Чересчур деятельные вдовы великих людей.
Школа Ландау. (См. ниже о школе Бора и школе Ландау)
Перечитала недавно Андре Моруа (Эмиля Герцога) «От Лабрюйера до Пруста» и «От Арагона до Монтерлана».
Два имени знакомы: Арагон и Пруст. Два других – нет.
Заметила забавную вещь: Каждое ПЕРЕЧТЕНИЕ хорошей и умной книги даёт больше, чем её первое прочтение.
Помнится, когда прочла в первый раз, что-то, несомненно, осталось в памяти и душе. Во второй – больше! В третий раз – ещё БОЛЬШЕ! В четвёртый раз —ЕЩЁ, ЕЩЁ БОЛЬШЕ!!!
Чем можно было бы объяснить такое? Думается, в первый раз новизна читаемого занимает бОльшую часть внимания и памяти.
Во второй раз новизна чуть уменьшает своё влияние и на первый план выходят анализ и размышления о прочитанном.
В третий раз, опять, новизна есть, ведь не можешь сразу всё запомнить, но опять уменьшившаяся, а доля анализа и обострённой концентрации внимания на прочитанном увеличивается. Посему мораль: Нельзя интеллигентному человеку говорить: «Я уже это ЧИТАЛ». Для настоящего обогащения души и сознания надо ПЕРЕЧИТЫВАТЬ ценные книги многократно!
Но это чуточку «лирическое отступление», хоть и немаловажное, по-моему.
У Моруа в статье о французском писателе Жюле Мишле есть такой забавный абзац:
«Чересчур деятельные вдовы опасны: они калечат посмертные публикации. И, как утверждает Жюль Леметр, «порой пишут их сами» В данном случае я имею в виду Атенаис Миаларе, вторую жену Мишле. Муж завещал ей свои юношеские рукописи: «Дневник» и «Записные книжки». Тексты эти, прекрасные сами по себе, представляют интерес ещё и потому, что существенно отличаются по стилю от более поздних произведений. Мадам Мишле могла и обязана была опубликовать их без всяких изменений. Однако она сочла своим долгом ПРОДОЛЖАТЬ творчество мужа, присовокупив к его текстам не собранные по крохам записи, но целые новые книги, которые Мишле МОГ БЫ НАПИСАТЬ, если бы ему не помешала смерть!
К великому счастью, господин Поль Виаллане представил нам наконец подлинный текст, восстановленный по рукописям Мишле. Труд таких изыскателей столь же полезен, сколь разрушительна порой деятельность вдов (если только они сами не являются изыскательницами).»
Прерываю интересную цитату, ибо тема этой статейки — не изучение творчества Мишле.
Желающие могут сами прочесть эти талантливые статьи Андре Моруа.
Признаюсь, попала я как кур во щи или как кур в ощип. Обе версии имеют право на существование.
Собиралась писать о жёнах великих людей, а тут Моруа одной фразочкой своей, только сейчас обратившей на себя моё внимание, повернул колесо мыслей в другом направлении. Ещё одно свидетельство только что сказанного о перечитывании книг! Поэтому разобью нижеследующее на две части: Одна – предположительная, другая – вопросительная.
Предположительная.
Жёны часто не столько калечат посмертные публикации, сколько изменяют своими мемуарами некое сложившееся, привычное и общепринятое представление о знаменитом человеке. Эдакий «монетный профиль» великого, как у Остапа Бендера, расплывается в совершенно иное лицо, не имеющее никакого портретного сходства с привычным почитаемым образом.
Например, «Атомы у нас дома» Лауры Ферми и «Так мы жили» Коры Дробанцевой-Ландау.
Обе книги интересны, но по-разному. Лаура Ферми сама училась на физика, Кора – химик-пищевик.
Название книги Лауры Ферми дурацкое, популистское. Все мы и вся окружающая природа состоим из атомов и поэтому физику Лауре Ферми не пристало ТАК говорить. Но она — талантливая журналистка и писала с расчётом на среднего читателя – обывателя. После создания атомной бомбы!!! То есть имелись в виду весьма специфические «атомы». Энрико Ферми был одним из основных участников Манхеттенского Проекта по созданию американской атомной бомбы. По его проекту и при его активном участии под трибунами чикагского стадиона был построен и запущен первый в мире урановый реактор. Но книга написана живо и воссоздаёт «медальный» облик Ферми. Чуть очеловеченный, но «принятый, конвенциональный»».
Кора Дробанцева – не журналистка и не писательница, потому её книга иная – о работе Ландау практически нет упоминаний, зато Ландау предстаёт таким человеком, каким был в действительности, совсем не медальным. Книга Коры намного искренней и честней.
Ведь жена общается с «великим человеком» ежедневно и ежечасно В БЫТУ. В кухне, в гостиной, ВСЮДУ! В постели с ней – не великий физик, философ, мыслитель, писатель и прочее, а просто мужчина. Потому и получается, что иногда искренние мемуары о знаменитом человеке создают совсем другой, настоящий его образ, а не старательно подретушированный соборно-иконный лик!
