В. жил в обычном запущенном панельном доме, на первом этаже. Грязные лестницы, сломанные почтовые ящики. Соседи справа беспрерывно пили, отчего подъезд периодически оглашался звуками пьяных ссор. Когда В. въехал в эту квартиру, первое, с чем он столкнулся, были полчища тараканов, которых он через несколько месяцев упорной борьбы всё-таки вывел. На крошечной кухне В. натянул верёвку, на которой сушил бельё, и втиснул в угол холодильник «Минск», сделанный раньше, чем сам он появился на свет.
Узкий коридор вёл из кухни в гостиную, которую местные люди упорно называли «залой». В ней имелся старый продавленый диван, явно привезённый с чьей-то дачи, и пара кресел. У стены стоял книжный шкаф с треснувшим стеклом, однако большая часть книг находилась в коробках, частью заброшенных на антресоли, а частью пылившихся в углу. В дальней комнате, в которую можно было попасть из гостиной, стояла «полуторная» кровать, у окна – письменный стол. На полу лежал красный изрядно потёртый ковёр, привезённый в далёком семьдесят восьмом году родителями из туристической поездки в Югославию. Комнаты в квартире составляли анфиладу, так что вечером В. из спальни мог видеть огни находившейся неподалёку современной многоэтажки, а из гостиной – освещённую арку двухэтажного «сталинского» дома. Когда темнело, становились слышны звуки, издаваемые проезжавшими машинами и троллейбусами, а также голоса прохожих, скрашивавшие одинокое существование В.
В университете В. подавал большие надежды. После защиты диплома, посвящённого поэтике Эдгара Алана По его хлопали по плечам, сулили быструю защиту кандидатской. Рассмотрев несколько предложений, В. выбрал Институт мировой литературы РАН. В секторе современной американской литературы, куда он устроился, поначалу его приняли хорошо. После того, как на одном из коллоквиумов В. выступил с докладом на тему «Стивен Кинг как представитель метода социалистического реализма» в отношениях с коллегами появился холодок. Он ещё более усилился, когда на одной из читательско-писательских конференций прозвучало выступление В. «Почему Шолохова будут читать через 100 лет, а Солженицына – нет», а на последовавшем банкете в полемическом пылу последний был назван «барачным петухом русской литературы». После этого его по плечам хлопать перестали, о скорой защите кандидатской больше не заговаривали. К произошедшему В. отнёсся стоически, в свободное время писал для газеты «Лимонка» эссе «Ганнибал Лектор как герой нашего времени».
Унынию старался не поддаваться, вылезая холодным утром из-под одеяла занимался гантельной гимнастикой. Потом – бритьё, изысканный завтрак (растворимый кофе с бутербродами) и в восемь часов, прихватив портфель, В. отправлялся на работу. В зависимости от дня недели он шёл к станции метро (понедельник, среда – ИМЛ) или пешком через пустырь к россыпи многоэтажных коробок, среди которых находилось здание педагогического университета, где по пятницам он читал лекци по истории зарубежной литературы. По вторникам В. сидел в сумрачном зале для научных работников. Глядя на рыгающую и попёрдывающую публику, он лелеял мысль о том, что никогда не найдётся ему места среди небожителей – почему-то непоправимо ясное осознание этого утешало и согревало его. Вечерами В., как правило, работал – писал конспекты лекций или читал книги по специальности. Порой, утомившись слушать про Владимирский централ – ветер северный, легко проникавший сквозь хлипкие гипсолитовые стены, ставил пластинки с записями Вивальди или Бизе. Через очень короткий промежуток времени соседи начинали стучать со всех углов, разъярённо требуя тишины.
Были, правда, проблемы и поважнее, чем невежественные соседи и тошнотворная музыка из-за стен. Уже долгое время В. хотел завести роман с какой-нибудь приличной девушкой. Его интересовало не знакомство на вечер, плавно перетекающее в уворованную у вечности ночь, а именно роман, что предполагало свидания, совместные походы в театр или консерваторию, долгие прогулки по заснеженным аллеям. Можно было конечно закрутить роман со студенткой, но В. явно не был героем женской части аудитории. С другой стороны, флирту со студентками мешали соображения педагогической этики. То, что Бунину или даже Александру Сергеевичу П. они точно бы не помешали, утешало слабо. Вторая проблема естественым образом вытекала из первой – долгие выходные дни и многочисленные праздники, как из рога изобилия посыпавшиеся после свержения кровавой коммунистической диктатуры, так опрометчиво взрастившей под своим крылом просвещённых и вольнолюбивых потомков строителей земного рая. А ведь их надо было чем-то заполнить – в это время В. особенно остро ощущал своё одиночество. Как-то, вняв совету, он решил съездить за город. Тёплым осенним днём В. отправился на Павелецкий вокзал. В электричке оказалось полным-полно разъярённых юнцов с цветными повязками и шарфами. Всю дорогу они выясняли отношения друг с другом и с пассажирами. В конце концов В. благополучно вышел на нужной станции, едва не получив напоследок пивной бутылкой по голове. От дальнейших поездок за город он решил пока воздержаться. Вместо этого он перешёл к пешим прогулкам субботними вечерами. Проходя мимо того или иного бара или кафе, В. заглядывал со смутной надеждой, что уж здесь то точно где-нибудь в уголке сидит прекрасная незнакомка. Но нет…везде было одно и то же – клубы табачного дыма, угрюмые физиономии – если не бритые, то смуглые, надсадный хохот. Желание зайти таяло как облачко.
