«Техники», испуганно перешёптываясь, вошли в тюрьму. Барон приказал подготовить пленника к допросу, и они со всех ног кинулись исполнять его волю. Трое взрослых мужчин робко поглядывали на входную дверь, со страхом ожидая прихода хозяина. Но не он заставлял их так нервничать, а тот демон, что будет рядом с ним. Барон уже предупредил, что допрос закончит Плектр Огненная Роза. Для пленника это означало близкий и мучительный конец. Плектры никогда не останавливаются, пока не уничтожат мозг жертвы полностью. Один из палачей не смог отказать себе в удовольствии рассказать об этом пленнику, когда вздёргивал его на дыбу. И у несчастного тут же всё оборвалось внутри: уже много лет ходили страшные слухи о прекрасном чудовище, живущем во мраке при дворе самого гнусного из Сатрапов. Жестокость Барона была сама по себе невыносима и беспредельна, и мало кому доводилось пережить её. А уж если он натравливал на кого-то своего бессердечного любимца, то шансов спастись вовсе не было. И пленнику захотелось немедленно умереть. Нет ничего страшнее, чем ждать эту пытку, чем пытаться вынести её, а потом, поняв, что всё же совершил предательство, корчиться в предсмертных муках и молить о том, что б всё поскорее закончилось. Он вытерпел уже столько мучений, что почти окаменел и утратил чувства, но Огненная Роза заставит его страдать по-настоящему. Он, подыхая от ужаса и боли, разорванный на части и раздавленный волей демона, расскажет ему всё, даже если при этом не вымолвит ни слова. И тогда у тех, кого он любил и защищал, не останется надежды на спасение. Они все погибнут! И от этой мысли он пришёл в отчаяние и взвыл сквозь зубы. Палачи невесело засмеялись, продолжая коситься на дверь. Им не терпелось поскорее убраться отсюда, потому что у ненавистного дегенерата Плектра в башке изрядно не хватало винтиков, и от его идиотизма уже пострадало немало хороших парней. Все знали: эта подстилка баронская почти не контролирует себя, и у тех, кто окажется поблизости в тот момент, когда он применит свой медиат, есть все шансы поджариться в собственной шкуре и подохнуть. И, едва приготовления были закончены, они почти бегом кинулись прочь. Барон лично разрешил Итмару увести своих дармоедов. Ему самому не очень-то нравилось, что Рейза плющит мозги всем в подряд, и хорошо обученный персонал по близости от него долго не живёт. Вроде как именно по этому Магистр Габриель и наведывался в Цитадель. Он учил Огненную Розу управлять своей силой, потому что после воскрешения тот никак не мог до конца оправиться от потрясения. Так это или нет, но толку пока было мало. В последнее время до пропасти народу пожалело, что этому чудовищу не дали околеть два года назад. Заводится из-за пустяков, и борозды вообще не чует! Достал! Так думали люди Итмара, да и сам Итмар содрогался от ненависти к прекрасному негодяю. И ему даже стало немного жаль бунтовщика – такой смерти никому не пожелаешь! Он выходил из тюремной камеры последним, и, уже стоя на пороге, вдруг обернулся к пленнику, и тот явственно прочитал в его глазах сочувствие. Итмар потоптался немного, а потом тихо спросил:
— Как тебя хоть звать-то? — Обречённый мужчина молчал, и тогда техник торопливо добавил: — Это ведь последнее, что останется – твоё имя. Понимаешь? Больше-то ничего уже не будет!
И тоска схватила ледяными острыми когтями сердце бунтовщика, сжала его и пронзила болью. Всё верно – через несколько минут от него ничего не останется. Почти ничего. И он устало прошептал:
— Шайя.
— Шайя… — Чуть слышно повторил Итмар и кивнул: — Я запомню. Я желаю тебе быстрой и лёгкой смерти, и пусть твои боги помогут тебе!
