужно было идти дальше, и он пошел, осмелившись притронуться к ее упругой и необычно гладкой груди, с вбухнувшимися розовыми близнецами. Сначала он осмелился и нежно прикоснулся к ее груди ладошкой и медленно начал поглаживать, потом, набравшись духа поцеловал каждый ее сосок своими губами…

— Не спишь? – пришло сообщение от Александра, тем самым прервав, воспоминая Веры, которая с трепетом в душе воспроизводила их первую ночь, вплоть до малейших деталей, но там был не этот гордый и грубый Александр, а совсем юный и нежный юноша, который любил ее, так как она мечтала всегда, чтобы любил ее мужчина.

— Нет! – написала она.

— Я не могу уснуть! Чем занимаешься?

— На диване все лежу! Кино идет по телевизору.

— Я вот думаю, может бросить все и переехать в Испанию жить, насовсем? Все мне здесь уже осточертело!

— Да ты не сможешь дома сидеть! Весь мне мозг вынесешь! Успокойся Саша!

— Найду какое-нибудь дело интересное и не буду тебе докучать!

— Так ты сначала найди, а потом говори!

— Ладно! Буду дальше стараться уснуть, вижу, что тебе не нравится моя идея.

— Я-то ничего, переезжай! Но я знаю, что ты не сможешь так жить в тишине, потому что тебе все время нужна встряска, а здесь в Испании нет никаких встрясок!

— Спокойной ночи! – только и ответил Александр.

— Спи и не думай ни о чем! – чиркнула Вера вместо спокойно ночи.

Веру стали пугать такие мысли Александра по поводу его переезда в Испанию, потому что здесь она спасалась от него, ко всему прочему, а не только потому, что солнце и море ее прельщали, хотя конечно в этом была основная причина, но и не маловажным был тот факт, что здесь она вновь чувствовала себя человеком свободным и вольным делать все то, что ей нравится, не боясь колких замечаний в ее адрес, которые приводили ее в бешенство, так же как, если бы кошке одели ошейник и посадили на цепь.

«Как же меня он уже достал! Никогда не думала, что все так в итоге будет заканчиваться, то, что так волшебно начиналось» — вздохнула Вера и вновь окунулась в воспоминания, которые грели ей душу, словно старые фотографии, которые бережно хранятся, как фрагменты счастливых моментов жизни, когда люди были счастливы, не зная еще об этом.

…Вера понимала, что Александр не может ее чем-нибудь удивить в постели, тем более она видела, что опыта с женщинами у него толком не было никакого, хотя он даже об этом ей тогда еще не рассказывал, но только то, что он краснел при первых намеках на все то, что происходит между мужчиной и женщиной далее после мороженого и шампанского, говорило о многом. Но она трепетала в ту ночь так, как не трепетала, когда ее лишали девственности, потому что его робость, страх и желание переплелись и передались и ей и она чувствовала в те моменты, что она самый счастливый человек на свете, рядом с этим красивым юношей, который все еще ни как не мог рискнуть дойти до ее потаенных ворот, чтобы заставить ее и себя испытать чувство высшего наслаждения, которое больше не получить ни где и ни  как, потому что все иное – это обман и самое горькое разочарование! Близость мужчины и женщины, ведь это сгусток новой жизни и поэтому с этой вспышкой чувств не может ни что больше сравниться на земле.

Александр, как мог дольше, приближался к последнему решающему броску в дебри женской свободы, которая вот уже скоро перестанет ею быть, потому что их уже будет двое: мужчина и женщина, где пальму первенства примет мужчина в силу своей силы, данной ему Богом, а женщина уйдет на второй задний план, отдав более сильной своей половине всю себя, растворившись и дополнив в мужчине недостающую его часть, без которой он и не человек вовсе.

«И это все?» — разочарование кольнуло Веру, когда Александр вошел в нее: раз толчок, два, три, четыре и ….

Вера взглянула в его глаза, в которых на смену бушующему огню страсти, пришла дымная завеса, словно огонь полили водой. Александр показался ей таким несчастным в тот момент. Она сразу же забыла о том, что жаждала оргазма, но в итоге получила лишь сильнейшую струю липкой жидкости, обрызгавшую ее плоть. Она ничего не сказала, а только крепче его обняла и притянула к себе, как маленького ребенка. Он был с ней в ее объятиях, и это было главное, а все остальное было делом наживным. Потом они уснули, она отвернулась, а он осторожно ее обнял, и так они проспали до самого утра. И вот то, что больше всего ее грело в воспоминаниях – это то, что он ее обнял и не отпускал, и как никто другой ранее так не был с ней наивен, откровенен, беспомощен и честен – одновременно, в своих чувствах, потому что после того, как получал порцию кайфа — она переставала существовать для того, кто еще некоторое время тому назад пел ей серенады.

«Куда все это исчезло? За что Ты так с нами?» — чувство страха и ненависти пронзило Веру, и она приподнялась с дивана, боясь того, что ее схватит в свои холодные объятия чудовище — имя которому «Смерть». Да именно чувство того, что над ней витает смерть, ежедневно стал преследовать эту на первый взгляд жизнерадостную женщину. А как быть, когда она лишилась последнего, чем жила эти годы: любви Александру. У нее не было ни работы, ни увлечений, которые могли как-то отвлечь ее, ни детей, потому что все свои золотые годы она посветила ему, единственному на свете мужчине, которого любила, так как была способна любить, так как могла, а могла она по-настоящему, не притворяясь, всем сердцем, в котором ее мужчина занимал все место. А потом все исчезло и страсть, и любовь, то, что она никогда не путала между собой, четко разделяя. Тогда в первую ночь она и поняла, что любит его, поэтому и совсем не злится на его неуклюжесть, потому что главное, что он с ней и теперь им вместе шагать по жизни и все вроде как должно у них быть замечательно, потому что они любят друг друга – это бесспорно.

На следующее утро они как-то странно расстались; не позавтракали – да и нечем было, потому что Вера, когда жила одна, то практически не готовила дома, перекусывая в течение дня, где придется. Александр не смотрел ей в глаза, как она поняла, ему было стыдно за ночь, которую он провел не так, как, наверное, воображал себе до этого. Вера же, зная от чего Александр так смущен, не стала ни чего предпринимать, чтобы как-то его успокоить, потому что собственно не ее это было дело. Когда встало солнце, она превратилась вновь в слегка холодную красавицу, с мальчишескими наклонностями. Она была чересчур резва, разговаривала с мужчинами частенько чересчур нагло и вызывающе и тут же могла пофлиртовать, что порой приводило мужчин в недоумение, которые терялись, не зная, как себя вести с ней. Если ей нравился, кто-то и она хотела с ним переспать, то не откладывала это в дальний ящик, а делала все, чтобы ее избранник оказался в ее руках, как можно быстрее. С Александром же все как-то шло не так и даже, когда вроде уже все — их тела уже сплелись, пусть и без полного утоления жажды похоти женского тела, которое, надо признаться, не так то и просто порой удовлетворить даже опытному мужчине, не говоря уже о несмышленом парне, но они ведь переспали и ей все в нем понравилось и запах, и вкус его губ, и мышечное тело. И то, что он так быстро стрельнул, кроме улыбки ничего более не вызвало в ней, но еще рано было говорить о том, что их союз окончательно утвержден. Подумаешь, с кем не бывает, но просто он, как она поняла, был слишком ранимым, и это нужно было ей учитывать теперь.   Все свои неудачи он воспринимал близко к сердцу, отчего приходил я в ярость и в полный упадок, что она и наблюдала на всем протяжении жизни с ним в дальнейшем.

«Пусть помучается немного!» — решила Вера в итоге, чтобы он не возгордился собою, что переспал с ней, и поэтому не стала останавливать Александра, успокаивая его и объясняя, что было все ночью волшебно. А это маленькая оплошность – это мелочь, с которой легко можно было справиться. Знал бы он тогда, что они просто «убойно» будут заниматься сексом на юге, на черном море, уже через несколько месяцев, арендуя маленький деревянный сарайчик, который часами будет ходить ходуном, от их оргий, а рядом живущие соседи буду делать вид, что ничего не замечают, хотя по глазам женщин будет заметно, что они завидуют Вере и ненавидят ее, потому что с ними такое ни кто не вытворяет, а мужики завидуют ему и ненавидят его, потому что у них нет такой красавицы, с которой можно заниматься любовью часами. Но это все будет потом, а пока Александр все вздыхал, перестав даже на время учиться, потому что не мог ни чего поделать с собой и совсем распустился….

Вера зевнула, почувствовав, что ее клонит ко сну; фильм уже закончился, и она даже не поняла, о чем там шла сегодня речь, хотя чем и хорош сериал, что неважно пропустишь ты серию или нет, потому что сильно все равно ничего не изменится и всегда можно будет нагнать суть фильма в следующий раз. Она попыталась встать, но почувствовала, что низ ее живота больно тянет, скорее всего, что у нее были месячные уже на подходе, и поэтому чувствовалось неудобство. Был бы Александр сейчас рядом он бы сразу же сказал, что пахнет приближающейся менструацией, потому что ему ли было не знать этот запах, когда они тысячу раз пытались забеременеть, когда он опомнился и сказал, что надо бы завести ребенка, но оказалось все не так просто и всякий раз, когда приходили месячные, его нервно трясло, не иначе, и он, однажды, даже рыдал, как медведь, запершись у себя  в комнате, думая, что его ни кто не слышит, но она слышала, и ей самой было также тяжело и больно и слезы текли из ее глас, как водопад, словно внутри у нее было целое озеро. Они оба поняли, что им нужен ребенок, но Бог был глух к их молитвам, а сейчас они уже видимо потеряли надежду. Вера знала, почему у Александра уже не идут хорошо дела, как раньше, а все, потому что ему некому было дарить результат своего труда. Раньше он творил, если можно назвать «творил», говоря о его нескончаемых сделках, когда он хитро и умело влезал посредником в те или иные проекты, как сам он часто хвастался, рассказывая о принципе его работы, но все-таки он самоотверженно старался, потому что он в первую очередь хотел доказать своей жене, что он чего-то стоит.  Когда же он добивался очередного успеха, он весь горел от гордости за себя, а еще, потому что знал, что и его Вера гордится, что у нее такой муж. Он говорил ей не раз, что она его талисман. Но талисман покрылся ржавчиной, перестав блестеть, может быть все из-за того, что она не могла дать ему детей или он сам был в этом виновен, что затянул сначала ради своей работы, зачатие детей, чтобы с его слов, не отвлекаться на то, что можно сделать позже, а потом действительно стало сложно справиться с этой задачей. У нее тоже были проблемы, которые выяснились в тот момент, когда они кинулись по докторам и проверили каждый миллиметр своего тела, чтобы выяснить причины, препятствующие Вере забеременеть. Но все проблемы были устранены, а беременность так и не наступала. Александр каждый раз устраивал скандалы, когда приходили «красные дни», виня ее во всех бедах, как обычно, хотя если бы он предпринял меры раньше, когда они были молоды, то всего этого можно было бы избежать, наверное.

— К черту твою нужно было карьеру послать, а рожать детей! Мне уже больше тридцати лет, а не двадцать. Ты же сам кричал: надо подождать, заработать денег, чтобы дети не в чем нуждались! Дом купим, денег накопим. У нас их несколько этих домов сейчас, но кому в них жить? Кому? – навзрыд рыдала Вера, когда однажды у нее нервы не выдержали после очередной сцены мужа, когда утром она обнаружила пятна крови. Вот с тех пор он и стал заранее чувствовать, как пахнут месячные, которые еще не пошли, но должны были вот, вот начаться, причем он мог их учуять дня за два и никогда не ошибался. У Веры угасала надежда в то, что в их доме когда-нибудь появятся дети, она сама не заметила, что и к Александру она охладела, чему еще способствовали   его дурные черты характера, и он стал опускать руки, что сказывалось и на работе, и на здоровье.

— Не могу, так и уснуть! – вновь пришло сообщение от Александра.

Вера не стала отвечать: «Пусть думает, что я уже легла спать», — подумала она, посмотрев, что уже двенадцать часов ночи. Обычно она уже спала в это время, здесь у них в доме на море; в России же для нее это было еще время детским, хотя Александр ложился рано, но у нее был иной распорядок, а точнее не было никакого, и она жила так, как чувствовала: хотела спать – спала, хотела есть – ела, неважно день это или ночь, не страдая проблемами лишнего веса. Она подождала немного, присев обратно на диван и когда поняла, что хуже не будет, списав все действительно на скорую менструацию, вновь встала и отправилась в ванную комнату, чтобы почистить зубы.

Когда Вера глядела на себя в зеркало, чистя зубы, она инстинктивно смотрела на внутреннюю часть зубов, боясь, что у нее от курения может появиться налет, как в далекой молодости и это точно не останется без внимания Александра. Она продолжала его бояться.

Глава 6

— Ты где? – злобно крикнул в трубку Александр, когда получил багаж и быстрым шагом направился к выходу, где его должна была ждать уже жена, но ее, как оказалось, не было.

— Сашуля, я буквально минут через пять, поднимайся наверх, где зона вылета, как всегда, куда я подъезжаю.

— Ты …черт….ну ты…, — начал посыпать бранными словами Веру, ее муж и отключил телефон, после чего нехотя двинулся к эскалатору катя за собой небольшой темно-синий чемодан.

Пролетело две недели, и в субботу в два часа дня по местному испанскому времени прилетел самолет из Москвы в аэропорт города Аликанте, где на борту одним из пассажиров был Александр.

