1.
«Не всякая морда достойна называться лицом» Цитата из кого-нибдь. Просто не может быть, чтобы кто-нибудь этого не сказал, ибо кто-нибудь уже сказал всё.
Ваня провёл по морде бритвой. Она при этом стала более чисто выбритой, но не стала менее отвратительной; он искренне не понимал, как она при всей своей очевидной естественной и приобретённой уродливости может вызывать у такого огромного количества людей симпатию. Он сощурил глаза и посмотрел в зеркало на выбритый участок. Несмотря на выбритость участка, глаз выхватил маленькие точечки щетины, чешуйки отшелушившейся кожи и длинный глубокий шрам, проходящий через всю морду, от левой щеки и до правого глаза. Он с ненавистью посмотрел в зеркало на морду. Морда в ответ издевательски ухмыльнулась. «Сволчь» — прошипел Ваня и продолжил бритьё.
Люди любили морду – она всегда для каждого человека находила нужную эмоцию, вследствии чего симпатия возникала на подсознательном уровне. Эти эмоции возникали вопреки желанию Вани и поэтому создавалось стойкое ощущение, что в отношениях Вани и его морды, последняя являлась главной. На откуп Вани были отданы мыслительные процессы, управление мышцами организма, за исключением мышц морды и прочие функции, которыми управляет сознание нормального человека, за исключением контактов с другими людьми. Public relations были исключительной прерогативой морды и, как оказались, являлись едва ли не самыми важными функциями организма. Именно морда помогла Ване найти престижную работу, красивую жену и именно она не дала ему потерять престижную работу и красивую жену. Ваня понимал это и ненавидел морду ещё сильнее. «Сволочь» — повторил он, стёр остатки крема для бритья и, даже не угостив морду лосьоном, вышел из ванной.
Жена приготовила завтрак и налила ему кофе. Когда он вошёл на кухню, она улыбнулась, пожелала Ивану доброго утра и чмокнула его морду в районе щеки. Ваню передёрнуло, но морда этого не показала. Он хотел сказать чего-то типа того, что не стоит целовать его морду и что, если жена хочет поцеловать его, лучше выбрать какое-нибудь более подходящее место, но опять промолчал. Возможно потому, что не нашёл приличных слов для выражения этой мысли и не собирался их искать.
Когда-то у Вани было лицо. Обыкновенное лицо, ничем не примечательное, как две капли воды похожее на морду. Вернее, морда была похожа на лицо. Сейчас уже трудно разобраться, что на что было похоже, но с этим лицом Ваня был простым человеком заурядной внешности, совершенно не пользующимся популярностью у противоположного пола. Почему он этот самый пол не проявлял к нему никакого интереса, он понять не мог и очень сильно переживал по этому поводу. И когда ему предложили поменять лицо на морду, он, не раздумывая, согласился, тем более что морда была экспериментальная и, вследствии этого, бесплатная, а то, что она будет именно МОРДОЙ, ему тогда никто не сказал. И то, что, что бесплатность сделала его подопытным кроликом, он не задумался. Просто позвонил старый приятель и спросил, не хочет ли он избавиться от всяких проблем. На вопросы приятель отвечал неохотно; говорил, что обладает секретной информацией, которую ни в коем случае нельзя рассказывать, но что он в курсе ваниных проблем и ему кажется, что он может Ване помочь. Ваня согласился, скорее от любопытства. Приятель повёл его на какое-то секретное предприятие за семью заборами и девятью проходными. Потом его провели через тридцать три кабинета пятюдесятью пятью коридорами. В самом последнем кабинете сидел Главный. Главный сказал, что Ване несказанно повезло, и что он будет единственным в мире человеком, который сможет полностью подчинить себе эмоции, вернее сделать так, чтобы его эмоции работали только ему во благо. Кроме всего прочего, он поможет подвести практическую базу под одну новую теорию, над которой бьются сейчас учёные умы всего человечества. И, естественно, его участие в эксперименте будет хорошо оплачиваться, несмотря на то, что дивиденды от этого участия слихвой окупили бы все его эмоциональные и физические издержки, если бы даже его участие вообще никак не оплачивалось. И он согласился. Тут же его повели ещё какими-то коридорами и кабинетами, в которых его обследовали сначала с ног до головы, а потом, видимо для подстраховки, с головы до ног. Затем его уложили на кушетку и вкололи наркоз.
