PROZAru.com — портал русской литературы

Просто совпало 3

Руслан

Поэт был зол на Бродягу за то, что Бродяга был прав. Приехал и все испортил. Лучше б молчал и фыркал, как всегда. Они прошли в большую комнату, и Бродяга вытащил из сумки подарок для Юли. Кукла. Детский сад какой-то. Руслан поморщился.

Юля ахнула, на секунду закрыла лицо руками, и прошептала:

— Василиса…

Она бережно взяла коробку в руки, и смотрела на эту куклу так, как никогда не смотрела на Руслана.

— Это мне? – глупо спросила она у Саши.

— Нет, Поэту! – злобно буркнул Бродяга, — Он же любит в куклы играть.

Руслан на миг позабыл про свою обиду и уставился на Бродягу. Что это значит? Или это обычный сарказм – для Бродяги вполне типичный, или он употребил в речи метафору – а вот это было совсем на него не похоже.

— Это сарказм или метафора? – на всякий случай спросил Руслан.

— Че? – нахмурился Бродяга.

— Руслан хочет спросить, — пояснила Соня спокойным голосом, — что ты имел в виду, когда сказал, что Руслан любит играть в куклы? Просто пошутил или хотел сказать что-то, что нельзя или не хочется говорить прямо?

— А, понял, — сказал Саша, — Поэт знает, а ты не лезь. Рыжая дура.

— Я не знаю, поэтому и спросил. И будь уже повежливей, — сказал Руслан, — Так метафора или сарказм?

Он настаивал на ответе по двум причинам: во-первых, он давно подозревал, что Бродяга мыслит намного сложнее, чем прикидывается, а во-вторых, если он имел в виду, что Руслан играет с Соней, как с куклой, можно будет дать ему по морде. Бродяга в долгу не останется, конечно, но напряжение спадет. А потом они все равно помирятся.

— Хватит! – сказала вдруг Юля громко, — Я об этой кукле всю жизнь мечтала, а вы все портите!

— Так открой коробку, — сказала Соня.

Юля аккуратно вынула куклу. Она потрогала ее волосы, потом заглянула под юбку, согнула и разогнула куклины руки.

— Ей можно шить одежду, — сказала Соня.

— Что? – шепотом спросила Юля, зачарованно глядя в кукольное лицо.

— Одежду. Юбки, блузки, брюки, платья… Ты ведь учишься на швею, так? Ну, вот.

— Точно, — также шепотом сказала Юля, — Я умею шить. А еще ей можно сделать дом. И мебель. И я могу с ней спать.

Руслан смотрел на Юлю, и отчего-то у него сжимались кулаки. Какого черта? Ей через неделю будет восемнадцать. Все эти куклы должны были остаться в далеком прошлом. Что она делает? Зачем Бродяга вообще эту куклу притащил? Соня в свои пятнадцать в куклы не играет: достала с антресолей старый мамин микроскоп, купила кубик Рубика – вот и все игрушки. А Юльке чего вздумалось? И как Бродяга понял, что его сестра обрадуется кукле?

— Давайте ложиться спать, — сказала Соня, — Саша и Юля будут спать здесь, на диване, а Руслан – в моей комнате. Все согласны?

Никто не возражал. Закрывшись с Соней в комнате, Руслан разделся до трусов, лег на диван и уставился в потолок, собираясь с мыслями. Соня легла на живот, оперевшись сцепленными в замок руками ему на грудь — чтобы смотреть прямо в лицо.

— Ты зря так смотрел на Юлю, — сказала она, — Она не наигралась.

— В каком смысле?

— Она физически взрослая. Опыта у нее тоже много. А психологически – ребенок. Она многого не знает о том, как устроен мир. Ей не успели надоесть игрушки. Ее выдернули из детства раньше времени. Поэтому она так обрадовалась кукле.

Руслан задумался. Ему и самому иногда приходило в голову что-то подобное насчет Юльки. Но он гнал от себя такие мысли, потому что это могло означать, что на самом деле она не готова к сексу. А, к черту. Юля способна сама принимать решения. В конце концов, на повестке дня есть и другие вопросы. Пришло время поговорить честно и выдержать все удары судьбы. Зажмурившись, он быстро сказал:

— Ты мне не сестра.

— Что? – спросила Соня.

— Если б я тебе не сказал, то Бродяга бы проговорился. Он хочет, чтобы ты уехала.

— Подожди. Как это – не сестра? – Соня резко выпрямилась и уселась, скрестив ноги по-турецки.

— Очень просто. Я знаю своего батю. У него больше нет детей. Ты просто ошиблась, понимаешь?

Соня задумалась. Она поняла.

— Почему ты мне сразу не сказал?

— Ну, во-первых, ты не спрашивала, — начал оправдываться Руслан, — Ты сама сделала выводы и решила сбежать со мной. Я не хотел тебя потерять – вот ничего и не говорил. Юлька не говорила, чтобы со мной не поссориться, и потому что ты ей нравишься, и она не хочет, чтобы ты уезжала. А Бродяга считает, что ты должна вернуться домой. Он бы тебе сказал рано или поздно.

— Так. И что мне теперь делать?

— Знаешь… Может быть, тебе и в самом деле будет лучше вернуться домой.

— Может быть, — согласилась Соня, и у Руслана внутри все перевернулось, — Только я не вернусь. Если ты не хочешь, чтобы я жила здесь, с тобой, я уйду. Поступлю в училище, получу койку в общаге, и все дела. А к родителям не вернусь.

Руслан вздохнул с облегчением и улыбнулся. Здесь-то Соня точно в большей безопасности, чем в общаге. Проблема решена. Можно спать. Соня спросила:

— Ты думаешь, мы можем спать в одной постели?

— Ну, мы же спим. Значит, можем.

— Но я-то думала, что ты мой брат. А сейчас это, наверное, неприлично. Юля и Саша спят вместе – так у них и отношения… Сам знаешь.

— Не знаю. У них давно ничего не было.

— Но они допускают такую возможность.

— Ну, мы тоже можем допустить, — зевнул Руслан, притягивая Соню к себе. Ему очень хотелось спать.

— Ты хочешь?

— Не знаю. Если ты хочешь – я не против.

— Это странно.

— Да, наверное, странно. И что? Это наше личное дело, и никого, кроме нас, не касается.

— Ладно, давай оставим эту тему на будущее, — Соня тоже зевнула, — Время покажет.

— Угу.

— Если б Юля сказала, что не хочет, вообще не хочет, ни с кем и никогда, ты бы продолжал с ней встречаться?

— Да, — сказал Руслан не очень уверенно.

— А она об этом знает? Ты ей об этом говорил?

— Не было необходимости. Слушай, Соня, она сама всегда этого хотела. Ты просто всех судишь по себе, а все люди разные, — сказал Руслан очень уверенно и твердо. Но сам не очень поверил в то, что сказал.

Руслан сдал экзамены в училище на ювелирное дело, а чтобы не терять времени зря он вместе с Бродягой устроился подработать на радиозавод разнорабочим. Бродяга работал только на полставки, потому что еще подрабатывал на СТО – его интересовали машины, и он за счастье считал поковыряться под капотом какого-нибудь грузовика или жигуленка. Права он получил еще в прошлом году – едва исполнилось восемнадцать, а своей тачки пока не приобрел. Зато на СТО можно было брать покататься чужие – главное, чтобы хозяин не знал.