Вера не была из тех, кто всегда торопится, боясь не успеть и в это субботнее утро, она проснулась не рано, потому что все к приезду Александра уже было приготовлено, еда наготовлена, дом прибран, хотя и в нем и не было беспорядка, но она еще раз прошлась по нему, стирая пыль, убирая залетевшие соринки и лепесточки цветов через открытую входную дверь, которая днем всегда была теперь раскрыта настежь. Приезд мужа нарушал привычный ритм Веры. Находясь наедине с собой в этом удивительном по красоте крае, украшенном солнечными днями, которых было в году почти столько же, сколько самих дней и этим и манило отовсюду туристов, будь то Россия или Германия, Англия или Франция, успокаивалась от внутренних противоречий и обретала в себе вновь смысл своего существования, как допустим цветок или дерево, которые вписаны в картину мироздания для красоты, если отбросить все остальные биологические функции, коими наделены они.

Александр поднялся на третий этаж и вышел из здания аэропорта через крутящую стеклянную вертушку, делившую поток входящих и выходящих пассажиров, чтобы не создавать толкотни.

На улице было довольно тепло или даже жарковато человеку, прибывшему в конце марта из холодных мест, где еще мог спокойно выпасть снег, а температура опуститься ниже нуля, как допустим в Екатеринославле. Александр скинул с себя сразу же куртку, оставшись в одной футболке, и осмотрелся по сторонам, ища глазами автомобиль жены. Серебристое БМВ, похожее на машину жены появилось только минут через десять, где в женщине за рулем Александр узнал Веру.  До этой минуты, Александр нервно ходил взад и вперед, ожидая ее, вдоль белой парковочной линии, обозначающей места для остановки и кратковременной стоянки. На его лице пестрело недовольство в виде глубоких морщин, которые стянулись в маленький пучок чуть выше переносицы.

— Там пробка была небольшая, поэтому я и опоздала, — попыталась объяснить Вера, выходя из машины.

Александр не подошел даже к ней и не поцеловал, а сразу же отправился к багажнику, открыв который положил чемодан и направился к передней двери.

— Саша не злись! — Вера попыталась изобразить что-то вроде невинной улыбки.

— Ты же знаешь, что я ненавижу, когда опаздывают! – укоризненно посмотрел Александр на жену, когда они оба были уже в салоне автомобиля и Вера, посмотрев в зеркало заднего вида, выворачивала аккуратно машину, выезжая с места остановки.

— Саша! Хватит! Ты меня не видел столько времени и даже не поцеловал из-за того, что я на пять минут опоздала!

— Не на пять минут, а на десять! Вон смотрю мужей или жен встречают, а я как прокаженный какой-то и не кому ненужный ….

Вера хотела назло ему сказать: «Хорошо, что вообще встретила», — но не стала, а вместо этого произнесла следующее:

— Ты мне машину купил бы новую, а то это только тарахтит, а не едет. Я стараюсь тише ездить, а то развалится еще на полпути куда-нибудь.  Вон и сцепление барахлит что-то, — вздохнула Вера. – Выехала же я заранее, но пока плелась и на дорожную пробку нарвалась.

— Мы по этому поводу с тобой уже разговаривали, — взглянул Александр жене в глаза. – Тебе сразу же нужно было по-человечески изначально все сделать, а не за моей спиной с тестем принимать решение о покупке машины. Быстрей побежала покупать эту развалюху древнюю, чтобы мне больше насалить, наверное. За что купила то и получила, а сейчас я тебе не обязан твои завитушки распутывать, — иронично заявил мужчина. – Твое решение и значит все последствия, которые от этого решения будут – тоже на твоей совести и на твоей ответственности.

Вера ничего не ответила, но из-под ее солнцезащитных очков скатилась слезинка.

Подобные разговоры, где предметом обсуждения был автомобиль, проходили между супругами с периодичностью раз в месяц последнее время, а до покупки машины, почти каждый день. Александр был категорично против того, чтобы Вера ездила на машине сама, потому что, как он сам постоянно ругался: она могла разбиться на машине и покалечиться, если не убиться вовсе. С одной стороны, он был прав, потому что прецеденты в их жизни уже были, и Вера попадала в аварии, причем очень серьезные и по ее собственной вине. С другой же стороны, когда он гневной речью изливался на нее в очередной раз, когда тема покупки машины всплывала, в его словах проскальзывало, что, мол, она машину будет использовать еще и для того, чтобы ее жизнь разнообразилась разными недостойными прелестями, и дальше шло все тоже самое перечисление: праздники с пьянками, ну и конечно «половая утеха»! Однако, все это не помогло. Вера, набравшись храбрости купила-таки машину себе, в Испании, когда там отбывала очередной отпуск, как она в шутку говорила. Жить, или подолгу находиться в другой стране одной и без машины было очень сложно, потому что они жили за городом, и в те же продуктовые магазины все равно нужно было ездить — никуда не денешься. Когда приезжал Александр, то он брал в аренду машину, а когда там была Вера, а была она там все чаще и все дольше, и было очень неудобно без машины, хотя Александр и выделял ей небольшие деньги на такси, но это было уж совсем смешно, т.к. Вера не могла же целыми днями ходить на море и только раз в неделю в магазин, куда бы она и брала такси, или, в конце концов, тогда, разъезжать на такси целыми днями в разные места и по делу и просто, например, попить кофе, что тоже было не выходом. И Александр бы столько денег не выделил – это уж точно. И все-таки машина нужна была Вере, в первую очередь, потому что она любила водить, всей своей душой и еще в далекой молодости мечтала, что будет ездить за рулем: были в ней мальчишеские черты характера, с этим не поспоришь, но Александр начал в ней и это все давить, также, как любовь к курению и выпивке. Он давил все, что считал недостойным женщины. Может быть, он и был прав, если подойти к этому с точки зрения стерильной концепции, прописанной религиозной идеологией, чему так верно следовал Александр, но мир стал настолько сложным и неоднозначным, что сложно было сейчас сказать досконально, как должна была вести себя женщина, если мужчина (имеется в виду мужчина вообще) позволял себе практически все и не ему было судить слабый пол, которому он сначала вроде как многое позволил по причине своей слабости духа перед  искушением к женщине, а потом пытался запретить, пользуясь своим физическим превосходством, себе же оставляя право вести тот же образ жизни, где непристойности было отведено особое место и значительно весомее, чем ее антиподу!

— И нечего плакать! – бросил Александр. — Ценила бы меня и уважала хоть немного…

— Я что такого сделала опять?! – произнесла Вера сквозь слезы, которые уже сильней хлынули у нее из глаз.

— Ну, все блин! Ты на дорогу гляди лучше, а не реви! – закричал Александр на жену. – Я приехал не ругаться, а отдохнуть, потому что в отличие от тебя я работаю!

— Так ты же сам начинаешь ругаться!  Ничего же не произошло, что я опоздала!

— Произошло! Почему ты меня не встретила на выходе? Я хоть раз за всю нашу жизнь опоздал к тебе? Припомни!

Вера плакала, тихо, не уронив ни звука, как всегда, но это выводило из себя Александра еще больше, и он чувствовал, что снова завелся настолько сильно, что остановиться не сможет так просто. А ведь он ждал встречи с женой, каждый раз, думая, что они не будут ссориться и все будет у них хорошо, но вот только менять ничего не хотел в своем отношении к ней и все повторялось заново, а она просто мстила ему, тоже не в силах остановиться и мстила она особенно, ни так грубо, как обычно мстят мужчины, но куда больнее, так как могут мстить женщины, когда их втаптывали в грязь. Они просто становились равнодушными, а это намного страшнее.

Ему бы действительно купить новую машину Вере: в чем тут грех? Если он наложил табу на курение и алкоголь, то значит, покупал бы ей те вещи, которые бы ее отвлекали и расслабляли вместо этого, так рассуждала Вера. Ведь он все ей перекрыл: одевать можно было только то, что он считал пристойным, а это только длинные юбки и платья, с обязательно прикрытыми плечами. Он бы был еще больше рад, если бы она одевала и платок, как однажды он ей заявил. Александр считал, что женщина одевается только для мужчин. Вера значит должна одеваться для него, а его устраивало бы, чтобы она ходила хоть и в красивой и дорогой одежде, но чтобы ее прекрасные части тела, которые прельщают мужчин, были бы прикрыты. Но Вера считала, что женщина одевается для женщин, чем совсем запутывала этим своим откровением Александра, который ей в противовес бросал: так только могут рассуждать лесбиянки! Но она не была лесбиянкой, так, по крайней мере, он считал и никогда не замечал за ней ничего подобного, хотя слышал, что у женщин к однополым отношениям совсем другое видение, чем у мужчин и даже не иметь такого рода наклонности и поцеловаться в губы страстно у них, у женщин – это обычное явление. Хотя, как знать, он ведь так сильно запугал свою жену, чуть ли ни как инквизитор, что он вообще про нее ни чего так и не узнал, потому что она боялась с ним говорить о многих вещах, допустим, о своих чувствах и переживаниях, которые она испытывает в близости и хотела бы испытать в будущем. Он наложил табу на курение и алкоголь, ввел ценз на одежду, поведение, а она закрылась от него как улитка в своем домике, лишив его возможности почувствовать ее природу по-настоящему, потому что женщина носит в себе то, что не имеет мужчина и наоборот, поэтому и они не могли жить друг без друга, ибо это было подобно смерти, когда одно целое, разрушаясь на части, переставало представлять из себя ценность для общего их сосуществования.

Прошло несколько минут в полной тишине, пока Александр первым не заговорил вновь. Чаще всего так и было, когда после ссоры первым шел навстречу тот, кто затеивал ее, а чаще был им Александр.

— В Доме все нормально, — Александр сделал попытку успокоить себя и перевести разговор на другую тему.

Они с Верой либо ругались, либо говорили о житейских делах: все остальное уже дано не обсуждалось ими. Были бы дети, то дело другое, но детей не было, как и тех старых добрых чувств, друг к другу, которыми они укрывались, как теплым одеялом в холодные и пасмурные дни.

— Да, — не сразу ответила Вера, потому что сначала высморкалась в платок, что было признаком того, что она также пытается успокоиться.

Дальше они ехали молча. Александр любовался окрестностями. На протяжении нескольких километров от аэропорта в сторону города Торревьехи (мыс Торребланко находился за этим городом в пяти километрах) вдоль дороги тянулись соляные озера, где было полным-полно розовых фламинго, невозмутимо снующих по мелководной воде. Озера сменились небольшими городками, где домики белые, желтые и красные были похожи на игрушечные сооружения, словно их собрали детишки. Целые районы маленьких городков были наполнены похожей конструкции 2-х и 3-х этажных домов, в основном стоящих рядами и чем-то на напоминающие ряды солдат, одетых в яркие мундиры. Как правило, у соседей была одна общая стена, но отдельный дворик или отдельный вход, когда дом делился, например, на два этажа, и каждый этаж занимала отдельная семья, или все этажи и дворик перед входом в дом, принадлежали одной семье, а соседи занимали уже следующую секцию, разграниченную перегородкой. Когда они проезжали между городами, на одном знакомом Александру отрезке дороги, где с обеих сторон дороги росли пальмы, а за ними виднелись цитрусовые деревья, он заметил, что промелькнул знакомый силуэт женщины, одетой в короткую юбочку и розовую маечку (солнце припекало жарко). Это была проститутка, скорее всего, судя по внешним признакам, из Румынии. Он не раз видел уже ее здесь ранее, когда ехал в аэропорт или возвращался из него. Женщине на вид было лет тридцать, черные длинные волосы, полноватая фигура, такая же полная, но слегка обвисшая грудь, характеризовали ее внешность. Лицо Александр не мог запомнить, потому что все время проезжал здесь в спешке, с приличной скоростью, вечно опаздывающий на самолет или, торопясь к ним домой, где ждала его Вера, когда раньше он брал в аренду машину, ну, а сейчас Вера тоже давила на газ и скорость была не меньше сотни километров в час. Эта женщина всегда сидела на раскладном стульчике с книжкой в руках, изредка поднимая глаза в след проезжающим машинам. Когда было слишком жарко, она устанавливала зонтик от солнца и так вот и продолжала, как ни в чем не бывало сидеть под ним, читая и вроде как беззаботно ожидая очередного клиента. Александр только однажды видел, когда проезжал мимо нее, что к ней подъехала машина, из которой вышел невысокий, толстый и лысый мужчина в темных очках и о чем-то с ней беседовал, скорее всего, договаривался об ее услугах.

Ну, вот показались очертания города Торрвьехи, в городской черте которого издалека с холма, через который пролегала дорога, виднелось внушительных размеров розового цвета озеро.

— Быстро доехали, — были первые слова Александра после длительного молчания. – Машина неплохо идет вроде: а ты говоришь, барахлит?

— Сам проедешь и поймешь!

— Да я верю! Чего можно ожидать от машины за три тысячи евро?!

— То-то и оно!

— Проголодался я – ужас как!

— Сейчас поешь! Я борщ сварила, и мясо с рисом приготовила.

Тон обоих супругов сменился, и уже не было грозных морщин на лбу Александра и слез Веры; очередная маленькая ссора прошла без серьезных последствий.

Александр начинал приходить в себя после длительного перелета, осознавая, что он уже не в серой пасмурной мгле, где голые деревья и черная снежная масса по обочинам дорог наводят уныние и тоску, зля, а, не радуя, а теперь же он в вечно зеленом крае, где пестрят красками чудесные цветы, высаженные  на специальных дорожных островках, которые предназначены были для разделения полос; нет никакой грязи и черного снега и по обочинам, если и валяется мусор – это больше напоминает шалость детишек, кидающих фантики или бутылки из машин, а не целенаправленный мусора-вывоз за территорию частных владений.

