Пояснение к рассказу
Действие происходит в последние перед Перестройкой годы (примерно 1982-1983) в одном из колхозов. Отсюда некоторое просторечие, своего рода попытка передать сельскую атмосферу
Нынче что-то совсем плоха стала Наталья Алексеевна, или бабушка Наташа, как величала ее молодежь. И так в последнее время сдавать начало здоровье, но хоть что-то пыталась делать по хозяйству – когда стол обеденный да полочки с посудой протрет, когда картошки к ужину начистит и нажарит, иной раз и более тяжелую работу делала, да только уставала быстро. Силы как вода из прохудившегося ведра уходить стали. А бывало, покопается в огороде, так и давление не на шутку разыгрывалось. Больше лежать, отдыхать приходилось Наталье Алексеевне. Понимала она, что годы берут свое, да и нелегкая жизнь оставила свой отпечаток, но только не могла иначе. Всю жизнь работала, с малых лет, каждый день с раннего утра и до вечера. Сорок семь лет отдала местной школе – была учителем, да каким! Души в ней ученики не чаяли, умела к каждому детскому сердцу подход найти.
Тяжело, непривычно и почему-то даже немного стыдно было Наталье Алексеевне сидеть без дела, и даже в редкие минуты покоя что-нибудь да делала: вязала, вышивала…
Единственное, правда, любила грешным делом ходить вечерами на высокий пригорок, любоваться предстающей глазам картиной: бескрайние леса, зеленый луг, красно-оранжевое небо, а на нем закат солнца пылает, поблескивая в недалеко пробегающей речке, уносит он за лес уходящий в прошлое день. Буквально завораживал бабушку Наталью этот момент – одновременно прекрасный и грустный.
А вот с весны и вовсе занедужила Наталья Алексеевна, слегла. Знала причину его плохого самочувствия – рак. Знала, да детям ничего не говорила пока держалась, волновать не хотела… Понимала в глубине души, что недолго теперь осталось, да не особенно за себя горевала, сколько за детей своих переживала, тяготилась, что много хлопот доставлять им стала. Дочка, Варя, теперь совсем света белого не видит. Раньше, конечно, тоже под ому много помогала, работящая выросла, в мать. Но и развлечься могла – когда на танцы в клуб убегала, на посиделки девичьи ходила, а тут вся в работу ушла. Даже начало казаться Наталье Алексеевне, что Варвара старше выглядеть стала, повзрослела совсем. Да и сын, Егорушка, как из армии вернулся, так в колхозе и остался, трактористом работает.
Совестилась, отчего то Наталья Алексеевна, хоть и понимала, что ничего зазорного в том нет – захворала, вот и пришел черед сыновий долг отдавать, раньше она ночей не спала, детей на ноги ставила, помогая делать первые шаги в жизнь, теперь и детям очередь подошла у последней черты помочь.
А Варя с Егором и сами всячески старались показать, что мать им ничуть жизнь не осложнила.
Жалела, правда, бабушка Наталья только об одном, что не доведется уж теперь погулять на свадьбах Вареньки с Егором, не увидеть и внуков своих. Поздно родила она, долго не могла забеременеть, совсем уж отчаялись с мужем, покойным Николаем Васильевичем, а как забрезжила первая надежда – Егорушка, так обоим уж за сорок в ту пору было…
Да еще тосковала бабушка Наташа, что больше не увидит своего «закатного луга», так прозвала она то место, где любила бывать вечерами, провожая еще один ушедший безвозвратно в историю день.
Знали дети о такой привычке матери, знали и старались подбодрить, обнадежить словом. «Не боись, мать, еще налюбуешься лугом, еще с внуками будешь туда ходить», — старался не очень умело Егор, пряча за скупыми словами искренние сыновьи чувства. Наталья Алексеевна в ответ лишь кисло улыбалась: «Да куда уж, с внуками. Хорошо бы до осени дотянуть».
«Дотянешь, долго еще жить будешь», — говорили дети. Хотя и сами нутром чувствовали, что недолго еще осталось, и всякий раз от мысли такой сердце как током прошибало.
В один из дней Егор о чем то пошептавшись с Варей за печкой, оделся в выходной костюм, и, хитро улыбаясь матери, вышел из дома. Вернулся Егор только вечером, неся какую-то коробочку. В тот же вечер он ушел из дому, и вернулся только когда солнце уже почти зашло.
«А мамка-то неспроста у нас на луг ходила, действительно есть на что посмотреть», — сообщил сестре Егор за поздним ужином. Слышал это сквозь дрему и Наталья Алексеевна, да только не могла понять, снится ли ей то, что он говорит, или наяву это сказано было. В скором времени и правда заснула бабушка Наталья, и приснился ей ее «закатный луг».
На утро, только проснувшись, видит, стоит перед ней Егорушка, а в руках у него фотография того луга, черно-белая правда, но ничего, Наталья Алексеевна все цвета до единого помнила, так что фотография как цветная представлялась.
