Орфей

Орфей

Орфей, как говорят, был родом фракиец, сын музы Каллиопы и фракийского царя Эагра[1]; называют отцом его также Аполлона[2]. Имя его некоторые производят от финикийских слов AOUR – «свет» и ROPHAE – «исцеление», что вместе означает «исцеляющий светом»[3]; другие, напротив, утверждают, что оно происходит от orfuoioz, то есть «тёмный»[4]; последнее больше походит на правду, ведь и мудреца Гераклита греки называли «тёмным» за то, что не понимали его речей.

Родиной его считают Фессалийскую Пиерию у подножия Олимпа, местообиталище муз Пиерид, дочерей Зевса и Мнемосины, а именно Либетры Фракийские[5].

Орфей жил, как полагают, за одиннадцать поколений до Троянской войны[6] и был первым среди древних поэтов, живших до Гомера, создателем гексаметрического стиха. Поэт Ивик[7] называет его «славно именитым»[8], а Пиндар – «прославленным отцом песен»[9]. Говорят о нём как об изощрённом в музыке кифареде, создателе лиры[10], которая по его имени называется также арфой.

Согласно этому мнению, одарённый замечательными способностями к музыке и пению, Орфей излагал своё учение вдохновенными стихами.

Например, по словам Аполлония Родосского:

Он пел о том, что земля, небо и море,

Прежде сплоченные между собой в едином образе,

Разделились под действием лютой вражды на отдельные существа,

И о том, что навеки незыблемый предел имеют в эфире

Звезды, Луна и пути Солнца.

И как выросли горы, и как родились шумящие реки

Вместе с нимфами и все звери земные.

Он пел о том, что снежным Олимпом

Сначала владели Офион и Океанида Эвринома,

И как он, побежденный силою рук, уступил [царскую] честь Крону,

А она — Рее, и оба упали в воды Океана,

А Крон и Рея царили над блаженными богами Титанами до тех пор,

Покуда Зевс — еще мальчик, еще с детскими мыслями, —

Жил в Диктейской пещере,

И землерожденные киклопы еще не вооружили его перуном,

Громом и молнией: это они даруют могущество Зевсу[11].

Кто понимал, внимал ему со священным трепетом, прочие же или хвалили неумеренно звучание его кифары, или насмехались над его речами, непонятными для невежд[12], причём, затруднительно судить, кто более повинен в искажении настоящих речей Орфея – насмешники или восторженные, но невежественные почитатели. Ибо вторые слагали о нём нелепые басни, а первые из-за нелепостей этих басен ставили под сомнение его славу. Аристотель, разбирая свидетельства тех и других, говорил, что скорее следует признать, что вовсе не было никакого Орфея, чем поверить тем чудесным вещам, которые о нём рассказывают[13].

Действительно, молва приписывала голосу Орфея и его игре на лире поистине магическую силу, способную усмирять волны, приводить в движение деревья и скалы, укрощать диких зверей. Говорили, что корабль Арго сам спустился на воду, очарованный игрой Орфея. Рассказывают о нём и более удивительные вещи. Будто бы он спускался в Аид с тем, чтобы вывести из царства теней свою умершую от укуса змеи жену, нимфу Эвридику, и вышел оттуда живой[14], а также что после его смерти золотую кифару его боги поместили на небо среди созвездий[15].

По мнению более сведущих, Орфею принадлежат учения, а в стихи их переложил Ономакрит Афинский, живший в правление Писистратидов около 50-й олимпиады (580-577 гг. до н.э.)[16]. Относительно происхождения этих учений существуют различные мнения. Одни говорят, что Орфей почерпнул их в Египте, ибо они близки египетскому культу Осириса; по мнению других, он воспринял их от идейских Дактилей во время пребывания в Самофракии[17].

Известно, что в воспринятой от других вере наиболее легко усваивается её внешняя сторона, форма. Между тем, учение Орфея, будучи по сути согласным с египетскими и самофракийскими таинствами, отличается от них именно по форме.