А Соня устроилась вместе с Юлей красить общагу. Руслан считал, что платят слишком мало за то, чтобы дышать краской, но Соне не хотелось сидеть дома. Она сказала, что хочет приносить пользу. Руслан знал, что девочки из Юлькиной общаги сочтут Соню странной, и волновался. Но все прошло хорошо. Не сказать, чтобы Соню полюбили, но и не обижали.

В сентябре началась учеба, но работу на заводе Руслан не бросил, перешел на неполную занятость. С утра учился, с обеда до вечера работал, вечером встречался с девчонками, шатался с приятелями или болтал обо всем на свете с Соней.

— Как дела на заводе? – спросила Соня одним из вечеров, — Все также таскаешь тяжести?

— Нет, меня перевели на легкую, но абсолютно бесполезную работу. У нас целый склад со старыми радиоприемниками, их еще в семидесятые сделали и не продали. Приемники списали и повезут на свалку. А пока я из них выковыриваю мелкие детальки, которые зачем-то нужны.

— Платину? – спросила Соня.

— Платину? – переспросила Руслан.

— Ну, да, в старых приемниках есть такая капсулка, молочно-белая, там платина. Ты не знал?

— Не-а.

— А приемники это точно списаны?

— Да, а что? Завскладом уже даже отчитался, что их вывезли и утилизировали, велел мне молчать про эти детальки. Ясно теперь, почему.

— Я хочу подумать над этим, — сказала Соня, — Если все правильно спланировать, никто нас не поймает.

— Нет уж. Я на зону опять не хочу. Там плохо кормят, а у меня растущий организм.

— И не пойдешь, если будешь делать так, как я скажу. Но дай мне время. Завтра вечером все будет ясно. Сколько там этих деталек?

— На пару мешков, наверное.

— Ясно. А на территорию может пройти, кто угодно?

— В административную часть – да, по временному пропуску. А на склады – нет.

— А тебе не нужно перемещаться между складами и административной частью?

— Нужно, конечно. У меня есть внутренний пропуск. Сейчас надо туда кучу оргтехники перетаскать – по бартеру получили, а я все эти детальки вынимаю. А что?

— Ничего. Подумать надо.

— Я их не вынесу. Сотрудников досматривают.

— А не сотрудников? Если человек зашел по временному пропуску с большими мешками, он может с ними и выйти?

— Наверное. В административной части куча торговцев ошивается. Вряд ли их проверяют.

— Хорошо. Мне надо подумать.

Следующим вечером Сони не было дома, когда Руслан вернулся. Он сидел, как на иголках. Входная дверь скрипнула только к десяти, и Руслан выскочил в коридор, чтобы высказать все, что он думает. Но вошла не Соня. Вошла какая-то цыганка в яркой салатовой юбке и цветастом платке.

— Это я, — сказала она голосом Сони, — Глаза меня выдают, поэтому к костюму прилагаются солнцезащитные очки. Твои детальки стоят два с половиной миллиона.

— Да ладно! – изумился Руслан.

— Я договорилась, что привезу их послезавтра. Сдавать будем не здесь, а в Мариинске. Ехать три часа в одну сторону. В автобусе я не потащу мешки, поэтому придется просить Бродягу о помощи. Он и вынесет мешки с завода. Если согласится.

Бродяга согласился не сразу – пришлось Соне кучу раз рассказать ему весь план, потом он крепко задумался и, наконец, кивнул.

План был такой. Снять номера с брошенной тачки – парочка у Бродяги была на примете, эти номера Бродяга прицепит на белую пятерку, которую загнали к нему на СТО, и для которой еще не пришли детали – а значит, никого она пока не волнует, стоит и ждет без дела, вся в грязи, но на ходу. Соня приклеит Бродяге усы и сделает фальшивые морщины, как ее учили в театральном кружке.

Руслан с утра скажет завскладом, что все закончил. Пока тот будет решать вопрос с транспортировкой, Руслан заберет мешки, сложит их в коробки от оргтехники, поставит сверху коробки с настоящей оргтехникой, отвезет в административную часть и выгрузит под самой малолюдной лестницей. Сашка по старому советскому паспорту одного чувака, который давно помер, зайдет в административную часть с большой сумкой, полной чернослива (а на самом деле набитой газетами, лишь присыпанными сверху – ровно настолько, чтобы продать вахтеру, если ему надо). Поменяет мешок сухофруктов на мешок деталек, сверху снова присыплет сухофруктами, оставит на подоконнике куртку и выйдет. Быстро поменяет сумку на аналогичную, и с ней на плече понесется назад, на ходу объясняя вахтеру про куртку. Вернется через минуту – с курткой и той же сумкой. И поехали. Соня считала, что должно сработать.

Руслан со своей частью плана справился на отлично. Выгрузил коробки с детальками под лестницей, вернулся на склад, нагрузил на тележку новых коробок, на этот раз — с настоящей оргтехникой. Как раз удачно подвезли еще и мебель, и все работники склада видели, как Руслан добросовестно возит коробки в административную часть: увез партию, почти сразу вернулся за новой, и опять, и опять.

Вообще, было тяжело, и Руслан обливался потом. Перетаскав все, что нужно, Руслан заглянул в коробки из-под копиров, которые оставлял с детальками под лестницей. Вместо деталек в коробках были мешки, полные мятой бумаги. Значит, Бродяга здесь уже побывал. Руслан вытряхнул бумагу под лестницей, мешки выкинул за окно и стал потихоньку разносить технику и мебель по администрации, попутно флиртуя с офисными девчонками. Мельком взглянул в окно на проходную – все спокойно. И хорошо.

Через час завскладом, красный, как рак, нашел Руслана распивающим в бухгалтерии чай с домашним печеньем.

— Не сердитесь, босс, через минутку вернусь к работе, — улыбнулся Руслан, — Я сегодня почти всю новую технику и мебель перетаскал, спина отваливается.

Дамы-бухгалтера наперебой подтвердили, что Руслан сегодня очень-очень хорошо работал, с самого утра, бедняжка, надрывается. Сергеич поманил пальцем Руслана, и они вышли в коридор.

— Ты где детали оставил? – тихо спросил завскладом.

— Где Вы мне сказали, там и оставил. В пятом отсеке, от входа направо. Сами знаете. Показать? Или перенести куда-то?

— Не надо, — хмуро сказал завскладом, — Кому-то рассказывал?

— Нет, конечно. Зачем?

— Вспомни хорошенько. Точно никому? Может, кто-то спрашивал, чем ты сейчас занимаешься? Хотел другую работу поручить?

Такие случаи были, и Руслан честно рассказал обо всех, кто спрашивал, и что он им отвечал – что сейчас больше в административной части работает, мебель двигает. Сергеич хмуро кивнул, больше ничего не сказал и ушел. Руслан мысленно прикинул, что Соня и Саша должны были проехать уже не меньше трети пути.

Софья

Пока Саша ходил на Завод за мешками, Соня еще раз в деталях обдумала план поездки, проверила, не забыли ли они чего-нибудь. Все было в порядке. Ей предстояло провести с Сашей около семи часов наедине, и в ее голове мелькнула мысль о том, что он мог бы к ней приставать. Поймав себя на этой мысли, Соня усмехнулась. Вот уж глупые мечты! Всем известно, что Бродяга ее терпеть не может. Строго говоря, он почти всех терпеть не может, даже Юля его порой раздражает.

