Она проплыла, как белый лебедь по стеклянной глади озера…
Нет, не так…
Она пролетела, как грациозная птица по голубому небосводу…
Снова не то…
Она прошла, как каравелла по зелёным волнам…
Да что ж такое то?..
Сказать, что я влюбился сразу – это, как говорится, ничего не сказать, но, тем не менее я скажу: я влюбился сразу. Она прошла мимо, а я стоял и смотрел ей вслед, не решаясь подойти ближе, заговорить, даже подышать в её сторону. Да и что я ей скажу? «Погода нынче выдалась восхитительная, а вчера была отвратительная?» Или: «Девушка, Вы очаровательны, а все остальные вокруг безобразны?» Или… Нет пошло всё это! Фраза должна быть оригинальной и запоминающейся.
Например, я догоню её и скажу:
«Девушка, а Вы любите волков?»
Она посмотрит на меня, как на идиота, но вместе с тем оценивающе, из чего можно будет понять, что она мной заинтересуется, и скажет что-нибудь типа:
«Простите, молодой человек, но я замужем».
Согласитесь, тоже весьма оригинальный ответ – одновременно даёт понять, что она раскусила мои намерения и что мне ничего не светит. И тогда я выложу перед ней свой козырь:
«А что, Ваши предпочтения относительно волков зависят от Вашего семейного положения?»
И тут я застану её врасплох: если она скажет «да», то обнаружит себя весьма недалёкой и ветренной личностью, что явно не входит в её планы, потому что, как я уже заметил ранее, она мной заинтересовалась. А если она скажет «нет», то для чего, спрашивается, вообще надо было говорить про мужа, вместо того, чтобы прямо ответить на конкретно заданный вопрос? Всё это время мы будем илти рядом неспешным шагом и примерно в этот момент будем подходить к какой-нибудь небольшой, уютной кафешке, благо их здесь немало. И тогда я выложу свой ещё один козырь:
— Девушка, давайте зайдём, выпьем по чашечке кофе, а то я Вас замучал своими глупыми вопросами.
И она ответит, только потому что поймёт, что другого способа от меня отвязаться нету:
— Давайте. Только платит каждый за себя сам.
Какое-то время мы сидели молча. Кофе оказался удивительно хорош – можно было просто сидеть и смаковать, но я вспомнил, что пришёл сюда не за этим.
— Простите, но Вы мне так и не ответили: Вы любите волков?
— Если честно, не очень. Я их боюсь.
— Зря. Зачем их бояться? Просто так они никогда не нападают. Вы когда-нибудь замечали, какой у них умный взгляд? Если Вы будете смотреть в глаза волку, он никогда на Вас не нападёт, — я внимательно посмотрел на неё. Она отвела взгляд.
— Значит, если на них не смотреть, они могут всё-таки напасть?
— Бывает.
— А вы сказали, что просто так они не нападают.
— Просто так не нападают. Если вы отводите взгляд, значит, вы что-нибудь от них скрываете. Получается, что, вы пришли к нему не с открытым сердцем, и от вас можно ждать чего угодно. Поэтому лучше напасть самому, чтобы не ждать, когда нападут на тебя.
— Откуда вы так хорошо знаете волков?
— Я имел… имею к ним некоторое отношение.
— Простите, но мне нужно идти.
— Но Вы ещё не допили свой кофе.
— Уже темнеет. Мне надо домой.
— Так это же просто здорово! Вы знаете, что сегодня полнолуние? Вы любите смотреть на ночное небо в полнолуние? По-моему, это очень романтично.
— Мне, правда, нужно идти. Я не люблю ходить здесь по улицам, когда стемнеет.
— Я провожу вас.
— Хорошо. Только учтите, что мой муж занимается боксом, и к тому же он очень ревнивый. И если вы попадётесь ему на глаза, он сделает из вас отбивную.
— А из вас?
— И из меня сделает.
Странно, но она не стала возражать. Оказалось, что живёт она совсем недалеко. По дороге я ей задал ещё несколько глупых вопросов, а напоследок пообещал прийти чуть позже и всю ночь ей петь под окном серенады, благо жила она на втором этаже.
