За обрывом, прямо среди облаков растилась, залитая солнцем дорога, по обочине цвели яблони и пчелы носились среди белых цветков. А здесь шёл ледяной дождь. Холодная земля расползалась под ногами. Тяжелые чёрные тучи давили прямо на грудь, не давали вздохнуть в полную силу. Вонь болота перебивала даже запах табачного дыма. Он сидел на огромном валуне, уже не обращая внимания на холодный дождь. Уже было всё равно. Только закрывал ладонью сигарету, что бы совсем не раскисла. Он курил, не поднимая головы, словно не видя ту, которая стояла перед ним. Он не мог взглянуть ей в глаза…
Она стояла босыми ногами в стылой луже и ждала его слов. Тихая улыбка лежала на бледных губах. Ей так было жалко его. Но, он молчал. Время, всесильный хозяин торопил её, но она надеялась до последнего. На её груди, под оборванным плащом, тихо мурлыкал подобранный бродячий котёнок. Она прижимала тёплый комочек к сердцу и ждала… ждала. Ей нужно было всего несколько слов, но сказанных от чистого сердца. Другие её не остановят. Наконец он поднял голову. « Не уходи, останься со мной, Доброта» — сказал он, глядя куда – то в сторону.
Она медленно покачала головой. Слёзы потекли по, мокрым от дождя, щекам. Нет, от этих слов не веяло теплом сердца. В них был холод, холод льющего с чёрного неба, дождя. И после холода этих слов трещина между ними стремительно стала превращаться в бездонную пропасть. Она очень тихо сказала ему –
— Нет. Я уйду. От твоих слов веет равнодушием, оно уже прочно поселилось в твоей душе. Прощай. Ты хотел перестать быть слишком добрым – а перестал быть добрым совсем. И вот я ухожу. Я не знаю, может быть тебе будет легче без меня, без всех нас. Твоя Вера уже не в силах стучаться в бетонный забор, что ты возвел вокруг твоей души. Твоя Любовь устала плакать и собирает в потрепанный чемодан то, что дарила тебе. Она уйдёт вслед за мной. Твоя Надежда пускает пьяные пузыри, утопая в стакане дешевой, паршивой водки. Может быть тебе будет легче без нас в этом мире. Но, ведь есть еще другой мир. Ты перестал верить в него. Ты перестал писать добрые сказки. Ты перестал улыбаться и эта пропасть, что лежит перед тобой будет становиться всё шире и шире. И ты всё чаще будешь смотреть в неё, пытаясь увидеть её дно и не понимая – что дно этой пропасти сам ты. Ты выбрал себе новых друзей… Передавай им привет.
Она кивнула в сторону покосившейся избушки. Там, на террасе, сидели высокие крепкие фигуры в черных кожаных куртках. Они пили и закусывали, смеялись в голос и играли в карты. Одна из фигур загоготала и бросила обглоданной костью в Доброту. « Что ж… Пусть помогут тебе жить тебе твои новые друзья — Ненависть, Злоба, Равнодушие, Неверие. Может быть тебе будет легче. Прощай!» Доброта повернулась и сделала шаг на дорогу, лежавшую за обрывом. Она шла лёгкими шагами по солнечной дороге. Над её головой пели птицы, и ласковый ветерок играл её седыми волосами. Скоро она растаяла в океане света, лежавшим в конце солнечной дороги. Дорога исчезла. Перед ним, без конца и края, плыли чёрные тучи, и шел ледяной дождь. Плакать не хотелось, хотелось выть. Выть брошенным псом в ожидании смерти.
Одна из черных фигур вразвалку подошла к нему. Хриплый голос спросил – « Жалко? Жалко у пчёлки в попке!» и фигура захохотала. Ему в руки сунули граненый стакан, и водка щедро потекла в него. Фигуры радостно заорали – « Пей до дна! Пей до дна!» и он пил. Пил и не мог остановиться, не заканчивалась водка в проклятом стакане. И тогда он начал захлёбываться. Как когда – то в детстве, когда тонул в реке. Кровавый кашель рвался из груди, но стакан было не оторвать от разбитых губ. Чёрные фигуры вывернули ему руки и прижимали стакан к губам. Он попытался закричать…
… Он проснулся в своей кровати. Рядом спала жена. На кресле мурлыкала кошка. Тихо светила лампадка у икон. Всё как всегда. Только вместо души – сочащийся кровью, кусок рваного мяса. Что – то ушло из души, и в образовавшуюся пустоту тёк чёрной рекой холод. Он сунул сигарету в рот и сжал руками голову. Он искал в памяти ту развилку, с которой свернул не туда. Внезапно его внимание переключилось на странный звук, доносящийся из открытого окна. Он выглянул в окно.
В белую ночь всё было видно очень хорошо. В углу двора вжимался в стену бродячий пёс. Из разорванного ударом плеча текла густая кровь. Пёс был уже не в силах лаять и тихонько скулил, ожидая развязки. Его окружала серая стена подростков с заточенными прутьями и велосипедными цепями с грузами. Шакалы городских улиц. Не имеющие жалости и уважения, доброты и тепла в своих обкуренных головах. Шакалы, которым уступают дорогу даже львы.
Ему вдруг стало легко на душе. Как будто ласковый голос бабушки позвал его, заигравшегося на улице мальчишку, домой. Он бросил в серые фигуры сигаретной пачкой и, когда те подняли головы, показал им жестом — что сейчас спустится к ним и провел пальцем большой руки себе по горлу. Шакалы грозно зарычали. В пустых глазах заблестел огонь ярости. Он плюнул им в лица.
Быстро оделся. Сунул в карман хорошо точённую « выкидушку». Легко коснулся губами головы спящей жены. Поклонился иконам и вышел в белую ночь. Вышел навсегда…
Санкт – Петербург
26.06.11