Соня понимала умом, что Саша – совсем не ее вариант. Но поделать с собой ничего не могла: в его присутствии у нее просто ноги подкашивались, и внизу живота все переворачивалось, а уж если удавалось ненароком его коснуться, то как будто молнией все тело пронзало. Но прикоснуться к Саше доводилось нечасто после того странного поцелуя в день знакомства. Соня плохо помнила все, что тогда случилось, но по всему выходило, что она сама набросилась на незнакомого парня. Неудивительно, что он теперь ее так активно избегает. С другой стороны, Саша никому о том поцелуе не говорил, и за это Соня была ему очень благодарна – она не была готова обсуждать свои чувства ни с Юлей, ни с Русланом. Есть масса других тем для беседы.

Упрекнув себя за то, что думает не о деле, а обо всякой ерунде, Соня принялась пристально следить за дорогой. Вот Саша бежит с мешком, грузит его в багажник, хватает другой и убегает. Возвращается, грузит второй мешок, запрыгивает в машину и молча едет вперед.

— Ты не пристегнулся, — сказала Соня.

— И че?

— Вдруг остановят, документы спросят?

Саша молча накинул ремень. Потом они молчали несколько часов. Соня напряженно следила за дорогой, сверяла путь с картой автомобильных дорог и своими пометками на ней.

— Скоро будет пост ГАИ, — сообщила она, — Попробуем объехать грунтовками?

Саша молча свернул на проселочную дорогу. Пришлось делать большой крюк, но поста они избежали, а заодно к Мариинску подъехали не по основной трассе. Нашли пункт приема металлов, и дальше началась работа Сони. Она велела Саше остановиться поодаль и ждать сигнала. Повторила, какой знак что означает: поднятые два пальца вверх – все в порядке, тащи мешки; приглашающий взмах рукой – немедленно уезжай как можно дальше; две поднятые руки – пока стой на месте.

В павильоне кивнула мужчине, с которым вчера договаривалась, дождалась, пока уйдут мужички, сдающие крышки от люков. Приемщик, рассчитавшись с мужиками, подошел к Соне.

— Привезла?

— Привезти-то привезла, — хрипло сказала Соня, — Но мой мужик говорит, что нашел, где больше дадут.

Приемщик пожал плечами:

— Я больше не дам. Мы вчера на два с половиной договорились, я их-то еле достал так быстро.

— Сейчас лове отдашь? – уточнила Соня, — Мужу обещали только через неделю. Если ты сейчас платишь, я его уговорю тебе продать.

— Да, прямо сейчас плачу.

— Показывай лове.

Приемщик настороженно выглянул за спину Сони, убедился, что она одна, и достал пластиковый пакет с деньгами.

— Прикрой дверь, — сказала Соня, — я посчитаю.

Приемщик закрыл дверь, и Соня принялась неторопливо пересчитывать деньги, выборочно просматривая купюры под настольной лампой – проверяла водяные знаки. Приемщик не сводил с нее глаз – боялся всяких цыганских штучек. Но стоило Соне взглянуть на него, сразу отводил взгляд  — боялся знаменитого цыганского гипноза. Похоже было, что с деньгами все в порядке. Соня сложила пачки в пакет и сказала:

— Идем, кликну мужа.

— А деньги?

— Давай будем держать пакет вместе. Я, как и ты, не хочу выпускать его из рук.

Они вдвоем вышли на обочину, и Соня подняла вверх руку с двумя пальцами. Саша подъехал и вытащил мешки из багажника.

— Тарым берегман лове. Гармен, — произнесла Соня околесицу, из которой приемщик должен был понять только слово лове.

— Бури, — хмуро ответил Саша и занес мешки в павильон.

— Согласился, — сказала Соня приемщику, — Лучше сейчас два с половиной, чем три через неделю.

— Это верно, — кивнул тот.

Не сводя глаз с пакета, который Соня держала в руках, приемщик высыпал детальки на весы, что-то мысленно прикинул и сказал:

— Все нормально. Не обманула.

— Не все цыгане обманывают, — сказала Соня.

— Привози еще, если будет. Только заранее говори, чтобы я деньги достал.

— Хорошо, — сказала Соня.

Они с Сашей вышли из павильона, спокойно сели в машину и поехали из города. Соня чувствовала, что у нее дрожат коленки. Снова большой крюк, чтобы объехать пост ГАИ, снова дорога в молчании. На полпути Соня сказала:

— Сворачивай в лес.

Саша сбавил скорость, чтобы найти съезд в лес понезаметней, и заехал в чащу. Сначала ехал по широкой тропе, потом свернул в промежуток между деревьями и стал петлять между стволами прямо по траве, чтобы заехать подальше.

— Если застрянем, придется толкать, — сказал он.

— Я знаю, — ответила Соня, — Все, останавливайся.

Саша затормозил и вышел из машины. Соня тоже вышла и прошлась, разминая ноги, пока Саша вытаскивал из салона две фляги с водой. Соня сняла длинную юбку и платок, оставшись в обычном платьице, и разорвала их на несколько тряпок. Сначала они смыли грязь с кузова машины, протерли салон и вымыли багажник, как следует. Потом умылись сами, полностью смыв грим и клей. Пока Саша менял номера на машине, Соня расплела и расчесала волосы.

— Как я выгляжу? – спросила она.

Бродяга взглянул на нее, вздрогнул и быстро отвернулся, буркнув:

— Как обычно.

Они снова сели в машину и выехали на трассу.

— Помнишь, почему мы едем в этой машине? – спросила Соня.

— Угу.

— Повторим?

— Я позвал тебя покататься, — раздраженно сказал Саша, — И ты согласилась.

— Это правдоподобно? Нам поверят?

— Не знаю.

— Почему? Что тебя смущает? Нам надо подготовиться, если спросят.

— Тебя спросят, какого черта ты поехала со мной кататься. Что ты скажешь?

— Скажу, что люблю кататься, и что ты мне нравишься.

Саша фыркнул.

— У нас еще есть бутылка шампанского, — вспомнила Соня.

— Я знаю. Ты ее зря взяла, дура. Я за рулем.

— Так. Не надо называть меня дурой, ясно? И шампанское не для тебя, а для меня. Если что, ты его мне купил. Чтобы я выпила.

— Зачем?

— А разве не так делают молодые люди, когда зовут девушек прокатиться по лесу? Так правдоподобней, верно? Юля говорила, что ты тоже так делаешь.

Соне показалось, что Саша скрипнул зубами. Она взглянула на него и увидела на его лице ярость.

— Ты что? – спросила она.

— Ничего. Рыжая дура.

Они проезжали мимо озера, у которого иногда отдыхали летом, и Соня увидела компанию парней, учившихся вместе с Сашей.

— Это Сиплый с товарищами? – спросила Соня, — Давай-ка развернемся и заедем к ним – будут свидетели.

— Зачем?

— Делай, что говорю. Так надежней.

Саша развернулся и медленно поехал к озеру по плохой дороге. Соня открыла шампанское, вылила часть за окошко и сделала пару глотков прямо из горла. Едва Саша остановил машину, она выскочила на улицу и весело закричала:

— Я хочу купаться!

Сиплый с друзьями расхохотались.

— А мы-то думали – кто это едет? – хихикнул мелкий паренек с прозвищем Воробей.

— Всем привет! – Соня преувеличенно радостно замахала руками.