«И откуда же это?», — прошептала она. Да потом Варя рассказала, как Егор вчера в город ездил к товарищу за фотоаппаратом, а потом вечером и запечатлел это чудо! В дом принес лужок ее! Частицу былой жизни. Не удержалась Наталья Алексеевна от охвативших ее разом чувств, и две слезы скатились по иссохшимся от болезни щекам.
А на днях как будто облегчение наступило, прямо оживать бабушка Наташа стала, аппетит улучшился, да и сон крепче стал. Раньше, бывало, частенько постанывала во сне, а то и вовсе просыпалась. Да тут еще и вязанием заняться решила, попросила Вареньку подать корзинку с клубками и незаконченным рукоделием. Частенько теперь поглядывала Наталья Алексеевна на ту фотографию с лугом.
Пролетело почти и подходило семимильными шагами к концу лето, дни стали короче, частым гостем стал мелко накрапывающий дождик, солнце теперь почти не появлялось из-за туч.
Разболелась еще больше и Наталья Алексеевна: пожелтела кожа, похудела женщина еще больше, щеки почти впали, глаза покрылись точно пеленой и стали более печальными, почти ничего н ела она в последнее время.
Угасать стала бабушка Наталья вскоре после того, как закончила свое вязание, словно завершила последнее дело на этой земле, отчего и пришла пора отправляться в последний путь.
Чувствовала бабушка Наташа, что едва ли дотянет до конца осени. И так тоскливо ей стало. Целые дни теперь она дремала, спала, а в перерывах между беспокойными снами глядела неотрывно на стоящую перед кроватью фотографию ее «Закатного луга». Смотрела и все о чем-то думала, что-то вспоминала.
А в один из дней позвала она детей своих: «Варюша, Егорушка, недолго, деточки вы мои, осталось мне жить, чувствую, что едва до середины осени доживу…». Только Варя собралась было что-то сказать матери, как столкнулась с жестким взглядом брата и промолочала, а Наталья Алексеевна, между тем, отдохнув, продолжила: «Обидно было бы уйти отсюда, не исполнив последнего пожелания…»
«Какое?» — в один голос спросили Варвара и Егор.
«Да в общем-то пустяк», — усмехнулась, слегка смутившись бабушка Наталья. –«Даже не желание это, а просьба, что ли, моя мечта… Хотелось бы вживую напоследок на луг наш полюбоваться, попрощаться. Смотрю на Егоркину картину, аж сердце изболелось от тоски».
И начались сборы к тому самому Закатному лугу. Егорка с соседом Николаем договорился о машине, чтобы Наталью Алексеевну доставить. Варвара тем временем в больницу справилась на счет инвалидной коляски. Благо были там свои люди, удалость на день уговорить выдать коляску.
В субботу все было готово. Только Наталья Алексеевна попросила помедлить чуть-чуть — сама она не готова оказалась к встрече со старым и ставшим родным местом. При помощи Вари оделась в нарядное выходное платье, заколов его брошью.
Наконец, Наталья Алексеевна собралась. До машины ее на руках Егор донес, поразившись, насколько легкой стала мать. И раньше была худенькой, а тут и вовсе почти невесомой стала.
В скором времени доехали они до Закатного луга. А пока ехали, с какой-то жадностью, ненасытностью, точно путник в пустыне истомившийся от жажды и нашедший заветный ключ, припадает и никак не может напиться, так и Наталья Алексеевна смотрела на мелькавшую за окном природу, и все до боли было знакомо.
На пригорок бабушку Наталью завёз на коляске Егор. Завез, а сам торопливо к машине пошел, понял, что матери одной надо побыть.
«Ну, здравствуй, Закатышек ты мой», — вслух промолвила Наталья Алексеевна. – «Так долго не была тут, попрощаться приехала, поблагодарить за ту радость, что доставлял мне всю жизнь, за то, что скрашивал горечь, если вдруг неприятностью случалась».
Тут Наталья Алексеевна умолкла, углубившись в воспоминания, и казалось, в отражении ее голубых глаз промелькивают картины прошлого, далекого и близкого.
А луг был как-то по-осеннему пасмурен. И хоть редкое осенью солнце иногда днем ярко светило, пригревая всех и вся, с щедростью отдавая остатки своей энергии, сейчас оно напрочь скрылось за хмурой пеленой грязно-белых туч. Пожухлая трава вздрагивала от редко проносившегося ветерка, лес с деревьями, стоявшими в золотом одеянии, но уже готовящимися к долгому зимнему сну, стоял, понурив в траурном молчании свою голову. И было удивительно тихо, неслышно было птиц, даже речка, казалось, журчала тише обычного. В безмолвной тишине луг выражал постоянной гостей всю свою скорбь.
Природа прощалась…
2012.
quot;;»