Александр Алон
Им снятся наши горы…
Им снятся наши горы, усеяны костями.
И снова мы, как прежде, распяты и мертвы.
Им снятся наши степи, шакалов сытых стаи
И нашими телами наполненные рвы.
Им снится наше море, оно не красным даже –
Оно багровым стало от крови в этот час.
Им снится наше небо, оно черно от сажи
Из тех печей, в которых они сжигают нас.
Им снятся наши жены, вернее, вдовы наши
Забавою в гареме и жертвой секс-атак.
Им снятся наши дети – испив отцовской чаши –
Мишенью для винтовок и дичью для собак.
Им снятся наши слезы, им снятся наши стоны,
Им снится это явью с ближайшего утра.
Им так спокойно спится, им сладко до истомы,
А ты уже проснулся, тебе уже пора.
Ты этот путь осилишь, ты этот долг исполнишь,
Быть может, и при жизни оплакан и отпет.
Но в сумерки сырые уходит рота в полночь –
Она за всё в ответе, она — на всё ответ.
Покуда ты не свален быком у них на бойне,
Покуда не расстрелян, покуда не распят –
Твоей свинцовой правды не удержать в обойме.
Им снится наше горе – они его проспят.
В стих Александра Алона внесены незначительные изменения.
Памяти Вечной Александра Алона, Поэта и Бойца Армии Обороны Израиля.
От соратника-рядового Эспри де Л’Эскалье
Часть вторая.
Можно ли изменять произведение автора?
(Дополнение к статье «Сходство и различие между наукой и искусством»)
Вопрос этот фактически сводится к другому. Чему следует отдавать приоритет: Неприкосновенности авторского текста или любого деяния АВТОРА в любой области или СОВЕРШЕНСТВУ конечного произведения?
В науке такого вопроса вообще не существует: некая, очень удачная теория может существовать хоть триста, хоть тысячу лет, но когда накапливаются экспериментальные факты, которые эта теория объяснить не может или они противоречат некоторым положениям данной теории, на её месте возникает новая, в лучшем случае включающая старую, как некий частный случай.
Совершенно иное положения в искусстве. Там, обычно, созданное автором произведение «замораживается» и хранится таковым вечно! Неприкасаемо! То есть, искусство становится пантеоном, кладбищем мумий, к которым вроде бы и прикоснуться нельзя.
На самом деле это не совсем так. А, точнее, совсем не так.
Поэты и писатели уже века пишут подражания и пародии на стихи и прозу других авторов, часто включая в эти пародии целые отрывки из оригиналов. То есть берут некое произведение и создают на его основе нечто иное, обычно ироническое. Часто саркастическое. Часто злую сатиру на оригинал!
Переводчик берёт прозу или стихи и ПЕРЕВОДИТ с одного языка на другой. Перечислять все проблемы, с которыми он сталкивается при этом я не буду, но одну важнейшую деталь подчеркну:
Если переводится НЕ произведение искусства, а некий юридический или политический документ, смысловая точность перевода и словесная играют первостепенную роль. Тут не место для самодеятельности переводчика. То же касается и научных работ. Аутентичность, то есть полное соответствие оригиналу и только!
Если же речь идёт о ХУДОЖЕСТВЕННОМ переводе, то задача переводчика не столь в донесении дословного текста автора, сколь в передаче духа и смысла произведения, с учётом различий обоих языков.
Там часто переводчик проявляет инициативу. В том числе и инициативу «улучшающую» оригинал.
Хорошим примером последней служат переводы сонетов Шекспира, сделанные С.Я.Маршаком.
Сонет № 130, «Её глаза на звёзды непохожи…»
Если сравнить этот явно романтизированный перевод с весьма натуралистическим английским оригиналом (сонет посвящён Анне Шекспир, жене), то могу признать, что улучшенный вариант Маршака мягче и нежней, чем грубо откровенный сонет автора! По моему, сугубо непрофессиональному мнению. Разные переводы одних и тех же оригиналов звучат часто весьма различно – общеизвестный факт! Но как раз это указывает на то, что оригинал изменяется соавторами-переводчиками. Значит, де факто, НЕТ запрета на внесение изменений в текст оригинала. Существует лишь некое иллюзорное молчаливое согласие большинства ЧИТАТЕЛЕЙ (но ни коим образом не писателей-поэтов), что оригинал изменениям не подлежит. Как Библия.
Получается, что в обществе существуют два подхода к произведениям искусства:
Потребительский (в литературе – читательский) и творческий (авторский). Причём они взаимно противоположны. Писатели и поэты часто смело перекраивают произведения своих коллег, а читатели лишь благоговейно взирают на страницы, бездумно и некритично воспринимая авторский текст. А ведь даже критик, фактически, ИЗМЕНЯЕТ авторский текст, указывая на те или иные его слабости и недостатки! Он как бы говорит: «Я бы сделал ЭТО иначе!»
Своим критикам (не обругивателям) я всегда отвечаю на это: Faciant meliora potentes – Пусть сделает лучше, кто может! Если кто-то способен написать рассказ, статью и прочее на ту же тему лучше меня – да на здоровье! С интересом прочту!
Актёры, чтецы, вообще, исполнители также привносят нечто СВОЁ, то есть тоже изменяют некий оригинал так, как считают нужным, важным и ВОЗМОЖНЫМ!
Лично я стою на позиции «улучшиста». Любой талант, бОльший или меньший, лишь слабый человек, а не запрограммированная на шедевры машина. И потому часто из под пера поэта-писателя выходят произведения, достаточно далёкие от совершенства. Но если цель искусства – создавать прекрасные формы и если получившаяся у автора форма вышла неудачной, то некто другой, если не сам автор, может и должен улучшить её! Придать ей бОльшую гармонию, благозвучность, «усовершенствовать» эту форму. Ибо это главная цель искусства – создавать для некого содержания разные, но по-возможности, совершенные формы. Так почему бы не улучшить то, что было кем-то сделано, по тысяче разных причин, недостаточно хорошо?
Разумеется, всегда указывая, что в оригинал внесены изменения. А улучшили ли они оригинал, ухудшили его, оставили без изменения или вообще, создали нечто вообще новое – судить читателям.