Он поспешно вышел. На душе его скребли кошки, и он сам не мог понять, почему. Шайя не первый и не последний, кто нашёл и ещё найдёт мучительную смерть в этих стенах, и начальник техников привык относиться ко всему этому, как к обычной работе. Все умирают, и все время от времени убивают. Ничего особенного! Но почему же вдруг так муторно стало у него на сердце?
Барон заявился через несколько минут в сопровождении двух слуг, мелко дрожащих от страха, и невысокого, хрупкого юноши благородного происхождения. Дверь каземата осталась открытой, и пенник мог видеть, как робко жмутся к стенам те, кто заковывал его, мучил и бесчестил. Все они старались отойти как можно дальше от роскошного молодого человека, которого так интимно держал за руку Барон. Вот стареющий, рыхлый Сатрап лениво опустился в мягкое, высокое кресло, и взгромоздил ноги на скамеечку. Вся поза его выражала безразличную расслабленность, словно он не ожидал ничего интересного от предстоящего допроса. Рабы тут же приниженно и суетливо подползли к нему, словно тараканы. Один подал ему кубок с вином; другой – разжёг для него кальян и застыл подле хозяина, держа сосуд в руках. Барон протянул было мундштук своему спутнику, но тот равнодушно покачал головой. Он просто стоял подле своего повелителя, и пленник всё ещё не мог разглядеть его лицо. Но это не имело значения: он точно знал, кто перед ним. Едва молодой человек вошёл в темницу, сердце несчастного бунтовщика ухнуло в ледяную бездну ужаса и отчаяния. Значит, это правда! Сам Плектр Огненная Роза явился, чтобы уничтожить и его, Шайю, и весь его мир. Все его устремления, все его надежды и мечты; всех тех, кого он любит, и ради кого сражался. И эта мысль причинила ему больше страданий, чем он уже испытал, и чем мог вынести. Шайя застонал, безнадёжно пытаясь сбросить с себя цепи, и тут встретился взглядом с Плектром. И замер, повинуясь этому мистическому свету. Сознание его вдруг освободилось от страха и обрело чёткость и ясность. Разве это демон перед ним? Тот ли это безжалостный убийца, от одного имени которого содрогаются все живущие в этой части Аккада? Трудно было поверить. Да, очень красив, и сила в нём несомненная – Шайя всем своим существом почувствовал её пугающий, вибрирующий магнетизм. Но глаза юноши были грустны, и несчастный пленник прочитал в них сострадание. Настоящее, горькое сочувствие, печаль и безнадёжность. Никто не видел этого, кроме бунтовщика, а Барон и вовсе решил, что Плектр уже начал свою работу. Он лязгнул зубами, словно траками вездехода, а потом ещё несколько раз. Видимо, это означало смех. По крайней мере, так подумали его слуги, и подобострастно поддержали хихиканьем эти грубые звуки. Один Рейза Адмони не пошевелился и никак не отреагировал на этот взрыв веселья. Он просто молча встал рядом с креслом хозяина, – чуть впереди; так, что Барон мог видеть только его спину, — и ждал приказа. И Сатрап, продолжая скрипеть и похрюкивать от смеха, вытянул лапы и схватил Плектра за накидку. Он потянул было к себе своего сателлита, но тот не шелохнулся. Барон ещё раз дёрнул к себе юношу, но, убедившись, что сейчас его заигрывания бесполезны, он пожал плечами и пробубнил:
— Глянь-ка, как его заколодило с перепугу, а ведь ты почти ничего ещё не сделал с ним! Ты сразу-то не нажимай, что б он не скопытился раньше времени. Пусть выложит всю правду об их чёртовой банде. И ещё: на последок покажи ему, как всё это будет. Я имею ввиду – как им кырыдык придёт! – Старый садист устроился в кресле поудобнее и приготовился наслаждаться зрелищем. Хорошо, когда самому не надо ничего делать! – Ну давай же, малыш, приступай!
