Глава 1.
Сидя на обшарпанном стуле, я рассматривала
небольшую меблированную комнату, убого обставленную старым хламом, и абсолютно
не знала, что теперь делать с неожиданно свалившемся наследством в виде однокомнатной
недвижимости в центре города.
Еще месяц назад в моей вялотекущей жизни ничего не менялось: работа — дом, дом —
работа, одним словом, все как у всех, серенько и обыденно. В свои тридцать два
года я так и не сделала карьеры, и работаю секретарем в маленькой
аутсорсинговой конторе. Еще двенадцать лет
назад моя мама, Елизавета Сергеевна, удачно разменяв нашу трешку,
отправила меня в самостоятельную жизнь. Она торжественно вручила мне ключи от
девятиметровой комнаты в коммуналке на окраине города, с пятью соседями в
придачу. Мама всегда была очень расчетливой дамой, и к тому времени уже
успела сменить трех законных мужей и три
их квартиры с очевидной выгодой в свою пользу. В отличие от меня, она всегда
умела жить, ни в чем себе не отказывая, накапливая свое благосостояние за счет
других и при этом абсолютно не страдая от угрызений совести. Отца своего я
совсем не помню, так как мама сменила его на более выгодную партию сразу после
моего рождения. И знаю я о нем только то, что зовут его Федор, так как он успел
дать мне свое отчество. Мама назвала меня Полиной в честь двоюродной прабабушки
и записала на фамилию своего следующего мужа. И в свидетельстве о моем рождении
появилась запись: Мухина Полина
Федоровна. И откуда же взялась на мою голову эта «тетушка из Бразилии» с
несуразным именем Офелия Казимировна Шитлер.
Мои воспоминания прервал телефонный звонок,
который доносился из моей сумки, и не успела я сказать «Алло», как на меня
обрушился словесный понос с речевыми ошибками. Это была Светка, моя лучшая и
единственная подруга. Она, не давая вставить слово, тараторила про какое-то
потрясающее платье, купленное на распродаже, совсем задаром, и еще о том, что
ей пришлось в придачу приобрести кучу
аксессуаров: от носового платка до эксклюзивных босоножек. И что за четыре часа
шопинга она ощущала себя гончим псом в поисках необходимых прибамбасов;
разъяренным тигром, не найдя нужный размер бюстгальтера; загнанной лошадью,
преодолевая этажи торгового центра; чемпионом по реслингу, упихивая в багажник
своей машины пакеты с обновками; и вообще, героем Великой Отечественной войны,
взявшим Рейхстаг в одиночку. После всего вышеизложенного напоследок Светка
сказала, чтобы я поставила чайник, потому что она уже едет ко мне. С ее слов
было понятно, что от глубокой депрессии
и голодной смерти спасти Светку могу только я!
Не успела я переварить Светкины излияния, как
телефон опять стал трезвонить. Адрес, наверно, забыла, подумала я, и схватив
мобильник, протараторила свои координаты, не дожидаясь вопросов в Светкином исполнении
— а это как минимум на полчаса. Я с облегчением нажала отбой, но в ушах все еще
трезвонил телефон. И тут до меня дошло, что
звонок раздается не с моего сотового, а с телефона, который, видимо,
находится в квартире. И тут я увидела этот дореволюционный экспонат, стоящий на
маленьком журнальном столике рядом с доисторической кушеткой. Подойдя ближе, я
застыла как вкопанная: чудо антиквариата и
правда издавало звуки, которые были настоящими телефонными звонками. Его деревянное массивное основание с
встроенным металлическим диском украшала изящная бронзовая трубка, а сбоку была
ручка коммутатора. Наверняка в свое время какой-то умелец постарался. Пока я
стояла, как истукан, которого распирало
от удивления и восторга, звуки прекратились. Ни фига себе! Такой аппарат только
для документального кино про дедушку Ленина. Аккуратно взяв раритет в руки, я
ощутила всю мощь Октябрьской революции, в связи с его фундаментальностью и
неподъёмностью. Поставив его на место, я только решила поднять трубку в надежде
услышать длинные гудки городской телефонной сети, как экспонат опять зазвонил.
От неожиданности я вздрогнула и очень громко рявкнула: «Алле! Смольный» — видимо, находясь под
впечатлением о революции семнадцатого года. Наверно, я ожидала ответа типа
«Алле! Девушка! Срочно соедините меня с Надеждой Константиновной!», поэтому стояла с открытым ртом в полном
оцепенении. Но к моему разочарованию, на том конце провода была полная тишина. Выругавшись вслух, я
наконец-то положила трубку, аккуратно присаживаясь на допотопную кушетку, и тут же ощутила на себе несколько
пружин, которые впились в мое мягкое место. «А я сошла с ума, какая досада!»
