Семь дней и одна ночь Мартина Сапеги
К чему печалиться,
Если все можно еще поправить?
И к чему печалиться,
Если ничего уже поправить нельзя?
(глава 6, стих 11)
Бодхичарьяватара
День 1
— Восемьдесят восемь клавиш. Стройный ряд, по нему пробегают мои пальцы. Самые прекрасные звуки создала не природа, нет – их создал человек. Да, пускай он её часть, пускай он единое целое с окружающим миром, и каждый может заявить, что всё, созданное человеком, природно и божественно, ведь все есть образы и подобия бога… Вы все давно отошли от дикой первобытности, что связывала вас с безумием охоты и стремлением выжить. В вас природы не больше, чем в тех машинах, что ежедневно обслуживают вашу жизнь. Вы объединяетесь с природой, только тогда, когда любите или убиваете. Если в этом не замешаны деньги, конечно.
Здесь есть и любовь, и смерть. В музыке сокрыты все тайны ваших душ. Всё, о чём вы мечтаете, что вы любите, на что надеетесь. Ваши страхи можно выразить длинной симфонией, ваши стремления – в одной жалкой прелюдией к ней.
Я ударил по клавишам. Люди, замерев, глядели на меня. Они не были в силах пошевелиться, лишь несколько сотен глаз впились в меня, словно загипнотизированные.
— Вы слышите? Это гнев. Ваш гнев, каждого по отдельности. Вы!
— Я?
— Да, да, вы, девушка! Что я вижу? Растерянность, замешательство? Вы не знаете, что сказать, как себя вести, как бы не оказаться в глупом положении… Оркестр! «ТрикТрак» полька, прошу вас!
В ту же секунду отлаженный механизм взорвался весёлой музыкой. Каждое движение отточено до совершенства. Это сложнее, чем построить пирамиды, это сложнее, чем высечь из камня статуи на острове Пасхи.
Я смотрел в глаза девушке, которой насильственно пошатнул её маленький мирок настроения. Она – как фортепиано, за которым я сижу. Нажал не на ту клавишу, и композиция испорчена. «Сфальшивил», — скажет кто-то. Нет. Испортил.
Музыка стихла.
— Расскажите теперь мне о своих чувствах, — попросил я девушку.
Молчание.
— Как ваше имя?
— Катя, — с неуверенным тоном ответила она.
— Зачем вы пришли на этот концерт, Катя?
— Послушать живую музыку…
— Живую… вы правы. Вы пришли почувствовать, что вы ещё живы, не так ли?
— Может быть.
— И теперь вы чувствуете это? После недавнего диссонанса?
— Возможно…
— Вы всё ещё не уверены. Что ж… Я предоставляю вам возможность почувствовать это. Маэстро, — кивнул я дирижёру.
Он взмахнул палочкой. Скрипка начала медленно рвать нависшую тишину.
Живите.
День 2
Дождь бил по серому асфальту тяжёлыми, как струйки расплавленного свинца, каплями. Осень, воспетая армией поэтов, на деле оказывается обителью сырости и холода.
Промокший до нитки, я забежал в магазин. Ну, наконец-то тепло! Правда, не сухо. Мне, во всяком случае.
Даже при моих деньгах цены поражают своим стремительным ростом. Куда уж выше, казалось-бы? Однако, коварные ценники продолжают менять цифры, добавляя покупателям ненужные нолики в копилку расходов. А говорят, чудес не бывает. Ха! А вот оно, диво – дивное, рядом, в магазине.
Я заполнил корзину под завязку и двинулся к кассам.
Ненавижу очереди. Вереница нервничающих, озабоченных своими проблемами, помноженными на долгое стояние среди себе подобных, угнетает.
Я стоял за хмурой женщиной средних лет, подняв глаза к потолку. Женщина то и дело зыркала на меня, пытаясь, видимо, взглядом испепелить мою вездесущую полуулыбку.
Хрен тебе, тётка.
Лёгкие шаги позади вырвали меня из мечтательной дремоты.
Я медленно повернул голову назад. Пышные каштановые волосы, полные губы, гармоничная фигура. Глаза… Они были как осень, та самая, воспетая армией поэтов. Где забыты сырость и холод. Как будто небо заглянуло мне в душу. Облачное осеннее небо.