Плектр сделал несколько шагов вперёд. Все окружающие перестали дышать, так завораживающе действовал медиат в исполнении Огненной Розы. Его движения были плавны и неторопливы, словно сон владел прекрасным палачом – так змея танцует по воле своего заклинателя. Но не стоит обольщаться: змея покорна лишь настолько, насколько это угодно её собственной воле, а потом – один единственный стремительный бросок, и жертву ждёт мучительная смерть. Итмар, стараясь особенно не высовываться из-за двери, всё же рискнул поглядеть на происходящее. Он даже не понимал, зачем ему это. Он не раз уже видел, как работает Плектр, и каждый раз его просто душила ненависть. Однажды Плектр вроде бы даже услышал его чувства, и, неожиданно обернувшись на его молчаливый крик, посмотрел ему прямо в глаза неживым, немигающим взглядом. Техник в этот момент чуть со страху не помер, ведь так откровенно окатить ненавистью и презрением демона, самого могущественного из всех, — это почти самоубийство! Но Плектр, видимо, всё же прочитав его мысли, просто пожал плечами и вернулся к своей жертве. Сволочь он бессердечная, и это ещё мягко сказано! Но почему-то раз за разом Итмар оставался подле каземата, в котором совершалась расправа, и смотрел. Вот и сейчас он не отводил взгляда от этого жуткого зрелища: Плектр неторопливо приблизился к Шайе, взял его лицо в свои ладони и замер, вглядываясь в глубь сознания бунтовщика. А тот оцепенел, подчиняясь сокрушительной воле чудовища, и сознания их слились воедино.
Шайя думал, что это будет больно. Ходит множество слухов о мощи Плектров и о том, как они делают своё грязное дело. Конечно, по большей части это просто выдумки, потому что очень, очень редко кому удавалось вырваться из рук Плектров. Вернее, из рук их высокородных хозяев, потому что вроде как всеми действиями Плектров командуют те, кто владеет ими. А уж если дошло до того, что какой-нибудь Сатрап применяет своё драгоценного оружие для допроса или ещё какого воздействия, значит, он очень недоволен. И точно не простит и не помилует провинившуюся жертву. Но были те, кто попадал под раздачу случайно, и те, кого Плектры «потрошили» просто так, забавы ради. Так вот эти-то «счастливцы» и пугали слушателей страшными историями о медиате. И в конце концов все повторяли друг за другом, что даже самое незначительно такое воздействие бывает очень болезненным, и прямо с первого же касания как будто выжигает – был ещё вариант «вымораживает» – мозг жертвы, и всё подопытное существо просто помирает от ужаса. Но обречённый бунтарь ничего такого не почувствовал. Да, ему было страшно, но не от самого воздействия, а от его ожидания. Едва магические изумрудные омуты глаз Огненной Розы околдовали его, он почувствовал, как тонкие и холодные щупальца проникли в его мозг, и стали тихонько надавливать, будто стремясь выжать соки из его нейронов. Это происходило очень ненавязчиво и мягко, и совсем не больно, хотя и приятным назвать это было нельзя. Так голова начинает ныть от напряжения, но сама боль при этом очень слабая, едва ощутимая. Только есть ощущение, что на голову надет жёсткий, тесный шлем, и он сдавливает мозг. И ещё – это лёгкое шевеление. Словно живое существо присосалось к его тканям, и сейчас оно выпьет весь его разум, всю память… И Шайю внезапно посетило видение: рассерженная женщина строго насупила смоляные брови и нервно, поспешно пытается завязать платок на растрёпанных кудрявых волосах… Эсти… Его Эсти! Такой он увидел её впервые возле колодца, куда они с Мелькартом пришли наполнить фляги. Мелькарт тогда глупо пошутил и стянул с её головы платок, а она не была достаточно хорошо причёсана… «Как же я люблю тебя, Эсти! Ты понравилась мне сразу: сердитая и растрёпанная, в том стареньком рабочем платье и босая… Самая красивая, самая горячая! Моя