По небольшой уютной квартирке раненой птицей металась невысокая рыжеволосая молодая женщина, похожая на встревоженную девчонку. Её большие зелёные глаза, когда-то весёлые и задорные, теперь горели сухим огнём. Было такое ощущение будто в ней поселилось пламя, пожирающее хрупкую фигурку изнутри. В глазах её плескалась боль. И, казалось, не было на этой земле средства, которое смогло бы потушить в ней эту огненную муку.
— Это не правда… Не может быть… Не верю… Не хочу верить… — шептала, как в бреду сухими, потрескавшимися губами Рыжик, то неосознанно сжимая тонкие пальцы рук в кулачки, то зябко обхватывая себя руками за плечи, словно пытаясь согреться от стужи, поселившейся вдруг в её душе и спорящей с жаром её сердца.
Никогда она не думала, что её счастье оборвётся так быстро. Никогда не ждала столь сокрушительного удара судьбы. Жизнь её, счастливая и беспечная, разрушилась в одночасье, как соломенный домишко из-за дуновения проказника ветерка. Она вдова! Это никак не хотело помещаться в её сознание. Жизнь жестоко отобрала у неё часть её души, нанеся удар в самое сердце. Мужа унесла внезапная болезнь, оскалив на прощание свои кривые жёлтые зубы. Эта её ухмылочка вряд ли кого могла очаровать, а вот напугать была способна в два счёта.
И всё же Маруська держалась. Она держалась за ту маленькую соломинку, которая глядела на неё тёмными отцовскими глазами, держала за руку и не отпускала ни на минуту. А ещё была вера. Вера в то, что он не оставил своих девочек, что он рядом и по-прежнему опекает их. И это его незримое присутствие помогало терпеть боль утраты и бороться с внезапно навалившимися на неё, житейскими проблемами. Сны стали желанными и необходимыми. В них они были вместе. В них она набиралась сил, чтобы просыпаться каждое утро и продолжать жить. Ей, Маруське, было для чего жить. Она припомнила слова Вик и повторяла их, словно боясь забыть хотя бы на мгновение :
— Я знаю, зачем живу.
А потом приехали подружки. Они ворвались в её жизнь словно порыв свежего ветра и решительно разорвали эту горькую тоску. Боль, разделённая на троих, уже не так пронзала душу. Она отступала под решительным натиском жизни, уступая место покою.
Они шли по дороге, упрямо теряющейся среди высокой травы. Три женских силуэта медленно скользили через поле, направляясь в сторону виднеющегося вдали кладбища. Такие разные, непохожие, они были словно три цветка, уносимые ветром жизни в их незатейливые судьбы. Эля в белом, пышном сарафане напоминала ромашку, Вик в ярко-оранжевом лёгком костюме была похожа на рыжую розу, а Маруська Рыжик, одетая в простое чёрное платье, напоминала чёрный тюльпан, словно опалённый огненным пламенем. Каждая из подруг думала о своём, хотя по сути думали они об одном и том же.
-» Бедная Рыжик. За что ей это? — вздыхала добрая Элька. — Сашка был таким хорошим. Ну почему уходят лучшие?»
— » Странно, но мне так и не удалось увидеть Маруськиного избранника, — удивлённо огорчалась Вик. — Судьба сыграла с нами злую шутку.»
— » Он никогда меня не оставит. Он рядом, я чувствую, — Рыжик упрямо сжала губы, прикрываясь своей верой, как щитом, от жестокой действительности. — Пока помню, он будет жить. А я не забуду!»
Легкий ветерок растрепал тёмные, светлые и рыжие волосы, словно кто незримый поприветствовал подружек.
— Сашка нам рад, — заверила Рыжик, когда они дошли до могилы, окружённой венками.
— Почему ты так думаешь? — подняла бровь Вик.
— Он улыбается нам, — почти счастливо просияла Маруська, вглядываясь в родное лицо на большой фотографии.
— Он всегда улыбался, — согласилась с ней Эля. — Не помню его хмурым.
— Вот и свиделись, — тихо вздохнула Вик, заглядывая в улыбчивые глаза, глядящие на них с портрета.
Их грусть была светлой и не было в душах горечи. Даже боль утратила свою остроту. Лишь чувство расставания шалью легло на плечи, когда покидали они это тихое поле, с зависшим над ним горячим глазом солнца.
Вечер, начавшийся спокойно и даже чинно, вдруг как-то неожиданно перестал быть томным. Это выражение из известного фильма как нельзя лучше охарактеризовало тот момент, когда тост : «За нас!» был уже озвучен, вкуснющий Маруськин плов съеден и тихая грусть сама собой куда-то делась, а радость от встречи заиграла на лицах подруг умиротворёнными улыбками. Жизнь продолжалась, привычно смешивая радость и горе в невообразимый компот, который мы выпиваем, не задумываясь о последствиях. Рецепт для того, чтобы вновь возродиться и вспомнить о том, что ещё живы и молоды был предельно прост: русская водка, узбекский плов, японские суши и итальянские
оливки.
— Жизнь продолжается, девочки! — уверенно заявила блондинка, подмигивая луне, заинтриговано заглядывающей в окошко.
— А не прогуляться ли нам? — оживлённо предложила Рыжик, вновь почувствовав себя прежней, словно возродившейся.
— Я не могу — устала, — лениво протянула, умиротворённая Элька.
— Можешь! — заверили её подруги и дружно стащили с мягкого дивана.
Ночная прогулка освежила головы и вернула силы. Луна, тихо пристроившись к компании, следовала за оживлённо переговаривающимися молодыми женщинами, вновь почувствовавшими себя юными и беззаботными. Как всё странно перемешано в этой жизни, которая способна соединить
противоположности и глазом не моргнув. Улицы были вовсе не пустынны. Ночь умела соблазнять и притягивать. Из темноты доносился то детский смех, упрямо не засыпающей детворы, то звуки гитары, развлекающей молодёжь, то гогот не особо трезвой компании мужичков.
— Привет девочки! — пьяненько поздоровались весёлые встречные дядьки.
— Привет мальчики! — задорно ответила Маруська, никогда не теряющаяся в любых ситуациях.
— Они назвали нас девочками! — в голос расхохоталась Вик. — Ночью уж точно, что все кошки серы.
— Просто у них сейчас все на одно лицо, потому как имеет место состояние нестояния, — ворчливо пробормотала Эля, подталкивая подруг вперёд, подальше от подозрительных кавалеров, дружно икающих и весело пошатывающихся в разные стороны.
В зелёном скверике под уютной, плакучей ивой обнаружилась маленькая лавочка. Удобно устроившись на ней, подруги заслушались тишиной ночи. Звёзды яркой россыпью, словно праздничные фонарики, украсили их встречу. И не было в эту минуту для них ничего важнее, чем мгновение этой ночи, вновь соединившей их вместе. Тихий разговор то тёк плавным ручейком, то замирал умиротворённым озером, боясь нарушить тот покой, что поселился в их сердцах.
Вик вдруг задумчиво пробормотала несколько слов, незаметно переплетая их рифмой. Подруги прислушались, зная странности своей француженки. Блондинка удивлённо заметила:
— А мы ведь словно героини романа, не находите?
Несколько слов, начертанные ею на песке, тут же сломанным прутиком, сложились в незамысловатые стихи.
— Выдумщица! — хохотнула Рыжик.
А Эля с улыбкой громко прочла в свете луны начертанные слова:
— Одна была женою,
Другая уж вдова,
А третья под луною
Чертит в песке слова.