— Ты бухая, что ли? – спросил Сиплый.

— Я? Ты что! Конечно, нет! Меня Саша только немного шампанским угостил, я даже бутылку не допила.

Соня побежала к озеру прямо в платье, задержала дыхание и быстро плюхнулась воду. Было уже довольно прохладно, ледяная вода неприятно обжигала. Соня для достоверности поплескалась немного и пошла к берегу. Бродяга стоял на берегу и разговаривал с парнями. Соня услышала:

— Кто знал, что ее так развезет? Сейчас домой отвезу.

Парни расхохотались.

— Ага, считай, мы тебе поверили, что ты девку увез на трассу и напоил, чтобы отвезти ее домой!

— Я не хочу домой! – возмутилась Соня, стуча зубами от холода, — Бродяга, давай еще покатаемся! Ну, пожааалуйста!

— Садись в машину, — буркнул Саша.

— На мне мокрое платье, я намочу сиденье, — наморщила нос Соня.

Она вытащила из машины бутылку с шампанским и сделала большой глоток.

— Сонька, будешь водку? – спросил Воробей, — Иди сюда. Если Бродяга тебя прокатить не хочет, то я могу покатать.

Парни покатились со смеху, а Соня посмотрела на них удивленно. Она не поняла шутки. Бродяга подошел к Воробью, быстро и крепко схватил его за шею и сказал ему что-то настолько тихо, что Соня не разобрала ни слова.

— Я понял, понял, отпусти, — прохрипел Воробей, Бродяга разжал пальцы, брезгливо встряхнул рукой и пошел к машине.

— Зачем пристал к человеку? – спросила Соня, — Лучше поцелуй меня.

Она повисла на шее у Бродяги и поцеловала его в губы – решила, что стоит воспользоваться этим шансом, другого может и не быть. Бродяга на секунду замешкался, отвечая на поцелуй, но тут же отстранился, расцепил ее руки и открыл дверь машины.

— Все, хватит, едем домой, — сказал он, запихнул Соню на заднее сиденье и сел за руль.

Едва выехали на трассу, Соня стянула с себя мокрое платье и белье, накинув на голое тело плащ.

— Ты что делаешь? – спросил Саша.

— Пытаюсь высушить вещи, — спокойно объяснила Соня, — Нам еще от твоего СТО домой пешком идти. Привяжу все к этой ручке над окошком, и пусть сушится на ветру.

Саша свернул на обочину, остановил машину, вышел и пересел на заднее сиденье.

— Ты что делаешь? – повторил он.

— Я же сказала, что я делаю, — спокойно ответила Соня, — Я ведь не заставляю тебя смотреть. И в плащ завернулась, все прилично.

Саша осторожно прикоснулся ладонью к ее щеке и сказал:

— Не бойся, я тебя только поцелую. Можно?

Соня кивнула и сама к нему потянулась. И снова ее как будто в омут затянуло. Нет, тогда, при первой встрече ей не показалось, и ничего она не придумала, — это было потрясающе, бесподобно. Саша быстро и горячо целовал ее шею и плечи, развернул на ней плащ и вдруг отстранился.

— Нет, я хочу, продолжай, — пробормотала Соня и снова притянула его к себе. Только бы он не останавливался! Пусть делает, что захочет.

— Я ничего тебе не сделаю, — сказал Саша и снова поцеловал ее.

Соня расстегнула на его рубашку и ремень на джинсах, пока они целовались. Как-то легко у нее это получилось.

— Не надо, — Саша бережно отвел ее руки, — Не делай ничего. А то я…

Он откинул Соню на спину, покрывая поцелуями ее шею и грудь. Соня зарылась пальцами в его волосы и выгнула спину, тихо застонав. Саша провел кончиком языка по ее животу, и через мгновение Соня почувствовала его губы там, внизу. Потолок машины кружился, как сумасшедший. В голове не было ни одной мысли.

— О, боже мой, боже мой, — пробормотала Соня, закрывая глаза.

Потом она поняла, что все закончилось, что Саша больше не прикасается к ней. Открыла глаза – потолок больше не кружился. На живот попало что-то липкое. Соня удивленно посмотрела на Сашу, но он уже вытер ее своей рубашкой и запахнул на Соне плащ.

— Саша, — неуверенно сказала она.

— Надо ехать, — перебил он, — Поэт с Юлькой ждут.

Он сел за руль и сосредоточенно повел машину. Соня молча смотрела в окно. По телу разливалась истома, не хотелось ни думать, ни разговаривать.

— Слушай, — вдруг резко сказал Бродяга, — Я не хотел. Давай забудем.

— Почему? – спросила Соня. Она не хотела забывать, наоборот, была бы совсем не против продолжить в том же духе.

В зеркало заднего вида она заметила, что Бродяга словно смутился, даже покраснел слегка. Но тут же очень плотно сжал губы – было даже видно, как напряжены мышцы на его лице. Наконец, он сказал:

— Я могу тебя трахнуть. Мне понравится. Только мне проблемы с Поэтом не нужны, ясно? Других блядей полно. Просто никому не рассказывай, и я не расскажу.

— Я поняла, — сказала Соня, — Хорошо, забыли. Я тоже не удержалась потому что очень напряженный день был, да еще это шампанское… Все, проехали.

Соня натянула все еще чуть влажную одежду и пересела на другую сторону, чтобы Бродяга не видел ее лица. В глазах стояли слезы. Да, он прав. Блядей полно, а она, вроде как, при Руслане. Какой ему смысл связываться, если вокруг полно других вариантов, менее проблемных? Никакого смысла.

Юлия

Юля и Руслан смотрели в окно сквозь занавеску – чтобы с улицы никто не видел, что они чего-то ждут.

— Уже должны были вернуться, — сказал Руслан, взглянув на часы.

— Ага, час назад должны были, — кивнула Юля.

Она злилась на Соню – ведь это была ее идея. Белка считает себя самой умной, а теперь Бродягу из-за нее посадят. И что тогда делать? Бродяга себе просто вены вскроет, даже суда не дождется. Он на зоне не сможет жить, это Юля знала точно. Теперь, когда и детдом, и психушка позади, его за колючку никакими пирогами не заманишь. Даже странно, что он подписался на это дело. Это все Сонька виновата. Ее-то не посадят, она умная, она отмажется.

— Идут, — сказал Руслан.

Юля посмотрела в окно и захлопала в ладоши. Идут. У Сашки в руке пластиковый пакет.

— Несет, — сказала Юля.

— Угу. Неужели и правда два с половиной ляма? За ту ювелирку мне обещали триста тысяч, и ни хрена не вышло…

— Это все моя Соня, — гордо сказала Юля. Она уже не злилась.

Саша молча вошел в квартиру и высыпал деньги на кухонный стол.

— Ровно два с половиной, — весело сказала Соня, — Сама пересчитывала.

Юлька бросилась к Белке на шею и неожиданно для себя самой поцеловала ее в губы.

— Очень мило, — сказала Соня, и поцеловала Юлю в ответ, лишь слегка прикасаясь губами. Это было приятно. У Сони были мягкие губы.

— И что мы будем с ними делать? – громко спросил Руслан, глядя на деньги.

Юля подумала, что Сашка захочет купить машину. А Соня говорила, что хочет компьютер, самый настоящий. Непонятно было, зачем этот компьютер нужен, — ведь та же печатная машинка, только с телевизором. Но Соня почему-то о нем мечтала. Только Белка сказала:

— Соседи напротив квартиру выставили на продажу. За два ляма. Такая же двушка.