жена…». И перед его мысленным взглядом заскользили картины из его жизни: вот она пошла с ним погулять в первый раз, а вот она стыдливо укрывает свою наготу его плащом после того, как вручила ему свой цветок невинности… А вот на руках у неё спит их первенец – Арик, маленький лев, царь пустыни. Два года спустя родилась Кармит, а потом и Лея… Всякое бывало за эти годы. Вот маленькая Лея чуть не умерла от укуса каракурта, и они всей семьёй не спали четыре дня, боясь потерять малышку навсегда… А вот Мелькарт вернулся в лагерь после долгого отсутствия и привёл с собой этого красавчик, Таля. Шайя вспомнил, как то повадился захаживать к ним в домик, и особенно часто, когда сам хозяин в отъезде. И как он приревновал Эсти, и набросился с кулаками на Таля… А ведь зря это было! Ещё воспоминание: он уже не первый день хотел подкараулить Таля и Эсти, когда те занимаются чёрт-те чем, и наконец-то ему это удалось. Он с чувством оскорблённого достоинства ворвался в хижину, и… И там ничего не происходило. Эсти резала овощи, а Таль сидел, опустив голову на руки. Они оба спокойно взглянули на гневного хозяина, и тот растерялся. Какую уж дурь он тогда сказал, теперь и не вспомнить, но кончилось всё тем, что Эсти схватила с крюка здоровенный деревянный ковш и принялась лупить им мужа. Шайя выскочил тогда на улицу, пытаясь спастись, но ужасная женщина так отделала его, что он потом несколько дней кособочился, и в голове всё время гудело. Таль пытался вмешаться и заступиться за бедолагу, но Эсти показала ему ковш, размахнулась, и он живо отскочил в сторону. На самом деле Таль и не думал соблазнять Эсти. Просто она знала Мелькарта с детства, и пыталась помочь новичку смягчить чугунное сердце их вождя. Ох, и потешались же все над ревнивцем! Ну да ничего; главное, он ошибся. Эсти всегда принадлежала только ему. И вдруг ужасное видение накатило на него, и он задрожал, замотал головой: отряд карателей, татуированных розой, нападает на поселение, и после них не остаётся ничего живого. Он уже видел такое, когда был мальчиком. Его родная деревня была уничтожена этими демонами. И теперь это же случится с Эсти, с детьми! И он мысленно закричал от отчаяния, не в силах вынести этого. Но тут же ласковый, грустный голос зашелестел в его сознании:
— Прости, но я ничем не могу тебе помочь. Если бы я мог, я освободил бы тебя и вернул к семье, но это не в моей власти! Я ничего не могу сделать. Просто ответь на вопросы господина, и я не буду тебя мучить!
Плектр всё ещё удерживал в своих ладонях его голову, но гипноз его немного ослабел. Он видел всё то, что пронеслось в мыслях пленника, и ему стало очень тоскливо. Красивая история простой жизни, и женщина тоже красивая… Рейза никогда прежде не встречал настоящих женщин и не помнил, как выглядят маленькие дети; не знал, что такое семья, или на что похожа дружба… Как жаль! Прости… Он попытался высвободиться из морока чужих переживаний и хотя бы на минутку отвлечься от своих обязанностей. А вот Барон уже нетерпеливо маялся в кресле, досадуя на Плектра за нерасторопность и недопустимую мягкость. Этот повязанный ублюдок должен был уже верещать, как свинья недорезанная, а мальчишка с ним, похоже, просто в гляделки играет! И он визгливо рявкнул:
— Ты чего там копаешься? Может, массаж ему сделаешь, или вина с пирожками принесёшь? Я сказал: выжми правду из этой скотины, да поживее!
И он швырнул под ноги Рейзе свой бокал. Серебряная чаша со звоном покатилась по каменным плитам, расплёскивая остатки вина. Крупные красные капли, будто кровь, запятнали пол, и Рейза невольно вздрогнул: сколько же ещё человек нужно убить, что бы Барон наконец-то нажрался смертями и напился кровью? Но, повинуясь воле господина, он снова вошёл в сознание бунтаря, и тут же оглох от его отчаянного мысленного вопля.