Когда он очнулся, лица на нём не было. Была морда. Как он догадался о подмене, он не понял, а просто почувствовал, что морда не настоящая. Он лежал в просторной и ухоженной палате, в чистой постели, а перед ним на стуле сидел приятель, который привёл его сюда.
Приятель сказал, что мы – это наши эмоции. Они выдают нас с потрохами, действуя на подсознание собеседника. Мы ещё ничего не успеваем сказать, а собеседник испытывает к нам стойкую неприязнь или, наоборот, необъяснимую симпатию. Наши эмоции в свою очередь тоже идут от нашего подсознания: мы можем управлять только эмоциями первого рода, самыми примитивными и самыми ненужными. Эмоции второго рода практически не видны человеческому глазу, но именно они воздействуют на подсознание человека. И, если мы научимся управлять этими эмоциями, мы сможем достичь в жизни чего угодно. Ещё он сказал, что Ваня является первым человеком на земле, которому имплантировали искусственное лицо с искусственным интеллектом, в который заложена программа, которая без ведома хозяина использует эмоции, которые могут вызвать наиболее благоприятные впечатления о владельце искусственного лица.
С этого момента жизнь изменилась. Появилась хорошая работа, деньги, друзья, жена, любовница и дети. Исчезли проблемы. Вообще. Асолютно. Мир вокруг тоже изменился. Ваня начал замечать , что незнакомые люди улыбаются ему на улице и пытаются с ним заговорить. Один раз даже показалось, что ему улыбнулась собака, хотя он готов был поклясться, что ему этого не показалось. А когда он ночью пошёл на кухню попить воды, на обеденном столе сидел и улыбался таракан. Ваня ошалел от такой наглости и запустил в таракана первым, что подвернулось под руку – магнитом с холодильника, на котором была изображена яхта в море и написано «Ялта». Таракан убежал, продолжая улыбаться. Именно с этого момента морда начала его раздражать. Собственно, тогда она и получила название «морда». Он схватил трубку телефона и набрал номер приятеля, который посоветовал ему учавствовать в эксперименте. На другом конце провода недовольно поинтересовались, какого хрена нужно звонить в три часа ночи и не очень вежливо спросили, не пройти ли ему куда-нибудь, но Ваня не ответил на эти вопросы и потребовал вернуть своё лицо и отобрать у него морду. Трубка ответила, что он пытается убежать от своего счастья, а потом разразилась короткими гудками.
Люди словно сговорились. При виде морды, они прекращали споры, драки и разбирательства и начинали улыбаться, как китайские болванчики. Он не мог этого объяснить, но, понимая, что всё дело в морде, занялся членовредительством.
Поначалу он просто царапал морду ветками деревьев и еловыми колючками; однажды попробовал прибегнуть к услугам кота. При этом морда болела как его собственная, а на поведение людей это нисколько не влияло. Разве что одна сердобольная старушка цокнула языком и пробормотала что-то типа того, что как можно портить такую хорошую вещь.
Он хотел изуродовать морду, но ничего не получалось. Пытаясь спровоцировать своё собственное избиение, он гулял ночью в бедных кварталах, держа в руке дорогой сотовый телефон и показывая проходящим мимо шумным компаниям подростков неприличные жесты из трёх пальцев. Но подростки в ответ только мило улыбались и переставали ругаться матом.
Тогда он решился на крайние меры: взяв с кухни свой самый острый нож, он нанёс себе глубокую рану через всю морду от левой щеки до правого глаза. Из раны обильно хлынула кровь. На следующий день морда перестала кровоточить, и всё вернулось в прежнее русло. Шрам остался; дурацкая реакция окружающих тоже.
Ваня провёл по морде бритвой…
2.