Душа Александра начинала просыпаться, от чего на лице у него медленно, но уже заметно расцветала улыбка, но, а Вера была серьезна, хотя и она уже не морщила свои глазки, как обычно, когда она плакала, а лишь только ее кожа снизу глаз была необычно сморщена от соленых слез, он и эти морщинки потихоньку разглаживались, словно соль постепенно отпадала с кожи.

Александр ни о чем не думал уже и не переживал о всякого рода пустяках, как о только что законченной ссоре, например, или о каких-то неприятностях на работе или еще о чем-то там, чем обычно была полна его голова в России. Здесь все для него приобретало иной смысл, то, что дома казалось очень важным, как допустим рукавицы зимой, то в этом южном краю не было уже в этом никакого смысла: многие значимые вещи дома, здесь слетали с него, как ненужная шелуха.

— В выходные не хочешь в ресторан сходить? – спросила вдруг Вера.

— В Ресторан? – Ты нашла новый ресторан? Мы вроде с тобой почти везде уже были?

— Да, нет! Не везде, — улыбнулась Вера. — Мне подсказала одна знакомая женщина, что есть хороший очень ресторан рыбный в Пилар де Орадар (город в Испании).

— Что за женщина?

Александр любил всегда до всего докапываться, особенно до разных мелочей, которые, по сути, не имели никакого важного значения, но он, почему-то спрашивал, как маленький ребенок, которому все хотелось знать, чем всегда злил этой своей любознательностью Веру.

— Римма зовут. Живет здесь уже давно. Муж ее умер, а дети взрослые — живут в Москве.

— Скучно одной, небось, здесь?

— Саша, так пойдем или нет? Ты не о том сейчас говоришь, — укоризненно посмотрела Вера на мужа.

— Пойдем, пойдем, — поспешно произнес Александр, словно очнулся от раздумий.

— Тогда я в субботу забронирую столик часа на два!

— Бронируй.

— Завтра пойдешь на пробежку?

— Конечно! Надо же себя в порядок привести! Ты кстати не видела, там купаются уже?

— Англичане! – улыбнулась Вера.

Александр улыбнулся в ответ, представляя кучку стареньких пенсионеров с туманного Альбиона, лежащих на берегу моря и все пытающихся поджарить свои белые бока.

— Я завтра днем схожу! Занырну! Там на пляже чисто?

— Водорослей много на берегу лежит. Почему-то никто не убирает?

— Ближе к сезону все приготовят! Почистят пляж, поставят бар, на смотровой вышке сядет спасатель и жизнь закипит!

Александр улыбнулся и даже закатил глаза: ему очень хотелось тихого пляжного отдыха, когда ни о чем не думаешь, а только печешься на солнышке и окунаешься в голубой волне с головой, а потом трешь свои глаза, в которые попала соленая вода, но это не доставляет серьезных неудобств, а только незначительные пощипывания, которые быстро проходят.

— Я смотрю ты соскучился по морю!

— Ну а как! Я люблю море! Я бы никуда не уезжал отсюда! Все меня настолько задолбало, ты бы только знала, — выругался Александр. Не живу, а существую, как навозный червь.

— Ты постоянно это говоришь, но все равно своей работой дорожишь!

— Я не работой дорожу, а деньгами, которые в нее вложены! Продать бы все удачно и забыть бы уж про все свои дела никчемные!

— Так чем будешь заниматься?

— Ты все время про это спрашиваешь!

— Потому что я не хочу видеть тебя ноющим и лежащим на диване.

— А Лучше, когда я вот такой злой?

— От безделья ты еще хуже будешь!

— Может быть, может быть, — вздохнул Александр, который действительно не знал, что ему лучше — кипеть, как он кипел всегда в своей вечной суматохе или лежать животом кверху.

Тем временем, Вера завернула уже в знакомый переулок, и Александр вдруг проникся теплым и радужным ощущением, что он дома, словно Испания и их дом на берегу моря были теперь их родным местом, намного роднее и ближе их загородного дома под Екатеринославлем. Все это было странно, но так говорило сердце Александру и сердце Веры тоже подчинялось этому же чувству, но вот только она видела себя здесь без своего мужа, а он с ней, не зная, как заставить себя вести со своей женой иначе, чтобы вернуть ее расположение и наконец-то заставить, возвратиться к нему старым, почти позабытым желанным чувствам к супруге.

Глава 7

На следующее утро Вера проснулась раньше обычного. Она повернула голову в сторону, где спал муж, но не увидела его уже. Он, как и обещал, ушел на пробежку. Бегал он по долгу, и, судя по тому, что времени было только девять часов утра, то вернуться он должен был часа через полтора – не раньше, потому что ушел он, скорее всего недавно. Как правило, Александр, выходил на пробежку после восьми часов утра, когда солнце уже немного прогревало воздух, который за ночь зимой, а также в первые месяцы весны еще изрядно остужался, конечно, не до минусовых температур, в этом районе, но и 7-10 градусов выше ноля казались неприятными на берегу моря. Другое дело летом, особенно в июле или в августе, то тогда лучше бы было начинать пробежку часов в семь, потому что жара стояла неимоверная и только самые ранние часы утра давали передышку.

Предыдущий вечер выдался на редкость спокойным и даже можно сказать милым. Поругавшись, супруги успокоились, поужинали и улеглись напротив телевизора, не вместе, но рядом, на двух диванах, стоящих буквой «г». Шла передача по русскому каналу, которую Александр и Вера смотрели сквозь пальцы, обсуждая разные вопросы: обустройство дома, ремонт бассейна, покупка необходимых вещей на кухню, одним словом: мещанское болото вновь ожило. Пусть лучше так семья Рубцовых – да и большинство семей в мире видели в этой бытовщине смысл их союза, не отвлекаясь на чувства любви и страсти, которые когда-то их соединили, но постепенно стерлись об острые углы повседневных будней. Пусть лучше так, чем рвать в клочья семейные узы, когда в супругах пропадает влечение друг к другу, и они считают, что пришел неминуемый конец, боясь которого пары начинают в панике бежать, как крысы с корабля, бросая все на своем пути, чем еще совсем недавно они так дорожили и пели клятвы любви и верности. Семья – это очень сложный организм, где присутствует много всего интересного и неизведанного, на что следовало бы мужчине и женщине обратить свое внимание, а не идти на поводу возможно временного охлаждения некогда слишком жарких чувств. Что-то уходит, а что-то и приходит и не всегда это плохое, но и хорошее, и порой более важное, чем, например, секс на подоконнике с открытым окном, хотя чего греха таить: лучше бы разнообразие в интимных играх нескончаемо долго существовало между мужчиной и женщиной, и нет в этом греха, если эти двое соединены на небесах.

Когда пришла пора, идти спать и оба знали, что им не избежать близости сегодня, то сначала Александр, а потом Вера, приняли душ, почистили зубы; Александр побрился, чтобы Вера не заикнулась о том, что он ей натирает кожу своей щетиной. Далее следовал классический жанр их совокупления с маленьким отступлением. Вроде как Вера, проявила пылкое желание, и Александр даже расчувствовался, кинувшись целовать ее все самые ее чувствительные места, но потом у нее резко это желание пропало, как собственно и появилось и ее слова: «Ну, все кончай!» — поставили белую жирную точку в их «романтической ночи».

Утром Вера даже и не вспоминала мгновений, прошедшей ночи, когда она поначалу собралась вроде как дойти до оргазма, но потом все как-то исчезло, может быть, в ее голове предательски промелькнули фразы супружеского гнева, за то, что она опоздала встретить его в аэропорту и от этого ее желание стихло, словно разбившись об волнорез, а может быть едкий мужской запах из-под мышек Александра ударил ей в нос и тем самым оттолкнул ее. А ведь когда-то она после страстной ночи, когда Александр убегал по делам, она еще долго вспоминала их любовные баталии: его руки, чудный запах тела, губы, которые целовали каждый сантиметр ее плоти; его слегка грубоватые движения в быстром ритме и его мужской стон, похожий на рычание медведя – все это ее приводило ее в неописуемый восторг и поддерживало ее пульсирующее желание обладать им. Сегодня же она, чувствовала, что какое же облегчение, что ее муж ушел на пробежку, оставив ее одно в кровати и теперь можно было ей разлечься чуть ли не по вертикали, потому что с Александром она была стеснена в так ей нужном теперь свободном пространстве. Прошли те времена, когда они могла уместиться на полу метре и так проспать в обнимку всю ночь. Не старость, а взаимное отвращение разъединило этих двух еще молодых людей, которые каждый по-своему был наделен той частью гордости, которая мешала им вновь соединиться. Им бы простить друг друга за ошибки молодости, которые неминуемо есть у каждого человека, идущего по жизненному пути, смело, открыв всего себя жизни, которая, как строгая учительница должна обучить и исправить многие шероховатости, но они были глухи и слепы к стучащей к ним в дверь правде, а упорно, как некий осел, каждый продолжал гнуть свою линию.

Вера вновь посмотрела в сторону, где только недавно спал Александр.  Она вдруг коснулась своей ладонью его подушки, провела ею по ней и поднесла потом руку к своему носику, чтобы почуять его запах и понять, что же в нем не то! Но запах, как запах – его Александра запах, который, когда-то сводил ее с ума и так стал ненавистным ей сегодня. Она вновь принялась вспоминать, как же у них все начиналось, а вернее продолжилось после первой ночи, когда он на какое-то время почти исчез, но потом вновь неожиданно появился как-то вечером, позвонив ей в дверь, смущенно ожидая, что ему отворят. Но дверь не отворилась, потому что Вера была не одна; она еще пока не давала клятвы верности Александру и поэтому ее электрические заряды молодости толкали девушку на сомнительные подвиги, но в тот день ей впервые стало стыдно засебя и та ночь с мужчиной, лица которого она даже не запомнила, стала для нее определяющей! Она поклялась, что отныне у нее будет только один мужчина и это Александр.

— Секса у нас, значит, уже не будет? – улыбнулась Вера, взглянув на Александра, прищурившись, как лиса из мультика.

Они встретились после института; Александр пригласил ее прогуляться по центру города, вдоль пруда, где в теплые дни, всегда было много молодежи: шумные компании девчонок и парней; парочки влюбленных; одинокие девушки или парни: по двое или по трое, гуляющие, вроде как, беззаботно на первый взгляд, но больше поглядывающие на таких же, как они, чтобы, в конечном счете, познакомиться.

— Почему не будет? – слегка сконфузился Александр, скорее всего ожидающий нечто подобное от Веры, которая была в таких разговорах прямолинейной, от того, что многое повидала и уже не конфузилась, как маленькая девочка, когда, что-то подобное витало в разговоре, будь это в серьез или в шутку.

— Не знаю? Неделю тебя не видно было и не слышно.

Александр ничего не ответил, а только пожал плечами, сделав вид, что его отсутствие было связано с чем-то иным, но никак не с тем, о чем он думал, как раз всю неделю — это его неудачная попытка показаться Вере, хорошим знатоком в постели, потому что все вышло иначе. Веру же это нисколько не расстроило, а наоборот даже вдохновило на то, что теперь она будет лепить из него того, кто ей нужен был в постели, и к тому же чувства к нему у нее были уже очень серьезными, хотя этого она и не показывала.

— О чем задумался?

— Ни о чем! Может, сходим в кафе?

— Мороженое поедим? – хихикнула Вера, зная, что он не пьет совсем, ей одной же пить пиво, допустим, тоже не хотелось.

— Я могу и мороженое, а тебе возьму то, чего хочешь, — предложил Александр, из-за всех сил пытаясь наладить более веселый диалог, но он стеснялся ее все еще.

— Давай завтра может быть, потому что сегодня меня пригласили друзья к себе в гости?!

— Хорошо, давай завтра!

Александр из-за всех сил постарался сделать вид, что ее такое заявление ни сколько его не расстроило, но Вера заметила, что у него на лбу еле заметно выделился пот в виде малюсеньких капелек и лицо к тому же слегка раскраснелось. Солнце припекало изрядно, хоть и уже было время под вечер, но все же не в жгучих солнечных лучах было дело, а в том, что Александр ее ревновал уже и это ей нравилось!

— Ты расстроился?

— Нет! – уверенным голосом произнес Александр.

— Расстроился, расстроился – я же вижу!

— Нет! Правда!

— Я уже давно обещала, что в гости сегодня пойду, тем более ты исчез, и только сегодня появился, — объяснила она.

Она не врала! А еще у нее были критические дни, и поэтому свидание все равно не закончилось бы горячими стенаниями, а она этого больше всего хотела, поэтому и решила не откладывать свидание с друзьями, но была близка к этому, потому что Александр ее вдохновлял на то, чтобы как можно дольше побыть с ним наедине. Ее тянуло к нему – она влюбилась, но виду пока не показывала, боясь все сглазить.

Трудно было сейчас Вере, спустя столькие годы припомнить те чувства, которые тянули ее к нему — это сродни чувству голода, которое приходит только тогда, когда человек голоден, но когда уже трапеза позади, то голод уходит, а остается пустота, а не чувство сытости приходит на смену, которого на самом деле нет в природе. Это конечно нельзя считать точным сравнением, хотя правда в том, безусловно, есть, что мужчина и женщина пресыщаются друг другом, но как можно пресытиться любовью!? Любви не бывает мало или много: она есть или ее нет! Она не подчинена времени, потому что любовь вне времени. Видимо любовь покинула их обоих или ее одну, а на смену пришла пустота!

