Мне лет шесть, не больше. Я опрятно одета. На мне коротенькое красное платьице в большой белый горошек. На ногах белые ажурные гольфы почти до колена и красные сандалии, каждая из которых украшена белой бабочкой из замши. Волосы заплетены в две русо-пепельные косички, украшенные на концах большими пышными бантами ярко красного цвета. Я стою посередине мраморной глади каменного пола колизея и смотрю ввысь. Там, растворённые прозрачно-бирюзовой водой, блестят золотые песчинки солнечных лучей. Они, сбившись стаями игривых искр, даже не опускаются, но медленно парят вниз — в самую толщу глубоких вод, поглотивших этот мир задолго до того, как я очутилась здесь. Хорошо, спокойно. Вода вокруг меня прозрачная, холодного синего оттенка слегка посеребрённая пробегающими мимо течениями. Чем выше я простираю свой взгляд, тем светлее и, кажется, легче становятся воды подводного царства безмолвия и тишины. Я, не покидая облюбованного мною пяточка, медленно поворачиваюсь по часовой стрелке и с нескрываемым любопытством оглядываю могучие стены, колонны и арки затонувшего колизея. Это не руины, но цельное строение-великан, мощь и красоту которого надёжно скрыла от глаз людских живая вода. Колизей, отбрасывая иссиня-пепельные тени, горд и грозен настолько, что от одного только его вида холодеет кровь и стынет душа. Его могучие шершавые камни, местами проросшие меленькими коралловыми отростками разных цветов и оттенков (от смелого бурого до ядовитого жёлтого), слепотой высоких своих арок глазел в толщу вод неподъёмной тоскою и смертоносной ненавистью. Казалось, он весь содрогался в спазмах злости и яд отбрасываемых им теней готов был пожирать всё, чего бы ни коснулся. В безмолвии этого мёртвого исполина слышались стоны, рёв, скрежет, вой и множество прочих звуков, которые убийственны для платяного сердца. Всего этого не выдержала бы ни одна живая душа. Хорошо, что вода удерживала этого монстра своей глубиной, не позволяя колизею когда-нибудь хоть на мгновение взглянуть на надводный мир. Он, тот мир наверху, не выдержал бы этого взгляда, этого смрадного дыхания мёртвых камней ненасытного в своих извращённых злодеяниях колизея. За размышлениями, я совсем не заметила, как круг стен колизея сужается. С каждым мгновением вода пузырилась всё больше и очень скоро она вся уже кипела и никак не могла остановить движения мёртвого исполина, почувствовавшего жизнь — яркую, незащищённую и такую доступную.
Мраморные плиты, наскакивая друг на друга, ломались и острыми рёбрами вонзались в пенящуюся толщу воды, выпуская из неё струи серо-жёлтой пены. Дышать стало тяжело, почти невозможно. Свинцовая пыль и песчаная жижа забили лёгкие, но я не боялась. Я твёрдо стояла на ногах и терпеливо смотрела наверх. Мне, взрослой и спящей, было ужасно страшно за себя во сне — бодрствующую и маленькую. Я силилась проснуться, но явь сна не отступала, а колизей, рыхля осколками камней и мраморной крошкой дно, уже почти замкнул смертельное кольцо над ребёнком, чьё бледное личико ни капельки не содрогнулось от страха. Казалось, этому кошмару не будет конца, но скоро, пронизывая толщу вод, сплошь испещрённую камнями разрушающегося исполина, до слуха девочки донёсся низкий свист — спасительный возглас синего кита. Он был немногим больше меня теперешней, но такого размера было достаточно, чтобы посадить малышку на свою спину и унести её прочь от этого места!
Синей стрелой кит мчал меня наверх. Туда, где воды становились спокойнее и чище. Где скопления солнечных искр встречались чаще, делая воду тёплой и серебристой. Едва мы только выскользнули из утробы колизея, почти совсем сомкнувшегося верхним своим ярусом, я стала смотреть вниз. Мне хотелось увидеть, что станется с этими возведёнными адом стенами? Сомкнувшись сверху, колизей образовал вершину, а затем стал втягивать её внутрь себя, как-бы пожирая саму свою сущность. Его каменные колонны, арки и стены словно сделались восковыми и, тяжело содрогаясь и громыхая, плавно изгибались от центра ко дну.
Чем выше мы уплывали от этого места, тем больше колизей походил на громадную гнилую тыкву, которая очень скоро распалась серой пылью от пустоты внутри, оставив после себя гнилостный зловонный дух…
Синий кит, а вернее китёнок, оставил меня у кромки голубой воды на песчаном берегу. Странно, но одежда на мне не была мокрой, будто я вовсе не была в воде, а всё время гуляла здесь, по песчаной морской косе, любуясь синевой неба над бирюзой спокойных вод, пригретых солнцем.