— Привет, — придав голосу твёрдость, сказал я.
— Привет, — улыбнувшись, ответила девушка.
— А я всё думаю, с кем бы мне поговорить в очереди, — и, заговорщицки нагнувшись к ней, сделал страшные глаза, направил палец на неодобрительно смотревшую нас женщину с хмурой миной. – Уж точно не с ней!
Как мило она смеётся.
— Меня зовут Оксана.
— А меня Мартин. Родители удружили…
— Вслед за дикими гусями? – с задорной искрой в глазах спросила она.
— Меня ещё не так в детстве дразнили! Но это было так давно…
Пришла моя очередь платить за покупки. Жаль, что разговор с Оксаной почти закончен. Впрочем…
— Оксана, вы должны сделать то, чего мы оба хотим.
— О чём вы?
— Дать мне свой номер телефона, дабы мы продолжили свой разговор о диких гусях в более интимной обстановке.
Смеётся.
Записал номер, расплатился с кассиром.
— Пока! – весело махнув рукой, сказал я Оксане.
— До скорого, Мартин, — с улыбкой ответила девушка.
На улице осень снова стала такой, какой должна быть. С сыростью и холодом. Без поэтических прикрас.
День 3
— Зачем я здесь? Что вокруг меня? Что я есть? Извечные вопросы. Многие ли из вас задавали их себе? Думаю, все присутствующие. Или я не прав? Пускай тот, кто не спрашивал у себя хотя бы один из этих вопросов, сейчас встанет!
Зал молчит.
— Я так и знал. Вся наша жизнь – бесконечная череда вопросов, на которых никто и никогда не даст ответа. За что? Кто я? Каково моё предназначение? Что будет после смерти? Почему я рождён на этот свет? – я сделал небольшую паузу, обводя аудиторию глазами. Все они напряжённо смотрят на меня, ожидая откровения. Но это всего лишь банальщина, до которой каждый в силах дойти и сам. — Вы все знаете, что я скоро умру. Мне осталось жить не больше года. Один несчастный год… Чем ближе смерть, тем больше начинаешь ценить жизнь. Ты очищаешься. Ты понимаешь, сколько вокруг ненужной суеты – и отбрасываешь её, и она перестаёт быть частью тебя. Я не жалею ни о чём. В моей жизни было много грязи, но… это всё – часть меня. Без неё я бы не стал тем, кто я есть. Но я не останавливаюсь на этом, прошлое давно в могиле. В будущем я уже мёртв… И только в настоящем я жив.
Зал ждёт продолжения.
Обломись.
Клавиши бьют по струнам. Началось.
День 4
— Ты любишь любовные романы?
— Я их презираю. Что может быть хуже бездарно написанного произведения о сексе? Не о любви, а именно о сексе? – Оксана смешно поморщила носик.
— Ты думаешь, в жизни не так? Рассмотрим нашу ситуацию. За несколько минут я взял твой номер. Позвонил, мы встретились. Я поцеловал тебя на первом же свидании – и ты, как нельзя, кстати, весьма охотно ответила на поцелуй. У нас второе свидание. Мы сидим в шоколаднице и пьём вино, закусывая твоими любимыми вкусностями. По твоим движениям, речи и взгляду, а также улыбки, что становится всё шире и шире, я вижу, что ты уже слегка под шафэ. Ещё несколько бокалов – и я с лёгкостью затащу тебя в постель, где мы займёмся самым страстным и диким сексом в нашей жизни. Всё как в любовных романах!
— Ты уверен? После того, как ты рассказал мне свой коварный план, я сомневаюсь, что у тебя это получиться!
— А что, если я делаю так с каждой встречной, и рассказ плана – это его часть? И что это всегда работает?
— Значит, мы это скоро узнаем!
Она посмотрела на меня с лёгким вызовом. Не таким, каким смотрели друг на друга, наверное, гладиаторы, но с таким, какой бывает у женщин. Знающих. Чего они хотят от жизни. Посмотрела – и игриво закусила нижнюю губу, прищурив уголки глаз.