К тому же, если бы это учение было иноземным, оно казалось бы грекам чужеродным и новым, и его бы наверняка отторгли, ведь в те времена главным достоинством религиозного культа считалась его древность. Между тем, учение Орфея не было для греков непривычным; он скорее исправил их веру, устранив из неё первобытные пережитки, чем навязал новую. Неправы и те, которые считают Орфея учредителем Дионисийского культа, ибо он лишь открыл истинный смысл древних преданий, забытый или утерянный за давностью лет.

От древности греки почитали многих богов и полубогов, и среди прочих Диониса, божество вечного возрождения мощных природных сил, пропитавшее своей кровью порождающие глубины земли, воплотившееся в растительных и зооморфных телах[18]. Непрестанное обновление мира в процессе жизни и смерти есть перевоплощение Диониса, который, подобно египетскому Осирису, умирает и возрождается вновь, как растительность, умирая осенью, вновь возрождается весной.

По преданию первый Дионис Загрей («Великий охотник»- ho megalos agreuоn[19]), сын Зевса, был по наущению царицы подземного мира Персефоны растерзан Титанами, воплощениями стихийных сил – первой расой, населявшей землю. Части тела растерзанного в младенчестве божества были пожраны Титанами, за исключением сердца, спасённого Афиной, что сделало возможным его последующее воскрешение[20]. Разгневанный Зевс испепелил Титанов своими молниями и из их копоти, смешавшейся с кровью бога, была создана человеческая раса[21]. Так было совершено космическое жертвоприношение божества, в котором участвует весь мир.

После появления людей, благодаря спасённому Афиной сердцу Загрея, от смертной женщины Семелы и Зевса родился новый Дионис, полубог, получеловек, преследуемый уже не Титанами, а людьми. Поэтому Прокл вот как славословит Афину: «О ты, которая спасла неискромсанное сердце Владыки… и отнесла его к отцу, чтобы по неизреченному замыслу родителя от Семелы родился в мире новый Дионис»[22].

Борясь с невежеством людей, Дионис научил их возделывать землю, выращивать виноград и делать из него вино, а также установил дионийские мистерии, представляющие смерть и воскрешение бога.

Орфей учил, что Дионис и есть бог, достойный поклонения, ибо его страшной жертве люди обязаны своим возникновением, и к ним явился он вторично, чтобы исправить их природу и научить их. Орфей отрицал временную изначальность блага и прекрасного[23]. Не было «золотого века» в прошедшие времена, говорил он, и природа людей не была изначально совершенной; напротив, по природе своей люди несчастны, ибо происходили из праха ужасных и преступных Титанов. Не только люди, но все существа несут на себе печать несовершенства и греха. Об этом говорится в орфическом гимне, обращённом к Титанам:

Вы, о исток и начало всего, что смерти подвластно, —

Многострадальных существ, наземных, морских и пернатых,

Ибо от вас происходит все то, что рождается в мире

Вас умоляю – от нас отдалите вы гнев вредоносный[24].

Но ведь природа людей не только титаническая, но и дионисийская, ибо замешана на божественной крови. В каждом существе живёт частичка божества, что уравнивает между собой всех людей по их происхождению. Убийство одушевлённого существа, будь то человек или животное, есть такой же грех, как первоначальный грех Титанов.

Орфей предписывал воздерживаться от употребления в пищу мяса животных. Он также запретил самоубийство, ибо тот, кто усиливается отобрать свою жизнь, поднимает руку на природу Диониса в себе самом[25]. Поскольку тело человеческое, учил Орфей, является как бы гробницей Бога, его следует беречь с величайшей тщательностью[26].

Двусоставная природа человеческих существ делает возможным её постоянное улучшение при соблюдении предписаний и запретов, которые рекомендовал соблюдать Орфей. И, напротив, при несоблюдении постановлений и совершении запрещённых деяний, участь человека будет ухудшаться в каждом последующем возрождении.

