Читай. Пиши. Живи.
Есть бог, есть дьявол, а меж ними кто? Я – земной житель.
Пасмурная погода усыпляла жителей маленького мегаполиса. В голове крутилась мысль о самоубийстве. Зачем жить в этом ужасном мире среди бойни добра и зла, когда ты сам не принадлежишь ни тем, ни другим. Чувство лёгкого ужаса и мимолётное ощущение смерти останавливало меня от последнего в моей жизни прыжка, прыжка в безжизненный мир. Сейчас я живой – чувствую это. А что будет там? Не знаю, поэтому всё ещё живу здесь. Хотел сказать: «К черту все эти размышления…», — но не сказал, потому что мгновенно появилась мысль о нем и о другом – его брате.
Я отошёл от края крыши. Сел и долго вглядывался в серость сегодняшнего дня – моросил дождь, изредка сменяемый тусклыми лучами солнца. «Вот она – Борьба, а разве нет?» — задавался вопросом, — «Борьба во всём… чего они не поделили? Оба обладают таким могуществом, что создают, бессмысленную борьбу в каждом моменте, в каждой ситуации. Хотя это всё, как непорадоксально звучит, относительно… интересно, что изменится в их борьбе, если я всё же выброшу себя с крыши? Кому будет выгодней моя смерть?».
Сделал шаг, другой – вот, я снова подошёл почти к краю. Голова пуста и свежа – ощущение легкости и беззаботноотчуждённого существования здесь. «Я лишний, я чувствую это – часто же чувствовать начал. Мне нужно сделать выбор. Оставить то, что имею или рискнуть всем этим, хотя, наверное – хуже уже не будет. Что может быть хуже сегодняшних ужасов, которые творятся на земле? Хм… а почему сегодняшних? – И вчерашних, и сегодняшних, и завтрашних». Вспоминалась картинка из детства – красота… все лица прекрасны, нет ни молейшей озлобленности на людей – царит беззаветное блаженство. Одно только жалвало(беспокоило) – желание, хотя и сейчас оно же, но уже во много раз шире. А тогда что? – Поел, поспал, нужды справил(естественные), родня тебя потискала – хорошо, можно и поспать, а сейчас сон – роскошь.
Порыв ветра заманил меня к обрыву. Стою, то вперёд качнёт, то назад — сомневаюсь. Настал момент; я решил: «Пускай они выбирают, что делать!». Замер на козырьке, чем дольше там стоял, тем медленней казалось течение времени. Вглядываясь в собравшихся внизу людей, заметил, что они неподвижны. Время остановилось. «Старанно, что я дыжу воздухом – время стоит… прямо как в фантастических фильмах», — я удивился и продолжил стоять ещё настойчивее. Через сколько-то захотелось представить долго ли здесь нахожусь. Взглянул на часы – не шолохнётся и секундная стрелка. Какой смысл тогда ждать и тратить время, которого нет? Продолжил стоять, понемногу сходя с ума.
Погода резко поменялась: дождь полностью пропал, небо хмурило брови и улыбалось солнцем, а водух наудивление сделался сухим. Вдалике-вблизи идут не то два,не то три, не то один; ни человек, ни птица, ни животное. Идёт непонятным делом, не разговаривает. Походка неясна, скользил или летел — я так и не понял. Оно взобралось на крышу по стене, подступилось к краю, сделало два шага вперёд, повернулось лицом ко мне и зависло в воздухе. Молчим, но в мыслях появляется вопрос: «Ты когда сюда ехал, видел женщину с плачущим ребёнком, верно?». Я удивлён. Мысленно отвечаю: «Верно…», — в моей голове завязывается диалог.
— Он плакал, а она злобно на него рычала. Думал почему?
— Пытался… но мне казалось причина её черствости неважной, потому что отчётливо помню себя в годы того мальчугана, когда я так же плакал, говорил гадости, кричал: «Мама-мама», — а на самом деле хотел объятий и минутной заботы.
— Зачем ты здесь стоишь?
— Думаю, о смысле жизни, возможно о тебе думаю. Не верил раньше в чудеса – считал, что всё объяснимо физикой и математикой. А сейчас такой Бах произошёл – время остановилось.
— Не пугайся на счёт времени – это я его остановил, и ты прав всё объяснимо физикой и другими предметами, многие из которых человечество всё ещё не получило во владения. Как ты думаешь, кто я?
— Хм, честное слово, хочется сказать, что ты Бог и Дьявол в одном лице.
Вопросы в моей голове прекратились. Наступил мой черёд.
— Так всё же кто ты?
— Хочешь правду?
-Да!
— У тебя раздвоение личности, акстись!