Юля пожала плечами. Зачем им еще одна двушка? И так шикарно живут. Руслан задумчиво произнес:

— Можно входные двери снести, и сделать в перегородке ремонт. Получится одна большая хата.

— Точно, — кивнула Белка, тряхнув рыжей челкой, — Оформим на Юлю. Она к заводу никакого отношения не имеет, никуда не ездила. Вы же сегодня были в баре?

— Были, все, как ты велела. Нас куча народа видела.

— Вот и отлично.

Сашка фыркнул:

— И зачем вам еще одна хата?

— А ты собираешься всю жизнь в общаге сидеть? – усмехнулся Руслан, — Сделаем из одной кухни спальню, тогда у всех будет по комнате, гостиная и кухня. И два санузла. Круто?

Юля прикусила губу. Своя комната? Только своя?

— И замок можно будет поставить? – спросила она, — В комнату?

— Конечно, можно, — быстро сказала Соня, — Если хочешь, у нас может быть комната одна на двоих. Но ты, наверное, предпочтешь личное пространство.

Юля была бы не против жить вместе с Соней. Но и личное пространство – это звучало очень круто. Юля уже слышала про личное пространство раньше. Им в детдоме тогда поставили замки на тумбочки и сказали, что никто не имеет права залезать в чужие личные вещи. Но у воспиток, конечно,  все равно были все ключи – а как иначе проверить, не хранит ли кто-то что-нибудь запрещенное? И однажды у Юльки пропал брелок с сердечком из этой закрытой тумбочки – всяко воспитка сперла.

— И ключ от моей комнаты будет только у меня? – уточнила Юля.

— Еще чего, — злобно сказал Саша, — У меня будет копия.

— Зачем? – спросила Соня.

Саша злобно зыркнул на нее, но ничего не сказал.

— Так — что? – спросил Руслан, — покупаем хату?

Юля посмотрела на Сашу. Он хмуро уставился в стену, и было непонятно, о чем он думает.

— На кой оно надо? В общаге нормально ночевать, — сказал он, — Лучше тачку.

Юля почувствовала, что глаза наполняются слезами, и опустила голову. Да, верно. Ему в общаге нормально. Он тачку хочет.

— Так веселее, — сказал Руслан, — Прикольней. Не надо терпеть тех, кто бесит.

—  А еще — так безопасней, — мягко сказала Соня, — для Юли.

— Вот еще, — буркнула Юля сквозь слезы, — В общаге тоже хорошо.

Еще не хватало, чтобы Сонька указывала ей, как безопасней. У нее и так все прекрасно.

— Безопасней? – переспросил Саша, — Чего Красотке терять-то?

— Вот-вот, — усмехнулась Юля.

— Ну, так как? – спросил Руслан, глядя на Бродягу в упор, — Тачка или безопасность?

— Ладно, — вдруг согласился Саша, — Я за хату.

— Я тоже, — быстро сказала Юля, пока он не передумал.

И они купили эту вторую квартиру, снесли двери, сделали ремонт и купили мебель – как раз ушли оставшиеся пятьсот тысяч. Ни на машину, ни на компьютер не хватило денег, но об этом никто не думал. Все были довольны. Юля могла бы вечность провести в своей роскошной комнате с большой кроватью и огромным, во весь рост, зеркалом. Но пришлось сидеть со всеми в гостиной, отмечать новоселье.

— Не будешь против, если я сегодня у тебя переночую? – спросил Поэт, обнимая ее за плечи.

Юля подавила секундное раздражение и ответила:

— Ты же знаешь, что я только за. Всегда.

— Юля, ты не обязана, — сказала вдруг Соня очень резко.

— Она это знает, — также резко ответил Руслан.

Юля почувствовала напряжение в воздухе и быстро сказала:

— Да ладно, вы чего? Все ж хорошо.

— Просто прекрасно, — подтвердил Руслан и поцеловал ее в шею. Это было приятно.

— А я и не спорю, — Соня пожала плечами, — Просто говорю, что Юля не обязана спать с любым, кто ей не противен.

Юля вздохнула. Если б Соня сказала, что она не обязана спать с любым, кому захотелось, то ей легко было бы утереть нос. С козлами и подонками Юля не связывалась. Но если парень хорош со всех сторон – зачем ему отказывать? Чего ломаться-то?

— Ну, терять мне нечего, — примирительно сказала Юля, надеясь перевести тему. Но Соня не унималась.

— Дурацкая фраза. Что значит: терять нечего?

— Когда потеряешь – поймешь, — отшутилась Юля, — Хватит, Сонь.

— Так дело в кусочке плоти, да? Погоди-ка. Саша, допей свое пиво – там два глотка.

Саша молча допил, Соня взяла у него пустую бутылку и вышла.

— Слушай, Красотка, ты, правда, не обязана, — сказал Руслан, — Ни со мной, ни с кем-то еще.

— Мне вести себя, как целка? – спросила Юля, — А смысл? Мне не жалко, тебе приятно.

— Смысл в том, что это твое тело, — сказал Соня, возвращаясь в комнату, — И только ты можешь решить, что с ним делать. Это очень просто.

Она поставила бутылку на журнальный столик и спросила:

— Видишь кровь? Теперь мне тоже терять нечего, и я должна идти в постель с каждым, кто предложит?

Юля с ужасом смотрела на эту бутылку. По стеклянной стенке стекала алая струйка.

— На кой ты это сделала, дура? – спросил Бродяга, — Ты ж себе жизнь сломала.

— Я это сделала, чтобы ты мог сказать, что мое тело теперь – общественное достояние, — ехидно ответила Соня.

Сашка угрюмо отвернулся, а Руслан поставил эту бутылку на пол и примирительно сказал:

— Никто не говорил про общественное достояние. И твой спектакль совершенно неуместен. Юля знает, что может поступать, как ей захочется.

— Нет, не знаю, — сказала вдруг Юля. Она не хотела этого говорить. Само вырвалось.

— Еще бы, — вздохнула Соня, усаживаясь рядом и обнимая Юлю за плечи, — Просто знай, что ты не должна. Я тебя всегда поддержу. И Руслан тоже. И Саша.

Юля уткнулась Соне в плечо и искоса посмотрела на Руслана. Это было глупо. Поэт не может поддержать ее в том, чтобы она отказывалась спать с ним. Ерунда получится. Но Руслан сказал:

— Само собой. Ты всегда можешь сказать нет. И мне, и другим. А если кто-то сделает вид, что не понял с первого раза, я его лично урою.

— Ага, и сядешь, — мрачно сказала Юля, теперь уже совсем не глядя на него.

— Это уже будет моей проблемой.

— Сидеть должен тот, кто нарушает закон, — сказала Соня, — Глупо добровольно отдаваться только потому, что боишься изнасилования. Ерунда получается. Никто тебя не тронет. А если тронет – он и сядет.

— Или сдохнет, — сказал Бродяга.

Юля вскинула голову и удивленно посмотрела на него. Уж он-то не должен поддерживать этот бред. Все в детдоме знали: пока девка нетронутая — она под защитой, как целку сломали – все, шалава, никто не вступится. И Бродяга за Юльку никогда не вступался после того, первого, случая. Да и глупо вступаться – она не его девушка, и терять ей нечего.