Излагая учение Орфея, Платон передаёт его таким образом: «Бог, как гласит древнее сказание, содержит в себе «начало, середину и конец» всех вещей, он идёт к цели прямым путём, вращаясь по природе, а за ним неотступно следует Правда (Дикэ), карающая отступников от Божественного Закона. Желающий быть счастливым, держится её и идёт следом в смирении и благочинии, а кто превознёсся от гордыни, прельщённый богатством и почестями, или же распаляется в душе красотой тела вкупе с юношеским неразумием, впадая в преступную наглость… того покидает Бог. Покинутый Богом и прихвативший с собой ещё таких же, он куролесит, внося сумятицу во всё подряд, и многие считают его человеком незаурядным, но спустя немного времени он несёт заслуженное наказание от Правды, и дотла разоряет себя, свою семью и родной город»[27].

Это же учение в изложении невежд пересказывает Платон по-иному. Бродячие жрецы и прорицатели, говорил он, «держат наготове кучу книг Мусея и Орфея – потомков Селены и Муз, как они уверяют, — по которым они совершают жертвоприношения, убеждая не только частных лиц, но и целые города, что-де и для тех, кто ещё жив, и для тех, кто уже умер, существуют избавление и очищение от прегрешений посредством жертвоприношений и радостных забав, которые они называют «посвящением в таинства»(teletai), что избавляют нас от загробных страданий; а кто жертв не приносил – тех ожидают ужасы»[28].

В действительности, Орфей учил, что помимо совершения должного и воздержания от недолжного, к Богу ведёт и иной путь. Священные мистерии, совершаемые в честь Дионисия-Загрея, позволяют их участникам достичь такого состояния, когда человек отождествляет себя с умирающим Дионисом, как бы сливается с ним, умирает и затем вновь воскресает вместе с богом. Для этого необходимо лишь одно – бесконечная любовь к богу, вплоть до полного растворения в нём. Вино, секрет которого открыл людям сам Дионис, использовалось в мистериях в качестве сакрального средства приобщения к богу.

Орфей отрицал древнее суеверие, будто бы первоначально существа, населявшие землю, обладали бессмертием, унаследованным ими от богов, а затем постепенно утратили его. Бессмертие свойственно одному лишь богу, для людей же оно и невозможно, и ненужно. Плоть смертна и всегда была таковой. Бессмертна лишь божественная часть природы человека, она не уничтожается со смертью тела, но возрождается вновь, воплощаясь в другом существе, подобно тому, как зерно, погребённое в землю, возрождается в виде нового растения. Посмертное бытие человека зависит от предшествующей его жизни; его добрые или дурные поступки определяют участь его души в последующем воплощении. Знание этого, которое Орфей открыл людям, должно было бы отвращать их от недолжных поступков и склонять в пользу благочестия.

Однако нашлись среди них те, которые пожелали остаться глухими к словам правды и исказили смысл этого учения. По свидетельству Платону, невежды насмехались над последователями Орфея, что они – де «в своих обещаниях приводят [праведников] в Аид, укладывают на пиршественные ложа, устраивают пир святых и позволяют им отныне с венками на голове проводить целую вечность в пьянстве, полагая, что высшая награда за добродетель – вечное опьянение. А другие простирают награды богов ещё дальше: по их словам, они остаются в силе для внуков и последующих потомков благочестивого и верного клятвам человека. Вот почему, и по другим причинам того же рода, они славославят справедливость, а нечестивых и праведных зарывают в какую-то грязь в Аиде и заставляют носить воду решетом; мало того, ещё при жизни навлекают на них дурную славу»[29].