Не успел я и глазом моргнуть, как недочеловеческий образ расстаял в момент. Часы шли без остановки – всё исправно работало. «Трудный случай», — думал я про себя – «что-то со мной не так или может быть – это знак свыше? Или всётаки мой мимолётный бред?»
Резко мне сделалось безумно холодно: вымокшая от дождя одежда забирала остатки моего жизненного тепла, которого почти не было. Разделся догола. Нагой(голый) стою на краюшки верхней части высотки, а самые филантропичные, чувственные, волнующиеся… люди, находившиеся внизу пристально следившие за всеми моими действиями, достали телефоны и начали оперативно включать видеокамеры. Хм… в контакт, наверное, выложат запись.
Вспомнил свою маму, которая меня так любила, когда была здесь – рядом, со мной, в этой жизни… «Похоже, что смысл жизни в любви», — оживлённо сказанул я – «эх, мама, как же я по тебе скучаю…». На этой грустной ноте размышлений я прыгнул. Что тогда творилось в моей голове – вам будет сложно это представить, но всё же попробуйте! Первая секунда – разум честен со мной, я настроено отправился на смерть – это не было самоубийство, это была моя смерть… Пролетев половину жизненного пути, захотел жить; миллион мыслей пронзил мою голову за вторую секунду полёта – время бежало в сотни тысяч раз быстрее чем следовало, происходил мгновенный взрыв мозга. Последняя третия секунда жизни заставила меня обрести волю к борьбе, к победе, к жизни – захотелось реветь во спасение, но я не успел…
Четвёртая… пятая… шестая – я жив, но не понимаю, что происходит. Темнота… потом больница — приборы, люди в неясных халатах, стук каблуков о бетонный пол, сумошествие. Очнулся я уже в смирительной рубашке, как оказалось, меня спасли пожарные своим натяжным батутом. Готов был их уничтожить за это – они оставили меня здесь – в адском месте, среди моря грязи и мерзости. И почему я так хотел жить? Наверное, это желание каждого человека в момент его смерти. Подсознательно мы боимся умирать, потому что никому на сто працентов неизвестно, что происходит с нами в том – другом мире. Как лотерейный билет, только на кону твоя жизнь. Жизнь как цена и жизнь как награда. Лотерея не для озартных игроков.
В психбольнице я пролежал около двух месяцев. Смирившись с тамошними распорядками, медленно входил в доверие больничной системе. После месяца мучений, меня освободили от принудительного лечения, дали свободу выбора, как спать: в смирительной рубашке или с привязанными руками и ногами к кровати. Многие ещё говорят о гуманности. Где она — гуманность? Где? Хотя это всё эмоции, на самом деле очень благодарен тамошним врачам за всё, что они сделали… Спустя ещё две недели меня начали отпускать одного на прогулки, а за тем к концу второго месяца выписали, предложив иногда к ним захаживать для наблюдения.
Свободный, живой воздух течения нашего бытия кружил голову, маня в путешествия, но средств на существования совершенно не было. Было два варианта(те которые я знал, а так само-собой их безграничное множество) идти в психушку или устроиться на работу с почасовой оплатой. Тогда работа показалась более заманчивым вариантом, нежели лечебница для неуравновешенных людей. Выбор работы был небольшой, точнее сказать, его совсем не было: почасовая оплата только у рекламного костюма цветка. Я цветочик…
Надел костюм, маску на голову – отправился на оживлённый перекрёсток. Место выгодное, как раз то, что нужно для рекламы. Роботодатель не зря платил триста рублей в час. Работа несложная, но усталостью одаривает сполна. Я просто стоял и наблюдал через прозрачную сеточку костюма цветка за окружающими. Слева от меня, играли на гитаре какие-то бродячие музыканты, а справа, в метрах тридцати, сидел нуждающийся – ног у него не было. Он, действительно, вызывал сочувствие – по нему было видо, что ноги он потерял на войне. Мужское выражение лица, камуфляжный костюм с зелёноватым беретом взывали к уважению. Впереди мерцали дорогие автомобили, одни сменяли других – постоянно улица находилась в движении. В костюме я провёл четверть суток – шесть часов, после чего сразу же получил на руки одну тысячу восемьсот рублей. Довольный, с предчувствием уталения голода я отправился в ближайщий магазин, где купил приличную порцию еды. С крыльца магазина невзначай увидел того бедного военного, который просил милостыни у людей. Время было к вечеру, а он – бедняга, не покидал своего поста и всё так же сидел с задумчивым лицом. Как-то за Россию обидно стало и мужика шибко жалко , я даже поплакать хотел, жаль, не смог… Захотел отправился к Герою, поговорить, сказать: «Спасибо!», вконце-концов. Долго не мог решиться на это, но всё же сломал какой-то внутренний барьер и подошёл.