«Потеряв своё лицо, не надейтесь найти своё счастье» Тоже кто-нибудь. При других обстоятельствах.
— Я хочу сделать ставку, — Ивченко посмотрел немного вопросительно, скосив голову на бок. Примерно так смотрят овчарки, когда видят что-то необычное.
— Ты разве ещё не всё проиграл? – спросил Ветров, внимательно посмотрев на кольцо с бриллиантом в один карат, который когда-то подарил Ивченко своей жене.
— Нет… То есть, да. Но можно в кредит, да? – он склонил голову на другой бок и стал выглядеть комично.
— Кредитов не принимаем, — пробормотал с противоположного края стола Саша Волк, — но у тебя ещё есть, что поставить.
— И что же? – он цеплялся за любую возможность отыграться. Отыграть если не всё, то хотя бы кольцо.
— Лицо.
— Что?
— Лицо. Вот это, такое глупое. Которое сейчас хлопает зенками, вместо того, чтобы находить пути выхода из сложившейся ситуации.
— Вы что, его будете скальпелем срезать?
— Зачем же скальпелем? Я фигурально выражаюсь. Скорее всего, ты даже ничего не почувствуешь.
— Я согласен, но только при условии, что вы поставите на кон кольцо.
— Смело ставь своё лицо, чтобы отыграть кольцо, — продекламировал Истратов, до этого молчавший.
***
Ивченко вышел из клуба подавленным. На нём буквально не было лица. Нет, формально лицо на нём, конечно, присутствовало, но можно было делать какие угодно ставки на то, что ни один прохожий не сможет это лицо описать. Ни один сыщик не сможет сделать с этого лица фоторобот.
Он шёл заплетающийся походкой кратчайшим путём к дому – мимо одного из самых криминализированных в городе кварталов, в народе называемого террариумом. Ходить здесь было опасно в любое время суток, но Ивченко было уже всё равно. Как ни странно, на него тоже никто не обращал внимания – не окликали, не просили закурить. Просто не замечали, как будто его не было.
Он подошёл к своему дому и поднялся на нужный этаж. Жена открыла дверь, посмотрела куда-то сквозь Ивченко и, не поздоровавшись, ушла на кухню.
— Привет, — крикнул он ей вслед.
— Ага, — ответила жена.
Он посмотрел в зеркало. Формально лицо на нём было, но фактически его не было. Это трудно описать словами, но лицо было настолько невыразительным, что казалось частью окружающего интерьера. Всё – глаза, нос, рот, уши, волосы – было на прежних местах, но создавалось впечатление, что эти места чужие.
— Верните мне лицо, гады, — проскрипел он сквозь зубы.
Жена узнала про кольцо и про то, что было проиграно не только кольцо, но не ругалась. Она просто его перестала замечать. Она проходила мимо него, как будто его не было, а если он как-нибудь обозначал себя, она вздрагивала, говорила что-то неразборчивое и шла дальше. Это не было обидой за проигранное кольцо – Ивченко чувствовал, что она действительно его не замечает. То есть, замечает, но не так, как раньше. Так замечают шкаф, стол, табуретку, если они не являются антикварными, или очень красивыми вещами, а просто являются частью окружающей обстановки. Видят, что они есть, но никогда не будут вести с ними романтические беседы. По крайней мере, в здравом уме и трезвой памяти.
Самое ужасное было в том, что точно так же вели с ним прохожие на улицах. Его бесплатно пропускали в метро, не обращая на него никакого внимания, не заставляли платить деньги в магазинах, если он сам не клал их перед продавцом; его не трогали хулиганы. Если призадуматься, можно было извлечь уйму выгоды из сложившейся ситуации, но эта выгода была похожа на выгоду покойника, который, наконец, смог отоспаться и отдохнуть от дел, которые не давали ему покоя долгие годы. Нужно было вернуть лицо.
Игры в клубе начинались в семь вечера. Он пришёл в полседьмого, прошёл сквозь охрану, что в нынешнем положении было сделать гораздо проще, че обычно, заказал себе в баре чашку экспрессо и стал ждать. Волк явился без десяти семь. Ивченко бросился к нему, опрокинув стул.