Эти слова столь же далеки от настоящего учения Орфея, как ложь от правды. На самом деле невежды приписывают Орфею расхожее мнение обывателей, тогда как он учил, что бесконечные странствия бессмертной души в этом подверженном смерти и постоянным изменениям мире не только не могут служить утешением, но, напротив, являются источником беспрерывных страданий. Прекратить эти страдания можно лишь одним способом – остановив колесо умираний и возрождений, что, в свою очередь, возможно только путём преодоления зависимости души от телесной оболочки и возвращении её к своему источнику – богу. Удовольствие, которое смертный может испытать разве что пируя с друзьями и употребляя пьянящие напитки, есть лишь бледное подобие того блаженства, которое испытывает душа, воссоединившаяся с богом. Вот подлинное учение Орфея, а не то, что ему приписывают профаны, исказившие многое из того, что он говорил.

Вот, например, учил он на вопрос «Кто ты? Откуда ты?» отвечать: «Я сын земли и звёздного неба»[30], «род мой – небесный», подразумевая двойственную природу человека, сопричастную как материи, так и Богу. Они же заключили из этого, что он говорит о своём божественном происхождении, и называли его отцом самого Аполлона, а после его смерти не нашли ничего лучшего, как объявить его, над которым они столько насмехались при жизни, одним из богов и сочинили вздорную басню о том, что он, якобы, был растерзан насмерть вакханками, бросившими его кифару и пророческую голову в море; после этого Дионис наказал вакханок за преступление, обратив их в тутовые деревья[31], а музы собрали части тела погибшего и погребли их. Рассказчики этих басен тем самым признались в своей неспособности разглядеть суть учения за внешними формами, ведь все эти россказни не что иное, как дурно понятое и скверно изложенное учение самого Орфея о Дионисе. Точно так же и легенда о сошествии его в Аид произошла от того, что Орфей так достоверно говорил о странствиях душ (метемпсихоз), как будто сам странствовал с ними.

Из всего этого видно, сколь опасно открывать истину невеждам: они или сделают её посмешищем, или обернут во зло.

Предчувствуя такой исход, Орфей оставил своим ближайшим ученикам истинное толкование своего учения, поручив им сохранять его втайне и оберегать от невежд, а передавать только посвященным. Это тайное знание, полученное Орфеем путем божественного откровения, не подлежит разглашению и должно открываться людям частями по мере их усовершенствования.

Орфей был первым посвященным в великое посвящение среди греков, ибо откровение, полученное им, было наиболее полным.

Согласно этому откровению, божественная, дионисийская часть человеческого существа – это душа, заключенная в тело как в темницу и претерпевающая наказание; тело же есть «плоть для души», пока та не расплатилась сполна.

Душа в силу своей божественности бессмертна и неуничтожима. Она не умирает со смертью тела, но, как зерно, погребенное в землю, затем возрождается, так и душа после смерти воплощается в другом существе.

Бессмертие, о котором мечтают невежды, в действительности не благо, а наказание. Всякое тело по своей природе титанично, греховно, поэтому в любом из воплощений душа будет испытывать неисчислимые страдания.

Истинный смысл сказания о Загрее заключается в том, что материя поглотила дух, разорвала Единое на множество кусков; Божество рассеялось в этой мрачной темнице, которой является материя. Таким образом это сказание изображает происхождение разделенного бытия из неразделенного.

Люди несовершенны, и немногие среди них достойны откровения – это тоже истина, которой учил Орфей. Об этом сложены его последователями такие стихи:

Звери, и птицы, и смертных людей никчемное племя,

Бремя земли, сотворенные призраки, вовсе невежды,

Что ни грядущего зла приближенье смекнуть не способны

Ни отвратить совершенно беду загодя не умеют,

Ни добро, когда оно есть, удержать и заметить,

Неискушенные, все наобум, без предусмотренья[32].

Вот потому-то слова Орфея обычно были иносказательны, и ученье его облекалось во внешние формы гимнов, заповедей и обрядов, доступных и невеждам. Истинное же толкование учения он оставил своим ближайшим ученикам, установив различные степени посвящения. Это тайное знание не было предназначено для разглашения; оно должно открываться людям частями, по мере их усовершенствования. Об этом сказано: «Все вы [приобщённые тайн] услышите… а слуги и любой другой непосвящённый и неотёсанный деревенщина – затворите уши превеликими воротами»[33], и ещё: «Скажу кому дозволено, а непосвящённые – затворите двери!»[34].

