Серёга, ловко перескочив лужицу, спрыгнул со ступеньки троллейбуса, поправил болтавшуюся на плече лёгкую сумку и, обойдя сложенные за остановкой бетонные трубы, зашагал по тропинке. Троллейбус натужно взвыл, отчалил от остановки и, мигая жёлтыми огнями, нырнул в разворотный карман. Ещё несколько работяг, как и Серёга, видно, добирающихся домой после вечерней смены, так же обогнули трубы и разошлись по разным тропкам, протоптанным через заросший дикой травой пустырь. Вдалеке тепло светились окна новостроек, а над ними купалась в редких облаках бледно-кирпичная половинка луны. Тропинка, по которой шагал Серёга, вилась по заросшим цикорием низинкам, взбиралась на невысокие, голые бугорки, затейливо огибала кучи строительного мусора и поросшего травой асфальта. В нескольких местах тропинку пересекали свежие траншеи будущих кабельных линий или, бог знает, каких коммуникаций, и тогда, она некоторое время вилась вдоль траншеи в поисках подходящего для прыжка места. Прыжок, и снова: низинка, холмик, кучка мусора, почерневшая доска, обломок бетонной плиты. Снова прыжок. По краю пустыря, вдоль никуда не ведущей, обрывающейся огромной ямой с жёлтым песком, асфальтированной дорожки исправно горели фонари. Свет разливался далеко вокруг, отбрасывая причудливые блики на разбросанные в высокой траве обломки бетонных плит. Серёга уверенно шёл знакомой дорогой, что-то тихонько насвистывал и, глядя на небо, размышлял о завтрашней рыбалке. Представлял, как тихонько прикроет за собой дверь, вызовет лифт, выйдет из сладко спящего дома на утренний холодок и, свернув за угол, отправится через дорогу и чахлый лесок на озеро. Там, под приметным кустом уже спрятаны в траве аккуратно врезанные колышки, а дома, ещё вчера сварена каша для прикормки. Серёга весело щурился на луну, так, как будет щуриться на завтрашнее утреннее солнце, и даже приплясывал на ходу от радостного нетерпения. Звёзды сверкали ему с неба гладкими рыбьими боками, а яркая Венера царственно плыла серебристым линём. Даже нежный июльский ветерок временами будто бы пах сыростью и ряской.
Серёга добрался до края пустыря, где ещё вчера была большая куча какого-то деревянного строительного мусора, которую приходилось далеко обходить, но кучи не оказалось, а на её месте, в фиолетовом свете фонаря копошились жирные земляные черви. Серёга остановился, потёр ладонью подбородок, заинтересованно хмыкнул и присел на корточки, склонившись над червями. Щепкой он разгрёб рыхлую землю, подцепил и сгрёб в кучку нескольких червяков, потом сбросил с плеча сумку и запустил в неё руку. Первой на свет появилась эмалированная миска с крышкой, в которой Серёга носил на работу обед. Он покрутил её в руках, задумчиво почесал кончик носа и отложил миску на траву. Туда же легла небольшая картонная коробочка, полупустая пачка сигарет и прозрачный полиэтиленовый пакет. Порывшись в сумке, Серёга извлёк последнее, что в ней нашлось – пару белых рабочих рукавиц. Серёга удовлетворённо кивнул, рванул сшитые друг с другом рукавицы в разные стороны, одну бросил на траву, вторую подвернул, насыпал в неё немного земли и принялся наполнять червями. Через пять минут он разогнулся, довольно крякнул, встряхнул рукавицу, аккуратно надел на неё вторую, забросил на плечо сумку и зашагал к дому. «Вот и порядок, — сказал Серёга, обращаясь к рукавице, — теперь вам местечко попрохладнее найти…»
Таня ждала Серёгу сидя у маленького телевизора в кухне. На исходе седьмого месяца ей вдруг перестало хотеться спать по ночам. Ложилась она поздно, вставала чуть свет, но то и дело задрёмывала днём, когда Сереги не было дома, а все неотложные домашние дела сделаны, поэтому теперь ей ничего не стоило дождаться мужа с вечерней смены или собрать ни свет ни заря на его любимую рыбалку. Она услышала, как загудел лифт, и, аккуратно обходя мебель, пошла отпирать дверь.