Вера с Александром встретились вновь спустя два дня; она пригласила его к себе вечером, без всяких там прогулок по берегу пруда, посещения кафе, распития пива и поедания мороженного. Они сидели в комнате друг напротив друга: он на диване она в кресле, в красно-белом клетчатом домашнем халате. Она уже давно его поджидала, поэтому была одета по-домашнему. Под халатом у нее ничего не было – она была готова отдаться ему и тот день она уже точно бы не потерпела столь быстрого рывка с его стороны.

Около одного часа они еще проболтали, о чем, она уже и не помнила, но помнила точно, что произнесла тогда, когда болтовня ее утомила, и нужно было начинать делать, то чего им обоим так хотелось.

— Я сейчас усну!

Вера специально прикрыла ладошкой рот, как будто хотела зевнуть.

Александр понял, что ему пора закрыть рот, а идти к девушке, которая так его манила.

— Мне в душ идти?  — осторожно спросил он.

— Как хочешь! – улыбнулась Вера, понимая, что Александр спрашивает о таких глупостях, потому что он был еще так наивен, словно ребенок, который ничегошеньки еще не знал о женщинах и их желаниях.

Александр поплелся в душ, хотя она ждала другого от него: спонтанности, неудержимой страсти, которая завладела бы ими на пороге комнаты и пусть даже не довела бы даже до кровати! Он же выбрал душ! Но, она знала, что в нем хоть и горит огонь мужского всепожирающего желания, но пока еще это его огненное чувство было внутри у него, но это было только пока, и ей самой нужно было бы развеять в нем неуверенность и страхи, которые есть в каждом человеке, но кому-то повезло раньше избавиться от них, а кто-то так и не мог расстаться со своими комплексами и в двадцать с лишним лет.

После душа, Александр вновь очутился в той же спальне, на той же кровати и с той же женщиной. Уже стемнело, но на улице еще были слышны голоса людей, среди которых больше всего было детских звонких ребячьих голосков. Детишки в летние деньки всегда гуляли допоздна, пока их строгие родители не загоняли бы своих чад по домам.

В этот раз Александр ничего не стал говорить, чтобы как-то настроиться, потому что видимо у него ушла целая неделя на то, чтобы настроиться на следующую попытку и сейчас он снова брал высоту. И попытка под номером 2 – тоже потерпела неудачу!

Вера помнила ту ночь, как будто она была только вчера и помнит точно, что она чуть-чуть не засмеялась, и ей пришлось еле-еле взять себя в руки, чтобы Александр не убежал прочь со стыда.

Следующие полчаса прошли в мертвой тишине, хотя они лежали, рядышком обнявшись, но не говорили ни о чем и как только Александр почувствовал, что в нем просыпается желание. Дубль три вышел первым настоящим, неподдельно-страстным кадром, запомнившийся ей на всю жизнь тем, что она испытала первый оргазм с человеком, которого полюбила по-настоящему. Ее редко кто мог удовлетворить из особенностей ее физиологии, и поэтому она даже в принципе не ожидала, что сегодня она испытает это чувство с человеком абсолютно еще неподготовленным, чтобы мочь сделать женщине сюрприз, но вышло все иначе. Вот с того и момента начался их бурный роман.

Они занимались любовью нескончаемо долго и помногу раз в день, обойдя кучу подъездов, кустов вдоль дорог, лесных тропинок, где внезапно свернув чуть правее или левее, они могли слиться в объятиях, не обращая внимания ни на что вокруг, и много еще где, что невозможно было так сразу и вспомнить. Они гасили пожар горевших чувств! Вот здесь как раз и применимо именно это слово – любовь, потому что их забавы были украшены искренними чувствами добродетели, когда два сердца бились синхронно в одном ритме, соединившись на век, и вроде, как только смерть могла их разъединить, но, увы, спустя годы все шло именно к тому, что называется разводом, самым ненавистным и постыдным поступком людей, который приносит столько горя, что и не измерить никакими мерками, хотя вначале этого ни кто и не замечает, а все увлечены только своими переживаниями, думая, что будет лучше, если они разорвут невидимую нить семейного счастья крепко-накрепко скрепившего союз мужчины и женщины.

Александр раскрепостился и его фантазии, накопленные им за столь долгое воздержание, теперь плескались, как волны океана. Вера была в восторге от всего того, что делали губы и руки ее любимого человека. Также он был обходителен, хотя и неуклюж во многих своих поступках, но эта неуклюжесть была искренней и всего лишь от того, что он не имел достаточного опыта с женщинами, чтобы умеючи льстить, поэтому все его слова были от сердца, а всего потуги к ее телу, настоящей жаждой, как в пустыни у заблудившегося путника. Но были между Верой и Александром некие противоречия поначалу в постельных играх, от того, что Александр был напичкан кое-какими правилами, непонятно откуда взявшимися в его голове, но они некоторое время над ним властвовали, до тех пор, пока Вера не разрушила их.

Все дело в том, что Александр отказывался целовать ее самое интимное место, как больше всего нравится женщинам, и отчего они даже визжат, ни как по-другому и не описать, те их звуки, издаваемые женщинами, когда мужчины касаются самых сексуально-щекотливых зон. Она долгое время осторожно пыталась ему объяснить, что нет ничего дурного в том, если это он себе позволит и это глубокие заблуждения тех, кто считает иначе, потому что ни где это не запрещено на самом деле и все и мужчины, и женщины этого хотят, несмотря на то, что вслух и не все говорят. Но есть те, кто с пеной у рта пытаются доказать, что это грех, но это по сути, полный абсурд, если задуматься и поразмыслить.

— Саша, ты пойми, я испытываю, в основном оргазм от клитора, — твердила Вера своему парню, который о существовании этого органа даже и не знал раньше. – Я просто улетаю тогда.

— Так ты вроде так стонешь….

— Мне очень хорошо с тобой, но я кончила только раз или два, хотя мы с тобой делаем это по многу раз в день и не через клитор.

— А Как?

Вера засмеялась.

— Глупенький ты у меня еще!

— Я даже и не знаю…, — вроде как это мужчинам и не полагается, — без уверенности в голосе вторил Александр, который понимал, что ничего еще не понимал в отношениях с женщинами, хотя раньше думал, что ничего мудрого в этом нет, а все банально просто.

— Не полагается? – улыбнулась Вера, но было видно в ее улыбке иронические оттенки.

— А Нам значит, ваше достоинство целовать – это нормально, и полагается?!

Александр только качал головой на эти слова Веры, которые повторялись с заметной периодичностью, но упорно придерживался своей позиции.

Однажды, когда они катались летом на лодке на озере, неподалеку от города, молодым захотелось прямо там, в лодке, заняться любовью. Хотя сказать, что они не специально поехали кататься ради новых ощущений в новом месте — нельзя, потому что они не могли долго не заниматься плотскими забавами, испытывая постоянное влечение. И Вере, и Александру хотелось разнообразить свои интимные игры. Вера попросила погладить ему пальчиком по своей фасоленке и хотя бы это он сделал, но тогда у него не получилось довести свою девушку до экстаза, наверное, больше от неумения, и она сама, отстранив вежливо его руку, закончила начатое им дело, застонав так, что он даже вздрогнул, потому что это был ее первый самый сильный и самый желанный оргазм, свидетелем которого он стал. Она тогда про себя отметила, что прогресс уже на лицо и где уже побывал его пальчик, то и язык однозначно тоже захочет однажды там быть. Вера была убеждена, что, если и мужчина и главный в семье, а это надо было признать, но женщине отводилась особенная роль и порой она, как серый кардинал определяла, все-таки образ жизни супругов, мягко подталкивая своего мужа или близкого друга, который вот-вот должен был надеть на безымянный палец кольцо, в том направлении, в котором считала, что ей в итоге будет комфортней.  Раз уж природа так распорядилась, что женщина в отличие от мужчины была впечатлительней, эмоциональней и более страстной, то мужчине нужно было подстраиваться под это, как сама женщина подстраивалась под бесконечные прихоти мужчины, касающиеся еды, уюта и чистоты в доме, его грубости и даже жестокости, воспитания детей и т.д. Женщина видимо должна была, как шея направлять своего избранника, чтобы глаза последнего четко видели путь, по которому можно и нужно было идти.

Вера была права, когда подозревала, что Александр со временем избавится от своих заблуждений или его внутренние желания, тщетно скрываемые им, и которые он хотел сковать наручниками в итоге возьмут вверх и так оно и случилось. Прошло совсем немного времени, и Александр уже целовал все, что она только и могла попросить и, причем, делал это, с огромным удовольствием, что порой ей хотелось его наоборот оттолкнуть, потому что он чересчур увлекался.

— Ты спишь еще? – снизу раздался ненавистный голос мужа.

Александр пришел с пробежки: потный и уставший. Он бегал обычно больше десяти километров, стараясь держать себя в форме. По утрам, когда он находился в Испании и приходил с пробежки, он очень любил, чтобы ему Вера делала свежевыжатый апельсиновый сок. В этих цитрусовых краях, апельсины были удивительно сладкими, и если раньше Александр холодно относился к ним, лакомясь в основном только мандаринами, то купив дом на побережье средиземного моря, где выращивалось огромное количество апельсин, он по-настоящему оценил эти фрукты и теперь уже не мог долго жить без них, хотя в России так и не покупал апельсины, видя на прилавках жалкое подобие величественны ядовито-оранжевого цвета фрукты.

«Только две недели! Нужно потерпеть только две недели и снова будет свобода!» — пронеслось в голове Веры.

— Я сока хочу!

— Встаю! – откликнулась Вера.

Глава 8

Черноволосая красавица Вера, словно улыбаясь утренним лучам солнца, ветерку насыщенного запахом йода, летящей походкой вышла-таки спустя две недели на утреннюю прогулку.

Александр отбыл обратно к себе на родину, а Вера, все те дни так ни разу и не удосужилась сходить на утреннее спортивное мероприятие, потому что поздно ложилась, а засыпала совсем под утро, все думая и думаю над своей жизнью, которая стала ей казаться, прошедшей в пустую: ни детей, ни любви, а только внутренняя пустота. Она не знала, как ей жить дальше! Ей нужно было ухватиться за какую-нибудь надежду, чтобы поверить, что все у нее в жизни наладится, но хуже всего то, что свою жизнь будущую, она начинала видеть без своего Саши, и это ее удручало и заставляло часами хандрить в то время, как Александр мирно посапывал на краю кровати, повернувшись к своей жене боком. Он отсыпался эти две недели, набираясь сил, чтобы нести свое бремя кормильца дальше. Испания, их дома, беспечная, по сути, жизнь Веры в Испании, требовали финансовой подпитки, поэтому Александру приходилось работать, хотя он чувствовал, что в нем зарождается лень, и это было связано не только с тем, что он многие годы не покладая рук трудился и поэтому просто устал, но, а также отношения с Верой и отсутствие детей – все это взращивало в нем чувство апатии к жизни, которой только начинало попахивать, но она была где-то уже рядом. Александр старался этому противодействовать: те же его похождения по девочкам в какой-то мере отвлекали его от плохих мыслей, но больше это было похоже на пьяную пирушку, после которой следовало тяжелое похмелье; поездки в солнечную Испанию, где он ежедневно бегал тоже помогали ему встряхнуться, но этого было конечно недостаточно и все в мгновение ока теряло смысл, когда они с Верой поворачивались друг другу спиной. Он боролся с собою, и Вера тоже — каждый по-своему: он по-мужски, а она по-женски; он грубо, а она хитро; он резвился с другими девочками, покупая мнимую любовь за деньги, чтобы отвлечься, как под наркотиком, в надежде, что может быть все измениться в лучшую сторону, а она еще пока боялась пойти той же дорогой, но внутри ее стали нет-нет и проскальзывать подобные мысли, но она жутко его боялась, но человек не может бояться вечно и однажды он устает.

Было воскресение, начало апреля. Время было около десяти утра, что для Веры было чуть ли не рекордом то, что она так рано вышла на прогулку. Ей было ужасно признаться в том, но с момента отъезда мужа, она словно вздохнула свежего воздуха, и ей стало снова прекрасно на душе и даже черные мысли вдруг куда-то пропали, но в этом была сущая правда. Ей предоставлялся еще месяц, чтобы она здесь в Испании провела без него, а потом должна была вернуться в Россию, но всего лишь на две недели и это ее радовало. Испания ее все больше и больше поглощала, и она серьезно уже стала задумываться о переезде на постоянное место жительство сюда. Развод с мужем у нее не стоял на повестке, потому что она целиком и полностью зависела от него, и она понимала, что если такой вопрос возникнет в ее женских мыслях уже серьезно, то это будет не сейчас, а когда будет готов плацдарм для отступления, чтобы разойтись по цивилизованному: она ведь не может остаться без всего и на улице.

