Запах крови пьяняще витал в воздухе. Она прилипла к полу и стенам густой жижей. Хрупкое израненное тельце лежало рядом, отрешённо глядя в потолок. Фату присел на корточки и протянул руку. Но кожа осталась белой. Жаль. Он разочаровано выдохнул и огляделся. Комнату начали наполнять врачи и люди в форме. Нужно было уходить, Cовет вызывал уже третий раз. Но что-то держало Фату здесь. То ли бардовая лужа, то ли эти открытые глаза. В голове неприятно зазвенело. Начинается… Стремление постичь тьму, коснуться смерти. Так уходит светлое.
Люди в белых халатах покрыли бездыханное тельце белой простынёй. Фату попятился. Кто-то прошёл сквозь него склизким прикосновением. Через Фату проходили не тела, а души, и каждую он ощущал по-разному. От некоторых веяло теплом, от других – болотной гнилью. Как от этого врача. Убирать за смертью может не каждый.
Фату не стал смотреть дальше, он заставил себя уйти. Его ждал Cовет. Хотя идти желания не было. Он знал, что услышит. Посмеют ли они ему приказывать? Во всяком случае, решение он уже принял, их слова ничего не изменят.
Однако Cовет встретил его не в полном составе, в квартире был только Анима. Он стоял у окна и смотрел на вечерний город. Его прозрачные длинные волосы аккуратно лежали на плечах. Он не повернулся, когда Фату вошёл.
— Я ждал тебя раньше, Фату.
— Простите, Анима, я задержался.
— Где же ты был?
— Я… я…
Анима повернулся и пристально взглянул на оробевшего Фату. Его прозрачно-голубые глаза потемнели и наполнились печалью. Он подошёл к Фату и положил руки ему на плечи.
— Тебе придётся оставить свою подопечную, мальчик мой.
— Нет, я не могу.
— Она совершила убийство, ты не сможешь её спасти.
— Я смогу, я её не брошу!- Фату вырвался из рук Анимы и прижался к стене.- Он больна.
— Больна? Ты считаешь, что болезнью можно оправдать убийство собственного ребёнка? Разве может быть зло страшнее этого!- выкрикнул Анима.
Фату молчал. Он вжимался в стену и старался не смотреть на Аниму. Сказать ему было нечего. Но и подчиниться он был не намерен.
— В кого ты превращаешься, ты не думал?
— Не знаю, может быть… в человека?..
— Так вот какова твоя мечта! Стать человеком? В тебе начинает зарождаться тьма, которая поглотила твою подопечную, и если не оставить её сейчас, процесс не обратить,- Анима медленно вернулся к окну.- Люди становятся совсем другими, Фату. Нам нужно бросать все силы на защиту света, но мы вымираем. Потому что слишком сильно к ним привязываемся.
— Я был с ней с самого начала, я не могу её оставить,- если бы Фату мог, он бы заплакал сейчас. Горечь от собственной слабости мучила его.
— Ты делал всё, что в твоих силах, но ты не смог её уберечь. Не вини себя.
Не винить? Фату был с ней все эти годы, каждый день. Он видел, как она родилась, как впервые заговорила, как она росла, училась, влюблялась. Видел, как она рожала этого ребёнка и как убивала его кухонным ножом. Он всё время был рядом, он должен был понять. Наивно верил в её святость и никогда не позволял себе читать её мысли. Даже когда она часами сидела на подоконнике и смотрела в темноту. Что она видела там? Он никогда не задумывался. Сегодня он понял, что на самом деле ничего о ней не знал.
Фату было всё равно, кем он станет. Он хотел спасти её. Если есть хоть самый крохотный шанс. Пока он ещё может контролировать свою тягу к тёмному, он будет бороться. Он должен. Иначе зачем тогда все эти годы, вся эта жизнь длиною в вечность? Сколько жизней он должен будет спасти, чтобы оправдать эту единственную?.. И сможет ли он себя простить?
Анима догадался, о чём думает Фату. Теперь говорить было уже слишком поздно. Он отпустил Фату, не зная, увидит ли его снова.