— Доброго здоровья, отец…
— Здравствуй-здравствуй, ты что? деньги пришёл забрать? Бери, мне они не нужны.
— А что же ты здесь сидишь тогда? Воздухом дышишь что ли?
— Может и так? А тебе-то что? Хочешь денег – бери!
Вероятно, его смутил мой внешний вид, одет я был мягко говоря, как только что освободишвийся зек, хотя право – два месяца в психушке, серьёзный срок. Да и глаза были диковатые.
— Прости, ты ошибся. Я тебе «спасибо» говорю! Спасибо, что воевал за меня – Спасибо! Чего же ты, дорогой человек, здесь делаешь, рас деньги тебе не нужны?
— Я наблюдаю. Ты например третий за сегодня, кто «спасибо» мне сказал, а знаешь сколько народа проходит? Я ноги потерял – заложников освободили в Афганестане, вёли их через минное поле, инструментов почти не было, приходилось выбирать… руками или ногами мины искать – я, как видишь ногами, а друг у меня руками пытался искать – убило, нет его больше.
Ветеран прослезился, вытирая слёзы руками, продолжал: «Пенсию платят хорошую, а что она? Ноги не вернуть да и друга тоже. Жена ушла давно, я один, десять лет уже один. Детей с этой войной не успел сделать, а потом поздно было… Ну это не самое страшное. Больше всего меня задевают люди, наши, за которых я воевал. У меня несколько раз милостыню забирали, другой раз дразнили, причём наши… русские… » — старик смолк, была видна боль, которая жгла его душу, равнодушно смотря на мучения бедняги. Немного успокоившись, он продолжил: «Ну я их не виню, а за народ обидно, что же с ним делается? Время такое что ли, все запад винят в этом. А что его винить, воспитывать нужно – смолоду воспитывать. Тысячи мимо проходят, не задумавшись, сотни проходят глазом косят, в душе сочувствуют, а внимание старику не удилят, милостыни не подбросят, что они пять рублей эти? Жизнь мне улучшат что ли? Я сердце вниманием грею, а не деньгами – денги есть накоплны, на мой век хватит. А оставшиеся десятки и единицы людей, кто милостыни подбросят, головой кивнут, кто слово доброе скажет, как ты например, дак душа сразу оттеплица, глаза заблестят у меня, тёплые моменты жизни вспомню. А то что сейчас, все ходят, как в масках. А маски страшные… бездушные… Хотя я же знаю, что не такие они — добрые в душе, чувственные. Все мы люди одинаковые. У кого что – у каждого своё, а случается, и плохое, и хорошее. Переживаем все – кто-то скрывает, может. А что стыдиться этого не пойму,» — душа старика облегчилась, глаза налились цветом, он помолодел даже, видимо, много накопилось от равнодушности людской у него горечи.
— Спасибо, Отец, что сказал всё это. Я ценю искренность. Скажу тебе тоже. Я был счастливым человеком, пока был мал: хорошее отношение ко мне, забота, внимание, любовь. Мама меня очень любила тогда, сейчас тоже, наверное… Кто знает, где она сейчас на небе или в земле. Мне было шесть лет, когда сказали, что мама уехала в командироку на долгий срок. Шли года, а мама так и не возвращалась. Я знал, что мне о чём-то недоговаривают. Позже выяснилось, что к чему… В десять меня первый раз отвели на её могилку. У меня была истерика, я бился головой об стены, колотил их ногами, плевался, сморкал сопли и мазал их себе на голову. Это был удар для меня, для меня неприспособленного к этому миру. Рос, задавал себе вопрос: «Зачем я пришёл в этот мир?» Не находил ответа, тяжело мне было, больно. Потом равнодушный стал такой же, как многие сегодня. В школе то с одной, то с другой встречался, портил их, ломал психику. Не понимаю сейчас, к чему я это делал. С нервами у меня не в порядке. Друзьями не успел обзавестись, да и не хотел вообщем-то. Одному хорошо было. Позже изучал религию, пытался найти в ней спасение, но не выходило. Не нашёл там то, чего хотел. Я ведь любви хотел и понимания от окружающих, а получить это не смог. Поп слушал меня на исповеди и говорил мол: «Бог тебя простит – не греши больше», а какой бог, если разобраться? У нас сегодня шесть миллиардов на планете, тысячи религий, каждый верующий свою хвалит. Жизнь хвалить нужно, а не религию… Хвалить и приговаривать: «Люди добрые, но пускай будут добрее», может, и сработает. А сегодня, я не получил порции любви, которой мне хотелось, сейчас поздно что-то говорить, про отца вообще молчу – не помню его.