— Помоги мне! Ты же можешь, я знаю! Спаси мою семью, умоляю!
Рейза, превозмогая лёгкий шок, покачал головой:
— Нет, я не могу. Я хотел бы, но уже ничего нельзя сделать.
— Ты можешь просто убить меня! – Глаза мужчин встретились, и у Рейзы от сострадания мучительно сжалось сердце. – Если я сломаюсь и ты выведаешь всё, что должен, о нашем поселении, туда придут каратели. Они убьют всех до единого – никого не пощадят! Ты же знаешь, что это правда!
Рейза не сомневался: так и будет. Он уже видел раньше эти чудовищные мыслеобразы, когда потрошил чужие мозги, и каждый раз просто физически ощущал их дьявольскую жестокость. Они всегда убивали, они всегда будут убивать. Они придут в поселение «Воинов справедливости» и уничтожат там всех до единого. Шайя почувствовал, как скорбит об этом ненавистный Плектр. Выходит, он всё-таки человек, а не кровожадный демон? И, ободрённый этим открытием, он снова мысленно закричал, прорываясь к чувствам Огненной Розы:
— Если ты не чудовище, если ты когда-нибудь любил, если у тебя и правда есть сердце – прошу, убей меня сейчас! Не дай Барону растерзать мою семью! Там ещё много хороших людей, и они виноваты лишь в том, что хотят жить и не быть жратвой Демиургов! Умоляю, сделай это!
И он замер, взволнованно ожидая решения Плектра. За спиной Рейзы снова взвыл Барон:
— И долго ещё я буду ждать?
— Сейчас. – Рейза сказал это совершенно спокойно, без всякого выражения. – Ты готов?
Это был вопрос уже к пленнику. В глазах Рейзы заблестели слёзы, и Шайя всё понял. Он бледно улыбнулся и едва заметно кивнул. «Я готов». – «Прости, если сможешь!» — «Нет, тебе не за что просить прощения. Я благодарен тебе, Огненная Роза!» Рейза в последний раз коснулся счастливых видений Шайи: вот Арик и Кармит бегают вокруг матери и пытаются изловить друг другу, а Эсти полотенцем отгоняет их прочь – мешают, негодники! «Я люблю вас…». И в голове у него что-то тихонько тенькнуло, словно лопнула струна: совсем не больно! Темнота…
Тело бунтовщика безвольно повисло на цепях, голова его свесилась на бок. В распахнутых глазах отразилась смерть – он тоже ускользнул от Барона! И Барон сразу это понял. Он видел такое много раз, и ему не надо было спрашивать, что случилось. Сатрап хотел знать, как это случилось! Несколько секунд он, не веря глазам своим, ошалело смотрел то на мёртвого пленника, то на своего сателлита, который вдруг зашатался, как пьяный, и медленно, неуверенно попятился от своей жертвы. А потом Барон вскочил и бросился к покойнику. Он знал, конечно, что тот и правду мёртв, но злость настолько сильно заполыхала в нём, что он с каким-то остервенением накинулся на труп и стал трясти его, лупить по лицу, драть за волосы. Он завизжал, брызгая слюной в стеклянные глаза мертвеца:
— Ах ты тварь! Думаешь, раз подох, так всё сойдёт тебе с рук? Да я найду ту крысиную нору, в которой вы все там прячетесь, и живьём шкуры посдираю со всех твоих сородичей! Ускользнул от меня? Ничего, другие не ускользнут! Ты и в аду будешь жалеть, что околел так быстро! А ты, маленькая дрянь… — Он обернулся было к Рейзе, но того рядом уже не было. Барон выпустил из горсти волосы мертвеца и удивлённо и зло заорал: – Ты куда подевался, паршивец? Эй, где он?