В одну из пятниц коллега, сидевший за соседним столом, предложил В. сходить в ночной клуб, куда его некие знакомые знакомых обещали провести бесплатно. Мотивы этого поступка остались для В. загадкой, однако, тронутый проявлением внимания к себе, он с благодарностью согласился. Всю первую половину субботы В. наводил красоту, отобрав и тщательно отутюжив всё мало-мальски приличное из своего скудного гардероба. Выходя из дома, он ощутил прилив так давно покинувшего его чувства радостного ожидания чего-то необычайного хорошего, что может подарить нам жизнь и в чём мы так отчаянно нуждаемся, часто не подозревая об этом.
В. шёл по оживлённым вечерним улицам; в свете реклам Москва выглядела посвежевшей и даже загадочной, как одноклассница, которую не замечал в школе и встретил спустя много лет зрелой женщиной. Проходя мимо Киевского вокзала, он едва не врезался в газетный киоск, погрузившись в мечтательное созерцание москвичек и гостей столицы женского пола. В глаза В. бросился заголовок, жирно напечатанный на первой странице МК «ТАРЗАН ЖЕНИТСЯ НА РУСАЛКЕ». «Странно, — удивился В., — а я и не знал, что его поймали». Но магия этого вечера была столь велика, что возможными казались самые удивительные вещи, даже что пойманный, наконец, где-нибудь в джунглях Борнео Тарзан, издавая ухающие звуки, тащил вприпрыжку к венцу только вчера вытащенную из сетей Русалку, всё ещё пованивающую рыбой.
Ночной клуб оказался банальным подвалом в одной из многоэтажек, наскоро, но недёшево переделанным под новомодный вертеп. Стоявшему у входа охраннику В. показал свой пригласительный билет. Тот озадаченно повертел его в руках, с подозрением осмотрев поношенный костюм и ботинки В., чей возраст просвечивал даже сквозь несколько слоёв ваксы.
— Вы таки уверены, что вам сюда? – подозрительно спросил охранник.
— Вне всякого сомнения, это так, — корректно ответил В. – И при всём уважении к службе охраны вашего несомненно уважаемого заведения я счёл бы этот вопрос излишним и даже оскорбительным.
По-видимому, так ничего и не поняв из сказанного, угрюмый охранник посторонился, так что В. смог протиснуться в дверной проём. Как быстро выяснилось, коллега снабдил В. вовсе не приглашением – зайти в клуб мог любой желающий, имеющий необходимые для того средства. Говоря языком улицы, брателло решил немного приподняться, распространяя рекламу ночного заведения на работе и впаривая её своим коллегам. Карточка, которую он подсунул В., была обычным флаером, заманивающим на очередное содомитское шоу, смотреть которое В. не стал бы в любом случае. Он не слишком долго колебался, выпить ли ему рюмку водки за восемьсот рублей или порцию виски за полторы тысячи – все равно, ни то ни другое он себе позволить не мог. Тщательно изучив прайс-лист (назвать его ценником из-за устойчивой ассоциации со столовкой рука не поднималась), В. заказал пиво «Стелла Артуа», две кружки которого примерно были равны его месячному академическому окладу.
В роскошно (по-крайней мере, по представлению В.) отделанном зале клуба он отметил стайку дорого одетых и тщательно ухоженных дам, чей возраст ранее было принято стыдливо обозначать как «бальзаковский». Стоя у бара, В. с интересом присмотрелся к ним. Невооружённым взглядом было видно, что доходы позволяли девушкам вести образ жизни, столь же достижимый для В., как полёт на Марс или партия в бильярд с Путиным. Впрочем, как бысто отметил он, ни ботокс, ни чудеса фитнеса и современной косметологии были не в силах скрыть хищные носогубовые складки и циничное выражение лица, в котором находили полное своё выражение пошлость жизни и грязь незатейливой мыслительной деятельности. Он ещё более укрепился в этой мысли, став невольным слушателем разговора трёх перестарков (так в русской деревне традиционно обозначали девушек, не вышедших замуж до двадцати пяти лет), развалившихся на диванчике и довольно смело демонстрировавших свои пусть не самые свежие, но что важно грамотно и актуально упакованные прелести.
