Когда-то, уже и не вспомню когда именно, мне бабушка рассказывала такое поверие, что ли, будто человек, умерший в Пасхальную неделю, прощается Господом Богом и попадает сразу же в рай. И каким бы он ни был грешным в этой жизни, сколько бы зла не сделал людям да и себе в частности, в эту неделю Бог его прощал и отправлял в рай. Получается, что его душа как бы автоматически спасалась. Помню, что бабушка мне говорила еще, будто на протяжении всей Пасхальной недели все умершие, наши родственники, спустившись с небес на землю, ходят среди нас и смотрят, как мы здесь живем, а так называемый родительский день, есть проводы душ наших родственников и поминки по ним. Странно, но именно в эту неделю и именно в Великое Воскресенье Господне, я вспомнил это и задумался.
Вообще, я люблю задумываться. Это помогает осознавать, что ты живой. Есть такие минуты, когда не чувствуешь как бьется твое сердце, не чувствуешь как дышишь и невольно задумываешься: «- А живой ли ты?». Но понимаешь, что именно об этом ты сейчас думаешь, а если думаешь, значит живой, и сразу становится спокойно. Скажу честно, это бывает не часто. Я про то, что не часто наступают такие минуты, полного незнания, что ты живой. Но думаю я довольно часто. Есть еще такая у меня проблема: когда сильно о чем-то задумываюсь, например о каких-то событиях прошедшего дня, которые не оставили меня равнодушным, безучастным, приходишь к тому, что ты винишь себя в чем-то. Накручиваешь как веревку мысли, да так туго, что от сильного накручивания себе того, что ты плохо поступил, начинает болеть голова и чувствуешь себя при этом полным…, да многие, наверное, при этих словах меня поймут. Ни в коем случае я не претендую на то, что все меня поймут. Да и не претендую на половину, но думаю, кого-то это оставит точно не равнодушным. Но не об этом.
Так вот, задумавшись об этом всём, я вспомнил одно Пасхальное Воскресенье в моей жизни, которое как-то повлияло на меня. Это было в детстве. Я собирался идти с набором пасхальных даров к своей бабушке, на тот момент она еще была жива и приходила во здравии. Царство ей небесное.
Знаете, я не хочу вас погружать в какие-то невероятные миры с не менее не вероятными историями, захватывающими, после прочтения которых, трепещет сердце и затрудняется дыхание, или слезы сами бегут ручьями из твоих глаз; на это есть великие писатели и поэты.… Наверное, именно это предложение, которое сейчас напишу, нужно было написать в самом начале этого рассказа, но скажу сейчас: если вам не тяжело, потратьте эти несколько минут, что бы я вам рассказал, может быть нудную, но думаю занимательную историю для вас.… Не останьтесь равнодушными.
Ну, значит, я собрал маленькую корзину, в которой была большая освещенная пасха со свечой, несколько разноцветных яиц, вино, домашняя колбаса и овощи, вот со всеми эти дарами я пошел к бабушке. Ох, забыл, тюльпаны. Мама мне тогда купила тюльпаны, что бы я пошел и поздравил бабушку с Пасхой. Почему-то она не говорила пойти к дедушке. Только к бабушке. Хотя бы говорила: «- Пойди к бабушки с дедушкой…», ну и так далее. Наверное, это какая-то традиция, но это не важно.
И так, красивый радостный, с букетом тюльпанов и корзиной с освещенными продуктами я пошел к бабушке (не буду нарушать традицию родителей, не скажу про дедушку). Почему-то именно тогда я почувствовал себя красной шапочкой. Хотя я не сильно походил на всем известного героя, но, наверное, именно точно такую, какая была и Красной Шапочки, корзинку я нес к бабушке.