Итак, изложим это учение так, как передали его посвящённые орфики. Сначала о самом Орфее, ведь был он, конечно, не божественного и не царского рода, как идёт о нём молва, но был рождён от жрицы Аполлонова храма. Поскольку он был зачат во время священных празднеств, то и называли его по обычаю тех времён сыном Аполлона. И был он не одним из богов и не певцом, но первым среди эллинов посвящённым в великое посвящение – не принятое от другого, а полученное им в откровении.

Явленное ему откровение содержало великие истины о природе человеческой и божественной, о сотворении мира, о причине страданий и о способе избавления от страданий, то есть все части сокровенного знания.

Во внешнем учении относительно богов орфики придерживались того, что Зевс был повелитель неба; Аид – властитель подземного мира, а Дионис, сын Зевса, был принесён в жертву ради создания и оправдания людей; поэтому Дионис ближе всех людям, его они должны почитать и к нему обращать свои молитвы, создавать его изображения и устраивать в его честь мистерии, ибо Дионис как бы посредник между миром людей и Олимпом.

Посвящённым же открывал он великую истину о том, что не существует многих богов, ибо Божество, в отличие от принимающей множество форм материи, по природе своей едино. Под видом различных богов и богинь люди почитают различные ипостаси или свойства одного и того же Бога, создателя неба, земли и человека.

«Един Зевс, един Аид, един Гелиос, един Дионис, во всём единое Божество» — таковы его подлинные слова.

Точно также и насчёт происхождения мира учение Орфея допускает двоякое толкование: буквальное и аллегорическое, как говорится у Руфина[35].

Буквальный смысл, следующий древним сказаниям и запечатлённый в гимнах, позднее пересказанный Овидием[36], привлёк невежественную толпу черни, аллегорический стал предметом восхищения всех философов и людей образованных.

Но и эти последние не имели верного понимания, доступного только посвящённым, потому мнения их, будучи в различной степени приближённым к правде, всё-таки не достигали её.

Одни, коих мнение высказал Афинагор, утверждали, что «по Орфею началом всех вещей была вода, из воды возник ил, а из того и другого родилось животное Змей с приросшей головой льва [и быка], а посредине между ними – лик бога по имени Геракл или Хронос. Этот Геракл родил сверхвеликое яйцо, которое – переполняемое силой своего родителя – от трения раскололось надвое. Верхняя его половина стала Небом, нижнее – Землёй. Произошёл некий двутельный бог. Совокупившись с Землёй, небо рождает дочерей: Клото, Лахесис, Атропос – и сыновей: Гекатонхейров – Котта, Гига, Бриарея; Киклопов – Бронта, Стеропа и Арга. Узнав, что он будет лишён власти своими детьми, [Уран] заковал их и бросил в Тартар. А Земля разгневалась на это, родила Титанов»[37].

Другие, как Иероним и Гелланик – если только это не одно и то же лицо – также выводят орфическую теогонию из предположения, что «сначала были вода и ил, который затвердел в землю», полагая первыми эти два начала – воду и землю; землю – как рассеивающуюся по своей природе, воду – как склеивающую и связывающую её, а предшествующее двум единое начало, согласно этому мнению, Орфей «опускает, как неизречённое, ибо уже само умолчание о нём указует на его неизречённую природу»[38]. По этой последней оговорке видно, что говорит непосвящённый, для которого осталось неизвестным тайное учение Орфея о едином начале, но который догадался об истинной причине недосказанности в речах Орфея. Далее, говоря о третьем начале, идущем после двух, и родившемся из них, то есть из воды и земли и являющим собой лик бога, именуемого Хроносом или Гераклом, с которым соединена Ананкэ или Необходимость – бестелесная, распростёртая по всему космосу и касающаяся его границ, передающий это мнение Дамаский поясняет: «Под этим, я думаю, подразумевается третье субстанциальное начало, только он (Орфей) признал его мужеженским, чтобы указать на производящую причину всех вещей. Я полагаю также, что теология, изложенная в «Рапсодах»[39], опустив два первых начала (вместе с одним, предшествующим двум и переданным посредством молчания), начала с этого третьего, следующего за двумя, как с первого, которое хоть в какой-то мере выразило в слове и доступно человеческому слуху»[40].

