Неоднократно, ежедневно, по нескольку раз в день, на протяжении долгих лет, Нитруловичу приходила одна и та же мысль. Поведение этой мысли было всегда разным – иногда она витала где-то под потолком, или ещё выше, иногда спускалась до самого пола, но чаще всего долбилась прямо в мозг, пугая своей монотонностью. «Нахрен всё это нужно?» «нахрен всё это нужно?» «нахрен всё это нужно?» — формулировал мозг эту мысль и не находил ответа. Прежде всего интересовал вопрос, нахрен нужен сам Нитрулович, такой весь никчёмный, какой-то везде лишний и в целом такой неудачливый.
Говорят, счастливый человек утром с удовольствием идёт на работу, а вечером с удовольствием возвращается домой. Если рассматривать с этой стороны, Нитрулович был весьма счастлив – утром он с удовольствием убегал из дома от сварливой жены, а вечером – с неменьшим удовольствием с работы от стервозной начальницы. Между этими двумя немаловажными событиями, он либо спал, либо сидел перед компьютером и возил мышкой по столу, имитируя видимость работы. Взгляд переползал с мышки на монитор, с монитора на стену, со стены на потолок; по попотолку ползала муха. То, что это была муха, можно было догадаться только логически, ибо вследствии близорукости Нитрулович видел только перемещающуюся по потолку чёрную точку. Точка с таким же успехом могла оказаться микроскопическим динозавром, и глаз не заметил бы разницы. Но мозг упорно долбил своё: это муха. Да, да, точно муха. И у неё обязательно есть лапки и лапок этих ровно шесть. Есть у неё также брюшко, возможно даже позолоченное, хоботок и два крылышка. И этими крылышками она жужжит как-то так ж-ж-ж-ж, ж-ж-ж-ж, ж-ж-ж-ж…
— Ж-ж-ж-опу опять свою просиживаешь!
Начальница появилась неожиданно и возвысилась над Нитруловичем как Визувий над Неаполем
— Что в потолок уставился? Где квартальный отчёт???
— В ж… простите… готов… почти, — от одного вида начальницы почему-то всегда начинался мандраж.
— Если в пятницу не сдашь, по статье уволю!
А у мухи нет никаких начальников…
Вполне обычный день, вполне обычный разговор. Почему его до сих пор не уволили, он искренне не понимал и считал это чистым недоразумением. Во всяком случае, работа ему не нравилась и не делалась как положено. А поэтому, когда ровно в семь часов он вставал с насиженного кресла и шёл по направлению к дому, чувства были довольно радостные. Но дома была жена и трое детей – четыре голодных прожорливых рта, в которых пропадала практически вся его зарплата. Остаток зарплаты поглощался пятым ртом – его собственным. К его приходу дети обычно были накормлены и спатьуложены, поэтому у жены была уйма времени для того, чтобы попилить мужа по поводу хронического безденежья. Пиление это затыкалось порцией секса, чем жена научилось пользоваться: она не ворчала, если не хотела, Нитрулович же не тащил её в постель, если она не ворчала – и именно в этй области в семье царило взаимопонимание. И вообще, ему уже давно было безразлично, займётся он сегодня на ночь сексом с супругой, или нет.
А потом… Потом приходило настоящее чудо. В первый раз оно пришло несколько лет назад и с тех пор приходило каждую ночь.
Она явилась к нему в белоснежном полупрозрачном одеянии, сквозь которое можно было разглядеть изящную точёную фигурку. Она была словно хрустальная – казалось, что с ней надо обращаться очень бережно, иначе упадёт и разобьётся. Её волосы струились как шёлк, её голос был прекраснее любой музыки, её движения были грациознее, чем полёт аиста, в неё невозможно было не влюбиться – и он влюбился. Влюбился по уши, до беспамятства, до умопомрачения. Когда он пошёл к ней навстречу, почему-то затряслась земля, но это не было помехой, помехой было…
— Да проснись уже, на работу опоздаешь!
Жена возвышалась над Нитруловичем… ага, как Везувий. Он посмотрел на её заспанное помятое лицо, волосы, утыканные бигуди, похожими на стадо чёрных барашков, и вся его скорбь, накопленная за долгие годы неудачной и никомуненужнлй жизни, скопилась в этом взгляде.
— Дура, — произнёс он, с трудом удерживая желание зарыдать в голос, — почему ты всё испортила?
Тогда всё изменилось. Обозначилась какая-то цель. Среди скучных и однообразных, похожих друг на друга дней, появились отдушина – короткий промежуток времени между вечерним сексом и утренней побудкой, единственный глоток настоящего счастья.