Ни в дверях, ни в коридоре никого уже не было. Все кинулись в рассыпную, едва Плектр направился к выходу. В каземате остались только двое насмерть перепуганных прислужников, которые, сидя на корточках, прятались за креслом хозяина и тряслись так, что зуб на зуб не попадал. И, когда Барон яростно уставился на них – больше уже было не на кого – один из них, указав на дверь, отважился кивнуть в след Рейзе.
А Рейза тихо и не твёрдо брёл по коридору, держась дрожащими руками за стену. Ему было очень плохо. Перед глазами его клубилась тьма, и в глубине этой мрачной тучи царила смерть. Он не успел вовремя выскочить из сознания умирающего Шайи – тот скончался мгновенно. Это очень страшный момент для медиатора: будто и сам он погибает в это мгновение, и, если ошибиться, то можно испытать на себе всё то, что досталось жертве. Поэтому, когда он замешкался, его сознание просто затянуло в смертную тьму. Рейза в ужасе метнулся прочь из этой страшной мглы, но переживание смерти уже обрушилось на него. Он был в шоке, когда вырвался, и теперь чувствовал себя совершенно больным. Не сознавая, что делает, юноша побрёл по коридору прочь от камеры смерти, и слёзы невольно мутили его взгляд и стекали по лицу. Он приостановился, что бы смахнуть их, и тут его настиг Барон.
Убийственный удар в плечо обрушился на Рейзу с такой силой, что его аж закрутило волчком, а потом он влепился в стену и тихо вскрикнул. Он так и не понял, что это было, но вот новый удар оглушил его, а потом ещё и ещё. Удары посыпались камнепадом ему на плечи и спину, а в довершении всего этого избиения мощнейшая затрещина сотрясла его голову, и остатки растрёпанного сознания Рейзы поглотила вспышка боли и страха. Он медленно стёк по стене и весь сжался, постанывая и всхлипывая, съежился у ног хозяина. А тот на последок пару раз пнул хорошенько юношу под рёбра, свирепо рыча самые грязные ругательства, которые только могли прийти на ум такому грубому, злобному мужлану.
— Хватит скулить, сволочь! Смелый был, когда решил со мной пошутить? Ну так давай посмеёмся вместе, гадина!
Он схватил Рейзу за волосы и легко, как мешок с соломой, поволок его обратно в камеру пыток. Там уже никого не было, кроме мёртвеца, по-прежнему висевшего на цепях, и Барон подтащил тихо поскуливавшего виновника к трупу и рывком заставил Рейзу подняться на колени. Плектр забился в ужасе и попытался отпрянуть от останков, в которых всё ещё бродила искра живого тока и кровь не успела остыть; снова его разум соприкоснулся с призраком смерти, и это причинило ему боль. Он стал вырываться, но Барон нещадно драл его за волосы, и Рейза уже в голос заплакал:
— Что ты делаешь?! Прекрати; мне больно!
— Правда больно? Или ещё не достаточно? – Барон со всего маху влепил пощёчину Рейзе, и тот захлебнулся криком. От шока он едва не потерял сознание, но новая пощёчина, не такая сильная, как первая, слегка отрезвила его, а Барон жестоко осклабился: — Как же больно я должен сделать тебе, что бы ты раз и навсегда прекратил делать такие вещи?! Я что тебе велел сделать? Допросить эту сволочь, попытать немножко, если надо. Но ты не имел права убивать его!
— Но я же не нарочно!
— Да чёрта с два! Ты что, за дурака меня держишь? Или в первый раз такое случилось? Ты и раньше самовольничал, а я всё тебе спускал, но не в этот раз. Ты, гадина, ответишь мне за всё!
И он пихнул Рейзу под ноги покойника. Плектр проехался грудью по полу и уткнулся лицом в босые ступни мертвеца. Судорожно захлебнувшись воздухом, он попытался вскочить, но Барон тут же наступил ему на спину и надавил. Рейза замер в ужасе, а его хозяин грубо захохотал:
— Знай своё место, змея! Ползай у меня под ногами, извивайся и пресмыкайся, и не смей шипеть, отродье ядовитое! Сейчас ты оживишь мне его, понял? Ну? Отвечай, немедленно!