— Привет! Как отработалось?
— Нормально, — Серёга наклонился и чмокнул Таню куда-то в ухо. – А ты… вы как?
— Мы брыкаемся и вредничаем.
— Я тебе повредничаю! – он погрозил пальцем Таниному животику.
— Серёж, иди руки мой, а то остынет.
— Ага.
— Давай баночку свою…
Серёга выудил из сумки миску, разулся и протопал в ванную. Таня скрылась в кухне и принялась тихонько звенеть посудой.
Когда Серёга вернулся на столе дымилась варёная картошка и масляно блестело жареной корочкой куриное бёдрышко, а рядом стояла большая, вся капельках воды, кружка холодного молока.
— Тань, — Серёга, набив полный рот, пытался проговорить внятно. – Тань, я завтра сбегаю на озеро на пару часиков?
— С самого утра?
— Ага. Ты ещё спать будешь.
— Хорошо, Серёж, — она улыбнулась. Сходи, конечно.
— А то я уже всё приготовил…
— Сходи, Серёж, сходи. Я тебе утром пару бутербродов сделаю.
— Ага. А я потом рыбы принесу. Пожарим… — Серёга задумчиво обсасывал куриную косточку.
— Давай тарелку. Наелся хоть?
— Да, спасибо! Я сам помою. Иди, ложись, что ты со мной возишься, — Серега встал из-за стола, допивая молоко. – Подожди!
Он прижал Таню спиной к себе, обнял, положив руки на животик, и потерся носом о её волосы. Таня тихо рассмеялась.
— Всё теперь можешь ложиться! Я сейчас приду.
— Слушаюсь! Газ перекрой, хорошо?
— Ага.
Через десять минут Серёга тихо вошёл в комнату, чуть раздвинул тяжёлые ночные шторы, аккуратно перебрался через Таню и, немного повозившись, спокойно засопел, уткнувшись в Танино плечо.
— А-ааа! О, боже! Ой, господи! Серёж! Серёженька! Ой, господи, боже мой!
Серёга подскочил, разбуженный Таниным визгом. Небо в узкой полоске раздвинутых штор было светло-серым и уже розовело на востоке.
— Серёжа, там… Ой, боже! – Таня, держась за косяк и тяжело дыша, стояла в дверях.
— Что, Тань? Что случилось? – испуганный Серёга подскочил к жене и осторожно усадил её в кресло. – Что случилось?
— Там, Серёжа… Ой. Там… — она вяло и неопределённо махнула рукой.
— Где?
— О-ой, там… Я не знаю откуда это!
— Да где?!
— Там. Там, в кухне… Посмотри в этом… В этом… Ох, нехорошо мне, Серёж, — она сжала его запястье.
— Тань, водички принести тебе?
Таня кивнула.
— Ага. Я сейчас!
Серега шагнул в кухню и огляделся. Горел верхний свет, на столе, на разделочной доске лежал тонко нарезанный белый хлеб, громко тикали яркие часы с бабочками на стрелках. Ничего подозрительного Серёга не увидел. Почёсывая живот, он взял кружку и сунул её под кран. Таня быстро и как-то тревожно прошлёпала мимо кухни и хлопнула дверью ванной комнаты. Зашумела и затихла вода.
— Серёжа! – дверь ванной приоткрылась. – Серёж, у меня воды отошли.
— А… это… «скорую»? Тань, «скорую», да?
«Скорая» появилась быстро – Серёга едва успел собрать в большой пакет из супермаркета всё, что называла Таня. Бригада даже приволокла с собой носилки, но Таня наотрез от них отказалась, спокойно объяснив, что в лифте всё равно придётся ехать стоя. Серёга, трясущимися руками запер квартиру и, через минуту они уже ехали по сонному городу, бесшумно включая на пустых перекрёстках синий маячок. Серёга держал Таню за руку и осторожно гладил ладонь. Оба молчали, стесняясь фельдшера. Только на подъезде к роддому Серёга не выдержал и спросил: «Как ты, Тань?» Таня молча посмотрела на него, укоризненно покачав головой, потом склонилась на его плечо и тихо сказала: «Да хорошо я, Серёж. Всё нормально».