На работу он приходил как на каторгу. Старался тщательно выполнять все требования начальников, лишь бы его не трогали. Требования эти он часто выполнял с ошибками и недоделками, нередко приводящими к неприятным последствиям как для фирмы, так и для самого Нитруловича, и его как-то, даже несколько раз, хотели уволить, но не увольняли, видимо, потому что он был готов и дальше выполнять любые требования.
Настоящее счастье приходило по ночам, но этого было нереально мало, катастрофически мало, бесконечно мало.
Спасительная мысль пришла неожиданно: люди спят не только ночью и не только дома и не только на любимом диване. Спать можно везде. Для начала нужно продать машину и начать ездить общественным транспортом; если при этом сделать небольшой крюк и попасть на конечную станцию метро вместо предпоследней, которая была ближе к дому, то можно гарантировано занять удобное место. При этом требуется больше времени, чтобы добраться до метро и, разумеется, это время нельзя отбирать у самого ценного, ночного сна. Поэтому пришлось отказаться от завтрака.
Но это ещё не всё. Спать можно и на работе, даже при самой стервозной начальнице. И нет лучшего времени для этого, чем обеденный перерыв. Чтобы восполнять калории, недоеденные из-за этого за обедом, надо покупать сдобные булочки и поедать их в рабочее время, тщательно при этом шифруясь.
Но и этого мало, чертовски мало.
Любовь – движущая сила человеческого существования. Без любви жизнь теряет смысл, превращается в пустышку, которую сдует первым же порывом ветра, и никто не заметит. Любовь приходит внезапно и полностью порабощает человека. Но что делать, если эта любовь – любовь к образу, созданному твоим собственным мозгом?
Нитрулович об этом не задумывался. Он понял одно: надо много спать.
Жена, обеспокоенная странным состоянием мужа, вызвала терапевта. Терапевт пришёл, повозил стетоскопом, попросил показать горло, почесал зачем-то затылок и ушёл, сказав жене, что её муж совершенно здоров. Жена вызвала психиатра. Тот проверил рефлексы, задал несколько глупых вопросов, дал несколько не менее глупых советов и тоже ушёл. Нитрулович все испытания выдерживал с честью, но засыпал, как только захлопывалась дверь за очередным специалистом. А специалисты разводили руками – по всем параметрам пациент был совершенно здоров.
— Да перестань ты, наконец, спать, — заорала как-то жена, не выдержав, — ты специально надо мной издеваешься, да? Все врачи в один голос утверждают, что ты совершенно здоров! Да когда же всё это кончится, а?
Он открыл глаза, посмотрел вокруг мутным взглядом и закрыл снова.
— Я влюбился. А ты мне мешаешь.
— Ах ты козёл недоделанный! – злость, до этого сочившаяся ничтожными каплями, вдруг хлынула мощным потокам, приготовившимся сметать всё на пути. – Это в кого ты влюбился? Это я тебе мешаю?! Это я тебе жизнь порчу, да?
— Потом поговорим. Я устал. Я хочу спать.
Спать. Спать… Спать!
Спать…
Не надо БОЛЬШЕ спать. Спать надо ВСЕГДА. Если сна будет слишком много, реальная жизнь окажется такой же короткой и забывающейся, как сон у обычных людей. И тогда, наконец, можно будет обрести своё счастье. Счастье – оно… вот оно, рядом. Казалось бы, руку протяни – и дотянешься; глаза закрой – и потрогаешь; примешь снотворное – и ощутишь. Человеческая природа почему-то противится тому, чтобы человек спал очень долго – он просыпается, и спать больше не может, но для решения этого противоречия человеческий ум изобретает всякие снотворные средства.
И вообще… Кто сказал, что на работе можно спать только во время обеда? Разве не отражается на работоспособности человека то, высыпается он, или нет? Разве все люди имеют возможность высыпаться дома? И разве Нитрулович, будь он неладен, по всем этим причинам, не может спать, когда и где ему захочется? Ну? Я тебя спрашиваю!
— Ну? Я тебя спрашиваю!
Нитруловича кто-то тряс за плечо. С трудом открыв глаза, он узнал в этом ком-то начальницу.
— Простите, что?
— Где квартальный отчёт, я тебя спрашиваю!
— А иди ты в жопу!
Начальница побледнела, хотела что-то сказать, но было уже поздно: Нитрулович весь обмяк, ноги его подкосились, и он упал на пол.
Приехавшие врачи констатировали глубокую кому. Его увезли в больницу, подключили к каким-то аппаратам, капельницам, катетерам и прочим умным приборам и приспособлениям. Удивительно, но до самой его смерти всем казалось, что он улыбается. Это было тем более странным, что при жизни улыбки на его лице никто не видел…