Быть женщиной всегда, извечно сложно в мире
и с неземной красой и редкостью ума!
Удел ее — хвалы мужчине петь на лире,
отбросив мысль о том, что умница сама.
Обожествлять комок той глины, первозданный,
вдохнув в него мечты своих девичьих снов,
и ждать, что оживет тот самый принц желанный,
чтобы вручить на век кольцо святых оков.
Поверив в то, что он — единственный на свете,
ловить с волненьем взгляд любимого и вдох,
не думая совсем, как писано в Завете,
насколько он хорош или насколько плох.
Рожать с тех пор детей сквозь призму адской боли
и думать каждый день, что ставить им на стол,
съесть за года пуды семейной едкой соли,
не чувствуя при том досадный пересол.
Расти с детьми день-ночь, болеть все их болезни,
на зависть быть женой, работницей — в цене,
включать при этом днем лишь бравурные песни,
а грусть устало петь себе и лишь во сне.
Стараться не стареть, забыв совсем про время,
желанной быть всегда, привычке вопреки.
Любить его тогда, когда он ногу в стремя
и вновь спешит один на утренность реки.
Ждать заполночь, к утру мужчину так несложно,
пусть даже мысль сверлит — увидеть и убить,
ведь женский страх измен сменить на веру можно.
Что может быть сильней потребности любить!
Стать бабочкой ночной, отбросив кокон моли,
листая с мужем свод обыденных сластей,
что день, себя кормить щепоткой новой боли
размолотых обид под соусом страстей.
Томиться забытьем любовного обвала
в надежде испытать невиданный оргазм,
такой, чтоб змей узнал вкус собственного жала,
а райский сад укрыл листвой его сарказм.
Как трудно наряжать для женщин силу в слабость,
ведомой быть порой не альфа-жеребцом,
любить, пусть «вопреки», сменив любовь на жалость,
мужчину заместив, стать матерью-отцом.
Так сложно жизнь прожить и быть при том счастливой
без жалоб на судьбу, не плакать и не ныть,
ведь Еве не забыть, как сделалась стыдливой,
родившись из ребра, что призвано любить.
Кость тверже и белей обычной рыжей глины,
ее нельзя согнуть, и можно лишь сломать,
и женщине не жить средь липкой паутины,
нельзя ее у ног насильем удержать.
Нет сладостней цепей для женщины при этом,
чем первоцвет любви, его глубинный сок,
он может век цвести, и виден по приметам,
пусть даже побелел от времени висок.
И этот идеал для женщин моногамен,
чем вызывает смех у множества мужчин,
не всем им по плечу тот вековой экзамен,
ведутся на соблазн по множеству причин.
Им войны, как игра с крутым адреналином,
они готовы мир без устали делить,
а женская судьба — стричь их хвосты павлином
и вместо простыней им саваны стелить.
Рожать — так сыновей, чтоб восполнять потери,
растить в трудах года, чтобы потом отдать,
в жестокий мир людей, где милостивей звери,
что может, без труда, последнее забрать.
Не может жизни круг внезапно оборваться,
и женская мечта цветет из года в год.
Пусть трудно под луной так женщинам рождаться,
но кто же на земле без них продолжит род!