— процитировав Фрекен Бок, я попыталась намотать прядь своих волос на нос. На
какое-то время сфокусировавшись на облезлых
кончиках своей редеющей шевелюры и сведя глаза к носу, я начала медленно
прокручивать события, которые так бурно изменили мою жизнь.
Месяц назад меня пригласил к себе нотариус и
огласил завещание Офелии Каземировны Шитлер. По всем предъявленным мне документам,
я была ее единственной наследницей и поэтому все движимое и недвижимое
имущество бедной старушки являлось
теперь моей собственностью. Все это для меня было дико и никак не укладывалось
в голове. Во-первых, я абсолютно не знала о существовании престарелой
тетушки. Во-вторых, моя вездесущая мама
была просто в ярости оттого, что какая-то родственница с квартирой в центре
города имела наглость не заявить о своем существовании, когда ей так не хватало вот этой самой крохотной недвижимости для
более выгодной сделки. И в-третьих, у меня
нет никаких доказательств моего родства с бедной старушкой. Все это было
более чем странно. Когда я находилась в глубоком трансе от неожиданного
подарка, моя предприимчивая родительница сразу же нашла применение моего старого места жительства и сосредоточенно подсчитывала небольшую прибавку к пенсии от
сдачи комнаты в наем. Нет, я, конечно, не идиотка, чтобы отказываться от
квартиры, но все происходящее для меня было нереальным и скорее походило на
сюжет второсортного сериала. И от всей
этой фантастики я ждала какого-то подвоха.
Сидя на старой кушетке, я медленно и осторожно
оглядывала свалившееся на меня наследство. Двадцатиметровая комната с
огромными потолками и большим окном была
темной и мрачной. Окно выходило на северную сторону, а тусклый свет
загораживали столетние клены. Аккуратно расставленная громоздкая старая мебель
давила на меня своей фундаментальностью, а воздух был сырым и затхлым. Кухня
была небольшой, и ее интерьер на удивление отличался от комнаты. Это
«произведение» в стиле «Хайтек» на ее фоне выглядело просто
чудовищно. Вообще создавалось
впечатление, что кухня существует
отдельно не только от моей квартиры но и от старого особняка с табличкой на
фасаде «Памятник архитектуры» в котором я теперь живу. Девятиметровое
пространство было просто напичкано хорошей бытовой техникой, и такая
дисгармония немного напрягала. Хотя, может быть, старушка просто не успела
поменять всю мебель, и вот в таком виде мне и досталась квартирка.
Мои рассуждения отвлек настойчивый звонок в дверь.
Я совсем забыла про «умирающую» Светку и пошла открывать дверь. И первое, что я
увидела перед собой, было огромное множество больших пакетов, которые истошно
орали Светкиным голосом о моей черствости и безразличии. Разноцветные упаковки
известных и неизвестных мне брендов загромоздили все свободное пространство
моей квартиры и изможденная шопингом
Светка с воплем о помощи брякнулась на кушетку, вытянув длинные ноги. Глядя на
эту картину, я поняла что отделаться от нее в ближайшие три часа будет просто невозможно.
—
Полин! —
умирающем голосом промяукала подруга, — Там в пакете пицца, только уже холодная
наверно, ты ее разогрей и кофейку свари, ладно?
Глядя на гору пакетов разбросанных по всей
квартире, я подумала что отыскать коробку с едой будет проблематично.
—
Свет! Ну
откуда же я знаю, в какой пакет ты это засунула?
—
Я, думаешь,
помню!? Действуй методом тыка!
Я представила гору шмоток, а на них Светку,
чахнущую как Кощей над златом. Что-либо говорить было бесполезно, и я начала
потрошить пакеты. Через десять минут пицца была в микроволновке, я варила кофе, а внезапно «ожившая»
подруга разгребала и примеряла свои
обновки.
Все это безумие нарушил телефонный звонок.
Спотыкаясь о коробки и пакеты с туркой в руке, я героически пробралась через
гору барахла, чуть не обварив ругающуюся Светку свежесваренным кофе, и
попыталась дотянуться до телефона, стоявшего на журнальном столике.
Запыхавшись, я схватила трубку и почему-то опять сказала: «Смольный». Но ответа
не последовало. И тут я поняла, что и на
том конце провода, и в квартире стояла гробовая тишина. Повернувшись, я лицезрела забавную картину: в
комнате, по которой явно прошел Мамай, в самом центре распотрошенных пакетов и
разноцветных коробок, как памятник «Жертвам шопинга» сидела временно онемевшая
Светка в надетом наполовину джемпере и в
застывшей позе «Хайль Гитлер».