Ржевский намёк понял.
Я встал из – за стола, кинув на него купюру.
— Пойдём.
— Куда?
— Я кое – что покажу тебе.
— Что?
Я взял её за руку.
— Доверься мне.
Благо, я живу недалеко. Только не отпускать её руку – такую тёплую в кружащую вокруг промозглую осень. Не отпустить – и не замёрзнуть самому.
Я словил летящий ей в лицо лист в последний момент.
— Смотри, эта осень завидует тебе!
— Почему?
— Много причин. Она злая и сырая, она не так красива, как ты, ей осталось жить всего месяц… она не идёт по улице с чертовски обаятельным мужчиной, она просто старая завистница из клуба фригидных сук.
— Думаешь, ей просто быть вечно неудовлетворённой? Ах, бедная осень!
— Сочувствуешь ей как женщина, или обладаешь карточкой клуба?
— Как женщина, — сказала Оксана и рассмеялась. – У тебя на всё есть готовый ответ!
— Ни одного готового. Только заготовки. Кстати, а я здесь живу.
— Предложишь выпить чаю, показать фотоальбом, или удивишь меня новым интерьером?
— Да ты и со старым-то не знакома… нет, я пойду дальше и предложу посмотреть фамильный меч, передававшийся из поколения в поколение тысячью…
— Длинный? – перебила Оксана.
— В меру. Не кинжал, это точно.
— Что ж, пошли! – и снова закусила губу.
Я же говорил, работает.
День 5
Я снова вижу солнце. Оно огромное, невероятно яркое, но почему-то не ослепляет. Оно не тёплое и не холодное, оно просто есть. Я протягиваю руку вперёд, не боясь обжечься, и её силуэт исчезает в белом сиянии. Я не чувствую ничего, я только вижу. Я только наблюдаю.
Наверное, какой-нибудь буддист обрадовался бы такой возможности посозерцать хоть немного нечто необычное. Может, принял бы это за просветление, вечное сияние внутренней истины, так сказать.
Жаль, что я не буддист.
Передо мной снова комната. Мир вернулся, аллилуйя.
Оксана смотрела на меня с неприкрытым ужасом. Я улыбнулся коварному, что подмигивал, прячась за её зрачками.
— Мартин, ты только что сидел с пустым взглядом, вытянув вперёд руку, я звала тебя, но тебя словно не было здесь!
— Я был в астрале, — решил поострить я.
— Ты наркоман?
— Кто такой Мартин Сапега?
— Ты Мартин Сапега? – её взгляд сделался донельзя удивлённым.
— Нет, я Зорро.
— Это правда?
— Ты про Зорро?
— Марти… Ты ведь болен?
— Да, у меня рак мозга. И только что я созерцал удивительную галлюцинацию – солнце, море, пляж, девочки… Уже заглядываю на тот свет! А там неплохо, скажу я тебе.
У Оксаны был очень странный взгляд. Словно она впервые увидела во мне живого человека. Пока живого.
А еще там была боль.
— Сколько тебе осталось?
— От нескольких дней до нескольких месяцев. Я могу умереть в любой момент, даже сейчас.
— Чёрт.
— Тсссс… не ругайся. Иди сюда.
Я прижал её к себе, провёл рукой по волосам.
— За последнее время ты подарила мне больше радости, чем кто-либо. С тобой я чувствую, что я ещё жив, — прошептал я ей на ухо.
— Так горько… — что – то обожгло моё колено. Слеза.
— Не плачь. Посмотри на меня, посмотри. Я ведь еще здесь.
Я снова обнял её. Жаль, что я больше не увижу солнце на чистом небе. Настоящее.
День 6
— Я не оправдаю ваших надежд. В буклетах написано, что это трёхчасовой концерт, но это ложь, помогающая завлечь обывателя. Этот концерт продлится минут сорок, не больше.
Пауза.
Лёгкое волнение в зале.
— Это мой последний концерт. Вы видите, как я одет? Это уже не привычный для вас смокинг, это всего лишь кеды, джинсы и толстовка. Мне плевать, что вы об этом думаете. Вы столько раз задавали мне вопрос: ну КАК же мне удаётся создавать мои гениальные творения? И каждый раз я отшучивался.