— Верни мне моё лицо, сволочь! – заорал он через весь зал.
— Это не представляется возможным, — спокойно ответил Волк, — да и карточный долг – дело святое, насколько тебе известно.
— Ну, пожалуйста, я тебе хорошо заплачу! Я могу отыграться, в конце концов!
— У тебя больше ничего нет. По крайней мере, ничего, что меня заинтересует.
— Я не могу так, понимаешь? У каждого человека должно быть своё лицо! Они меня просто не замечают! Все ведут со мной так, как будто меня нет! Даже моя жена!
— А что ты хотел? Тебя никто не заставлял ставить на кон своё лицо!
— Вы меня не предупредили, что так будет! Вы поступили со мной нечестно!
— Ты должен сам отдавать отчёт о последствиях совершённых тобой поступков.
Тоже 1.
«Собака – друг человека. Только не каждая собака об этом знает» Неужели, и это сказал кто-нибудь?
Стемнело.
С наступлением темноты, городом овладевали собаки. Они искали по помойкам еду, пугали одиноких прохожих, выли на ржавый диск луны, всячески показывая двуногим, кто ночью в квартале настоящий хозяин. Двуногие прятались у себя в тёплых квартирах и не выходили поодиночке на улицу, довольствуясь тем, что они были здесь хозяивами днём. И горе тому одинокому прохожему, который окажется в такое время на пути стаи.
— Бар закрыт, — сказал бармен, тряся за плечо последнего посетителя, — вам пора.
— Ку… куда?
— Домой. Закрыто, уходите.
— С’всем з’к…рыто? Мн’ ещё кружчку
— Бар закрыт. Уходите.
— Но т’м же с’баки!
Каждому человеческому страху, если покапаться, всегда можно найти глубинные причины. Боязнь собак – довольно распространённое явление даже, имеющее в психологии собственное название. Саша не родился с кинофобией, он её приобрёл. В семилетнем возрасте на него напал ротвеллер и искусал так сильно, что еле откачали врачи. Как ни странно, единственной частью тела, которая вообще не пострадала, было лицо, возможно потому, что он сразу закрыл его руками. Зато руки были искусаны до мяса.
Он вышел из бара и побрёл шатающейся походкой через квартал. Недалеко залаяла собака. Трудно сказать, отчего она залаяла, возможно совсем не на него залаяла, просто так залаяла, чтобы поздороваться со своей соседкой, или поделиться с ней последней новостью, но от этого лая Саша моментально протрезвел весь, от грязных пяток, засунутых в дырявые носки и упакованные в вонючие ботинки и до кончиков седых волос, которые почему-то отделились от головы и встали почти вертикально. Ужас, являющийся родным братом страху, который, в свою очередь, является одним из двигателей прогресса, вопреки своему брату, имеет силу в основном разрушительную. Он способен передаватся телепатически, и это его свойство имеет как позитивные, так и негативные последствия. Передаваясь от одной жертве к другой, он сообщает им о приближении хищника, но с таким же успехом сообщает хищнику о том, что где-то рядом есть жертва.
Сегодня Саша был жертвой. Других жертв в обозримых окрестностях не было.
Они обступали со всех сторон – злые, облезлые, наглые и голодные. Саша знал, что нельзя бежать, но побежал. Потому что ужас сильнее разума. Раззадоренная свора кинулась следом, и в два прыжка первая собака настигла его. За ней подоспела вторая и третья. Сколько было потом, он так и не узнал. Он пытался отбиваться ногами и руками, но одна из тварей вцепилась ему прямо в левую щёку. Потом он потерял сознание.
***
Яркий солнечный свет пробивался сквозь закрытые веки глаз. Саша с трудом разлепил слипшиеся веки и тут же зажмурился от нестерпимо яркого света. Потом снова попытался открыть глаза. Неприятно ныла щека. Не без труда он поднял праую руку, которая почему-то оказалась накрытой одеялом и поднёс её к щеке. Но почесать щёку не получалось, потому что на ней сверху было что-то шершавое. С третьей попытки Саше всё-таки удалось осмотреться. Он лежал на кровати, в комнате с белым потолком и зелёными крашеными стенами, в одной стороне которой было большое окно, в другой – дверь со стеклянными вставками. Дверь была приоткрыта.
