PROZAru.com — портал русской литературы

Выживание. 7.

7

Внешне я не отличался от остальных пассажиров: шорты, сандалии и широкая попугаечной раскраски рубашка с короткими рукавами. Обзавёлся такой одеждой в магазине какого-то промежуточного аэропорта. В моём полёте случилось две промежуточные посадки. И одна главная — последняя.

Самолёт ударил выпущенными шасси в землю и побежал по посадочной полосе, вибрируя, растопыря закрылки и притормаживая всё сильней и сильней. Затем предельно загудел, затрясся и, наконец, почти остановившись, стал спокойно разворачиваться, катиться к месту высадки пассажиров. На развороте я успел подивиться тому, как близко очутился конец посадочной полосы, обросший пальмами — места для приземления оказалось совсем в обрез.

Пальмы, цветы, обилие безмятежной зелени — вот что било в глаза, навязывалось радовать с первого шага на трапе. Но я глубоко втягивал воздух носом, всё понимал. Острова плоско выросли пористым коралловым известняком на верхушках древних подводных гор. Только кое-где могли торчать сгустки скал. Пёстрой — подстать пейзажу — толпе туристов, вываливающейся из самолёта, казалось, что тут раскинулся щебечущий благоухающий рай. Никто из приезжих не понимал, что коралл — это каменное дерево, сплошь покрытое бессчётными ненасытными ротиками. И коралловые острова не могли не изобиловать жадными ртами, готовыми хватать и хватать без удержу всё подряд. Особенно — денежные знаки. На туристов сразу же начиналась облава вымогательства — я старался держаться в стороне.

Персональный агент выловил меня после иммиграционной стойки, как сачком, плакатом с моим именем, подхватил сумку, отвёл и усадил в машину, ловко прихлопнув за мной дверь:

— В гостиницу?

Я отрицательно повёл головой:

— В банк!

Агент взглянул на меня с подобострастным уважением.

Город — столица островов — начинался сразу же за аэропортом. Собственно, весь остров — довольно крупный — был занят городом, местами шикарным, по большей части — лачужным, разлагающимся. Этот парниково тёплый город очень нуждался в топчущем его улицы населении. В отсутствии людей его через год без следа затянуло бы тропической растительностью. И может быть только маленькая старая крепость у входа в лагуну, сложенная из привезённых плит ракушечника, на десяток лет дольше проторчала бы в зелёном затоплении, как выбеленная солнцем кость.

Воспоминание.

Моя первая служебная командировка. В одну из арабских стран. Первый опыт сотрудничества с этой страной. Мы прилетели довольно большой группой специалистов. Старший группы — мой отец.

Нас встречает офицер: орлиный взгляд, высоченная фуражка, мундир увешен аксельбантами и сабля, самая настоящая длинная сабля на боку. Он выпячивает грудь колесом, садится на место рядом с водителем, гордо ставит саблю между ног. Мы всей группой устраиваемся на лавочках в кузове фургона. И отец тоже.

Офицер, звеня подковками на сапогах по голым плитам пола, приводит нас в какую-то казарму, в большую-пребольшую комнату, похожую на спортзал. А может это и есть спортзал. Железные койки. Мы раскладываем сумки у кроватей. И отец тоже.

Офицер говорит по-французски, его губы кривятся:

— Тут вы будете жить. Мои распоряжения для вас поступят завтра. Без моего приказа территорию не покидать.

Отец подходит к офицеру вплотную и совершенно спокойно неуловимым движением бьёт его кончиками пальцев в солнечное сцепление. Офицерик складывается пополам, роняет бравую фуражку на пол. Отец очень дружелюбно произносит по-французски, чётко выговаривая каждое слово:

— Слушай меня, ряженый ишак. Слушай внимательно. Мы будем делать то, что нам нужно. Командир здесь я. Ты — всего-навсего наш помощник для связи и услуг. Утром придёшь получить мои приказы. И чтобы через час мы жили в приличном месте, а не в этом сарае. И машины в распоряжение группы — джипы. Понял? Кивни, если понял.

Офицерик кивает, всё ещё не может толком вдохнуть. Отец улыбается:

— Ну, вот и молодец. Можешь идти. Фуражечку не забудь. А твоему генералу я сам позвоню.

В течении часа нас перевозят на джипах в гостиницу и расселяют в номерах по двое. Отца поселяют в люксе.

Вечером мы сидим с отцом на веранде в колониальном стиле. Пьём чай. Отец говорит задумчиво:

— Знаешь, я заметил, что те люди, которые населяют широты от тропика до тропика, не понимают иного языка, кроме языка силы. Скромность или, допустим там, попытка по-дружески договориться принимается, как слабость, и вызывает лишь высокомерие и наглость. И просьб не умеют слышать — только приказы. Либо слуги, либо господа — без середины… Какая-то географическая загадка…

Конец воспоминания.

Верное средство получить покой среди людей — деньги. Самый жирный на островах и известный далеко за их пределами банк признал мои права. Моё материальное сверхблагополучие воплотилось в платиновую карту неограниченного кредита. И, когда я вышел из стеклянных дверей банка, лежащий у моих ног город наполнился моими слугами.

Агент выразил желание стать моим рабом. Принявшая меня гостиница пресмыкалась предо мной, в номер меня сопровождал сам управляющий. Я сразу же поднял жалюзи на окнах, чтобы без помех увидеть бирюзовое тело океана.

— Но, сэр…Солнце… Жара… — управляющий явно робел, почти страдал от необходимости поправлять в действиях меня — практически полубога.

— Ничего, ничего… Послушайте, мне нужно, чтобы вы порекомендовали мне солидную адвокатскую фирму, которая могла бы заниматься вопросами получения гражданства, — ответил я и раздал небесную манну чаевых.

Exit mobile version