Узнайте мой секрет. Я вслушиваюсь в тишину. Расчленяю каждое её мгновение на тысячи маленьких вселенных, выбираю наиболее понравившуюся. И превращаю её в ноту. Следующее мгновение взаимодействует с первым. И так по цепочке.
В каждой форме есть пустота, в каждой пустоте есть форма, всё как по Лао Цзы. В моей музыке нет неразделённой любви, ненависти к врагам и прочего бреда, о котором пишут журналисты. Я просто люблю тишину. Я люблю каждое настроение. Возникающее в ней, и делаю его музыкой. Вот и всё.
А сейчас… Несколько дней назад я встретил девушку. Её зовут Оксана, она сидит в первом ряду. Эта композиция – о ней и для неё. Моя последняя композиция.
Оксана смотрит на меня, широко открыв глаза.
— Оксана, душа моя. Здесь нет благодарности, здесь нет чувств и признаний. На твоём месте могла бы быть любая девушка – ведь в принципе, ты ничем не отличаешься от остальных. Другая тоже ревела бы у меня на плече после бурной ночи, узнав, что я вот-вот безвременно скончаюсь. Любая…
Оксана вскочила. В её слезах обида.
Я спрыгнул со сцены, взял её за руку.
Я вижу, как что-то, незнакомое мне, глядит на меня из-за её зрачков.
— Но на месте любой оказалась ты. И в тишине я услышал только тебя.
Щелчок – и микрофон выключен.
— Мне очень важно, чтобы ты осталась.
— Ты говорил правду?
— Конечно. Мне уже нечего терять, если ты не поняла.
Она внимательно смотрит мне в глаза.
Молча садится.
Щелчок.
— Прощайте, дамы и господа. Творите свою тишину.
Предсмертные стихи Хусейна перевернули воззрения многих мусульман. Но от смерти его это не спасло. Однако он и не искал спасения.
Клавиши медленно вливают в зал музыку – сырую, необработанную, вышедшую из – под пера не больше трёх часов назад. Чистую, не запятнанную крючкотворством редакторов и критиков.
Такой и должна быть музыка.
День 7
Всю ночь напролёт мы рассказывали друг другу о своей жизни. О самых горьких и счастливых моментах, о падениях и неудачных шагах, об откровенном слабоумии и чудесах смекалки и отваги.
Под утро Оксана спросила:
— Марти, у тебя есть какие – то желания? Последние? Может, ты что-то не успел сделать? – её голос был уже таким сонным.
Девочка совсем привыкла к тому, что я умру. Не знаю, осознаёт ли она это до конца, но она привыкла.
Я прижал её к своему плечу.
— Нет. Я не хочу уже ничего. Я понял, что здесь не имеет ценности ничего, кроме жизни. Даже наша самость – ничто. Я дважды испытывал клиническую смерть, и не видел ни туннеля, ни света в его конце, ни трубящих ангелов, ни даже злобно ухмыляющихся чертей. Если меня не ждёт наказания за грехи – то это и не грехи вовсе, это только точка нашего зрения. Самые страшные палачи для себя – мы сами. Нет ничего плохого, нету и хорошего. Нет желаний, есть только жизнь… эй?
Оксана спала, чему – то улыбаясь.
— Скажи мне, что выглядывало тогда, в зале, из–за твоих зрачков? – тихо прошептал ей на ухо.
Я закрыл глаза.
Ночь
Солнце сияет вокруг. Оно бесконечно, лишь я один нарушаю гармонию нескончаемого света. Я хочу сделать шаг вперёд, но не могу – я словно завис внутри сияния.
Я чувствую, что это свет тёплый. Мягкий и тёплый, он окутывает мои руки. Я будто одеваюсь в солнце.
Так прекрасно – чувствовать себя бесконечным!
Прошлое медленно уходит назад. Я теряю себя, растворяюсь в этой вселенной. Последнее, что я помню – это боль. Теперь я забуду о ней.
Последним здравым уголком сознания я уловил, что понял, что видел за зрачками девочки. Но теперь не важно.
Вокруг меня тишина.