Не выпросить сдачи у счастья,
когда оно щедрым бывает,
и режутся бритвой запястья,
когда его так не хватает.
У счастья характер, что ветер:
ворвется внезапным порывом,
нанижет на огненный вертел
иль глушит сознание взрывом.
Слепцы с отрешенной улыбкой
легко привыкают к везенью,
им почва не кажется хлипкой,
и вовсе не тянет к прозренью.
Мир ярок, но жадное время
песком пламя радости гасит,
меняет опорное стремя
и белое в черное красит.
Нам будни легко растворяют
счастливой поры ощущенья,
те массой неузнанной тают,
паря в полосе отчужденья.
Так плотны душевные шоры
и алчны потоки желаний,
продажны и те ревизоры,
что чистят пакет притязаний.
Намолены просьбами свечи,
полны ими до ночи храмы,
а счастье иль снегом на плечи,
иль дальние, дальние страны…
Как жаль, что лишь порция боли
синдром заблуждения лечит,
и горечью с примесью соли
для истины вход обеспечит.
А истина эта простая:
у счастья — любимые лица,
живешь, им себя отдавая,
и с ним ничего не случится.