И он посильнее надавил на спину юноши. Тот тихо, робко застонал и прошептал, глотая слёзы:
— Я не могу этого сделать!
— Что ты там тявкнул? Повтори!
Барон убрал ногу со спины своего невольника, но лишь для того, что бы отгрузить ему увесистый пинок. Рейза прикусил губу, не решаясь издать хоть звук, но от второго удара по рёбрам у него в глазах потемнело, и сознание замутилось. Но Сатрап не собирался останавливаться. Он наклонился к Рейзе, схватил его за волосы и потянул к себе. Его любимец, совершенно одурев от потрясения, жалобно взмолился:
— Я не могу этого сделать, ты же знаешь! Мне это не по силам! Я случайно убил его, клянусь! Он вдруг сломался, и всё! Я не нарочно!
— Да мне наплевать! Можешь ты или нет – кто тебя знает? Ты — отродье плектронское, и чем тебя там нашпиговали, пока восстанавливали – одни Демиурги знают! А мы сейчас это и проверим. Короче, умник! Давай, делай ему искусственное дыхание: рот–в–рот, или ещё как – стимулируй, как хочешь, но что б мозг его ожил! Я сейчас его сниму, и ты сделаешь то, что я приказал. Ясно?
— Нет.
— Что — «нет»?
— Я не стану этого делать.
Барон не поверил своим ушам. Его сладкая куколка посмела перечить ему!!! Любой каприз Рейзы, любая его прихоть – всё исполнялось немедленно, и Барона даже забавляло его непослушание. Но только не в том, что касалось медиата. И как он решился позволить себе такое? Взвыв от гнева, стареющий бык рванул юношу к себе, заставил его перевернуться вверх лицом и почти уселся ему на грудь. Свободной рукой он сдавил его горло. Всё сильнее и сильнее сжимая пальцы, Сатрап сквозь зубы прорычал:
— Сейчас ты возьмёшь свои слова обратно, извинишься как следует, а потом выполнишь мой приказ!
Но Рейза, задыхаясь в стальных клешнях Сатрапа, уже успел представить себе то, чего хотел добиться Барон, и ужас охватил его с такой силой, что он скорее предпочёл бы умереть немедленно, только не касаться мёртвого тела Шайи. Он захрипел, стараясь глотнуть хоть немного воздуха, и вцепился руками в жёсткие тиски, отрывая их от себя.
— Нет! Можешь злобствовать, как хочешь; можешь наказать или даже убить меня, но я не смогу этого сделать, и даже пытаться не стану! Мне нельзя на «ту сторону», как ты не понимаешь!