— Где я? – попытался сказать он, но получилось слабо и негромко.
— Где я? – повторил он громче, но так громко, чтобы было слышно за пределами комнаты, не получилось.
Он повернулся к стене и увидел кнопку, над которой было написано «Вызов». Не долго думая, он нажал на неё.
Пожилой человек в белом халате вошёл почти сразу. Сощурив глаза, Саша прочитал надпись на бейджике: «Главный Михаил Степанович. Хирург»
— Очнулись, голубчик? – спросил Главный и улыбнулся.
— Что со мной?
— Уже ничего страшного, если не думать о том, что Вам предстоит курс уколов от бешенства. Операция прошла успешно, вас скоро выпишут.
— Какая операция?
— Мы пересадили Вам новое лицо. Старое было совсем ни к чёрту.
— Что пересадили?
— Лицо.
— Чьё лицо?
— Не беспокойтесь. Хозяин лица жив, и даже хорошо себя чувствует. Мы ему помогли обрести своё счастье, а Вам – своё. Современная медицина, знаете ли, творит чудеса. Просто приготовьтесь к тому, что будете видеть в зеркале другого человека. Если будут проблемы – звоните.
***
Он преследовал его повсюду. В каждом зеркале, в каждой луже, в каждой витрине – всюду, где он только мог иметь лишь малейшую возможность обозначить себя, бывший хозяин лица словно издевался над Сашей, пытаясь проникнуть в любой, самый интимный уголок Сашиной жизни. А Саша был вынужден впускать его в эти уголки, ему пришлось поменять все документы, чтобы незнакомец мог на законных основаниях стать им, Волковым Александром Константиновичем. Жена сначала не решалась лечь с ним в постель, а, когда, наконец, всё произошло, и Саша увидел, что ей понравилось, он еле удержался от того, чтобы её избить – ведь получается, что она была как бы и не совсем с ним. Постепенно у него появилась ему не свойственная мимика, потом жесты. Он уже не был одним человеком – в нём появился ещё кто-то, кто им постепенно завладевал, и Саша чувствовал, что пройдёт ещё немного времени, как тот завладеет им окончательно.
«Если будут проблемы – звоните», — вспомнил он наставление Главного. Перерыв весь дом, наконец, нашёл то, что искал – маленькую чёрную визитку.
— Алло, — раздалось на другом конце телефона.
— Я Вас просил? Я ВАС ПРОСИЛ? – заорал он в трубку.
— Что? Что просил? Кто это?
— Волков. Вы мне лицо пересадили. Он меня преследует. Я ВАС ПРОСИЛ, Я ВАС СПРАШИВАЮ?!
— Мы сделали как лучше. Вы бы на всю жизнь остались уродом.
— Уродом? Зато я был бы самим собой. А теперь кто я, я Вас спрашиваю?
— Вы и остались самим собой. Ваши проблемы чисто психологические. Вы потеряли самоидентификацию, Вы не ассоциируете себя со своей личностью. Знаете, что… Я немного понимаю в психологии. Вы можете обмануть себя, но для этого Вам нужно обмануть кого-нибудь другого. Чтобы обрести свою личность, Вам нужно отобрать личность у кого-нибудь ещё.
3.
«Человек без личности – как кошелёк без наличности» Нет, этого даже кто-нибудь не мог сказать. Или мог?..
Кто-нибудь вышел откуда-то и пошёл куда-то. На всё было наплевать, потому что ничего уже не было. Раньше был бизнес, семья, увлечение картами и фатальный проигрыш. Теперь… Теперь он никому ничего не должен, а значит, по-настоящему свободен
— Потеряв себя, человек обретает свободу, — изрёк он ещё одну умную мысль, лёг на скамейку и умер. Мимо бежали по своим делам тысячи человек, но никто ничего не заметил.