Ольга хаотично металась по городу, потерявшись во времени и пространстве. Всё, что она знала,- домой идти нельзя. Она не помнила, почему. Раненное сознание выжгло прошедший день из памяти. К тонким рукам и бледному лицу прилипли бардовые потеки. Она пугала людей. А люди пугали её. Они быстро проходили мимо и украдкой оборачивались, но никто не хотел ей помочь. Она всю жизнь была одна, и только сейчас, впервые почувствовала себя одинокой, незащищённой. Ей хотелось зарыться в одеяло и вжаться в асфальт, чтобы никто на неё не смотрел. Она будто была обнажена перед всеми этими скользкими взглядами и звонкими осуждающими мыслями.
Всё, что от неё осталось,- кусок пустой плоти. Концентрированная боль. Острое желание провести по шее острым лезвием, разорвать плоть, убить себя. Паника. Холодный воздух царапал кожу. Густые сумерки слепили глаза. Припав к изгороди набережной, Ольга посмотрела в сырую темноту глубины. Опустись она туда, никто не броситься её спасать, никто не вызовет скорую. Никто не сочтёт нужным даже взглянуть в её сторону. Идеальная смерть. Тебя просто не было.
Но вдруг в груди остро сжалась сердечная мышца, и из глаз брызнули слёзы. Ольга соскользнула вниз, цепляясь пальцами за ледяные прутья. Боль стекала по щекам, смывая отпечатки чужой смерти. Озябшие плечи обнял тёплый поток. К ней вернулся её Ангел. Она рыдала, вжавшись в ограду. Страдание, боль, слёзы очищения. Так уходит тёмное.
Зло не погибает, оно уходит. Если ты стал лучше, значит, кто-то другой окунулся в грязь ради тебя. Быть может, он совсем близко, он держит тебя за плечи. Он отдаёт свою душу за твоё спасение. А ты считаешь своим личным достижением победу над злом.
Сырое утро нависало над мраморными плитами и покосившимися крестами. Жидкий туман стекал с посеревших небес. Казалось, они вот-вот рухнут. Вжимаясь сбитыми коленями в мягкую землю, Ольга молилась. Её привели на кладбище тяги, привязанные к сердцу. Кто-то хотел ей рассказать то, что она забыла. То, что она должна была знать. И она вспомнила. Этот ослепляющий приступ гнева, крики ужаса и как кровь забрызгивала руки. А потом эти открытые глаза без взгляда. Вечно гореть в аду – ничто по сравнению с жизнью с такими воспоминаниями.
Подарить кому-то смерть – легко. Вспышка. Одно бессознательное мгновение. Трудно будет потом соскабливать засохшую кровь со стен душевных комнат, когда ты останешься в них один на один с собой. Когда эти стены начнут сдвигаться и давить на тебя. Когда тебе станет тесно в самом себе. Но свою смерть ты уже израсходовал, и тебе придётся жить. Неважно, что ты будешь делать, как искренне вымаливать прощения. Жить ты будешь бесконечно долго, пока не иссохнешь.
Утром истощённую Ольгу найдут без сознания у ворот монастыря.
А чуть поодаль, сложив руки за спиной, Фату смотрел в густую черноту могилы. На этих похоронах он был единственным гостем.
— Может быть, бросите горсть земли?- рыкнул прокуренным голосом могильщик.
Фату перевёл на него взгляд. Он больше ничего не видел. Ничего, кроме глаз. Ничего, кроме тела. И он больше ничего не чувствовал. Пустота, равнодушие. Искажённая красота. Как мёртвая бабочка.
Фату смотрел молча, и могильщик, сплюнув, взялся за лопату.
— Говорят, его порезала собственная мать,- обращаясь то ли к Фату, то ли к самому себе, прокряхтел он.
Отличная история на ночь детишкам. Хотя детей у могильщика не было. И жены тоже не было. Поэтому он часто разговаривал сам с собой. В ближайшие пятьдесят лет он всё так же будет работать на этом кладбище и, возможно, перед смертью он расскажет кому-нибудь историю о тихой монахине, что каждый день приходила на эту могилу.
Фату снова ничего не ответил и зашагал прочь. Пройдя мимо Ольги, он не обернулся. Он сделал для неё всё, что мог. Он отдал ей всё. Ничего в мире не изменилось. Не исчезли войны, и не уменьшилось зло.
Просто один Ангел умер ради спасения чьей-то души.