Мнение третьих, изложенное Руфином, заключается в следующем. «Орфей говорит, что сначала был вечный, беспредельный, нерождённый Хаос, из которого возникло всё. Этот Хаос, по его словам, не тьма и не свет, не влажное и не сухое, не тёплое и не холодное, но всё вместе смешанное; он был вечно, единый и бесформенный. Однако однажды он породил и произвёл из себя выношенный в течение беспредельного времени как бы «наподобие огромного яйца» некий «двойной образ», который они [орфики] называют «мужеженским»; он образовался из такой разнообразной смеси противоположностей. Это начало всех вещей, которое первым произошло из более чистой материи и при своём происхождении вызвало разделение четырёх элементов. Из двух первых элементов оно создало небо, из прочих – землю, а уже от них, по его словам, благодаря их взаимному сочетанию рождается и возникает всё. Вот что говорит Орфей, как передаёт Руфин[41].

Такого же мнения придерживался и Апион, который выводил из орфического учения аллегорические толкования поэтических легенд о богах, говоря:

«Под «Кроносом» разумей «время» (хронос), под «Реей» — текучесть (to reon) жидкой субстанции, так как движущаяся материя с течением времени породила, словно яйцо, объемлющее все вещи шарообразное небо. Сначала оно [яйцо] было наполнено плодоносной (gonimoz) мозговиной, как бы способное породить всевозможные элементы и цвета, но, несмотря на это разнообразие, выглядело так, как будто состояло из одного вещества и было одного цвета. Подобно тому как подлинное яйцо кажется одноцветным, но потенциально содержит в себе тысячи цветов будущего взрослого павлина, так и рождённое из всей бесконечной материи живое яйцо, приводимое в движение лежащей в его основе и вечно текущей материей, обнаруживает всевозможные превращения. Внутри шара промышлением содержащийся в нём божественной пневмы формируется некое мужеженское живое существо, которое Орфей называет Фанесом, так как когда он явился (fanentoz), то от него осветилась вся Вселенная светом самого яркого элемента – огня, созревающего в жидкости… Итак, первозданная часть яйца, подогретая находящимся внутри живым существом, трескается, а затем выходит наружу сформировавшееся существо, о котором Орфей говорит:

«Эрикепей, лишь расселось яйцо глубозевное, [вышел]. И благодаря столь великой силе произошедшего [из яйца] Фанеса небосвод обретает гармонию и упорядоченность, а сам он садится на вершине неба, словно на престол, и сокровенно освещает беспредельную вечность»[42].

Названные три мнения есть как бы три зеркала, отражающих подлинные слова Орфея и различно их искажающее, или три ступени, приближающие к верному пониманию. Искажение же проистекает от ограниченности человеческого разума, не способного сразу схватить истину, как об этом сказано у Дамаския. Действительно, разум смертных отказывается разглядеть то, что лишено всяких качеств и лишено начала; для него началом является то, что первым получило бытие. Вследствие этого третье начало, порождённое двумя, землёю и небом, и представляемое в виде яйца, подменяет собой предшествующее этим двум единое протоначало.

Вот о нём-то и говорил Орфей как о подобии яйца, не обладающего никакими качествами, но содержащего все качества; бесформенного, но имеющего в себе все формы. Орфики называют его мужеженским, ибо оно не произошло от соединений полов, как все известные людям существа, но само породило разделение на мужское и женское, так же и все прочие противоположности в свёрнутом виде обретались первоначально в нём. Это единое протоначало отождествлял Орфей с Ураном, Кроносом, Зевсом и Дионисом, которые вкупе с прочими божествами есть один Бог.