Вера шла быстрым шагом, чувствуя неимоверный прилив сил, который ей по ее глубокому убеждению дала свобода, которая опять к ней вернулась. Все мужчины, которые ей попадались на встречу, оборачивались в ее сторону: кто-то здоровался, а кто-то просто смотрел, но ни один из них не мог не обратить своего внимания на красивую женщину. Ей доставляло огромное удовольствие тот факт, что мужчинам она все еще очень нравится и тогда на прогулке она впервые серьезно задумалась над тем, что еще может завести роман с тем мужчиной, который обязательно ей должен еще попасться на жизненной дороге, но только вот ей придется грамотно расставить свои  женские сети, чтобы найти достойного ее человека и обязательно того, кто сможет по своим качествам превзойти  Александра, потому что она понимала, что ее муж и красив и умен и только его беспокойный характер, напичканный грубостью и ревностью все испортил и оттолкнул их любовь. Во время пробежки ей пришла в голову мысль: а почему бы ей не сходить сегодня вечером в бар и не заказать там чего-нибудь покрепче, чем кофе, послушать музыку, посмотреть на людей, таких же одиноких, как и она сама, что в принципе в это время было не редкостью. Редкостью было, что такие красивые женщины, как она, были одни. Как вообще ее муж решился так вот ее одну отпускать надолго, хотя еще совсем недавно он был противником таких вот раздельных времяпрепровождений?  Она не верила, что кто-то есть у него и если бы ей даже привели доказательства, то все равно бы она не поверила, хотя ей уже было все равно – она ничего не чувствовала, где чувством можно было бы назвать ревность, поэтому и не задумывалась над этим вопросом. Чем уж было мотивировано его решение, жить вот так отдельно, она точно не знала, но скорее всего тем же: она ему также уже опротивела, поэтому расстояние еще могло чем-то им помочь продлить брак, хотя он бы никогда не сказал этого, а привел бы кучу объяснений тому, что они с женой все реже и реже стали видеться, живя на огромном расстоянии друг от друга.

Вера сегодня прошла больше обычного, хотя по времени заняло столько же. Она была на душевном подъеме, толкавшем ее на быстрый темп.  Римму она сегодня не встретила.  «Наверно, позже вышла и сейчас только начала свою дистанцию?» — решила Вера, когда уже приблизилась к лестничному маршу, приготовившись подняться на верхнюю часть мыса, где стоял ее беленький небольшой домик, который ей уже так сильно полюбился, что их с Александром здоровенный дом в России больше не привлекал ее, потому что там была золотая клетка, а здесь свобода, которая всегда дороже любого бриллианта. Она еще раз всмотрелась далеко вперед по променаду, но не заметив знакомого силуэта, поднялась наверх по лестнице, где буквально через пару минут она уже была возле своей железной белой калитки.

— Я только проснулся, долетел хорошо, — высветилось сообщение у Веры на телефоне, который она просмотрела, как только зашла в дом.

Последнее время она практически не пользовалась скайпом, хотя раньше Александр требовал, чтобы чаще они общались по нему, потому что тем самым он контролировал свою жену, которая могла находится где угодно, в тот момент, когда писала ему смс, ну а по скайпу, включив видео, можно было сразу же определить —  дома она или нет.

— Молодец! – ответила она.

Раньше бы она написала, более развернуто сообщение, где были бы и слова любви и всякого рода пожеланий, а дальше бы шли вопросы типа: «Ты еще не кушал? Покушай обязательно!»; потом бы шли рекомендации: «Съезди куда-нибудь в кафе или купи в магазине продуктов и приготовь, любимый!». Теперь ей было безразлично, и если бы даже он не прислал бы сообщение, то сама она соизволила бы писать или звонить еще через сутки. Она не могла с собой ничего поделать: настолько ей опротивел Александр, что она старалась забыть о его существовании, вспоминая только давно канувшие в вечность дни, когда она была счастлива с ним.

— И это все?

— Я в душ! Только пришла с прогулки! – отрезала Вера, могущий возникнуть длинный диалог.

Женщина сняла свою спортивную одежду, бросив ее на время, на кресло, оголившись догола, и отправилась в душ. Она обливалась потом и ей было жарко после интенсивной прогулки, и она скорее хотела встать под струю воды, чтобы восстановить свое физическое состояние, предав ему гармонию равновесия, которая могла бы только быть дана водой.

Стоя в душе и поливая себя тонкими, колючими и теплыми струйками воды, которые приятно массировали ее худенькое тело, возбуждая его, когда ударялись об соски, ей очень захотелось испытать оргазм. Прошедшие две недели, она так и ни разу не смогла кончить, хотя Александр каждый день мучил ее, но он так и не смог пробить ее «толстую кожу» от чего он все время ворчал, зная, что она так и не смогла получить желаемого, хотя она этого и не хотела, но не признавалась ему в этом. Когда же его не было, она могла спокойно перед сном или с утра, сама приласкать себя и получить то, чего хотела, без всякого труда. Вера вообще любила спонтанность, когда в ней просыпался, допустим, огонь желания, то ей нужно было бы сразу его гасить, а не потом, заранее планируя время постельной сцены. А Александр именно так и поступал последние годы, сведя всю романтику, которая подпитывается, как раз спонтанностью, сюрпризами, словно могучая река маленькими речками —  на «нет»!  И ей пришлось самой изображать эту саму неожиданность, когда она вдруг внезапно начинала испытывать чувство голода, то сразу же начинала делать то, что мы называем — «Мастурбировать». Она не испытывала никакого чувства стыда, что вот таким образом развлекала себя, удовлетворяясь, потому что у женщин все было иначе нежели у мужчин, которым чаще всего было стыдно за происки их рук.

Вера спустила свою руку в низ, где было все гладко выбрито, потому что того требовал Александр, который не любил лесных зарослей и заранее просил, когда они виделись, чтобы у нее все было там гладенько. Когда его не было рядом, она непроизвольно упускала это из виду и постепенно обрастала, но сейчас у нее еще все было чисто не успели вырасти волосы. А это еще больше возбуждало и ее саму, поэтому она с жадностью начала массировать там внизу своим пальчиком, пока вожделенная судорога не охватила ее, и она не застонала, что, скорее всего, могло быть слышно и на улице, потому что Вера любила кричать во время оргазма, не пытаясь сдерживаться.

После душа Вера сделала себе апельсиновый сок, и, выпив его, смачно облизнулась. Сегодня она решила проехаться по магазинам, посмотреть какие-нибудь вещи, потому что Александр вдруг расщедрился и оставил ей деньжат перед дорогой, от чего у нее сразу зачесалась левая рука, словно требуя немедленной траты денег. Пока же она прилегла на диванчик, и, закрыв глаза, принялась наслаждаться тишиной и покоем, слушая пение птиц, которые весело щебетали на улицы, временами шумно спархивая с деревьев, видимо резвясь в своих птичьих утехах.

«Сегодня однозначно пойду в какой-нибудь бар вечером! Напишу ему, что ушла спать и выключила звук: пусть, если что звонит, если ему покажется подозрительным!».

Вера хотела напиться! Она ведь практически не пила спиртных напитков, потому что Александр не разрешал, а ей так хотелось иногда пригубить хорошего вина, что было крайне редко, когда допустим Александр уезжал к в командировку, она могла со своими подружками побаловаться, но была всегда напряжена, потому что он, словно чувствовал, что она делает и начинал названивать ей по телефону, крича в трубку, что она алкоголичка, шлюха и т.д., может быть, беря ее тем самым на испуг, но после такого звонка у нее отпадало уже всякое желание продолжать веселье. За руку он ее поймал только же один раз тогда в саду за городом и то, увидев только пустые бутылки из-под пива, а не сам процесс, как она поглощает любимый напиток. Еще был случай, когда он был в командировке и вроде как позвонил ей перед сном, сообщил, что ложиться спать, Вера быстренько собралась и вызвала такси, чтобы съездить к подруге на день рождение, которое, несмотря на то, что было уже часов 11, продолжалось. Ей хотелось немного повеселиться. Но она неправильно сдала дом под охрану и ему на сотовый позвонили с поста охраны и сообщили, что дом не сдан. Александр был в бешенстве и стал сразу звонить жене, но она не брала трубку, видя, что он звонит, но думая, что так просто, тем более она уже ехала в машине, сообщив ему, что легла спать. Чуть позже позвонила ей подруга и сказала, что ей звонил Александр и сказал ей, чтобы Вера немедленно возвратилась домой, потому что он знает, что она едет к ней на день рождение (про день рождение он знал и так) и еще добавил, что ему звонили из охраны и сказали, что дом не сдан под охрану: при сдаче произошла ошибка.

«Вот черт!» — подумала тогда Вера, но вернулась домой и взяла трубку, которая звонила не переставая. Он кричал истошно, а она пыталась объяснить, как можно спокойным и уверенным голосом, что всего лишь ненадолго отлучилась в магазин. Поверил ли он или нет, было неважно, потому что внутри у нее совсем уж все дрожало от ненависти к нему за такой контроль с его стороны. Сейчас же ей как-то стало все-равно, и она бросила свою жизнь по течению, слушаясь только своего тела и только делая вид, что слушается мужа; она стала со временем намного хитрей и Александр видимо уже устал жить в таком напряжении, постоянно подозревая ее в плохих поступках, поэтому менее стал ее контролировать и только изредка устраивая профилактические скандалы. Самое главное она ему не изменила до сих пор и этим она гордилась, а все остальное, касающиеся каких-то редких пьянок и курения, были такой ерундой, что она даже не заморачивалась думать над этим. Сегодня же она хотела напиться, в прямом смысле этого слова, и ни что и никто не мог ее остановить, поэтому около десяти вечера она прихорошилась, натянула обтягивающие белые джинсы, розовую блузку, такого же, как цвет блузки туфли на высоких каблуках и слегка виляя своими ягодицами, двинулась в сторону английского паба, бросив неподалеку свою машину.

Многочисленные рестораны, бары и пабы, находились неподалеку от Торребланко и можно было бы даже дойти до них пешком, не затруднившись. Но Вера взяла машину, не боясь того, что возвращаться ей придется пьяненькой, потому что в Испании можно было ездить за рулем, слегка выпившим, поэтому не так-то часто можно было встретить полицейских проверяющих водителей на предмет алкоголя. Тем более ехать ей было минут пять и скорей всего поздно ночью, что минимизировало шансы встречи с полицией.

Паб был небольшим; барная стойка и столы были скорей всего сделаны из дуба и были темного шоколадного цвета.  В пабе было немного народа: бармен, мужчина лет сорока пяти, невысокого роста, крепкий, со светлыми волосами, который приветливо улыбнулся Вере; несколько стариков, сидящих за столиком, попивающих пиво и о чем-то энергично спорящих; за барной стойкой на высоком стуле сидел мужчина возраста бармена, судя по длинным ногам, выше его роста и с ярко выраженными голубыми глазами: они перекидывались отдельными словечками с барменом на английском языке и чего-то там хихикая. Он скорей всего пил виски, мусоля в ладони стеклянный прозрачный стакан в котором была налита коричневатая жидкость. Справа от входа за столиком сидела веселая молодая компания: двое парней лет 20 и такого же возраста две белокурые и курносые полноватые девушки, которые беспардонно громко разговаривали, показывая друг другу нелицеприятные жесты, что было в ходу у английской молодежи. Пили они пиво и скорей всего выпили уже много, потому что их глаза блестели, и они были необычно возбуждены.

Когда зашла Вера — все как один повернулись к ней, словно меряя взглядом нового посетителя. Она оглянулась, ища себе подходящее место, и заметив небольшой столик возле барной стоки, направилась к нему. Буквально через несколько секунд к ней подошел бармен, спросив ее сначала на английском, но видя по ее глазам, что она его не понимает, перешел на испанский, который у него хромал, судя по всему, выдавая его сильный английский акцент.

— Que … quisiera beber (что будете пить)?

— Vodka con cola (водка с колой), — ответила Вера и поправила рукой челку, чтобы ее красивые глаза были заметнее.

Эти, две молоденькие англичанки не шли с ней не в какое сравнение, и их парни то и дело искоса поглядывали в сторону Веры, по всей видимости отметив ее красоту. Также и мужчина, сидевший за стойкой, который сначала сидел к залу спиной, то теперь на половину развернулся и не сводил с Веры тоже взгляда, но смотрел он не на прямую, а из-под лобья, заметно часто поворачиваясь к бармену, видимо, чтобы этим самым разбавить чересчур свое пристальное внимание к столь красивой особе.

Вскоре Вере принесли дурманный напиток и она, не торопясь, сунув соломинку, принялась вожделенно посасывать волшебную жидкость, которая должна была ей помочь расслабиться, отойдя в тот мир, где картинка становилась совсем иной и мысли принимали состояние невесомости. И вот она уже почувствовала, что ей становится более комфортно и по ее телу начало растекаться тепло, словно по холодному дому пустили отопление, а в голове появилась легкость. Она отключила звук телефона, чтобы не дай Бог не хватало еще, чтобы Саша, что-то там вновь почувствовал и начал бы без перерыва названивать ей. Теперь она уже начала смотреть на мужчину с голубыми глазами, который ей показался привлекательным, намекая ему, что он мог бы к ней присесть, но он пока не решался, а только было видно, что ему поднесли еще стаканчик, и она также заказала себе другой, опустошив первый как-то быстро, словно ее сильно мучала жажда.

Так-то Вера могла много выпить и довольно прилично стоять на ногах, после изрядного количества алкоголя.  Еще давно в молодости они своей компанией не раз напивались до полного беспамятства, причем пили водку и пиво, что в итоге составляла гремучую смесь и в голове все кружилось настолько, что казалось, что она летает, а не сидит, дополняя ко всему прочему для полного улета, сигареты. Секс только вот был абсолютно бестолковый, когда она была в таком состоянии. Другое дело, когда однажды она обкурилась со своей подругой Валентиной, травки, которую они нашли в квартире у нее же, муж которой баловался марихуаной и со своим очередным дружком чуть после занялись в ванной сексом. Те ощущения она запомнила на всю жизнь, потому что все чувства обострились на столько, что ей казалось, что она ощущает каждым своим кусочком тела внеземное блаженство. С Александром же было невозможно поэкспериментировать так же, потому что он никогда не пробовал наркотики и слышать ничего подобного бы не стал, считая, что естественный процесс нельзя украшать искусственным кайфом, который только вредит и сердцу, и уму: он дословно так и говорил так, лишив ее возможности еще раз ощутить те же минуты незабываемых чувств и себя заодно.

