Заполняя мерцающий телеэкран,
черный танк умирал, обгорелый и страшный.
Задыхаясь от злобы, дурея от ран,
одичало водил он ослепшею башней.Угасали моторы. Он вздрогнул, поник,
только жадное пламя расправило крылья…
И беззвучно заплакал сутулый старик,
у экрана сидящий
Ему говорили:
«Это ж немец горит, перепутал ты, что ли?»
Он молчал, он не слышал ни сына, ни внука.
В подлокотники кресла вцепился до боли,
как когда-то в края раскаленного люка.