Ещё одна ошибка людей, даже и слывущих мудрыми, состоит в том, что обманутые вещественностью видимого мира и самого мозга, они и единое первоначало полагали вещественным и богов, якобы им порождённых, представляли в телесном виде. Потому и говорят они, что Хаос породил всё, будто бы он способен сделать это, и даже вымысливают, как это могло быть.

Об этом мы читаем у Апиона, утверждающего, будто он передаёт учение Орфея:

«Четвертородная материя была живой (подвижной), и вся беспредельная «пучина вечно текла», беспорядочно неслась, вновь и вновь выливалась в мириады то таких, то иных несовершенных соединений и разрушала их своей беспорядочностью, и – развёрстая – зияла словно не могущая завязаться для рождения животного». Так описывает Апион Хаос, и это описание вполне достоверное; из него видно, что Хаос сам по себе не может ничего произвести в силу своей беспорядочности. Но далее, по Апиону, совершается почти невероятное, и Хаос каким-то необъяснимым образом становится упорядоченным: «И вот однажды случилось так, что беспредельное море само, гнетомое своей собственной природой, потекло упорядоченно, от себя к себе, подобно водовороту, и смешало вещества таким образом, что самая питательная часть всего, которая была наиболее подходящей для рождения животного, невзначай потекла в центре Вселенной – как в воронке – и под воздействием несущего всё водоворота удалилась в глубину, втянула в себя окружающую пневму и, словно забеременев, образовала зародыш…»[43]

Утверждение, что Хаос, в силу своей собственной природы может стать упорядоченным, родственно тому, что кто-то стал бы говорить, что может самого себя за волосы приподнять над землёй. Ибо Хаос сам по себе не что иное как простое смешение четырёх стихий: воды, земли, воздуха и огня. Кто думает, что такое смешение само по себе, без иного влияния, обладает творящей силой, пусть возьмёт воды, смешает её с песком или землёю, поставит на огонь и даже вдувает в это варево мехами воздух, что именно и будет смешением стихий; если из всего этого возникнет зародыш или что-либо упорядоченное, тогда справедливым окажется его мнение.

Орфей же учил иначе. Истолковывая перед посвящёнными сказание о Дионисе, говорит он, что когда Дионис запечатлел свое изображение в зеркале, то последовал за ним, и таким образом раздробился на Вселенную»[44]; он «выступил из самого себя и изошёл во всё разделённое на индивидуальные вещи творение»[45]. Когда Единое разделилось, оно оказалось как бы рассеянным в мрачной темнице, которой является материя, то есть материя как бы поглотила разделившегося, растерзанного Бога, подобно тому как Титаны растерзали и пожрали первого Диониса – Загрея. Поэтому Хаос не существовал изначально; он возник после разделения Единого на несовершенное множество. И не сам он, но рассеянные в нём частицы божества, стремясь к утраченному единству, положили начало его упорядочению и устроению. С этого началось творение мира и всех населяющих его существ. Таково истинное и сокровенное учение Орфея о происхождении мира.

Относительно природы человека Орфей учил, что она, так же как и вся Вселенная, состоит из Хаоса или материи и частицы Бога или души.

Душа человека подобна пленной птице, стремящейся вырваться из грязной клетки, какой является тело. Пребывание в теле есть источник страдания души; высшее благо для души есть воссоединение с Богом.

Но, умирая, земные существа претерпевают новое рождение, не достигая блага, ибо этому препятствует телесная, титаническая их часть, как сказано:

Стало быть, души зверей, равно как и птиц окрыленных,

Лишь отлетает и жизнь их покинет святая,

Душу никто их отнюдь не уводит в чертоги Аида,

Но летает на месте без всякого толку, доколе

Тело иное захватит ее с дуновением ветра» (Прокл, 223).