Не согласна только я с Корой в её негативном описании и отношении к Петру Леонидовичу Капице. Тоже – выдающийся физик (экспериментатор), тоже Лауреат Нобелевской Премии. Но Кора именно ЕМУ обязана тем, что она стала женой Академика Льва Давидовича Ландау, а не ошельмованной любовницей врага народа Ландау! Ландау вместе с двумя другими физиками написал идиотскую антисталинскую листовку и был вместе с друзьями арестован. Год пробыл в тюрьме и там бы вскоре умер. Лишь смелое и благородное вмешательство Капицы, написавшего письмо лично Сталину с просьбой освободить Ландау, спасло последнего от неминуемой смерти в застенках. А Коре Дробанцевой подарило мужа! Капица сделал смелый и умный ход: Он написал Сталину о недавно обнаруженном явлении сверхтекучести жидкого гелия 2 и указал, что КРОМЕ ЛАНДАУ в советской физике НЕТ другого такого таланта, который смог бы дать теоретическое объяснение и обоснование этого феномена! Кстати, Ландау таки дал теоретическое объяснение!!!
Поэтому полагаю, что Кора, отлично зная о роли Капицы в судьбе Ландау и её личной, должна была бы по гроб жизни быть благодарной Петру Леонидовичу! Кореца и Румера Капица не мог спасти и они отсидели срок.
Когда великий датский физик Нильс Бор выступал в Физическом Институте Академии Наук СССР, то на вопрос о том, как ему удалось создать первоклассную школу физики, он ответил: «По-видимому, потому, что я никогда не стеснялся признаваться своим ученикам, что я – дурак…»
Переводивший речь Бора Е.М.Лифшиц донёс до аудитории эту фразу в таком виде: «По-видимому, потому, что я никогда не стеснялся заявить своим ученикам, что они дураки…»
Эта фраза вызвала оживление в аудитории и тогда Лифшиц, переспросив Бора, поправился и попросил извинения за случайную оговорку. Однако сидевший в зале П.Л.Капица глубокомысленно заметил, что это НЕ случайная оговорка. Она фактически выражает принципиальное различие между школой Бора и школой Ландау, к которой принадлежал и Лифшиц. (См. вверху дружескую карикатуру одного из учеников школы Ландау)
Это всё, достаточно просто и очевидно, что я хотела написать о вдовах…
Вопросительная.
Но Моруа сдвинул меня в гораздо более интересную тему!
Итак, жена Мишле САМА начала писать книги, которые Мишле МОГ БЫ написать! Наверно на основании его записей, заметок, дневников, черновиков. Вот тут возникает интересная коллизия:
Прав ли Моруа, так категорично осудивший слишком деятельных вдов, или есть всё же зерно рациональности в деяниях этих вдов.
Моё мнение таково:
Сохранить заметки в их подлинности обязательно! И, если завещано автором, так их и опубликовать.
НО!!!
Если мы спросим, к чему должно стремиться искусство, то ответом будет: К совершенству форм! И если формы, отлитые кем-то, автором, чуть грешат против гармонии, истины, красоты, то может найтись некто, кто поправит руку автора (после его смерти, если надо) и улучшит то, что им было создано не вполне удачно и не достаточно совершенно. Если у вдовы Мишле был талант писательницы, и, вдруг, даже больше и выше, чем у него самого, то, возможно, её сочинения, хоть и основанные на рукописях мужа, могут оказаться «улучшистикой», удачным и оригинальным продолжением его работ! То есть самостоятельными произведениями искусства! (Писал об этом в главе «Перевод, который лучше оригинала» («Беседы с Весельчаком») и к теме «Улучшистики» обращался уже несколько раз. Ведь, говоря словами Моруа, переводчик тоже делает нечто схожее с вдовой Мишле: Он тоже пишет нечто, что МОГ БЫ написать автор, владей он другим языком! Если бы Шекспир владел русским, как родным, как бы он написал «Гамлета» и сонеты, скажем?
Если бы родным языком Пушкина был английский, как бы его стихи звучали по-английски, тем более, что на Западе его и Лермонтова считали байронистами! Владимир Набоков написал свою «Лолиту» по-английски, будучи двуязычным писателем. Лишь затем он задумал перевести её на русский. Но перерешил: Написал ЗАНОВО по-русски! И написал блестяще!
Вновь, что важнее: Доподлинность авторского варианта некого произведения или совершенство формы произведения искусства?
На мой взгляд – второе!
Этим мы также «оживляем» искусство, реанимируем мумии Пантеона и заставляем их пускаться в пляс на оцинкованных столах секционного реаниматория! Как у Диснея в «Фантазии» = «Данс макабр» Сен-Санса. Искусство перестаёт быть «вечно живым кладбищем», каким оно по большей части является сейчас.
Итак, одеваем хирургические халаты, берём в руки дефибрилляторы и шприцы с «живой водой» и устремляемся в реаниматорий…
Спасибо Моруа за сдвиг по теме!