7.
— Верю в мировой заговор! – протрещал Малыш и замялся, дальше он говорил тихо. – Даже чипсы придумали для того чтоб управлять нами.
— Я не знаю ничего о чипсах, но верю, что существуют добрые люди, верю в доброту человеческую, вам, конечно, не понять о чем именно я пытаюсь толковать,- Гринев вздохнул,- давайте я попробую рассказать одну историю:
«События эти происходили в одной маленькой заморской, за Южным морем стране. Она очень бедная. Население там побиралось от нищеты, люди бедствовали. Нация была не довольна правлением, и народные восстания происходили все чаще. Из восставших начали выделяться те, которые провозглашали себя святейшими и поднимали мирное население агрессивными идеями. Они чинили самосуд, тех кто казался им не правыми они решали, что имеют основания на осуждение не верного, чаще всего выносили смертельный приговор, производили его в людных местах, даже иногда у дверей управления города. Власть в стране находилась в беспорядочном состоянии, был правительственный кризис.
На окраине центрального городка находился монастырь. Другая, более развитая экономически страна, таким образом, помогала благотворительностью. Монахи миротворцы-иностранцы поддерживали больных и нищих: оказывали медицинскую помощь, подбирали малышам одежду и снабжали население некоторым продовольствием. Старались они на благо чужого народа, принимали бедняков как своих. Монахи тратили невероятное количество душевной энергии.
Часто монахов терзали сомнения, это были безмерные муки. В тяжелые минуты они соблазнялись мыслями о доме, о какие это были поистине великие терзания. Дома их ждали жены и маленькие детки, там комфорт и благо для жизни, нет бедняков, нет их гнойных ран. Они, эти бравые монахи набирались мужества каждый раз, когда их души раздирало искушение.
Монахи помогали населению даже тогда, когда была угроза их жизни – к ним приходили террористы. Нищий народ их боготворил, плакали, умоляли не покидать, говорили что: «Ваш монастырь как дерево, а мы это птички, птицы которым не куда примкнуться».
Благотворители решили остаться, они исполняли так же, как и раньше все свои обязанности, трудились не покладая рук. Вдруг нагрянули террористы «святейшие», захватили в плен монахов как политических заложников, похитили их и увезли далеко в лес». — Рассказчик замер.
— А дальше то что!? – спросил Малыш.
— Да, точно, — почесал затылок Гринев и ответил,- потом монахов нашли мертвыми.
8.
«Кузов хоть с обогревателем». – замерзши подумал герой.
Он ехал после присяги в подразделение. Едет в дальнейшее место ссылки. Кругом невероятной величины сугробы снега. В кузове сидят еще двое незнакомцев, они уставились в пол и не шевелятся. Гринева мучает ожидание, оно терзает его вот уже два дня, и наконец, наступает время, когда он познает полную палитру несчастий, его уже ничего не отдаляет, все пути пройдены, осталась одна короткая, снежная, недальняя дорога. У него не хватает сил, чтоб держать глаза открытыми, потихоньку теряет сознание и погружается в дремоту.
Водитель пробуждающее сигналит, и машина останавливается.
— И чего он так пялится на меня? — думал Гринев, заметив, как на него хищным взглядом смотрит один из «старших».
Вновь прибывшие вышли из машины, вокруг толпилось местное население, около пяти человек, они ликовали. Кидали фразы: «Ну и попали», «Вам конец» и т.п. действовали на устрашение, что хорошо получалось.
— Дикари, у них глаза как у зверей, как у палачей. – удивлялся Гринев.
Они вошли в расположение. Их распределили по койкам. В подразделении было несколько молодых, они поведали о порядках. Здесь нельзя было присаживаться, постоянно нужно было находиться стоя, делать что-нибудь, поправлять койки, стулья; запрещалось брать добавки в столовой, даже лишнего кусочка хлеба, а кормили малюсенькими порциями; пуговицы на рубахе должны быть застегнуты все до одной; не возможно было руки совать в карманы; беспрекословно нужно было выполнять приказы «старших»; если заплатишь денег, то тебя переведут на ступень выше. Здесь было три различительных ступени: гиены – самая низшая, рабская ступень; братки – назначались из гиен, за деньги, могли ими командовать, но так же пресмыкались; старшие — хранители этого «порядка».
Каждая гиена мечтала стать братком. Пока что братков не было, ссыльные были разбиты пополам. Было двенадцать старших и одиннадцать гиен.