Volio bene

Петли постоянно слетали со спиц. Руки нервно подбирали их, не задумываясь о качестве проделываемой работы. Какая разница, в конце концов, получится или нет. Она и не собиралась носить кофточку, которую вязала. Просто придумала занятие для своих ходящих ходуном рук.

Клубок бледно голубой пряжи становился всё меньше. Предполагаемая кофточка росла в руках, как фарш из внутренностей мясорубки: быстро, не особенно ровно, без усердия и любви. Пальцы двигались, напоминая мелькание деревьев вдоль дороги — вид из окна машины, которая несется на предельной скорости.

Вязать она не любила. Когда-то в юности, когда голова была забита романтикой и истеричной белибердой, она считала себя поэтом. Прошло со временем. Как у всех. Но именно тогда в «розово-поэтический» период написала:

Мне дорога к тебе заказана

И не мной придуман сюжет.

Все продумано, все сказано.

В нелюбовь опрокинут свет.

И не стать мне бабой хозяйственной,

Сутки думающей о еде.

У меня всегда в доме пасмурно,
А в углу хлеб да соль беде.

Так что, милый, дорога заказана!

Не рожать, не растить близнят.

Все продумано, все сказано….

Ну, а люди? Да пусть говорят!

Наши исповеди и признания

Для кого-то и смех и бред.

Брошу все и займусь вязанием.

Рукодельницей будет поэт.

В семнадцать это казалось ей чистым абсурдом – кофточки вязать! Книги, мысли, стихи, театр, страсти человеческие. Мир, может быть не так прекрасен, как было обещано в детстве, но очень интересен. «Я» — центр этого мира, и этому «Я» не до быта.

Теперь она немного стыдилась всей этой напыщенной глупости. И вязала, вязала, точно зная, что, когда закончит, распустит связанное, соберет обратно в большущие клубки и…. начнет сначала.

Можно было бы придумать что-нибудь поинтересней, чем это пенелопино дельце, но колода карт, которую она раскладывала в бесконечные пасьянсы (так же, не задумываясь о результате) была стерта почти в пыль. С картами стало непросто. Они цеплялись одна за другую выщербленными краями, выпадали из колоды, постоянно переворачивались как попало. Нужно было или пойти купить новую колоду или придумать другое занятие для тревожных, не знающих покоя, рук.

Она стала играть в компьютерный тетрис. Побила все возможные рекорды, раз двадцать внося свое имя в зал игровой славы, каждый раз образуя от него нечто уменьшительно-ласкательное. К двадцатому разу собственное имя с чудовищными суффиксами показалось ей отвратительным и каким-то неприличным. Как мастурбацией заниматься – называешь себя все ласковее и ласковее, пока не стошнит. Тетрис был заброшен. Вызывал неприятные ассоциации.

Но бездействие было ей не свойственно.

Следующей заботой для рук стали толстенькие глянцевые журналы. Вот уж листай, пока пальцы не отвалятся, а на языке не появится конкретный мозоль. Однако состояние души не соответствовало выбранному делу. От нарядов невиданной красоты, от женщин, гламурных и вызывающе здоровых, а также от мужчин, выглядящих как белые плюшевые медведи в магазине, в голове становилось как-то тяжело. Она думала, что такое же чувство испытывает лох на вокзале, когда его обобрали напестночники. Понятно, что обманули, но не понятно как. В голове пусто и тяжело. Как?

……………………………………………..

— Алло?

— Привет! Ну, когда уже?

— В четверг.

— Как фамилия врача?
— Зачем тебе?

— У меня знакомый есть. Я поинтересуюсь.

— Да чего интересоваться-то?

— Ну, ладно… Я все равно поинтересуюсь.

— Как хочешь…

……………………………………………………………………………

— Алло? Это ты?

— А кто же еще? Телефон-то мой.

— Ну, мало ли…

— О господи! Опять!

— Когда?

— В четверг.

— Дай знать потом.

— Обязательно.

