— Доченька, ты на рынок собралась?
Лидия Семеновна смотрела на Ирину старческими, выцветшими слезящимися глазами.
Соседка раздражала Ирину. Она жила одна, с дюжиной кошек, одевалась далеко не всегда аккуратно и регулярно раз в полгода устраивала «потоп», расцветавший на Иркином потолке замысловатыми узорами. Отношения были сухими, натянутыми, в пределах вежливого «противостояния». А тут это внезапное «доченька»!
Скрывая раздражение, Ирина сухо ответила:
— Нет, Лидия Семеновна. Я на рынках не закупаюсь, у нас в районе есть прекрасные супермаркеты, но вас вряд ли устроят их цены.
Обычно, получая отказ в своих просьбах от соседей, Лидия Семеновна вздыхала, извинялась и медленной, шаркающей походкой удалялась. Но в этот раз она не отставала.
— У тебя же машина, доченька. Может быть мимо проедешь, зайдешь на рынок — то. Ноги у тебя молодые, а мне не добраться уж. Мне много-то не надо. Баночку малины только. Ягодок. Я тебе бы сразу и денег дала. Сто рублей хватит же наверное? а если не хватит, ты не думай, я отдам до копеечки, вчера добавку к пенсии дали.
«Вот привязалась!» — раздраженно подумала Ирина. Рынок совершенно не вписывался в маршрут ее поездок, да и убивать время, таскаясь по вечно забитым из-за развороченного ремонтами асфальта в раскаленном городе дорогам ей совершенно не улыбалось. Была бы Лидия Семеновна не такой «неудобной» соседкой, подобная просьба не казалась бы Ирине обременительной. Но никаких других ассоциаций, кроме расплывшихся пятен и кошачьего ора при виде соседки у Ирины уже давно не возникало.
Да и не только у Ирины. Дом был старый, еще пятидесятых годов постройки; из тех, кто его заселял в те годы уже давно никого не осталось, кроме Лидии Семеновны. Новые жильцы были разношерстными, общались мало и «в лицо» не знали друг друга. Квартиры покупались, продавались, сдавались приехавшим «покорять Москву» энергичным «менеджерам» или стайкам «граждан СНГ». Ирина свою квартиру получила четыре года назад в наследство от тетушки и, переехав из небольшого приволжского городка с упоением обустроила, отмыла и отремонтировала захламленную и обшарпанную «стариковскую» двушку. Тогда же, на третий день после окончания ремонта, она и познакомилась с соседкой. Поводом стала вечерняя капель с потолка в прихожей, ванной и кухне.
Лидия Семеновна тогда куда-то по своему обыкновению с раннего утра ушла, а в ванной сорвало кран и вода радостными ручейками заполнила все прилегавшие помещения, просочившись за час на два этажа вниз.
Выставлять старушке счета за ремонт Ирина не стала, было слишком очевидно, что «компенсацию» та платить будет до «морковкиного заговения». Поэтому раздраженно попеняв Лидии Сменовне, Ирина заново поклеила обои и побелила потолки. Через полгода история повторилась, потом еще раз и еще. В общем, отношения были испорчены и выстраивать их Ирина не собиралась
.- Так как, доченька? Малины бы мне, баночку. Поллитровую, а? День у меня завтра особенный. Очень нужно мне малины. Я бы сама, но ноги с весны совсем подводят.
Ирина очнулась от неприятных воспоминаний и поняла, что все это время соседка что-то бормотала про эту чертову баночку и малину. «Не отстанет. Ну почему я не вышла на час раньше, а?» раздраженно подумала Ирина, но в ответ только вздохнула.
— Ладно, если будет время, я попробую заехать. Денег не надо сейчас, я не обещаю. Вы же понимаете, пробки.
— Спасибо, доченька. Вот спасибо тебе! Ты если поздно вернешься, не стесняйся. Сон ко мне нейдет, стучи, звонок-то не работает у меня. Стучи, я подожду.
— Не обещаю, Лидия Семеновна, но если получится, я попробую заскочить и к вам занесу.
Соседка радостно что-то еще говорила, кажется благодарила и все оправдывалась, извиняясь за то что потревожила просьбой, но Ирина уже не слушала: мотор утробно заурчал, магнитола проорала что-то попсово-радостное и громкое и Ирина выехала со двора.
Намотавшись за день по городу, забрав домой очередной бизнес-план, по которому в понедельник надо было бы сдать отчет и подробный анализ, и уже подъехав к дому, Ирина внезапно вспомнила о просьбе соседки.