Она резко остановилась и посмотрела на меня со злостью.
— Тебе что от меня нужно? Не надо больше приходить сюда!
Ну конечно, не надо. Я сюда и не собирался больше приходить. Именно вот такой Я. Этот самый. Ну, этот. Тот, который…
Начинало темнеть, и луна уже выползла на своё место. Её ржавый диск манил и притягивал, и у меня появилась знакомая боль в мышцах. Я сел, обхватив голову руками. Я её не видел, но знал, что луна смотрит на меня и что она меня видит.
***
Сон был тяжёлый, как двухпудовая гиря, тягучий, как болотная топь и беспокойный, как солдат перед утренней побудкой. Что-то снилось, но Фёдор в последствии никак не мог вспомнить, что именно, однако отчётливо помнил, что было жутко. Какой-то протяжный звук, пробуждающий древние инстинкты бежать без оглядки, бежать далеко, бежать и прятаться так, чтобы никто не нашёл, чтобы он сам себя не нашёл и там замереть и раствориться, превратившись в воздух. Звук был где-то рядом.
Фёдор резко открыл глаза и сел на кровати. Рядом мирно спала жена, сладко посапывая и улыбаясь – в свете полной луны он хорошо разглядел эту улыбку. А за окном выл волк.
Фёдор вышел из комнаты, на цыпочках прошёл на кухню и осторожно выглянул в окно. Волк сидел в пол оборота к дому, вытянув морду в сторону полной луны. От этой картины стало жутко – Россия, двадцать первый век, мегаполис – и волк на улице.
Он снял со стены двухстволку, выдвинул ящик стола, взял оттуда два патрона, зарядил ружьё, подошёл к окну, осторожно открыл его, прицелился и два раза выстрелил.
Вой оборвался. Волк тихо заскулил и затих. Оставшуюся часть ночи, Фёдор спал как убитый.
Проснулся он оттого, что жена трясла его за плечи. Это было странно, потому что жена на работу уходила рано, а он сам работал во вторую смену.
— Проснись, сука, — орала она, — что он тебе сделал? Что, спрашиваю? Козёл ревнивый!
— Что? Что произошло? – Фёдор протёр глаза, но решительно ничего не понимал.
— Что произошло? Убийца! За что ты его убил? За то, что он пел серенады?
— Кого я убил? Ночью под окном выл волк. Мне стыдно, но я испугался.
— Какой волк? У тебя белая горячка? Ты вчера не пил! Откуда здесь волк?
— Я тоже не могу понять, откуда.
— Ты человека убил! Я пошла на работу, а там народу полно, менты и труп. В этот момент его как раз клали на носилки и чем-то накрывали, но я успела разглядеть его лицо. Я его не знаю, у нас с ним ничего не было, он вчера за мной увязался. Я не знала, как отвязаться от него! Это что, повод убивать человека?
Фёдор молчал. Она столько всего сказала, что он не мог переворить эту информацию.
***
Я очнулся от холода. Первым делом ощупал раны, убедившись, что они затянулись. Кругом была темень, хоть глаз выколи, но, присмотревшись, я увидел полоску света, пробивавшуюся из-под двери. Я сел, снял со ступни бирку с номером, потом встал и наощупь, натыкаясь на соседние кровати, пошёл к выходу. Медсестра в коридоре встретила меня привычным визгом и обмороком.
— Не волнуйтесь, — сказал я ласково, наклоняясь над ней, — он дурак. Он в меня стрелял, но чем? Этими патронами можно убить разве что медведя, а для меня нужны серебряные пули. Он что, не знал этого? Ну скажите мне, наконец, он что, этого не знал?
Сестра открыла глаза, вздрогнула и попятилась от меня, как от прокажённого. Только сейчас я осознал, что стою перед ней совершенно голый. Интересно, зачем они раздевают покойников? Они что, голых живых людей никогда не видели?
Я пошёл искать одежду, а луна пошла на убыль. Я снова становлюсь нормальным, и в этом, если подумать, есть определённые плюсы.