—
Это чё, блин,
за антиквариат?! — напяливая на ходу обновку, уставился на мой телефон внезапно
оживший монумент.
—
Телефон,
между прочим, даже работает. — но тут Светка выхватила из моих рук трубку, про
которую я совсем забыла. Из нее послышались короткие гудки
—
Он че,
работает!? Круто! — и тут моя драгоценная подруга переключилась с себя любимой,
и с открытым ртом оглядела мои апартаменты.
Конечно, Светка о моем внезапном наследстве узнала
самой первой, но у нее никак не получалось ко мне приехать, то по причине
неотложных дел, то внезапно вспыхнувших чувств потом бурных расставаний и
последующих депрессий. Я вообще думала, что при такой бурной и насыщенной жизни
на мое новоселье она приедет лет эдак
через десять. Светка бесцеремонно лазала по ящикам комода, постоянно что-то
комментируя, передвигала жутких слоников, и, восторженно повизгивая, крутила в
руках фарфоровые статуэтки. Я поймала
себя на мысли, что только вчера сама переехала, взяв какие-то необходимые вещи,
которые аккуратно стояли в коробках у двери в углу комнаты. До сих пор я
находилась в своей новой квартире как в музее, боясь что-то трогать руками, а
Светка так по-свойски хозяйничала, что мне даже стало стыдно. Мои размышления
прервал старческий кашель. Я посмотрела на беззаботную подругу, роющуюся в
комоде и повернулась.
Передо мной в дверном проеме стояла некая
субстанция, дурно пахнущая перегаром. Это «нечто» было по всей вероятности
особью женского пола, судя по драному халату и накрашенным губам ярко
оранжевого цвета. «Нечто» тупо
уставилось на меня, потом кашлянуло и
попросило закурить.
—
Вот это,
блин, динозавр! — взвизгнула от восторга и удивления Светка и протянула
субстанции пачку «Мальборо», из которой тут же
были извлечены три сигареты, и
«нечто» женского пола попятилось
на выход, сказав «Спасибо, до свидания» и захлопнув за собой входную дверь.
—
Что это
было!? — я медленно опустилась на кушетку.
—
Ты че, мать!
Не знаешь, кто это? Ну жесть! Да не парься ты, соседка наверно. — неуверенно заявила Светка, глядя как я теряю
сознание.
—
Наверно…-
пробурчала я под нос и поджала к груди коленки.
—
Ты, наверно,
дверь не закрыла, вот она и приперлась на огонек. Выпей кофе и успокойся. —
Светка протянула мне фарфоровую чашку и плеснула в нее остывший кофе. После
чего пошла на кухню в очередной раз разогревать пиццу.
Было три часа дня. На улице стоял январский мороз
и светило яркое солнце. Светка сунула
мне под нос большую белую тарелку, на которой одиноко лежал скукоженный
треугольный кусок пиццы, который от
многочисленного разогрева казался несъедобным. В отличие от кофе, пицца была
горячей, но резиновой и безвкусной. В любом случае, на сегодняшний день это был
мой первый завтрак, потому как в холодильнике мышь повесилась, а купить
продуктов я не успела. Из моей сумки послышался гимн советского союза, это
означало, что звонила мама:
—
Полина! Ты
непременно должна приехать ко мне сегодня вечером! Завтра у нас с Жориком будет вечеринка по поводу нашей
помолвки, и мне просто необходима твоя помощь! Нужно будет приготовить салаты,
ну, и все прочее, ты же понимаешь, что одной мне не справиться.- констатировала
мама, и не дожидаясь ответа промяукала: Я жду сегодня в шесть. Пока, целую!- и
положила трубку.
—
Хорошо. —
сказала я в пустоту и нажала на отбой.
Мамин Жорик был свободный художник — худой и
бледный, с длинными по плечи русыми волосами и реденькой бородкой, вызывавший у
меня ассоциацию с козлом, в детстве не докормленным капустой. К тому же он был
младше ее, наверное, наполовину и доверия в искренности чувств к моей маме у
меня не внушал.
Дожевав кусок резиновой пиццы, я вздохнула с
облегчением. Уж лучше потерпеть общество маминого жениха, чем еще раз увидеть
эту субстанцию, воняющую перегаром. Светка тем временем перемерила все свои
наряды и была немного озадачена таким количеством ненужных и неподходящих ей
вещей, о чем периодически заявляла, с досадой швыряя на пол очередную шмотку.