Было около полудня, когда я направил свой путь. Путь мой был не долог. Я часто ходил к бабушке, и знал, что потрачу примерно на дорогу минут пятнадцать. Но самый короткий путь лежал через рынок, он был не далеко от дома. Мне там нравилось проходить. Не считая машин и металлических ларьков, все в нем напоминало те рынки, которые нам описывали великие писатели прошлых веков. Такой же крик и гам, такие же цыгане, даже их наряды ничуть не изменились, и конечно лица. Огромный муравейник лиц и эмоций. Гнев, восхищение, удивление, ну и конечно, равнодушие. Что, как ни здесь будет эта замечательная эмоция. По-моему именно здесь было ее место обитания по праву. В такой куче народа, что как ни равнодушие видно сразу. И не нужно узнавать и искать эту эмоцию. Она сама идет тебе на встречу. Но не об этом.
Я шел мимо припаркованных машин, впитывал как губка этот святой день. Он для меня тогда не был чем-то божественным. Да дети в это время редко задумываются по поводу божественного. Наверное, потому что они сами ангелы. Но чем больше познают этот мир, и когда познают, что такое равнодушие, тогда, наверное, крылья то и опадут. Навсегда…
Я, как любой ребенок впитывал все, как ругаются люди из-за того, что чья-то машина перекрыла проезд, впитывал, как старенький дядя играл на баяне, что бы ему хоть что-то дали на подаяние, впитывал как врали цыгане о хорошей жизни, хорошей жене и мужской вечной силе. Я тогда плохо понимал, что такое мужская сила, но о силе, как о драке и защите я знал не понаслышке.
Я не любил драться, да и не люблю до сих пор. Я всегда видел в этом что-то плохое. Наверное, если вспомнить свое детство (хотя сейчас я и не стар), то всего четыре раза я дрался. Почти всегда я кого-то защищал. Вы, наверное, знаете, что в нынешних школах (не знаю, как раньше) есть две касты детей. Первые, крутые, вторые неудачники. Странно то, что я принадлежал ни к одним ни к другим. Странно.… Но я всегда был между двух полюсов, знаете, как герой из марвеловских комиксов: защитник всех угнетённых. Но, по-моему, не об этом речь.
И так, шел я мимо этого «рынка» как увидел впервые человека лежащего на тротуаре. Простой человек просто лежал возле грязной стены, прижавшись к ней спиной. На лице замерла какая-то боль, лицо исказилось в какой-то гримасе. И это был не бомж. Кожаная куртка, брюки, рубашка, и авоська с апельсинами. На вид ему было лет пятьдесят. Он мирно лежал и пару апельсинов, выкатившихся из авоськи, лежали рядом. Их пинали то в одну то в другую сторону прохожие, сделав из них бесформенные грязные шарики. Такое чувство, что я один его видел из всех. Я сразу вспомнил сказанное бабушки. Может я видел умершие души? Но тогда почему эта душа лежала замертво на грязном тротуаре? Как душа может изображать из себя мёртвую, если она уже мертва?
Я стоял и не двигался. Что-то мешало мне просто подойти и узнать, что с человеком. Я так и замер с этими тюльпанами и корзиной. Я стоял и просто смотрел на этого, уже побелевшего человека. Но меня ждала бабушка с тюльпанами.
— Наверное, плохо человеку стало. – подумал я.
И недолго думая, развернулся и пошел дальше. Когда я уже собирался переходить дорогу, я обернулся еще раз посмотреть на этого человека. К нему подбежала какая-то женщина, ровесница ему, быстро прижала руку к шее, и не прошло и пяти секунда, как она резко оторвала руку и стала судорожно клацать в своем телефоне.
— Фу, ну теперь все будет хорошо, и я не понадобился. – подумал я. Просто все это время меня мучило одна мысль, что я не подошел и не узнал, что с этим человеком. Но сейчас подошла женщина, вызвала скорую…. Какая-то тяжесть, какая-то ответственность растворилась у меня внутри. Да и что бы я сделал, я же ребенок. Да и вообще, на рынке много людей, ведь кто-то, да поможет, не все же равнодушны. Но потом, как бывает и всегда у детей эти мысли и это событие вылетело из головы. Я благополучно добрался до бабушки, вручил ей цветы и корзину и торжественно произнес:
— Христос Воскрес!
— Воистину Воскресе!