— Саш, ну ты-то чего ерунду говоришь? – устало спросила Юля, — Ладно, эти… Домашние…

— Я пошел спать, — сказал Бродяга, — Достали вы с базарами.

Руслан поцеловал Юлю в лоб и сказал:

— Спокойной ночи, Красотка.

— Я закрою спальню на ключ, — сказала Юля, зажмурив глаза от собственной смелости.

— Совсем не обязательно. Твоего «нет» мне вполне достаточно.

— Ты можешь закрыться, если хочешь, — сказала Соня, — Никого не слушай.

Юля крепко обняла Соню, снова уткнулась ей в плечо. От Сони очень вкусно пахло – чем-то уютным и безопасным.

— Я бы лучше с тобой спала, чем с парнями, — пробормотала Юля.

Соня отклонилась в сторону, чтобы увидеть лицо Юли, и Юля покраснела. А Соня ее поцеловала в губы – быстро и как-то буднично.

— Если мы так будем делать, — сказала она, — Руслан решит, что я специально вас разлучила, чтобы быть с тобой.

Юля хихикнула. Это было забавно.

— Нет, Руслану бы это понравилось. Знаешь, как парни заводятся, когда девчонки обжимаются?

— Не знаю. Никогда об этом не думала, — Соня улыбнулась и чмокнула Юлю в лоб, — Пошли спать. Обязательно закройся в комнате. Это очень здорово – знать, что никто не зайдет без твоего разрешения.

Через месяц Юля шла в училище. Она шагала по улице на своих высоченных каблуках и радовалась теплому и ясному осеннему дню. А еще радовалась своей комнате. И радовалась, что Соня считает, что Юля – ценная девушка, способная все решать сама. И то, что она носит короткие юбки, туфли на каблуках и ярко красится, не дает никому повода ее лапать.

Они теперь часто по ночам болтали с Соней, сидя в обнимку, и Соня упорно твердила, что никакое, даже самое легкомысленное, поведение девушки ни капельки не оправдывает насильника, и что жертву обвиняют только конченые  мудаки.

Конечно, это означало, что почти все, кого Юля знает – конченые мудаки. Да и сама Юля не далеко ушла. Но Соня так уверенно утверждала обратное, что почти переубедила Юлю. И Руслан был согласен с Соней.

А Сашка был почти согласен: когда Юля его об этом спросила сотню раз и приперла к стенке, требуя ответа, он, наконец, высказался, что каждый имеет право гулять по лесополосе с чемоданом бабла, и не виноват, если его уроют и закопают, но какой ему толк от того, что он не виноват? В общем, да.

Внезапно она ощутила чужую руку на своем бедре. Оглянулась – Ванька, лыбится во весь рот. Юля стряхнула его руку и громко сказала:

— Не трогай меня.

— Ты чего, красотка? – изумился он.

— Не трогай меня, — повторила Юля, — Мне это не нравится.

— Ты чего? – тоже повторил Ванька, — Не с той ноги встала?

— Не твое дело.

— Ну, ладно, подожду, когда ты будешь в настроении.

— Не надо ждать. Обходи меня стороной.

— Юльк, я ж тебе ничего плохого не сделал.

— А я и не говорю, что сделал. Просто я не хочу, чтобы ты меня лапал. И ничего другого с тобой не хочу, — сказала Юля, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

На секунду ей показалось, что Ванька ее ударит, или схватит за волосы, или снова облапает, чтобы она не воображала, что может просто так его послать. Но ничего такого не произошло. Он какое-то время молча шел рядом, обдумывая происходящее, а потом спросил:

— Так у тебя с Поэтом все серьезно, что ли? Катюха говорила, ты к нему переехала.

— Ага, — быстро сказала Юля, — Точно.

— Так бы сразу и сказала. Ну, ладно, как Поэт надоест, ты знаешь, где меня найти.

— Ага, — кивнула Юля.

Ванька ушел вперед, и Юля подумала, что, хотя это было и очень тяжело, но вполне терпимо. Если пустить слух, что она всерьез мутит с Поэтом, можно не только Ваньку, а вообще всех послать всерьез и надолго. Только Поэта надо предупредить, чтобы не ляпнул кому-нибудь, что она его уже месяц к себе не подпускает.

Александр

Бродяга не сразу привык к собственной комнате. Слишком много места. От большого шкафа для одежды он наотрез отказался – глупо покупать целый шкаф для одних джинсов, трех маек и свитера. Юле удалось уговорить его только на комод. Вместо кровати он поставил роскошный, на его вкус, диван – всегда об этом мечтал, достали продавленные койко-места с ватными матрасами. А еще диван можно было не раскладывать, и постель не казалась безумно большой, как у Красотки. Но комната все равно была слишком пустой, и ночами иногда было не по себе. Со временем Саша натащил в комнату разных запчастей и инструментов, и через год чувствовал себя довольно комфортно.

Белка с ним почти не пересекалась. Было похоже, что у нее полно приятелей в школе, а на Сашку ей плевать. Саша ревновал к мальчикам, которые приходили к Соне делать какие-то школьные проекты, но старался не подавать виду. В конце концов, именно этого он и хотел – чтобы Белка общалась с приличными парнями, а не со всякой швалью.

Он кое-как закончил второй курс в шараге, сдав последний экзамен с третьего раза на твердую тройку, и собирался отметить это парой рюмок вместе с Поэтом – тот закончил свой первый курс еще на прошлой неделе. Едва он ступил на порог, Юлька выскочила ему на встречу.

— Сдал?

— Угу.

— Смотри, что Белка мне дала для тебя, — Юля протянула ему потертую листовку.

Саша глянул на заголовок: «Автомеханический техникум приглашает».

— И че? – спросил он, возвращая листовку Юле.

— Соня говорит, что ты, наверное, не очень-то хочешь быть штукатуром-маляром. Так никто не мешает перевестись в этот автомеханический, даже если год потеряешь. А может, и не потеряешь. Сходи, узнай.

— Это бред, — буркнул Саша, — Никто не может никуда переводиться просто так.

— А Соня говорит, что может. И еще она говорит, что мы имели право выбирать, где нам учиться.

— Белка несет чушь, а ты уши развесила, — отмахнулся Саша, — Никто ничего не выбирает. У нас все пацаны с класса учатся на маляров.

Но Юля не отставала. Она сама отправилась в этот техникум и выяснила, что у Саши есть шансы перевестись, особенно если он уже работает помощником автомеханика. Более того, она заявилась на СТО и поговорила с боссом. И в одно прекрасное утро, когда ничто не предвещало беды, и Саша спокойно менял подшипники старой Волге, Михалыч зашел в гараж и заявил:

— Сашк, а чего ты и вправду в автомеханический не идешь? У меня там кореш работает, хорошее место. Попробуй.

Саша выкатился из-под машины и злобно посмотрел на начальника.

— Юлька, что ли, приходила?

— Угу. Красотка. Был бы я лет на десять помоложе…

Саша сердито фыркнул и сказал:

— На кой мне автомеханический? Я и так тут работаю.

— А на кой тебе твоя шарага? Самое жуткое место в районе, туда только детдомовцев сливают.

— А я кто? Принц Датский?

— Ты соображаешь. И Юля твоя соображает, раз придумала этот перевод.

— Юля не моя. И это не Юлька, а Сонька, — нахмурился Саша, — Белка свои дурацкие идеи любит через Красотку передавать. А эта дура уши развесит, а потом бежит исполнять.