Передавая учение Орфея, Плутарх свидетельствует: «Миф о страстях Диониса и его расчленении, о дерзновенном покушении Титанов на него и об их наказании и испепелении молнией, после того как они вкусили мертвой плоти, в аллегорической форме говорит о новом рождении [палингенесии]. Иррациональную, неупорядоченную и склонную к насилию часть [нашего существа], поскольку она не божественного, а демонического происхождения, древние назвали Титанами; именно эта часть несет наказание и справедливое возмездие»[46].

Целью всякого смертного должно быть прекращение блуждания души в циклах умирания – возрождения, освобождение от телесной темницы.

К этой цели ведут три дороги. Одна из них, торная и широкая, предназначена для большинства людей. Это дорога действий, или дорога закона, требующая совершать предписанные действия и воздерживаться от запрещённого. Всякий человек может идти этой дорогой и всякий обязан соблюдать установления боговдохновенного Закона. Недостаток этого пути состоит в том, что он самый длинный, ибо рассчитан не на одно воплощение, а так же самый извилистый, поэтому с него легко можно сбиться.

Более прямой и короткий путь к Богу есть путь чувства или любви. Чувства выше действий, ибо они обычно управляют действиями человека, а не наоборот. Любовь же к Богу делает ненужными предписания Закона, ибо кто имеет любовь, уже из-за неё самой не станет совершать недолжного и оскорблять Бога преступлением. Путь любви требует почитания личного Бога, наделения его земными чертами, ибо неведомое любить невозможно. Для возбуждения любви и воспитания чувств следует участвовать в мистериях, во время которых человек приобретает опыт мистического переживания. Путь любви способен привести к цели в течение одного воплощения и достичь воссоединения даже при жизни. Но идти этим путём могут немногие, ибо он предполагает наличие развитой души и дара любви, которым немногие обладают. Те же, кто способны идти этим путём, должны быть объединены и помогать друг другу в чувственном постижении Бога и противостоянии миру.

Есть ещё и третий путь, но научить ему нельзя, ибо этот путь тех, кому даётся по произволу Бога откровение. Через откровение душа приобщается к Богу в одно мгновение, но достичь этого не в человеческой власти. Это путь избранных Богом, то есть весьма немногих; именно таким способом получил своё знание и сам Орфей.

Никто из смертных не может знать, будет ли он избран Богом перед другими, как не может ни приблизить, ни отдалить избранничество, но всякий должен стремиться быть готовым к нему, а для этого не нарушать божественные установления, приобретать мистический опыт и совершенствовать свою любовь к Богу. При этом следует всегда помнить, что это необходимо не только для освобождения Бога из плена материи, но и для собственного своего избавления от страданий и приобретения нетленного блага.

Таково сокровенное и истинное учение Орфея, которое он завещал своим ученикам, и которое сохранялось посвященными и передавалось по цепи преемства из века в век.

Библиография

1. Корш М. Краткий словарь мифологии и древностей.
2. Фрагменты ранних греческих философов, с. 36-65.
3. Античные гимны. Под ред. А.А. Тахо-Годи.-М.:Изд-во МГУ, 1988. (Предисловие, с.27-39, Орфические гимны, с. 177-268.
4. Шюре Э. Великие посвященные. Калуга. Типография Губернской земской управы, 1914.
5. Иллюстрированная история религий. Под ред. Д.П. Шантепи де ля Соссей. – Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, с. 295-300.
6. Иванов В. Дионис и прадионисийство. Изд-во «Алетейя», СПб, 1994.
7. Холл Мэнли.П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. – Новосибирск: ВО «Наука». Мибирская издательская фирма, 1993.
8. Переселение душ. Сб. – М.: Изд-во Ассоциации Духовного Единения «Золотой век», 1994.
9. Папюс. Первоначальные сведения по оккультизму. – М.: МИКАП, 1993.
10. Овидий. Метаморфозы, X, XI.