Глава Последняя.
Рано или поздно, но уж точно раньше, чем хотелось бы — капитана не станет. Как это произойдёт? Сглотнёт ли бесследно буря. Или не выдержит сердце многосуточной ходовой вахты, когда весь остальной экипаж не на жизнь, а на смерть борется с обледенением. Или на собственной кровати в собственной берлоге, в окружении друзей или тех, кто мнится друзьями. Кончины «пристойные».
А может, испустит капитан дух в развратном номере припортовой гостиницы в объятии сразу трёх проституток-мулаток. Или наконец-то насмерть упьётся ромом. Или выпустят ему кишки, пырнув острой навахой в каком-нибудь притоне. Кончины «менее пристойные». В сущности, разницы никакой. «Пристойно» ли, «менее пристойно» ли, всё одно — конец.
И разрушится этот мир, превратится в ничто. Ведь и тут нет никакой разницы, исчезает ли одно лишь сознание, или исчезает весь мир. И не останется никакой памяти. Некому и незачем будет помнить. Море же помнить не умеет.
После отлёта души останется на какое-то время плоть, стремящаяся только к разложению. Та плоть, которая была когда-то телом, доставлявшим при жизни чувственные наслаждения и удовольствия. После же смерти капитана телу предстоит сгореть в печи крематория. Стать пеплом. Развеется над морем под музыку Грига. Бесследно. Так завещал капитан. А попугай — единственный душеприказчик — проследит, чтобы всё случилось так, как завещано.
Так не останется ничего: ни капитана, ни мира капитана, ни воспоминания о капитане.
И лишь потом. Когда-нибудь. Может быть. Всё начнётся вновь.