— И что, много таких идей было? И все дурацкие? – усмехнулся Михалыч.

Саша промолчал. Что он мог сказать? Что одну из идей он тоже побежал исполнять, а теперь у него своя комната? Или что еще была идея о том, что Юлька не обязана всем давать, и теперь Юлька всех динамит? А плохих идей он вспомнить не смог.

— Ладно, я запишусь, — буркнул он, решив, что все равно провалит переводные экзамены, но тогда от него отстанут.

Домой он вернулся даже в приподнятом настроении: хотя и не верил всерьез в идею с техникумом, но приятно было помечтать и построить планы. В гостиной на диване он обнаружил зареванную Юльку – нос красный, тушь течет. Красотка не плакала, наверное, с самого суда над Поэтом, и Сашка инстинктивно кинулся к ней.

— Что случилось?

— Да ничего, — шмыгнула носом Юлька, — Читаю вот, тайком от Поэта. Он смеется, говорит, что это… это… щас… безвкусное графоманство для детей до двенадцати лет. А Соня говорит, что я могу читать то, что мне нравится. И что лучше Асадов, чем ничего.

Юля протянула Саше раскрытую книжку.

— Ты читаешь стихи? – уточнил он ошарашено, — И тебе нравится? А чего тогда ревешь?

— Собачку жалко, — всхлипнула Юля, — Сам прочитай.

Саша был настолько шокирован Юлькиными слезами, что послушно стал читать. Он читал медленно, но все-таки справился с задачей:

Стихи о рыжей дворняге

Хозяин погладил рукою 
Лохматую рыжую спину: 
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою, 
Но все же тебя я покину. 
 
Швырнул под скамейку ошейник 
И скрылся под гулким навесом, 
Где пестрый людской муравейник 
Вливался в вагоны экспресса. 
 
Собака не взвыла ни разу. 
И лишь за знакомой спиною 
Следили два карие глаза 
С почти человечьей тоскою. 
 
Старик у вокзального входа 
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга? 
Эх, будь ты хорошей породы... 
А то ведь простая дворняга! 
 
Огонь над трубой заметался, 
Взревел паровоз что есть мочи, 
На месте, как бык, потоптался 
И ринулся в непогодь ночи. 
 
В вагонах, забыв передряги, 
Курили, смеялись, дремали... 
Тут, видно, о рыжей дворняге 
Не думали, не вспоминали. 
 
Не ведал хозяин, что где-то 
По шпалам, из сил выбиваясь, 
За красным мелькающим светом 
Собака бежит задыхаясь! 
 
Споткнувшись, кидается снова, 
В кровь лапы о камни разбиты, 
Что выпрыгнуть сердце готово 
Наружу из пасти раскрытой! 
 
Не ведал хозяин, что силы 
Вдруг разом оставили тело, 
И, стукнувшись лбом о перила, 
Собака под мост полетела... 
 
Труп волны снесли под коряги... 
Старик! Ты не знаешь природы: 
Ведь может быть тело дворняги, 
А сердце - чистейшей породы!
 
- Охуеть, - сказал он, дочитав.
- Саша! – возмутилась Юля.
Саша слегка стукнул себя по губам и начал молча перечитывать стихотворение снова. Юлька снова всхлипнула:
- Там еще про бурундучка есть. И про лисенка. Если хочешь, возьми, почитай. 
- Вот еще. Ну, ладно, унесу от тебя эту книжку, чтобы ты не ревела из-за ерунды.
Закрывшись в своей комнате, Саша снова перечитал стихотворение про дворнягу. Потом отложил книжку, но через минуту снова раскрыл и начала искать про бурундука. Потом решил попробовать почитать все подряд, с самого начала. Но первым шел дурацкий стих про любовь. Потом было про какой-то окоп, потом про Ереван. Ерунда полная. 
Саша еще раз прочитал стихи про собаку и про бурундука, а потом отнес книгу обратно в гостиную – чтобы никто не подумал, что он такую муть читает. И чтобы никто не подумал, что он вообще читает, как лох. Или как баба. Как на зло, в гостиной была Соня.
- Ты тоже читаешь Асадова? – спросила она.
- Это Юлька читает, - быстро сказал Саша, и неохотно добавил, - Про собаку нормальный стих, и про бурундука. А остальное – херня.
- А Юле еще про любовь нравится, хотя любовная лирика у Асадова хромает и оставляет послевкусие какой-то морализаторской агитки. 
- Угу, - сказал Саша. Он ни хрена не понял.
На следующий день Саша обнаружил эту книжку на журнальном столике, хотя точно помнил, что поставил ее на полку. Он решил еще раз быстренько перечитать стих про собаку и увидел, что кто-то вложил в книгу несколько закладок. Две закладки были как раз на страничках про дворнягу и бурундука, а остальные помечали другие стихи про животных: Бенгальский тигр, Медвежонок, Дачники, Вечное заключение… Саша утащил книгу в свою комнату и сел читать.  Он читал долго, некоторые строфы перечитывал по нескольку раз, хмурил лоб. После некоторых стихов угрюмо смотрел в пространство, ни о чем не думая. Или думая о том, правда ли животные так сильно все чувствуют – куда сильнее, чем люди? Юлька, вон, даже плакала. Оно и понятно. Если звери так из-за всего переживают, то их жалко, конечно. И собак, и лисят, и лошадь, и медвежонка с убитой мамой – все думают, что он злой, а он просто скучает:
 
Кто-то произнес: - Глядите в оба!
Надо стать подальше, полукругом.
Невелик еще, а сколько злобы!
Ишь, какая лютая зверюга!
 
Силищи да ярости в нем сколько,
Попадись-ка в лапы - разорвет! -
А "зверюге" надо было только
С плачем ткнуться матери в живот.
 
Чудные они звери, эти медведи. Само собой, он сказать ничего не может – вот и кидается на всех. Дурной, животное и есть животное.
Саша тихо прокрался в гостиную и оставил книгу на столике – как будто он ее и не трогал. Но через день все равно взял перечитать стихи про зверей. До этого не знал, что стихи бывают такие интересные. А через неделю на столике лежала другая книжка, тоже с закладками. Саша повертел ее в руках – опять стихи, Есенин. Закладки были на страницах со стихами про корову, собаку Джима и других собак. Тоже нормальные стихи. Не такие интересные, конечно, но читать можно. И Саша прочитал.
А потом был Маяковский с одной только закладкой – про лошадь. Саше не понравилось, хотя потом весь день на языке вертелось, что все мы немножко лошади, и каждый из нас по-своему лошадь. Особенно когда пришлось вместе с Вованом заднюю часть пятерки руками поднимать, чтобы передвинуть.
После этого новых стихов не появлялось, и Саша перечитывал те, что уже знал. Другие читать и не пробовал. А потом с помощью стиха про рыжую дворнягу ему удалось подцепить секретаршу из автомеханичиского техникума, когда документы принес для перевода. Как-то само собой получилось: увидел смазливую девку и рассказал отрывок, где собачка помирает. Девка начала спрашивать, что это такое, да откуда, и Саша позвал ее домой, почитать эту книжку. Почитали книжку, разложили диван, и Бродяга классно ее трахнул. Хорошая девка. Потом он пошел с этой девкой на кухню выпить кофе и натолкнулся на Соню. Девка смутилась и ушла домой, а Соня сказала, едва захлопнулась входная дверь:
- Я думала, ты встречаешься с Милой с пятого этажа.
С Милой с пятого этажа Бродяга приходил месяц назад, и они с Соней столкнулись в дверях. Только Мила ему не дала. Начала ломаться: «ах, нет-нет, ах, что же ты делаешь…» Бродяга этого не любил – когда девка сама лезет целоваться и сама из трусов выпрыгивает, и одновременно твердит, что не хочет. Таких он сразу посылал, не разбираясь – надо ей или нет. А то еще заяву накатает. И вообще, не хочет – пусть валит. Но Соня-то не знала, что Милка оказалась из таких девиц, которые строят из себя недотрог. А еще почему-то решила, что Саша с этой секретаршей встречается.
- Обе они бляди, - сказал Саша и ушел в свою комнату.
- А ты тогда кто? – спросила Соня ему вслед.
Следующим вечером, после работы, Саша обнаружил на столике в гостиной книжку Есенина. Все закладки на нормальные стихи про зверей какой-то мудак повытаскивал. Вместо этого была только одна закладка на неизвестное Саше стихотворение. И он по привычке стал читать. Тоже, как бы, про зверей. Или про птиц. Про куриц, в общем:
 