В роддоме Серёга бесконечно долго, как ему показалось, томился в маленьком тамбуре с узкой скамьёй, крохотным столиком и подслеповатой лампочкой под самым потолком. Жёлтый свет лампочки постепенно тускнел и растворялся в лучах восходящего солнца, льющихся в до половины закрашенное белой краской окно. В конце концов, Серёга встал со скамьи и щёлкнул выключателем. Он рассеянно разглядел развешанные на крашеных стенах плакаты, проштудировал стенд со всевозможной информацией для рожениц, внимательно изучил украшенную наивными рисунками стенную газету о вреде курения, от чего курить захотелось так, что даже засосало под ложечкой. Тут дверь приоткрылась и Таня уже переодевшаяся в какой-то застиранный, короткий халатик и непривычную косынку сунула Серёге набитый вещами пакет:
— Всё, Серёж, ты езжай домой. Телефон, вот, забери пока. Нельзя, говорят. Потом принесёшь. Я домашний оставила – тебе позвонят сразу же. Всё, иди.
Таня поцеловала Серёгу в щёку и скрылась за дверью.
Обхватив пакет, Серёга пошёл к троллейбусной остановке. По пути он купил у топтавшихся на крыльце закрытого магазина бабушек пачку сигарет, прикурил у раннего прохожего, пропустил один троллейбус, чтобы не выбрасывать сигарету, сел, случайно, на другой маршрут, снова вышел, дождался своего троллейбуса, доехал до конечной, неудачно спрыгнул прямо в лужу и, обойдя сложенные за остановкой бетонные трубы, зашагал по тропинке. Утреннее солнце приятно припекало спину и от пережитых волнений Серёгу клонило в сон.
В квартире было пусто и тревожно: брошенные впопыхах вещи, нарезанный хлеб на столе, растерзанная постель, горящий в ванной свет. Серёга прибрался, как умел, поплескал на лицо водой, вытерся и пошёл в кухню. Там он налил в чайник воды, поставил его на плиту и, почёсывая грудь, открыл холодильник. Длинные, толстые, бледно-розовые земляные черви неторопливо копошились на крышках кастрюлек и аккуратных Таниных пластиковых коробочек, извиваясь, покачивались на решётчатых полках и на полочках с лекарствами в дверце холодильника. Пара червячков помельче исследовала содержимое неплотно прикрытой маслёнки, ещё трое пытались то ли забраться в приоткрытую баночку с йогуртом, то ли выбраться из неё. Самые решительные уже обживали контейнер с овощами, туда же устремлялись и миграционные потоки на стенках. Белая рукавица лежала в дальнем уголке верхней полки поникшая и осиротевшая.
«Вот черти, – буркнул Серёга, — вот черти! Вот…»
В прихожей зазвонил телефон. Серёга нехотя отвёл взгляд от содержимого холодильника, потом спохватился и бегом побежал к телефону:
— Алло! Да. Да-да. Да? Когда? Ух… А… всё хорошо? Здо… Спасибо! Спасибо большое! А когда можно?… Ага. Спасибо! До свидания, да.
С умиротворённым лицом и невидящими глазами Серёга вернулся в кухню. Постояв у открытого холодильника, он вытащил из шкафчика мусорное ведро, ногой подтолкнул его поближе, достал из дальнего уголка рукавицу и швырнул её в ведро, сгрёб с полки нескольких червей и бросил туда же. Достал баночку с йогуртом, вытащил из неё червяков, подумав, аккуратно опустил йогурт в ведро. Черви отправились следом. Засвистел чайник. Серёга повернул рукоятку на плите, снова обернулся к холодильнику и сказал кому-то, улыбаясь: «Эх, сынок, сорвали мы себе рыбалку!»