— Вот блин! Совсем из головы вылетело! — пробормотала она раздраженно и развернула машину в направлении ближайшего супермаркета. Рынок, естественно уже закрыт. Оставалось надеяться, что среди развалов фруктов — овощей там что-нибудь да останется.
Супермаркет на Иркино счастье был круглосуточный, народу под вечер было не так много.
Пробежавшись мимо стоек она наконец-то добралась до нужного отдела.
Малина была. Но с первого же взгляда было очевидно, что это «товарные остатки»: ягоды были частично передавленные, коробки помятые…
Но это все-же лучше чем ничего.
— Переберет, если уж так ей надо в конце концов. — Подумала Ирина, схватив две коробки и поспешила к кассе.
Когда она заруливала на парковку перед домом уже стемнело. Подхватив сумки и пакет с малиной Ирина двинулась к подъезду. Рядом с ним стояла скорая. Ирка обошла ее и открыла дверь подъезда. Дребезжащий лифт быстро поднял ее на нужный этаж. По площадке шарахались испуганные кошки. Дверь в квартиру Лидии Семеновны была приоткрыта, на площадку доносились голоса бригады врачей.
— Вы поймите, вам госпитализация нужна. Но если вы отказываетесь… — донеслось до Иркиного слуха из квартиры.
Она зашла в двери. в квартире резко пахло кошками и какими-то лекарствами. В коридоре тускло горел свет, в комнате стоял молодой врач и медсестра. Лидия Семеновна лежала на продавленном диванчике и слабо пыталась спорить с врачами.
— Не надо мне в больницу. Устала я. До завтра как-нибудь…. Доченька! — обрадованно закончила она фразу, увидев вошедшую в комнату Ирину.
— Девушка! Вашей маме нужна госпитализация — развернулся к ней молодой черноволосый врач. — Я настаиваю, но если вы отказываетесь, дайте письменный отказ. Мы конечно сообщим, участковый завтра придет, но я бы все же рекомендовал.
Ошалевшая от таких событий Ирина не сразу поняла что все эти слова обращены к ней и открыла было рот, чтобы возразить, но Лидия Семеновна не дала ей и слова сказать.
— Доктор, ну вы же видите, дочка пришла, если что, лекарство какое даст, а в больницу мне нельзя. Может потом, попозже. Мне уже получше, получше… А участковая завтра таблеточки пропишет. Вы езжайте, я подпишу, очки только вот.. — она лихорадочно шарила по тумбочке рукой в поисках очков.
— Ну как знаете — устало произнес врач. — Подпишите вот тут.
Лидия Семеновна торопливо и косо нацепила очки и коряво расписалась на протянутой бумаге.
— Спасибо, доктор, спасибо. Вы езжайте, у вас работы сейчас много а мне получше.
Распихивая кошек бригада удалилась и Ирина, стоявшая с папками и сумками в руках наконец-то пришла в себя и растерянно опустилась на стул.
— Лидия Семеновна, вы с ума сошли? На улице жара, кондиционера у вас нет, кошки эти еще! Вы же не маленькая — если врач говорит о госпитализации… — она не успела закончить..
— Ты не серчай, доченька. Я да завтра-то доживу, Бог даст. — Лидия Семеновна пошевелилась, приподнимаясь и облокачиваясь спиной об измятые подушки. — День у меня завтра особенный. Мне никак нельзя в больнице-то его встречать.
— Да что вы заладили, день, день! — возмутилась Ирина.
— Ты не серчай… Послушай. — Лидия Семеновна сняла очки и дрожащей рукой положила их на тумбочку у дивана.
— Блокадница я. — она тяжело вздохнула и вдруг спохватилась. — Кошки-то , кошки мои! Ты позови их, они знают, они на кис-кис прибегут! А то дверь-то я открыла, когда скорую вызвала. Прихватило, боялась, когда приедут не дойду. Они-то небось на площадку убежали.
Ирина послушно подошла к двери и стала звать кошек. Они и правда потянулись на ее «кис-кис-кис» и, видимо в ожидании кормежки, всей толпой побежали в кухню.
— Там кашка в холодильнике. ты поставь им, они там сами… — донеслось из комнаты. — И приходи, я расскажу. Извини, что побеспокою тебя еще немножко, доченька.
Стараясь не споткнуться о вьющихся вокруг нее кошек, Ирина зашла на кухню, нашарила выключатель, зажгла свет, неожиданно ярко брызнувший сверху и высветивший полную раковину грязной посуды, обшарпанную давно немытую плиту и допотопный холодильник. В нем действительно нашлась большая кастрюля холодной овсянки. Ирина поставила ее на пол, поскольку раскладывать ее по грязным блюдечкам на полу совершенно не хотелось от подкатывающей к горлу тошноты, и вернулась в комнату.