— Пока! Держись!

……………………………………………………………………….

— Привет!

— Привет!

— Жива?

— Что мне сделается? Жива.

— Еще день не назначен?

— В четверг.

— В этот? Чудесно! Чем скорее, тем лучше, правда?

— Точно, лучше скорее.

— Слушай меня! Я тут с приятельницей разговаривала, у нее тоже, да по тому же месту. Ха-ха-ха! Так она говорит, что через полгода останется шрам тонкий, как лист бумаги вид с боку, и ты сможешь пить, курить, гулять и не стесняться.

— Я в любом случае смогу не стесняться.

— Ха-ха-ха! Давай! Позвоню в пятницу!

………………………………………………………………………………………….

— Привет! Как ты там?

— Привет! Рада тебя слышать! У меня все хорошо.

— Дату знаешь?

— Да.

— А доктора?

— Да.

— Сообщи мне накануне, я за тебя помолюсь.

………………………………………………………………………………………

Четверг.

Её встретили ласково.

В больничной палате были заняты две кровати из трех, третья ждала ее.

На фоне прооперированных женщин, которым располосовали животы, она чувствовала себя красавицей, хотя никогда не была красивой. Но в этот последний день той, дооперационной жизни, так себя и чувствовала, так о себе и думала.

После обеда, которым её не кормили потому, что ей не рекомендовано перед операцией есть, по её душу стали приходить врачи.

Вероятно, они все видели перед собой не очень молодую, не особенно стройную, сильно нездоровую женщину средних лет, но ей было наплевать. Возможно даже, они хихикали над её попытками казаться милой и обсуждали, и говорили между собой что-нибудь типа: «Бедная ты, бедная! Дурнушка, а туда же»

Она и без них прекрасно знала правду, но это был её вечер и они все были мужчины.

Хирурги поглядывали на нее с сомнением и затаенной ухмылкой, мол, всего повидали, уже не удивишь, но неуемная её радость жизни, бившая через край, заражала и их. Они поддавались, шутили, не смотря на усталость и цинизм будней.

Кокетство, так ей не свойственное, неслось впереди неё и, не спросив разрешения, не разглядев входящего, уже окружало толстым коконом, от которого ей было весело и радостно. Что они ей сделают? Призовут к порядку? Типа, не шали, а болей?

Завтра, все завтра.

Телефон, тренькавший не умолкая от забот и любопытства, она удивляла нелепыми высказываниями, совершенно не подходящими человеку, которого буквально на следующее утро лишат жизненно важного органа, но ей было весело.

………………………………………………………………………………………………..

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, доктор.

— Как Вы себя чувствуете?

— По сравнению с Бубликовым?

— Что?

— Извините. Я хорошо себя чувствую.

Молчание.

— Кто Ваш лечащий врач.

-?

— Вы не знаете фамилию?

— Да, нет, доктор! Просто, в той больнице, где меня наблюдали, считается, что все врачи взаимозаменяемые.

Молчание.

— Сколько Вы лет болеете?

-13 лет, доктор, так что, врачей было много. Я всех не помню.

…………………………………………………………………………………………………………

— Ой, доктор!

— Где ты бегаешь?

— Я пыталась сделать электрокардиограмму.

— Сделала?

— Нет, там людей тьма. Может, я потом, как-нибудь, а?

— Нет, сейчас иди и делай. Операция завтра утром.

…………………………………………………………………………………………………..

— Привет! Как ты там?

— Нормально. Знаешь, что самое сексуальное в мужчине?

— Мало ли..

— Белый халат и обручальное кольцо.

— Хм, слушай, мне нравится твое настроение!

— А мне не очень, точнее, сейчас оно мне нравится, когда я без наркоза и прочих усыпляющих и расслабляющих. А если я на операционном столе начну по-немецки говорить?

— Почему по-немецки?

— Ну, помнишь, как радистка Кэт в «Семнадцать мгновений весны» по-русски орала, когда рожала?