И вот у Веры вновь проснулось, давно позабытое, но до боли знакомое чувство невесомости, и она словно поплыла по воде, наслаждаясь появившейся легкостью и отрешенностью от всего того, что ее донимало, когда она думала о своей семейной жизни. И она вдруг заметила, (это когда, например, человек вдруг задремал, а потом внезапно очнулся), что уже не одна за столиком, а рядом с ней тот самый голубоглазый мужчина, который теперь прямо смотрит ей в глаза и щебечет ей разные забавные слова, то на английском, а то на ломанном испанском и самое интересное, что она все понимает чуть ли не дословно, отвечая ему, не запинаясь на испанском, а то и на русском языках, чем приводит его в восторг.

Глава 9

Сквозь пелену пьяного дурмана, мужчина показался Вере очень даже красивым, голубые глаза в сочетании со светлыми волосами, напомнили ей одного американского артиста, фамилию которого она не смогла вспомнить, но зато хорошо помнила фильмы с его участием. В одном эпизоде фильма этот обласканный славой артист также сидел в баре с девушкой и пил виски, смеялся с ней над чем-то, развлекая красавицу интересными репликами. Вера даже припомнила, что чем-то похожа на ту актрису из фильма и вроде как она тоже была с черными и немного волнистыми волосами — вот только носик ее был изящней, но это все рука мастера красоты отлично поработала над лицом актрисы. Этого ирландца звали Чарлес. Она даже не поняла, почему знает, что он ирландец, а не англичанин. Может быть, он сам ей сказал, а она это отметила, но не запомнила тот момент, когда это случилось, а может быть она и сама угадала, потому что здесь поблизости жило очень много ирландцев и возможно она уже интуитивно каким-то образом определяла, кто есть англичанин, а кто ирландец. В ее голове все крутилось, как будто она сейчас на карусели. Вера даже не отобразила, что в баре они остались только втроем: бармен, она и Чарлес. Когда ушли остальные, она и не заметила, видимо много выпила уже, и хитрая водка сделала свое дело, уведя ее из реальности в свои пьяные чертоги.

Чарлес уловил по взгляду Веры, что он ей нравится и подсел к ней совсем вплотную, и нет да нет, осторожно обнимал ее тонкие плечи, на пару секунд, своей здоровой рукой, когда шептал ей на ушко всякую чушь, видимо из ирландского юмора, гогоча потом. Она же тоже смеялась и не оттого, что ей было смешно, а оттого, что ей было легко сейчас, и она словно пушинка парила, не чувствуя своего тела, выгнав все дурные мысли из своей головы. Чарлес еще больше обнаглел, и она заметила, что другая его рука лежит у нее чуть выше коленка, мягко пощупывая пальцами ее кожу, словно это персик, который нужно обязательно потрогать, чтобы понять: поспел он или нет? Веру нисколько это не смутило, потому что она давно хотела, чтобы ее вот так кто-нибудь полапал, потому что она устала без мужской ласки, которой лишил ее Александр со своей чрезмерной ревностью, грубостью во имя непонятно каких целей, убив в ней желание к некогда самому дорогому человеку на свете. Только вот она ничего не чувствовала, потому что алкоголь, словно сильная анестезия заморозил все ее тело, а не только мысли. Так было всегда, и она не знала ни одной женщины, которая совмещала бы сильную дозу алкоголя и сексуальные ощущения, получая от этого истинное удовольствие. Одно дело бокал вина или шампанского, а другое бутылка виски или водки вперемежку с колой, то уж точно там не до оргазма. Конечно, чаще всего в пьяном угаре и совершаются многие вещи, за которые потом стыдно. И сейчас, утопив чувство стыда в стакане водки, и Вера могла бы, наверное, прямо здесь в баре отдаться на растерзание этому наглому ирландцу, решившему, что она та, которая может так вот просто взять и растелиться перед незнакомцем. Снять свои красные трусики, подаренные Александром в купе с красной сорочкой, одной известной французской фирмы, повернуться лицом к выходу, а к Чарлесу задом и пойти уж до конца по лестнице грехопадения! Но она знала, даже находясь в таком состоянии, не сделает ничего подобного, потому что она была сильной женщиной и готова еще была терпеть дальше, неся на своих хрупких плечах бремя брака, а то, что с ней происходило сейчас – это была маленькая передышка: она ведь все-таки тоже, как и Александр на что-то надеялась! Столько лет совместной жизни не так то просто было перечеркнуть, а если и перечеркивать, то нельзя было ошибиться ни как! Кинуться во все тяжкое и попросту наесться тем, что ей так не доставало. Она была честна перед собой, и знала, чего ей больше всего не хватало: любви, секса и ласки. Был муж, но он где-то обронил по пути длинной дороги брака эти три важные вещи, которые никак не мог найти теперь, хотя может быть он и старался, но его старания выглядели, как-то странно. Он вроде и говорил, и кричал навзрыд порой, что очень старается сделать так, чтобы их отношения преобразовались во что-то новое и лучшее или вернулись в то старое, но доброе состояние, когда они были рядом только лишь ради того, чтобы видеть, слышать и чувствовать друг друга.

Неизвестно до какого времени продолжалось это веселие, но скорее всего часов до трех ночи, хотя и паб работал в это время года не так долго, как летом, но видимо бармен не стал выгонять Веру с Чарлесом, скорее всего из-за того, что они были чуть ли не единственными клиентами, кто так щедро сегодня мог наградить его выручкой. Летом же конечно подобные бары и пабы гудели до самого утра, где английская молодежь, потряхивая своими животами, не по годам уродливо полными, выпивала всю горючую жидкость, имеющуюся в запасах, пока тут же можно сказать не падала под стол, обливаясь собственной рвотой.

Вдруг, Вера заказала себе крепкий кофе, и это говорило о том, что она собирается трезветь; подумав секунду, она также попросила счет. Чарлес, услышав слова о кофе и счете, как-то странно посмотрел на нее, но ничего не спросил и не сказал, хотя вроде он уже настолько освоился, что было странно, почему он еще ее не поцеловал и не похлопал по попке, как любят бравые парни. Все дело в том, что Вера хоть и была красивой женщиной и сейчас ее поведение можно было прировнять к поведению шлюхи, но у нее всегда был холодный гордый взгляд, который был способен отпугнуть мужчин, если бы она не давала понять, например, вслух, что они располагают к себе. Она была на редкость прямолинейна, не любив юлить по поводу: нравится или не нравится. Вера этим шокировала, но и манила к себе тех, кто был удостоен ее слов, которыми она брала мужчину, как берет кошка котенка за холку и беспрекословно тащит его в свое логово.   И вот с этим Чарлесом она вроде, как и позволила ему себя немного приобнять и даже положить руку на коленку, но ее глаза, хотя и блестели от алкоголя таким распущенным огоньком, но в то же время давали понять, что лучше не переступать черту, которую только она сама может позволить переступить и ни как по-другому. Можно, конечно, сказать то же самое и о каждой женщине, руководствуясь фразой: «Сучка не захочет – кабель не прыгнет», — но все дело в том, что пьяная женщина чаще всего отдается мужчине (кстати, чаще тоже пьяному), хотя и не хочет, но позывы злого алкоголя делают свое дело, превращая и того и другого в нечто. Вера была «не каждой женщиной», она была особенной во всех отношениях, например, если она и прикидывалась шлюхой, то делала это настолько мастерски, что была в этот момент особенной шлюхой, которую хотели бы все и праведники в том числе. Она не была падшей женщиной, когда умирало все, что может умереть, а душа словно покидала тело – нет! Вера просто была несчастной женщиной, которая отдала себя всю своему мужу без остатка, пожертвовав всем ради него, хотя ведь могла бы сделать карьеру юриста, например, при ее-то энергии и хватке, но она сказала всему этому нет, и расстелила свою любовь перед мужем, словно ковер, усыпанный цветами.

Когда принесли счет, Вера на мгновение замерла, ожидая реакцию Чарлеса, но он только смотрел на нее с пьяной улыбкой на лице. Она кинула на железную тарелочку несколько купюр и встала из-за стола. Она почувствовала, что ее качает, но ее это не смутило.

— Ciao! – произнесла на прощание Вера и, махнув рукой бармену, медленно пошла к выходу.

«Вот урод! – подумала Вера, — Саша бы никогда не позволил дать женщине заплатить за себя, если был бы с ней наедине! К черту всех этих слащавых мужиков, думающих только об одном: халяве и наших гениталиях!».

Вера вышла на улицу; дул свежий ветерок, который обдал ей лицо холодком, что было как раз, кстати, потому что у нее все кружилось перед глазами, и ей нужно было чего-нибудь отрезвляющего, а кофе не подействовало, по крайней мере, еще. Машина стояла рядом, которая почему-то чем-то напомнила ей луну, которая отражаясь от лучей солнца, светилась высоко в небе в одиночестве. И так же ее старенькая серебристая БМВ, отражаясь белым светом от падающих лучей от фонаря, но только не в небе, а здесь на грешной земле молчаливо ждала свою хозяйку, скучая от того, что ее покинули, хоть и на время. Она нажала кнопку на пульте, после чего машина блеснула желтыми огоньками, и раздался еле слышный глухой щелчок, свидетельствующий о том, что замочки на дверях отварились. Вера открыла дверь машины и придерживаясь одной рукой за кузов автомобиля, а другой за дверцу осторожно уселась на переднее сидение; вставила ключ в замок зажигания и повернула его; машина зарычала. Вера посидела несколько секунд и нажала педаль газа, одновременно крутанув руль немногим влево и тронулась с места. Она не пыталась сейчас лихачить, понимая, что пьяна и могла бы причинить много вреда и себе и какому-нибудь случайному прохожему, поэтому ехала медленно, внимательно вглядываясь. На дорогу ушло немного времени. Подъехав к дому, она остановилась, но не торопилась выключать зажигание. Она взглянула на себя в зеркало, застыв на мгновение, а потом в ярости ткнула его рукой, от чего оно покосилось.

— Рубцов! Я тебя не на-ви-жу! – вдруг внезапно пронзил оглушительный голос женщины, пространство салона автомобиля, перебив тем самым испанскую песню, негромко звучащую по радио!

Из глаз Веры хлынули слезы ручьями…

— А…, — закричала она, словно испугалась чего-то, -а…, — еще яростнее послышался ее рев.

Вера со всего маху принялась бить ладонями по рулю, от чего он завибрировал. При этом она кричала матерные слова, ибо другие слова она не могла подобрать. Немногим позже в бессилии она уткнулась в руль лицом и громко заплакала.

— К..ак ты так со мной, сво… Ты  ж.. все у..бил во мне! В..се! Где мо.ююя лю..бовь? Где мо…и дети? – рыдала женщина.

Вере было настолько противно и плохо, что она готова была сейчас наложить на себя руки от бессилия, отсутствия смысла жить на земле, где она ежесекундно ненавидела все, чем она еще недавно жила и радовалась в надежде, что у них с Сашей жизнь будет сказкой, но все оказалось прозой — черной будничной прозой! Женщина в возрасте Веры, не создавшая толком семью, не родив детей – это женщина, которая чувствует, что ей нечего терять в жизни, поэтому она поистине опасна. Она ходила по краю своих обострившихся чувств ненависти, в первую очередь к Александру, способных затмить человеческий страх. Она уже начинала осознавать, что уже не так, как раньше боится мужа и уже не задумывается над тем, что ей может грозить за ее провинности, которых возможно будет еще больше, а эти разовые «выходы в свет» — это, скорее всего, было началом, потому что она понимала, что ей теперь не остановиться, и она готова мстить ему, себе, всем без разбора, потому что внутри нее уже почти не осталось ничего радостного и доброго, чем она всегда славилась. Звонкая жизнерадостная девчонка с гордым взглядом превращалась в истеричку и как ее муж была готова взорваться в любой момент, расплескивая словесные гадости, из ее чаши ненависти, которая была полна до самых краев.

Наревевшись досыта, женщина успокоилась; посмотрелась в зеркальце, как будто ее кто-то сейчас мог заметить, и напугаться ее заплаканного вида и вышла из машины. Она все еще была пьяна, но уже не так сильно: может быть, кофе подействовало, а может быть, она вместе со слезами выплакала лишние миллиграммы водки, которых было много в ее организме сейчас? Она постояла несколько минут, не открывая калитку, озираясь вокруг и любуясь широкими улицами, вдоль которых возвышались финиковые пальмы, звездным небом над головой и тишиной, которая была особенной здесь, в краю безмятежных морских окраин.

Место, где они купили дом было самым красивым на свете, так она считала. Хотя они много где побывали, но то ли особенная любовь к Испании и населяющим эту землю веселым людям, местному уникальному климату, сладким, как мед апельсинам, голубому морю и почти всегда чистому небу, где только изредка плавали облака, вызывали у нее такие чувства, и она следовала им слепа. Может быть, она была в дали от ненавистного ей дома, расположенного за городом в России, где она провела столько времени, как в заточении и оттого чувствовала, разницу между золотой клеткой и свободой, которая прекрасна по определению. Теперь эти края побережья Коста Бланка стали ее путеводной звездой, и она с каждым разом убеждалась, что эта земля только способна наполнить ее жизнь новым смыслом. Она пыталась убежать из чуждых ее сердцу воспоминаний, где было полно семейных черных деньков, когда они делили между Александром свои взгляды на жизнь и где с ее стороны звучали слова радости и беззаботного веселья с любимым, которым не должен брезговать человек, по ее глубокому убеждению и слова Александра, злобы и ненависти к тем, кто живет беспечностью и безразличием, думая только о себе.