— Малины-то ты сумела купить, доченька? — Лидия Семеновна со слегка порозовевшими щеками уже прочно сидела на диване и дышала ровнее.
— Да что вам далась эта малина! — сердито буркнула Ирка. — Вам не о малине сейчас…
— Нет, как раз о малине. Слушай вот. Летом дело было, в сорок четвертом. Я же говорю, блокадница я. Мы тогда уехать не успели. Папа только на следующий день вернуться в город для эвакуации должен был и мама не захотела без него уезжать. Поменялась с кем-то на работе, а на завтра уже и дорогу перерезали. Так и остались мы в городе. И всю блокаду там.. Папу с братом в первую же зиму схоронили. Мама и я выжили. Меня папины друзья спасли — они меня в армию в метеослужбу порекомендовали. Мне 16 тогда было. А там все-таки побольше паек был. Армейский.
Я хлеб сушила и маме носила в мешочке эти сухарики от своего пайка. говорила, что это нам дополнительное питание дают. Врала конечно. А то она бы есть их не стала. А она уже почти не вставала тогда. Так и выжили. А потом, когда уже прорвали блокаду-то, тогда легче стало, уже не умирали так. У меня даже щеки появляться стали.
Мы к аэродрому приписаны были, девочки молоденькие все. А я самая маленькая была. Но косы только у меня были. Представляешь, глупая была. Меня от голода спасали — в армию рекомендовали, а там мне и говорят, косы, дескать остричь надо. А я криком кричать: «Зачем мне такая армия, если косы резать!» . Сижу и реву, а тут генерал какой-то идет. Что, говорит, плачешь, дочка? Обидел кто? А я ему и отвечаю: «Не нужна мне армия такая, меня косы резать заставляют! я их десять лет растила!». Он засмеялся и говорит, дескать, я прикажу чтоб тебе разрешили с косами воевать. Вот так и осталась я в армии и с косами. На весь полк одна такая.
Лидия Семеновна перевела дух и продолжила уже ровным, немного дребезжащим голосом:
— Ну вот значит. Солдат с косами такой получился. А летчики, ребята молодые, они конечно, хоть и война была, а все-таки ухаживали за нами. Не так как сейчас, конечно. И влюблялись, но никаких там мыслей. Обещались врага добить, вернуться, пожениться. Кто-то дождался, конечно. Да… так вот, малина… К нам новый летчик в полк попал. Андреем звали. Он как меня-то увидел, так и глаз не отводил. Но вот стеснялся все. Да и я тогда девочка совсем была. Ну пошутить, на танцы иногда бегали. Вот так он месяц вокруг да около меня ходил, шоколад им давали. Так он мне при встрече всегда свой из пайка дарил. А однажды приходит летом… Вот завтра как раз семьдесят первый годик будет… Приходит, а в руках баночка. С малиной. И говорит он мне: «Лида, пойдешь за меня замуж? Я все сделаю, чтоб жизнь наша после победы над врагом такая же сладкая была, как эта малина! Терпеть нету сил больше. Люблю тебя, косы твои ночами снятся!.
— А вы? — выдохнула Ирина
-А что я? Глупая я была. Я ему говорю: «Да ты что, Андрейка! Какая жена, какой муж? Война же. А потом, когда она закончится, мне же учиться надо, я же школу не успела до войны закончить.» Ну он погрустнел, а потом засмеялся: «Ну ты малину-то возьми. Распробуешь, какая сладкая, сам собирал, на новом аэродроме! Узнаешь, какая нас с тобой сладкая жизнь ждет после войны! И смотри, дождись меня. Вернусь, поговорим!». Банку мне в руки сунул и побежал, ему уж возвращаться надо было. Малина та после армейской-то пайки прямо райской ягодой во рту таяла. С девчонками я поделилась. Всего то по горстке ягод и досталось нам. До сих пор вкус ее помню. А Андрея сбили где-то над Польшей. Детдомовский он был. Где могилка не знаю. Только вот уж третий год, как снится он мне. Приходит, а в руках та самая банка. с малиной. И улыбается мне. Замуж-то я не вышла. Сперва все его ждала, потом не сложилось как-то. Завтра как раз то самое число будет, когда он мне малину да и руку с сердцем принес. А как сниться мне он стал, так я себе решила. Каждый год я в этот день должна поллитровку малины в память о нем съесть. Да вот в этот раз поняла — не добраться самой мне. Поэтому-то я и обеспокоила тебя. Соседи-то у нас люди разные, засмеют бабку. А у тебя глаза добрые. Вот, решила, попрошу, авось не откажет.