—
Полин! Смотри
вот это эксклюзив, оно же прямо на тебя!- взвизгнула Светка и с восторгом
протянула мне бесформенное фиолетовое платье.
—
Угу, в нем я
буду, как увядшая фиалка на подоконнике.
—
Да ладно
тебе! На примерь!
—
Отстань, у
меня все равно нет таких денег, и вообще нужно вечером быть у мамы, если
опоздаю всю плешь проест. Так что давай запихивай обновки обратно в пакеты.
—
Елизавета
Сергеевна твоя просто супер! Самой за
пятьдесят, а фору нам с тобой даст! А платье я тебе дарю, все равно оно мне не
идет.
Битком набитая маршрутка безнадежно стояла в
пробке. Шел снег, и я с умилением подумала, что не зря взяла отпуск за свой
счет, но радужные мысли омрачились постепенно наступающей тревогой. На часах
половина шестого, а я еще и половину пути не проехала. Близился тот момент,
когда мама начнет обрывать телефон, обвиняя меня в непунктуальности,
нерасторопности, несобранности и еще бог знает в чем. Она наверно права, я
абсолютно не могу организовать себя и попусту трачу время на всякую ерунду. Я
не могу сказать «нет», и поэтому очень часто оказываюсь в дурацком положении.
Из сумки раздался гимн советского союза. Ну вот, началось, стоило только подумать. Кое-как, стоя на одной ноге, я
достала мобильник, после чего как-то умудрилась зажать его между плечом и ухом,
подбородком нажав на кнопку. К счастью, мама с Жориком задерживались, и я могла
не торопиться. Я с облегчением вздохнула и в тот момент мой телефон плавно
скользнул вниз. Быстро соображая, что сотовый находится под ногами, я
попыталась его поднять, но в это время
маршрутка резко тронулась с места и
послышался жалобный хруст. От
обиды по щекам потекли слезы. Ну почему со мной постоянно случаются
неприятности? Уже рыдая взахлеб, я не могла остановиться. Меня, конечно же,
пожалели и передали по частям то, что когда-то было моим телефоном.
Находясь в шикарных апартаментах моей предусмотрительной
родительницы, я вдруг ощутила всю убогость своего жалкого существования, отчего
мне стало еще хуже, и я, как побитая собака, поплелась на кухню. Глядя на свою
шикарную маму в атласном кимоно и с только что наращенными ногтями я поняла,
что готовить придется одной. Легла я уже за полночь, а точнее брякнулась плашмя
на постеленный для меня диван в гостиной. Как только мое тело заняло
горизонтальное положение, я сразу же вырубилась. Разбудил меня резкий
телефонный звонок. Поднявшись с постели и щурясь от яркого солнечного света, в
полусонном состоянии я пошла на поиски аппарата, который издавал истошно
противный звук. Это звонила моя мама, которая с утра по раньше отправилась в
салон красоты, на какие-то там жизненно необходимые процедуры. Она дала
несколько ценных указаний по поводу сервировки праздничного стола и моего
внешнего вида, относительно соответствия тому самому столу. Я посмотрела на
часы и пришла в ужас, стрелки показывали половину второго. Гости должны придти
к семи, а я даже не знаю, где находится этот праздничный сервиз. Лихорадочно
вспоминая матушкины ценные указания и засовывая зубную щетку в рот, я
посмотрела в зеркало. Кошмар, если я
должна, как сказала мама, соответствовать этому столу, то на данный момент этот
самый стол должен находиться в окопах на передовой линии фронта, и постоянно
обстреливаться атомными бомбами. А если еще вспомнить, что вчера в суматохе
из-за Светкиного шопинга я забыла взять с собой платье, то, наверное, лучше
сразу сделать себе харакири. И тут я подумала о Светке, которая непременно
должна спасти меня от позора и неминуемой смерти. Не выпуская изо рта зубную
щетку, расчесывая всклоченные волосы и надевая на ходу джинсы, я бросилась к
своей сумке в надежде позвонить подруге. Пока я допрыгала до прихожей, ко мне
медленно вернулась память, а надежды на спасение постепенно стали рассеиваться,
как туман. Я схватила сумку с трюмо и
извлекла то, что было когда то мобильником. Уставившись остекленелым взглядом
на рухнувшую в одночасье последнюю надежду в виде Светкиного телефонного
номера, я истошно заорала. Зеркало, сумка и трюмо немедленно превратились
в объекты художественной побелки. Зубная
щетка вывалилась изо рта прямо на персидский ковер, на котором проявились мелкие
белые брызги. Это конец, подумала я, и тут истошно и противно зазвонил
стационарный телефон. Готовясь к худшему я подняла трубку, и чуть не проглотила
язык. Это была Светка
—
Ну ты че
целый день «абонент не абонент»! Хорошо что телефон твоей матушки нашла! Я у
тебя вчера, кажется, косметичку оставила.