В детдоме жизнь несахар, все такие же, как я – пленники, обделённые материнской любовью, хотя я-то понаслаждался этим целых шесть лет… В школе с учёбой проблемы были . Всё это вообщем очень давило на меня, что даже решил с крыжи выброситься, галлюцинации были… в итоге прыгнул, но меня спасли. Пролежал месяц в психушке, там условия жесткие, но люди – они люди, настоящие. Не имею ввиду психов – говорю о врачах. Тамошним лекорям копейки платят, а они душу вкладывают в это по-настоящему. А те в масках, которые мимо тебя проходят, куда они её кладывают? В бездушие похоже… хотя как их можно судить, ведь мы не знаем, какими их проблемами судьба одарила, хотя часто – чем больше проблем, тем душевнее человек. Не знаю я чувствуют ли они душу свою или нет, но я в этом изрядно запутался… Трудно мне очень, но ведь я остановился, сказал тебе добрые слова – согрел тебя… А они… а что они? Я на жизнь часто жаловаться начал – делать с этим что-то нужно…
Я сел на асфальт и замолчал, старик мокрыми глазами смотрел на меня, жалея. Я лёг на спину, перевернулся на живот, сделал руки под голову и изо всех сил захотел уснуть прямо там, на асфальте. Ветеран начал кричать на проходивших мимо, уже немногочисленных людей: «Гниды вы поганые, нравится вам, нравится вам, что я инвалид? Нравится? А он дитя суровой жизни, лежит, реветь пытается! Вы идёте-идёте мимо. Гниды! Лучше бы меня убило на том минном поле, чем сейчас на вас смотреть и кричать!» — военный стих, выплеснул весь скопившийся негатив. Чуть перестав, начал снова: «Сними мазку, смотри перед тобой человек лежит, куда ты бежишь? Остановись! Постой!»
Один молодой человек остановился, вояка с ним поговорил, пожал ему руку и сказал: «Ступай, сынок, ступай… Спасибо!» Военный громким голосом с чувством бодрости закричал: «ПОДЪЁМ БОЕЦ!» — Я поднял голову, перекотился на спину – сел.
— Неправильно ты говоришь про бездушие многих, да оно есть, но есть и душа. Она остаётся, копится…
У них тоже бывают плохие дни, как у нас с тобой – у кого-то больше, у кого-то меньше… Люди так же плачут, переживают, сочувствуют, но сегодняшняя суетливая жизнь и население в шесть миллиардов затрудняют путь к состраданию, остаётся только одно — сострадать ближнему, а не всем кого ты на жизненном пути встречаешь и видишь. И с этим ничего не поделать. Правильно ты мне сказал, про своё, моё и их место – всё правильно. Я не буду больше здесь милостыню просить. Я всё понял. Прощай – я поехал. А человек мне сейчас сказал одну очень умную фразу: «Отец, спасибо, тебе что воевал за нас! Ты настоящий Герой моего Отечества, но пойми – не нужно жаловаться на судьбу, нужно принимать её такой, какая она есть… Кто-то с детства без ног рос и спортом занимался… и на паралимпийских играх выступали, золото для России зарабатывали – славили нашу страну. Главное воля, стремление, уверенность в своём желании – всё возможно, всё свершится, отец, подумай об этом… подумай! А парень этот, который лежит, скоро сам встанет… и жизнь продолжит». Знаешь, я подумал над его словами и понял, что я сейчас здесь своё время теряю. Жизнь-то ещё не закончилась, значит нужно жить и получать от неё то, что я хочу… То, что я, действительно, хочу! Прощай!
Я молчал, как мышь перед удавом. Ничего не смог сказать в ответ такой бодрости Ветерана, кроме того что крикнул в ответ: «Удачи!!!».
Я так и остался сидеть на перекрёстке со своей плотной порцией еды… Я ведь, правда, с ума сходил, но мысли правильные были. Что у старика с тем загадочным человеком, что у меня… Они – эти мысли, заставили меня иначе взглянуть на происходящие вокруг меня события. Я понял, что всего лишь это была серьёзная травма детства – смерть родного человека, а не пожизненное заключение в моей самосбродной голове, откуда я не мог найти выхода и собрать себя воедино… думал и о других людях: «Что они – люди виновники своей судьбы, которую никак нельзя опровергнуть — фаталисты? Что не подумаешь, то и судьба? Да именно так и есть! Поэтому думать нужно в добром направлении, чтобы тебе хорошо было и другие радовались. Быть филантропом и трансёрфером так сказать…»
…
Читай. Пиши. Живи.