    Тихий ветер.  Вечер сине-хмурый.

Я смотрю широкими глазами.

В Персии такие ж точно куры,

Как у нас в соломенной Рязани.

Тот же месяц, только чуть пошире,

Чуть желтее и с другого края.

Мы с тобою любим в этом мире

Одинаково со всеми, дорогая.

Ночи теплые,— не в воле я, не в силах,

Не могу не прославлять, не петь их.

Так же девушки здесь обнимают милых

До вторых до петухов, до третьих.

Ах, любовь!  Она ведь всем знакома,

Это чувство знают даже кошки,

Только я с отчизной и без дома

От нее сбираю скромно крошки.

Счастья нет.  Но горевать не буду —

Есть везде родные сердцу куры,

Для меня рассеяны повсюду

Молодые чувственные дуры.

С ними я все радости приемлю

И для них лишь говорю стихами:

Оттого, знать, люди любят землю,

Что она пропахла петухами.

 
Бродяга решил, что стих дурацкий. Вроде, и про куриц, и про кошек немного, а ничего интересного, и вообще ничего не происходит, просто болтовня ни о чем. Петухов еще приплели. Гнилой базар.  Он сердито захлопнул книгу. 
В автомеханический Саша перевелся, к собственному удивлению, легко. И к еще большему своему удивлению начал учиться довольно успешно: все было понятно, не надо было почти ничего зубрить специально, как-то само собой получалось. Он и не думал, что маляром быть сложнее, чем механиком.
В ноябре Юля задумала отпраздновать его день рождения – двадцать лет, как-никак. Бродяга считал идею бредовой – никогда они дней рождения не отмечали. Но Руслан и Соня идею поддержали, позвали несколько приятелей, Юлька пару подружек притащила. Саша чувствовал себя не в своей тарелке – ему было очень неприятно быть в центре внимания. Можно подумать, кому-то правда важно, сколько там ему лет. Ну, да ладно. Посидели, выпили. Потом каждый говорил какое-то поздравление. Пацаны по очереди бормотали «с днем рожденья», или «поздравляю», или «давайте выпьем за Бродягу», девки говорили, что Бродяга классный и желали быть здоровым и веселым. Поэт сказал, что счастлив, что у него есть такой классный друг, и что он мог бы много чего еще сказать, но знает, что Бродягу это смутит, поэтому просто пожелает здоровья. Юлька пожелала хорошо учиться и много денег. А Соня сказала:
- Ты классный, Саша. Правда. С днем рождения. И еще… Я тебя люблю.
И все уставились на Бродягу. И казалось, что все они сейчас заржут. А Соня сидела и смотрела на него в упор своими зелеными глазами. И это его взбесило. Саша резко встал и сказал:
- Пойду, прогуляюсь. Всем спасибо.
Он быстро накинул куртку, обулся и выбежал на улицу. Дура. Дура. Рыжая дура. Она, что, не понимает? Какая, к черту, любовь? Сдохнуть бы прямо сейчас, и все станет намного проще. Он заскочил в магазин и купил чекушку – надо было как-то заглушить пульсирующую боль в висках. На выходе из магазина столкнулся с Поэтом.  
- Вот ты где, - сказал Поэт.
- Иди к черту! - ответил Бродяга, - Не ходи за мной.
Но Поэт шел за ним, Саша чувствовал это спиной, и как бы он ни ускорял шаг, избавиться от ощущения преследования не удавалось. Он свернул в неосвещенный парк и быстро пошел по дорожке, надеясь затеряться в темноте. И вдруг его осенило: а на кой ляд он пытается сбежать? Зачем? Куда проще один раз рассказать все, как есть, и Поэт сам ни за что не подпустит к нему свою сестру. Уж Бродяга бы точно не подпустил свою сестру (или кто там Белка Поэту) к такому, как он сам.
Саша резко остановился и повернулся к Руслану.
- Она меня любит, да? Она идиотка? – спросил он.
Поэт остановился напротив и скрестил руки на груди. Бродяга открыл чекушку и сделал два больших глотка.
- Тебя стошнит, - сказал Поэт.
- Еще бы, - согласился Бродяга, - Меня уже тошнит от ваших розовых соплей, ясно?
- Да.
- Был у нас один… Воспитатель… Говорил пацанам, что он их любит. И любил же некоторых, - Бродяга расхохотался и глотнул еще водки, - Хорошо, что я ненормальный. Никто не хочет получить ножом под ребра. А еще психические могут разболтать все секреты. С психическими опасно играть в любовь. Знаешь, когда наши говорили, что идут играть в любовь? Когда собирались отловить кого помладше в коридоре и затащить на чердак. Я еще в детстве сообразил, что если что – брызгай слюной, хватайся за что-то острое и ори, что убьешь во сне. Только я про психушку не подумал. А в психушке все то же самое, только еще страшнее. Оттуда сбежать сложнее. Такая любовь.
- Причем тут любовь? – спросил Поэт спокойно.
Бродяга сделал еще глоток.
- А ни при чем. Выдумка это все. Чтобы другие делали то, что тебе нужно. Я за Юлькой с детства следил. Я все время думал: почему мать меня сразу бросила, как родила? А ее мать не бросала? Почему Юльку ее мать любила, а меня моя - нет? Чем я хуже? И спросил у одной воспитки. И воспитка объяснила, что когда я родился, на детей ничего не платили, а когда родилась Юлька, придумали какое-то пособие. А как пособие платить перестали, мать Юльку кормить перестала, и ее забрали. Такая вот любовь. 
- И что?
- И все. Мне лет в четырнадцать одна девка из класса очень нравилась. И я у нее новогодний подарок стащил.
- Зачем?
- Как - зачем? Она ревела, а я пообещал, что она получит целых два подарка, если мне даст. И она дала. Мы с ней потом два месяца мутили. Только она меня бросила, к Сиплому ушла, сука. Не любила, что ли?   
Бродяга рассмеялся, сел на скамейку и посмотрел на звезды. Звезды кружились быстро-быстро, как будто плясали какой-то безумный танец. Он отхлебнул еще водки, отметив, что уже почти ничего не осталось, и подумал, чего бы еще такого интересного Поэту про любовь рассказать.
Exit mobile version