Короче через пятнадцать минут я подъеду за тобой, смотаемся по-быстрому.
—
Светка,
милая, я уже одеваюсь, давай скорей, я буду ждать тебя у подъезда, нет, лучше
на трассу выеду, быстрее будет.
—
Полин! Ты там
не перетрудилась! Откуда такая прыть?
—
Светочка,
милая, давай быстрей приезжай, расскажу все по дороге.- бросив трубку я
ринулась в прихожую, на бегу обувая сапоги и натягивая на голову шапку.
Выскочив на улицу, я неслась до трассы как
угорелая, сшибая сугробы и попадавшихся мне на встречу прохожих. Пробежав
дистанцию и, вероятно, установив мировой рекорд по бегу с препятствиями, я чуть
не врезалась в Светкину десятку которая аккуратно припарковывалась к обочине.
Запрыгнув в машину, я завопила «Гони!», но десятка почему-то никуда не
трогалась с места, а на Светкином лице застыла гримаса ужаса.
—
Ну поехали
уже, ты че в транс вошла, мухоморов что
ли объелась? — не унималась я, видимо, по инерции заданного темпа моего забега
—
Вот уж кто
мухоморов объелся, так это ты. Тебя чем там мамаша накормила? Ты в зеркало себя видела, вообще?
— довольно спокойно сказала Светка и любезно повернула зеркало в мою сторону.
То, что я увидела там, привело меня в немедленный
ступор: наизнанку надетая вязаная шапка закрывала полглаза, а по уголкам рта
зловеще застыли белые разводы. На минуту я представила прохожих, на которых я
неслась с такой рожей, спотыкаясь и сбивая сугробы. Хичкок отдыхает.
—
На вот вытри
пену изо рта, Дракула несчастная, а то не приведи господи, еще гаишник
остановит. — с иронией сказала Светка , протягивая мне влажную салфетку.
Доехали мы довольно быстро и, что самое
интересное, у обеих поднялось настроение, несмотря на возникшие временные
трудности. Но на подъезде к дому на меня навалилась жуткая усталость. После
бега с препятствиями все тело ныло и ужасно болели ноги. Я дала Светке ключи от
дома и осталась ждать в машине, напрочь забыв о платье и туфлях, в которых
должна соответствовать маминому столу. Тихий солнечный день пронзил чей-то
дикий вопль, и тут я вспомнила, зачем лично я сюда приехала. Выскочив из
машины, я ломанулась на второй этаж и с ужасом замерла перед своей открытой
настежь дверью. По этой самой двери медленно стекала Светка, временно
потерявшая от страха дар речи. А между
прихожей и комнатой в запекшейся луже
крови лежало тело, принадлежащее вчерашней визитерши. К Светке постепенно стал возвращаться голос,
и она опять истошно завопила. На душераздирающие вопли моей подруги вышла
соседка, которая пригрозила вызвать
милицию если мы немедленно не прекратим хулиганить. При упоминании о милиции я
пришла в ужас, не потому, что именно ее
обычно вызывают на такие происшествия, а потому что обо все этом узнает
моя мама. И надо же было всему этому кошмару случиться в день ее помолвки.
Трясущийся рукой я достала из Светкиной сумки мобильник и набрала номер своей
матери. За долю секунды перед глазами пролетела вся моя жизнь и я протараторила
в трубку: «Мама! У меня дома на полу незнакомый труп, весь в крови! Светка
блажью орет, а я не знаю что мне делать. Пожалуйста, приезжай!» — после чего она
невозмутимо сказала, чтобы я набрала ноль два, ну а дальнейший монолог содержал
в себе всяческого рода упреки в мой адрес и приказ оставаться на месте до ее
приезда. Из-за моей спины заглядывала
любопытная соседка, пытаясь понять происходящее. И тут, видимо, до нее
все-таки дошло, потому что мои барабанные перепонки чуть не лопнули от дикого
визга: «Ой! Батюшки! Это ж Любка!» — и соседка брякнулась в обморок рядом с
обездвиженной Светкой, которая издавала нечленораздельные хлюпающие звуки.
Наступило временное затишье, и я набрала ноль два. К тому времени моя
«всемогущая» мама успела поставить на ноги весь город, а именно всех
градоначальников. Поэтому, когда приехал следователь, нас со Светкой быстренько
допросили и отпустили на все четыре стороны. И эти четыре стороны, конечно же,
определила моя матушка.