— Человек рожден ради выполнения своего долга, а это в первую очередь сохранение его чести и стремлению познания окружающего его мира, поэтому нет у меня времени на всякую ерунду, — повторял Александр, пытаясь чуть ли не силой навязать свое мнение жене, которая если и считала так, но только отчасти.

— Это все понятно! Но на свете столько радостей, которые ведь не зря нам даны, — пыталась разбавить строгий свод правил Александра, более жизненными вещами, Вера.

— Это все от сатаны! – горячился муж Веры, прикрываясь святым писанием.

— В Чем тут грех, что мы с тобой никуда не можем выйти, чтобы так просто погулять, сходить в гости, кино? Ты же все время чем-то занят, делая что-то или о чем-то думая, а любая свободная минутка со мной, тебя приводит в бешенство.

— Да! Я не люблю тратить время впустую!

— Я не пустышка! Я жена твоя, которая хочет ласки, любви, а не того, чем ты меня вечно пичкаешь!

— Чем же я тебя пичкаю?

— Тем, что расписываешь содержание каждого моего шага, увлечений, не понимая меня! У меня другая природа совсем! Я женщина! Мы разные и должны дополнять друг друга, а не жить однобоко, подчиняясь только одной стороне медали.

— То есть пьянствовать, курить, спать на стороне, чтобы приукрасить наши будни!

— Ты все о своем! Это же паранойя у тебя, Саша!

— Ты достала меня одним и тем же словами оскорблять! Придумай более оригинальные оскорбления.

— Не обязательно пить и курить, можно просто относиться друг к другу, как мужчина к женщине, а ни как мужчина к мужчине. Ты ведь совсем меня замордовал! Ты как тиран надо мной склонился и зришь за всеми моими движениями, — выплескивала злость Вера, не слушая его саркастические замечания.

— Я тебе предлагал найти нам общее хобби!

— Когда это ты предлагал и что?

— Язык начать учить испанский вместе на курсах, к примеру!

— Правильно, но ты так надменно надо мной посмеивался, что я подумала: нужно ли мне это все? Я сейчас спокойно учу, и никто надо мной не смеется.

— Что ты тут придумываешь?

— Ничего! Так и есть!

— Что есть?

— Что ничего общего между нами уже нет и твое холодное отношение ко мне – вот что осталось!

— А Твое? – твои вечные придирки к моему внешнему виду, запаху, черт его побери!

— Ты сам всего этого добился своими собственными руками, поэтому нечего валить с больной головы на здоровую!

— Это твоя голова больная, а не моя! Делала бы все как тебе велено, то ничего бы не случилось такого между нами, что мы грыземся чуть ли не ежедневно!

Разговоры межу супругами были как между людьми, наделенных слепотой и глухотой. Александр видел, что ее поведение далеко от того идеала, которым он считал должна отличаться женщина благородная. Он начитался книг и наслушался своих друзей, тех, которые в женщинах видели всего лишь упряжку лошадей, которыми надо вовремя только было понуждать, не замечая ничего другого, например, где Вера его обстирывала, обхаживала, покупала новые вещи ему, садилась на коленки и говорила, что очень любит его (было же это совсем вроде еще недавно). Вера же слышала от своего мужа только оскорбления и насмешки, не говоря уж о его рукоприкладстве, которое правда со временем сошло почти на «нет», но воспоминания были свежи и тем более, когда спор переходил все грани приличия. Александр грозился ее избить, выкрикивая чудовищные слова, правда, потом отнекиваясь, что вроде все она сама придумала, потому что он не помнил всю ту грязь, которой поливал ее. Все остальное, где и можно было похвалить Александра, например, хотя бы за то, что он купил дом в Испании, и ее жизнь стала потихоньку вылезать из сырости и серости, чем отличался климат и образ жизни у них дома в России, она не замечала. Она была одета и обута и самое главное выглядела в свои годы на двадцатипятилетнюю девочку, но и этого она не замечала, виною чему были постоянные его упреки, в которых он подчеркивал свои достоинства и свои затраты на нее, но все это лилось из него только лишь со злости, а неискренне, а ведь и были слова любви, которые вылетали из сердца!

Вера окончательно пришла в себя и, достав желтенький ключик из сумочки, вставила в замочную скважину, повернув его; дверь заскрипела и отворилась, а перед ней предстал тропинка, вымощенная тротуарным камнем, освещенная белым светом от луны, ведущая к белокаменному арочному крыльцу. Она вступила на нее и медленно, словно по подиуму пошла, поправляя на ходу прическу. В этом лунном свете она была удивительно прекрасна! Свет вечной подруги земли озарил ее красивые черты лица и черные кудри, добавил блеска в глаза. Александр сам не понимал, чего мог лишиться! Страшная внешне женщина с хорошими манерами превращалась в женщину миловидную, где больше всего подчеркивалось ее поведение, которое сглаживало изъяны наружности. Женщина с обычными внешними данными, о которой нельзя было сказать, что она некрасивая, но и восторгаться ею можно было только с серьезной натяжкой, но с соответствующим прилежным воспитанием она была настолько обаятельной, что уже могла пускать мужчинам пыль в глаза, из-за чего они ослепленные ее колдовством, готовы были побожиться, что она красавица. Женщина же красивая и еще с правильным воспитанием, где бы присутствовало все: умение справляться с хозяйством; одеваться изысканно, а не вульгарно, скромно, но в тоже время подчеркивая или намекая на то, что она готова на «откровение» и нужно только потянуть за нужную ниточку; умение вести беседу и вовремя сказать нет или да; вовремя уйти и вовремя появиться; – вот тогда про такую женщину можно было сказать: она спустилась с небес по лунной дорожке на грешную землю! Вера сейчас в этом лунном свете была именно той, красоту которой нельзя было описать словами, а нужно было видеть и чувствовать. В ней было все, о чем может мечтать женщина, и в то же время не было ничего, чем бы она могла сама дорожить. Она хотела гулять в саду под звездами с Александром, целоваться, скинуть с себя и с него одежды, чтобы постичь близость двух любящих людей в лунном свете. Вместо этого она шла по каменистой тропинке, в маленьком, но прекрасном саду, обнажая свое прекрасное лицо в белом свете, но она была пьяна, не любовью, прекрасна, но холодна, замужем, но одинока.

Заскрежетал замок. Вера отворила дверь, но не стала заходить внутрь дома, а присела рядом с входной дверью на беленьком стульчике с мягкой накидкой, стоявшем на крыльце. Уже приближалось утро, но она не хотела спать, хотя уже начинала ощущать тяжесть ночного застолья. Вера вспомнила, что у нее в сумочке лежит пачка дамских сигареток, которые она купила в баре поэтому незамедлительно достала. Там же у нее была и зажигалка. Она закурила.

— Видел бы ты меня сейчас, чудовище! – воскликнула Вера в ночную тишину, словно там кто-то стоял. – Все что ты мне запрещал — я разрешила себе, но не, потому что хочу этого, а потому что ты царь Александр, должен знать, что я не собака, которую ты посадил на цепь.

В ответ только застрекотал сверчок.

Глава 10

Вера проспала до шести часов вечера и проснулась только лишь, потому, что кто-то позвонил входную дверь.  Она посмотрела на телефон, который стоял на беззвучном режиме, и только тогда поняла, столько времени она умудрилась проспать. Она туго еще соображала, и ее слегка мутило, а во рту было ядовито-пакостно.  На телефоне, как она успела заметить, было несколько непринятых звонков от двух человек: Риммы и Александра, причем странно, но от него только один звонок, сделанный, примерно, час назад, а от Риммы несколько. Звонок в дверь был один и скорее всего, звонили какие-нибудь разносчики рекламы, коих было несчетное количество: кто-то клал рекламный буклет в почтовый ящик, а кто понаглее, мог и позвонить в дверь и вручить лично в руки, поэтому Вера даже не шевельнулась, чтобы встать и идти открыть дверь.

— Саша, ты звонил? – написала Вера по viber (супруги только несколько дней назад установили эту программу ставшей очень популярной во всем мире и наиболее удобной для международных звонков). – У меня на беззвучии стоял телефон. Я приболела немного и целый день в постели. – Привет, — дописала Вера.

— Привет! – послышался голос Александра в трубке телефона, который уже устал, видимо от писанины, и с тех пор, как их коммуникационные возможности достигли новых вершин, то теперь с радостью сразу же набирал Веру по телефону, чтобы не заниматься нервотворчеством, тыкая по малюсеньким буквам.

Вере ужасно не хотелось говорить с кем-то, но она должна была взять трубку, чтобы успокоить мужа, если он вдруг что-то все-таки почуял неладного в ее поведении, которое могло бы быть только сглажено ее голосом, повествующим о «правде», которую так всегда ждал Александр от нее, веря и не веря, но желавший слушать ее оправдания, чтобы, в конечном счете, все равно поверить своей женщине.

— Привет!

— Что случилось?

— Ничего страшного, но тошнит что-то.

— Чего такого наелась?

— Да не знаю, я, — отмахнулась женщина. – Сегодня странно даже, как-то, что ты не звонишь мне целый день, — перевела разговор Вера, которой не хотелось чересчур много врать, а было лучше ей попросту опустить подробности. Врать у нее выходило плохо и еще скрупулёзно допытывающийся муж, мог вывести ее на чистую воду, как профессиональный сыщик, собирающий по крупицам настоящую картинку преступления.

— Да на работе много проблем было – решал!

— У тебя все нормально?

Ну…, как обычно, — вздохнул Александр.

Разговоры супругов могли долгое время состоять только из вздохов и бессмысленных слов, не зная, что друг другу такого сказать, чего они еще не сказали, поэтому Вера, которой сейчас не хотелось утонуть в этом диалоге, который, если не прервать, мог превратиться в полу молчаливый и оттого еще более бессмысленный разговор.  Она претворилась еще больше больной, чем была, на самом деле, чтобы от нее попросту отвалили.

— Саша я пойду, прогуляюсь, а то совсем плохо. Воздуха надо свежего глотнуть.

— Иди, иди! – согласился муж, который и сам скорее не хотел продолжать дальнейшую беседу. Для него самое главное было, что с его женой было все хорошо, несмотря на небольшие отступления и вроде как она дома и одна. Это «вроде» он старался возвести в ранг незыблемости и вечного постоянства, по сути, живя уже так долгое время, не годы, но уже месяцы, которые скоро могли бы превратиться и в годы. – С тобой точно все нормально? Может отравление?

—  Не переживай, справлюсь! Не первый же раз, ерунда я думаю, пройдет!

— Как знаешь, но если не пройдет, то дуй в госпиталь сразу!

— Все пройдет Саша! – успокоила Вера мужа. – Пока! Позвоню, если что позже.

— Потом поздно совсем будет; завтра мне рано вставать. Я спать пойду, наверное, скоро. Спокойно ночи!

— Хорошо, Саша! Спокойной ночи!

С этими словами Вера отложила телефон и встала с кровати.

Погода стояла восхитительная. Спальня заливалась ярким солнечным светом, несмотря на предвечернее время. Было странно, что Вера проспала беспробудно столько времени в столь светлой комнате, что даже ни разу не проснулась. Ставни она забыла прикрыть перед тем, как легла в кровать, видимо уже была не в состоянии сделать то, что делала обычно. Водка оказалась чумовой и настолько сильно отшлифовало ее сознание, что эти часы никто и ни что не могли бы потревожить ее сон, хотя Вера отличалась чутким сном и малейший шум мог ее разбудить.

Вера приняла душ, выпила свежевыжатого апельсинового сока, добавив в него еще немного лимона и почесав в растерянности свою милую черную макушку, которая на редкость была спокойной и умиротворенной, словно не было выпито ровным счетом ничего из того, что причиняет потом, как правило, головные боли и невольно задалась вопросом: чем бы ей себя развлечь вечером? Ответить себе она сразу не смогла, поэтому побродила по дому. Потом прибралась на кухне, хотя и так все было идеально чисто и даже блестяще, что было особенно заметно, когда в маленькое кухонное окошко, к вечеру, проникали последние лучи солнца, которые искрились на белоснежной плитке, выложенной на стенах, как бы восхваляя прилежные руки хозяйки.

— Римма! – наконец-то вспомнила Вера о своей старшей подруге, давно желающей увидеть ее у себя дома в качестве гостьи, тем более от нее было несколько звонков сегодня.

Вера вспомнила, что оставила телефон наверху в спальне, отчего даже поморщилась, потому что жутко не любила лишний раз бегать по лестнице. В их доме в России они частенько с мужем спорили, кому подняться на второй этаж (а третьем даже не заикаясь) за той или иной вещью. Вере, как никому, пришлось за несколько лет вдоволь набегаться по этажам и комнатам, может быть, в этом и была причина, которая вызывала в ней раздражение, когда ей приходилось лишний раз, например, по забывчивости своей, преодолевать ступеньки лестницы.

— Але!

— Верочка! — раздался радостный голос Риммы по телефону. – Я тебе звоню, звоню…

— Я сегодня весь день отсыпалась!

— Что случилось?

— Да ничего! Спала, спала…

— Спала, спала…, — шутливо передразнила Римма. – Приходи-ка сегодня ко мне на чай! Я всяких разных вкусняшек купила!