— Ой, девчонки, я, наверное, какая-то извращенка, — со смехом проговорила сидевшая спиной к В. блондинка.- Люблю нюхать, когда я пукну! поднесу ладошку к носу и балдею.
— И чо такова? – лениво спросила сидевшая напротив неё дама, выкрашенная в интенсивный рыжий цвет.
— А ты в кулёчек попробуй пукнуть, продли себе удовольствие. И ладошка не завоняется, — посоветовала расположившаяся лицом к В. брюнетка.
— А я сегодня выбросила свои трусы из окна, — после небольшой паузы возобновила она разговор. — Стыдно немножко, но уверена, что никто не видел. Просто грязные были, и старенькие уже, зачем стирать, если все равно на выброс!
— А в мусор нельзя было выбросить? – поинтерсовалась рыжеволосая дама.
— Нет, нельзя, — рассудительно ответила брюнетка. – А если бы соседи увидели — им в радость, а мне неудобно будет, они же грязные.
— А я тоже как-то выбросила старые трусы, — подхватила тему блондинка, — а они зацепились за ветку дерева и с ползимы развевались на ветру! Такие заметные, синенькие! мама моя еще возмущалась, кто бы это мог сделать?
-Хахахахаха, супер, блин, я щас обоссусь от смеха! – зашлась брюнетка. – Ой, ну вы такие прикольные!
На всякий случай – от греха подальше, как говорили в старину – В. отодвинулся от веселящихся дамочек, вспомнив отрывок из какого-то древнего автора, который Эдгар По сделал эпиграфом к одному из своих рассказов. Речь в нём шла о мраморных статуях на некоем греческом острове, прекрасных снаружи, но наполненных нечистотами изнутри. Он залпом допил свою кружку пива и тут же заказал вторую. От двух кружек пива натощак В. быстро опьянел. На какое-то время ему стало очень весело. Он даже пошёл танцевать, услышав знакомую с детства мелодию австрийской группы Joy в обработке Massive Attack. В потной толпе счастливых беззаботных людей он познакомился с замечательной девушкой Леной, которая, к слову сказать, отзывалась и на Олю. Впрочем, довольно быстро она исчезла, оставив его со своими подружками. С горечью В. ощутил, как улетучивается эйфория, навеянная алкоголем, стремительно покидавшем его организм в жарком и душном помещении. Моментально произведённые в уме подсчёты финансового баланса давали неутешительный прогноз – ещё один-другой час, проведённый в клубе, был чреват переходом до следующей зарплаты исключительно на пахту и растворимую вермишель, изготовленную в Социалистической Республике Вьетнам. Счастливо уклонившись под предлогом острой потребности в уринировании от предложения новообретённых подруг купить им по коктейлю, В. устремился к выходу. Там он неожиданно обнаружил Лену-Олю, деловито обсуждавшую что-то с пожилым азербайджанцем довольно неприятного вида.
— Ну как, ты определился? – спросила она, не прерывая разговора с уроженцем маленькой, но гордой южной республики. – Поедем ко мне? Только учти, это недёшево, час – сотка, ночь – пятьсот.
— Пятьсот чего? – растерявшись, спросил В.
— Чего – чего! Уёв конечно, — грубо захохотала противная девка на пару со своим vis-à-vis, обнажившим пасть, полную золотых зубов.
Стиснув зубы, В. отодвинул её и торопливо вышел из клуба. На душе было паскудней некуда. Он зашёл в первый попавшийся «Перекрёсток» и на последние деньги купил бутылку «Столичной», батон и двести грамм сыра. Дома он положил бутылку в морозилку, и пока она охлаждалась до нужной температуры, наделал горячих бутербродов.
В. проснулся посреди ночи – рядом стояла наполовину опустошённая бутылка водки. Бешено колотилось сердце, кружилась голова и тошнило. Держась за стены, он добрёл до туалета и, вернувшись, без сил рухнул в постель. Какое-то время он размышлял над тем, не лучше ли ему было помереть прямо сейчас. «Как же я дальше жить-то буду такой?» — горько думал В. Немного утешало, что что-то подобное случалось и у Булгакова, не говоря уж о многочисленных алкоголиках мировой литературы, среди которых не последнее место занимал Эдгар Алан По.