Барон свирепо и нечленораздельно заревел, брызгая слюной, и, продолжая сдавливать горло Рейзы, стал лупить его по лицу открытой ладонью, и в ушах Рейзы звуки пощёчин трещали, как выстрелы. Он попытался ногами отшвырнуть от себя Барона, но тот только плотнее уселся на хрупкое тело своего строптивого фаворита. Кости юноши затрещали, и он почувствовал, что сейчас старый негодяй его раздавит. Ему стало совсем плохо. Сознание взбесилось от удушья, и каждая клеточка его существа вопила от боли и жажды воздуха. Цветные вспышки перед глазами заиграли, закружились, а потом на смену им пришла густая темнота. И тут сквозь пелену обморока он услышал истеричное, быстрое бормотание и всхлипы. Хватка немного ослабла, и Рейза смог вздохнуть. Однако Барон всё ещё сидел на нём, только теперь в добавок начал ёрзать. Рейза застонал, и в ответ ему снова зазвучал чей-то перепуганный, умоляющий голос. Кто-то пытался стянуть баронскую тушу с раздавленного, придушенного Плектра, и попутно уговаривал Сатрапа отпустить Рейзу. Барон гневно отмахивался от надоедливой мухи, мешавшей ему совершить задуманное: размахивал кулаком, целясь в новую жертву, и пытался пнуть так, что б наглец об стену размазался. Ещё несколько секунд прошло, и Рейза наконец-то сообразил, что это его неугомонный Тсуни пришёл на помощь. О, нет! Дурень этакий! Барон убьёт его не задумываясь! А Тсуни тем временем продолжал тянуть за одежду разбушевавшегося Сатрапа, пытаясь стащить его с Рейзы. Конечно, мальчишка не посмел прикоснуться к Барону; то есть, не дотронулся до руки его, или ещё до чего, и только нещадно драл полу его накидки, как пустоголовый щенок, не знающий, когда нужно остановиться. Но это же спасло ему жизнь. Барон свернул бы ему шею, если бы он решился на большее. А так он просто достал его своей навязчивой вознёй и причитаниями, и Барон, разозлившись на неудобство, всё-таки выпустил Рейзу, встал с него и со всего маху приложил маленького наглеца кулаком. Тсуни вскрикнул и кубарем укатился в угол каземата. А Рейза начал жадно глотать воздух, и туман перед глазами немного рассеялся. Он увидел, как Барон, широко расставив ноги, навис над беспомощно всхлипывающим мальчишкой, и уже принялся раскручивать, как пращу, тяжеленную цепь, явно намереваясь обрушить её на голову противного щенка. Тсуни весь сжался, закрыл голову руками и зажмурился: видать, в этот раз ему не сдобровать! Сатрап плотоядно осклабился, предвкушая удовольствие от расправы, но вдруг лёгкая рука легла ему на плечо и тихий, звучный голос ясно и повелительно произнёс:
— Ну хватит! Не натешился ещё? – Рейза, собрав всю волю в кулак, поднялся и мягко обнял своего повелителя. Его шатало, перед глазами по-прежнему плавали разноцветные пятна, но он немедленно забыл о своих страхах и слабости, и решительно вмешался в кровожадную потеху Барона. — Хочешь развлечься – пойди и отлупи ту свою шлюшку, что с кривой мордой! А эта мартышка принадлежит мне, и я не позволяю тебе её трогать! Или ты по-настоящему хочешь меня расстроить?
Барон аж поперхнулся от такой наглости. Определённо, такого Рейзу в прошлые годы он не знал. «Смелый ты больно стал, да ретивый!» — подумалось ему. – «Придётся окоротить эту избалованную куколку!» Он повернулся к своему любимцу, и, не скрывая своего гнева и похотливого желания, оттолкнул нетвёрдо стоявшего возле него юношу и резко, наотмашь ударил его по лицу.
— Я заткну твой болтливый ротик, мой сладкий! Выбирай – кулаком, или вот этой штукой? – И он принялся поспешно расстегивать брюки, высвобождая своё дряблое орудие. — Ты ответишь за свою дерзость, и немедленно!
Рейза отшатнулся, пытаясь скрыть отвращение, но Барон рванул его на себя, и шёлковая ткань на плечах Огненной Розы затрещала и разорвалась. Сатрап стянул остатки платья с тоненькой фигурки строптивого любимца и на мгновение залюбовался его наготой. Он так любил ласкать эти плечи, целовать грудь, поглаживать бёдра! Но сейчас не время для нежностей. Он отвесил юноше ещё одну пощёчину и повелительно указал ему на пол:
— На колени! Я тебя научу уважать меня, дрянь! И, если я останусь доволен, то, быть может, пощажу твою псину!
Одной рукой он схватил Рейзу за подбородок, а другой стал поглаживать собственную плоть. Рейза почувствовал, как от ужаса и отвращения во рту у него совершенно пересохло. Краем глаза он успел разглядеть Тсуни: тот жался в углу каземата и пытался подавить рыдания. Рейза покачал головой, запрещая ему смотреть, и сам прикрыл глаза….