Судя по всему, Римма была очень рада наконец-то услышать Веру. И сама Вера, непроизвольно заулыбалась, слыша такие мажорные нотки в голосе старенькой женщины.

— Мне только сладкого не хватало! Я и так — сплю и ем, а на булочках и конфетках раздамся, как дрожжах.

— Ой, милая! Тебе этого не грозит, брось! Давай приезжай ко мне, все равно тебе делать нечего, я думаю.

«Почему бы и нет?» — задалась вопросом Вера, и, не мешкая согласилась.

— Дайте мне только одеться!

— Какая ты умница! Я тогда чай ставлю!

—  Ставьте!

Поговорив по телефону, Вера заглянула к себе в гардероб. Вопрос, что одеть на чаепитие к Римме не был сложным: беленькая легкая кофточка, потому что ветерок еще по вечерам был прохладный и светлые джинсы. «Хочу быть, как ангел — вся в белом!» — подумала Вера и быстро одевшись, пошла к машине.

Римма занимала трехэтажную секцию многоквартирного каменного корпуса (таунхауз). Три этажа, хоть и звучало гордо, но на самом деле это была небольшая квартира (соотечественники Риммы чаще всего называли ее квартиру домом, потому что имелся отдельный вход и дворик) с тремя малюсенькими спальнями, две из которых располагались на втором этаже и одна на третьем. На первом этаже был зал, соединенный с кухней.  В микроскопический дворике перед входом, где Римма садила розы, стоял большой обеденный стол, сделанный из металлического каркаса и оплетенный дерматиновой черного цвета лентой; стулья были точно такого же фасона, как и стол, но вот только его столешница была сделана из стекла. Урбанизация, где было несколько подобных многоквартирных корпусов, была закрытой; внутри двора имелся бассейн, а также зеленая лужайка, где в жаркие дни принимали солнечные ванны взрослые люди, в то время, когда детишки резвились в бассейне. До набережной, с которой по лестничному маршу можно было спуститься к морю, было метров двести. Пляж на этом отрезке был диким и каменистым, но зато вода была всегда прозрачной, и если человек был не слишком прихотлив, то мог себе позволить искупаться и здесь, найдя подходящее местечко. Римма очень любила свое гнездышко и не раз восхваляя его в беседе с Верой, заявляя, что хотела бы встретить свою смерть именно здесь.

Вера заехала на парковку урбанизации, расположенную на территории (Римма с пульта открыла ворота) вышла из машины, расцеловавшись двое кратно в щечки с Риммой, после чего Вера достала с заднего сидения целый пакет свежих апельсинов с лимонами.

— Здравствуйте! Это вам, витамины!

— Привет дорогая! – расплылась в улыбке Римма. – Спасибо! Куда только мне столько?

— Пейте, ешьте! – улыбнулась Вера.

Женщины прошли в дом Риммы. На столе во дворике стоял цветной фарфоровый чайник, накрытый зеленым кухонным полотенцем. Разнообразные сладкие булочки и конфеты лежали в хрустальной вазе.

— Ой! Конфеты из России? – воскликнула Вера.

— Да! Дети прислали! Здешние конфеты мне не нравятся! Кто бы, чтобы там не говорил, а вкуснее русских конфет нет!

— Соглашусь с вами! Я обожаю «левушку»!

С этими словами Вера взяла из вазы одну конфетку, обернутую в ярко-желто-красный фантик с рисунком льва.

-Простите! Я даже разрешения не спросила, — извинилась Вера, забывшись в мимолётном порыве, спровоцированном сладким кусочком счастья из России, чем и были эти конфеты для Риммы, и отчего Вера пришла мгновенно в восторг, как только увидела родные сердцу вещи. Бежим мы из родных краев, ища места лучшие на земле, но корни наши духовные остаются с нами до конца наших дней, а то, что тело скачет по планете: нет в этом греха – пусть скачет!

— Брось! Угощайся!

— Спасибо! Вы мне покажите свой дом?

— Конечно! Идем, а потом чай сядем пить – я уже заварила! Не люблю холодный!

Римма поводила по комнатам Веру, показывая ей свое гнездышко, свитое со своим мужем, а теперь оставленное в полное распоряжение вдовы. Одна из трех спален была гостевой, где обычно у нее жили дети, в то время как для внучки была предусмотрена другая маленькая спаленка рядышком со спальней хозяйки.  Внутренние стены были выкрашены в цитрусовые цвета: апельсиновый, лимонный, и только цвета ее спальни были сиреневого цвета.

— Себе я стены я покрасила иначе! Детям и внучке в радость такие цвета, теплые и вкусные, а я уже пресытилась ими. Сиреневый цвет – это наш любимый с мужем, которым мы всегда красили себе наши спальни в России или обои, когда покупали, то чаще всего предпочитали именно сиреневые. Здесь, когда делали ремонт, то поначалу покрасили в цвет апельсина: муж решил изменить своему вкусу. Я не настаивала, но когда он ушел.., то я вернулась к нашей сирени….

Римма всхлипнула, и глаза ее наполнились слезами, но она, смокнув их платочком, продолжила дальше рассказывать об убранстве своего дома.

— Картины купила в китайском магазине, — указала Римма на стены.

Картины имелись в каждой комнате и коридоре.  Изображения были абсолютно разными: натюрморты; пейзажи лесов, полей, моря. Римма как могла, украшала свой дом, внося что-то новое. Это был ее мир: небольшая квартира или дом, как кому угодно, где она провела последние свои годы, и она дорожила им, может быть, прячась от мира общечеловеческого, который за ее годы дал ей наверняка немало обид и разочарований.

На обследование дома ушло минут пять – десять.

— Ничего особенного, как видишь! – заключила Римма.

— У вас здорово! Чувствуется, жизнь в доме! Мы с Сашей дом не обустраиваем, картины не покупаем.., — вздохнула Вера. — Я сама бы даже писала, простенькие картины и весила бы на стенах у нас…

— Ты? – удивилась Римма.

— Да! Почему нет!?

— Ты художница?

— Нет, — рассмеялась Вера. – Мне нравится рисовать – всегда нравилось и получалось, но я все откладывала это свое увлечение на будущее, считая все это баловством, а теперь вот смотрю на ваши картины и думаю, я же также могла писать и почему я не делала этого раньше: не пойму?

— Так начни!

— Начну! Все равно ничего не делаю, но дом вряд ли уютней наш от этого станет, если я начну писать картины и развешивать их на стенах.

— Ты попробуй, а вдруг! – улыбнулась Римма. – Некоторые вещи меняют нашу жизнь до неузнаваемости.

Проведя экскурсию по владениям Риммы, женщины вернулись назад во дворик, где их ждал черный душистый чай и русские конфеты.

Во время чаепития Римма поведала Вере о своей жизни много подробностей, но самым интересным было то, что все эти события были неразрывно связаны с ее мужем или временем, когда он был еще жив. Вера же конечно на этом внимание свое не акцентировала и естественно не говорила Римме об этом, но она понимала, что эта старенькая женщина живет своим прошлым. Она бы даже не удивилась, если бы услышала, что Римма разговаривает со своим покойным супругом, как с живым. Они прожили вместе 40 лет! Римма рассказала, что всю их совместную жизнь они не ладили друг с другом: ругались по пустякам, дрались, требовали друг у друга развода, но любили… и никто из них не мог представить себе жизнь по-отдельности.

— Мне все подруги говорили: «Уйди от него, разведись; хватит терпеть его издевательства».  А я смотрю на них, а в глазах только зависть ядовитая, потому что муж мой был красавцем и умом блистал, а у них или пьяницы или непутевые одни попадались. Я бы нисколько не удивилась, если бы одна из тех, кто мне советовала его бросить, потом бы замуж не выскочила бы за него, потому что, несмотря на его скверный характер, он свою семью берег, как зеницу ока, и я за всю свою жизнь с ним нужды не испытала и сейчас благодаря ему одному и век свой доживаю в достатке. Не в царских хоромах, но в уютном домике на берегу моря!

— Он вам изменял? – спросила Вера. Почему именно этот вопрос возник у нее, она даже и не поняла, и решила, что проявила бестактность, но Римма отреагировала абсолютно нормально.

— Не знаю! Я не ловила! Мои знакомые и подруги тоже ни разу не сообщали мне о том, что муж был замечен в непристойной компании, а они-то сразу бы на весь мир раззвонили, в этом я не сомневаюсь! Он дорожил мною, и если это и произошло в его жизни, то он это все так обставил, что даже комар носа не подточил!

— Наверное, да, — злорадно хмыкнула Вера. – Вы сами знали цену своему мужу, и никто другой не должен был вмешиваться в вашу личную жизнь, а тот, кто посмел, то грош ему цена была бы, ибо это обычные завистники или слепцы, пресытившееся собственным благополучием.

— Я ему тоже не изменила ни разу!

Римма неоднократно это уже говорила Вере, что можно было уже и подумать об обратном. Человек, когда слишком много говорит о своей невиновности, то, скорее всего, виновен. Но в ее глазах горел огонек гордости за себя, когда она повторяла эти слова, давая всем тем ушам, которые могли слышать в тот момент, понять, что она не зря прожила свою жизнь, и самым главным ее достижением была – верность!

— После смерти мужа, не думали еще раз замуж выйти? Много же одиноких мужчин, вдовцов!

— Много-то много, но где их найти-то? На лбу же у них не написано, что они одиноки!

Веру искренне чуть рассмешили слова Риммы, потому то в них отражалась вся культура таких вот женщин. Для них честь была все еще на первом месте, и они дорожили ею, как единственной драгоценностью и оттого все их поведение было изначально втиснуто в высоконравственные рамки, где каждое слово и поступок должны были иметь смысл, а смысл не мог быть блудом.

— Спросить можно!

— Взять так просто и спросить? – удивилась Римма.

— Почему бы и нет! – улыбнулась Вера, которая в отличие от Риммы росла и воспитывалась уже в иной среде — на изломе доброго и плохого, где плохое стало заполнять большинство ниш, оставленных добродетелью, изгнанной из родных стен теми, кто посчитал, что она мешает их свободе.

— Я так не могу, взять так в лоб мужчину и спросить!

— Сами мужчины вам подружиться не предлагают?

— Бывает, что начинают со мной говорить, и я тогда тоже поддерживаю разговор. Щебечем о разном! Но здесь у мужчин все разговоры сводятся к одному и тому же, по крайней мере, если речь вести о моем возрасте. Ладно бы им было по двадцать лет, а то, в таком почтенном возрасте, можно было бы и сгладить многие непристойности, поэтому надолго не хватает мне такого общения, и я утомляюсь. Начинаю злиться, и дальнейшее знакомство не имеет успеха. Я всех со своим мужем сравниваю и не могу ничего с этим поделать. Не могу его представить болтающим с женщинами об их прелестях или шмотках из магазина. О литературе или истории, киноискусстве, живописи – об этом он мог часами говорить, а мне все попадаются мужчины, которые часами готовы рассказывать, как они ходили по магазинам, вставляя между делом комплименты мне, вроде таких: «Какая же у вас Римма хорошая задница!  — или: У вас такая красивая кожа!

Вера от души рассмеялась! У Риммы выходили забавными и смешными подобные рассказы. И сама Римма радовалась тому, что доставляла тем самым удовольствие знакомым, оказавшихся в роли слушателей.

— Может быть вас лучше на сайте зарегистрировать? – предложила Вера.

— Знакомств?

— Да! Будете общаться с кем хотите, и выберите себе подходящую пару!

Вера на секунду запнулась, поймав себя на том, что и она тоже оказывается старомодна и слово «пара» ей послышалась диссонансным словом.  Она привыкла к тому, что ее называют всю жизнь женой или супругой, словами, ставшими давно родными. Слово «пара» было чуждым ей, как и Римме, наверное, но подругу Веры не расстроило, что у нее замаячила перспектива найти себе, так называемую пару, что было куда лучше, чем жить столько времени одной и быть и не женой и не подругой и не парой, а одинокой старенькой женщиной, так бодро шагающей по утрам вдоль моря!

— Если тебе не трудно! – осторожно заикнулась Римма, видимо давно подумывающая над этим, но в силу возраста, боявшаяся компьютера, тем более, когда речь шла об совершения определенных и последовательных действий по оформлению регистрации, где-нибудь на сайте. Хотя, она, может быть, и пробовала, но видимо не получилось, в противном случае Вере бы она точно уж рассказала.

— Ничего сложного в этом нет! Нам только нужно будет с вами анкету заполнить и фото покрасивее ваше разместить! У вас есть фотографии в компьютере?

— Много!

— Тогда в дом пройдемте, и я вам все сделаю.

— Как скажешь, моя дорогая!

Римма не смогла скрыть радости от предложения Веры помочь ей найти друга в виртуальном пространстве и прямо-таки засияла вся, словно предвкушая свидание в скором будущем.

«Мне бы тоже не мешало зарегистрироваться на сайте знакомств, —  вполне серьезно подумала Вера, — Перспектива шатающейся взрослой девочки по барам, меня не вдохновляет, а от безделья и тоски этим все и закончится! Как-то же надо мне начинать жить по-другому, где возможно и будет другой человек, которого я смогу полюбить, так, как когда-то полюбила Сашу. Вернусь в дом к себе и обязательно зарегистрируюсь, на местном сайте, сегодня же. Вдруг, найду себе пару, которая, станет мне лучше мужа, которого в действительности уже и нет, а только его громкий голос и фото в viber путают мне все еще карты, которые явно и очевидно обещают мне иной судьбы, где мне будет уготована другая роль, точно уж не роль жены Рубцова Александра!».