Лидия Семеновна помолчала, и вдруг засуетилась, попробовала привстать, но сил не хватило.
— Ты, доченька там в шкатулочке на комоде денежку возьми, ты ж купила малину-то, я запах ее чувствую. Поставь в холодильник ее чтоб не поплыла, не размякла. И если захочешь, приди завтра, чайку попьем, малину съедим, помянем Андрея-то… А сейчас иди, дочка, я тебя заболтала, а время позднее. Отдыхать тебе надо, поди весь день работала, да еще я тут… с малиной своей.
— Лежите, Лидия Семеновна, я все сделаю. и завтра приду обязательно! — Ирина проглотила комок, подкативший к горлу, поднялась, не чувствуя под собой ног, деревянными шагами пошла в кухню.
Пошарила в стареньком буфете, нашла чистую банку, аккуратно, чтоб не передавить, отобрала не раздавленные сухие ягоды и наполнила ими поллитровку. Поставила в холодильник, коробки с давленными ягодами засунула обратно в сумку.
В комнате было тихо. Лидия Семеновна полулежала на диване, прикрыв глаза и тихо, ровно дышала.
Стараясь не шуметь, Ирина подхватила свои вещи и аккуратно прикрыла дверь.
На лестнице витал запах дешевых сигарет. видимо кто-то из соседей вышел покурить перед сном.
Ирина спустилась на свой этаж, открыла дверь в квартиру.
Ничего не хотелось делать. Стыд. Жгучий и резкий стыд колотился в душе.
Кусочек чужой жизни, такой яркий, так болезненно контрастирующий с той старческой беспомощностью стоял перед ее мысленным взором. Столько лет рядом жили. Ругались и извинялись, но словно через стену: «У меня напряженная жизнь, не создавайте мне проблем» — вот что было главным в ее отношениях с соседкой. Неопрятной, пахнущей кошками, шаркающей…
Рядом жил человек с удивительной, яркой и трагической судьбой. Интересный человек. А она ходила мимо, отворачиваясь, злясь, стараясь избегать контактов.
Нет! Завтра все будет иначе — решила Ирина. Завтра она купит самые лучшие конфеты и цветы. И обязательно зайдет к Лидии Семеновне. Они будут пить чай и говорить: о жизни, о любви… И теперь Лидии Сергеевне не придется подолгу ходить до ближайшей палатки и тащить за собой эту дурацкую сумку на колесиках!
С этими мыслями Ирина заснула.
Проснулась она довольно поздно: солнце уже расчертило комнату яркими полосами. На город наваливалась духота и летний чад автомобильных выхлопов. Быстро собравшись, Ирина спустилась вниз, села в машину и легко вписавшись в поток за 10 минут добралась до супермаркета. Долго выбирала конфеты и , наконец, купила самую большую коробку. Забежала в цветочный отдел, нашла нежно-белые, упругие и свежие розы и минут десять ждала, пока продавщица оформит букет.
Когда она подъезжала к своему дому, солнце уже стояло в зените.
Преисполненная радостного ожидания Ирина поднялась на нужный этаж и, прижимая к боку коробку и букет постучала в дверь соседки…
Но никто не отозвался. Ирина постучала снова, сильнее. Через хлипкую крашеную «советскую» дверь послышался легкий топот, мягкие прыжки. Потом донеслось мяуканье, кошки поскреблись в дверь и затихли.
Внезапная давящая тишина упала сверху, выдавливая воздух из легких. Ирина прислонилась с прохладной стене, стараясь не закричать. Мир оглох и ослеп. За окнами дома шумел город, но Ирина уже не слышала его.
Потом она судорожно набирала на телефоне внезапно переставшими слушаться пальцами номер экстренной службы помощи, задыхаясь диктовала оператору адрес… Она не помнила, как приехавшие МЧС-ники взламывали хлипкий замок. Вслед за бригадой врачей прошла в душную, залитую солнцем квартиру Лидии Семеновны.
Она лежала на полу в той самой большой комнате с диваном. На столе сверкала белоснежная скатерть, две тонкие фарфоровые чашки, вазочка с карамелью, и банка с малиной, к которой прислонились две пожелтевшие и изломанные по краям фотографии.
С них на людскую суету улыбаясь смотрели худенькая девушка в шинели и ушанке, из-под которой спускались на грудь длинные светлые косы и русоволосый парнишка в гимнастерке, перетянутой ремнями.