— Помню. А ты здесь при чем?

— Ну, как же! Кругом столько окольцованных мужиков и все в белых халатах. Я только и натыкаюсь в этой больнице на симпатичных мужиков. Это при моем-то воздержании! Но держу себя в руках, поскольку могу. А вот сделают они мне укольчик какой замысловатый, я в бессознанке и начну разговаривать, как в немецком порно.

— Я смотрю тебе весело там…

— Угу…

Пауза.

— Держись, дорогая.

— Угу.

………………………………………………………………………………………………………….

SMS: «Завтра. Рано утром»

SMS: « Я с тобой. Ангел на правом плече. С богом!»

………………………………………………………………………………………………….

— Здравствуйте! Кого мы здесь завтра берем?

— Меня, доктор.

— Какие лекарства принимаете?

— Только нужные и ни каких кроме нужных.

— Отлично! И пульс тоже отличный. Аллергии на лекарства нет?

— Нет.

— Как наркоз переносите? Я ведь….

— Я уже прочитала ваш бейджик. Последний раз, когда отходила после наркоза, было очень холодно. Я так стучала зубами, доктор, что слышала вся больница.

— На этот раз все будет хорошо. У нас здесь тепленько. Еще что-нибудь?

— Да. Очень страшно, доктор, прямо до зеленых чертей в глазах.

— Не бойтесь, завтра я буду первым… Хм, я же анастазиолог. Сделаем вам укольчик, и все будет хорошо.

— До завтра, доктор!

— Наш оператор сказал рано пойдем. Вы – первая.

— !

……………………………………………………………………………………………………

Пятница.

Утро. У нее чуть-чуть болят глаза от попытки рассмотреть все вокруг, лежа на спине, на медицинской каталке. Единственное направление, куда можно смотреть не напрягаясь – длинный коридорный потолок, с ровными и ритмично расположенными рядами ламп. От этих ламп глаза болят еще больше.

Немного холодно под белой простыней, которой её накрыли. Под простыней только она сама и тоненькие кружевные трусики, нарядные, специально для больницы. Она радуется отчего-то, что разрешили оставить белье. Или, какая ей разница? Хотя, нет, пока женщина жива разница есть, отсюда и новые трусы, и одолженный у старшей сестры халат, такой роскошный, что она сама себе напоминает в нем богатого барина, вышедшего к чаю в собственном поместье, точнее, напоминала, пока не раздели, не уложили на каталку, не укрыли простыней.

С каталки лица видны снизу, через подбородок. Операционные сестры все кажутся некрасивыми, но они приветливы, говорят о всяких пустяках, отвлекают.

— Мы готовы, доктор.

— Что подаете на стол?

— Железу.

— А мы ждем желчный.

— Ничего не знаем, надо было раньше говорить.

— Ладно, подавайте, что приготовили. Укол сделали?

— Конечно.

— Ну, тогда, тем более, не в палату же возвращать. Давайте! Давайте!

Каталка набирает скорость. Лампы на потолке сливаются в единый движущийся поток света. Это очень неприятно и она закрывает глаза.

Коридор. Лифт. Коридор. Поворот. Коридор. Стеклянные двери, створки которых открывают дополнительно, чтобы провести каталку. Операционная.

— Давайте я сама!

— Спокойно! На три! Раз! Два! Три!

Её тело перебрасывают с каталки на операционный стол. Она с уважением и некоторой завистью рассматривает медсестер, с такой легкостью управившихся с её немаленьким весом.

— Эй, девушка! Как себя чувствуем?

Она поворачивает голову в сторону говорящего. Молодая высокая женщина, на лице повязка, держит в руках шприц с набранным лекарством.

— Ого! Какие глаза! Ну-ну! Не плакать! Этого нельзя! Как мы вас интубировать будем? Начнете реветь – через сопли не пробьемся.

Она послушно кивает и переводит взгляд в потолок, чтобы не видеть, что делают окружающие её люди.

На потолке еще хуже. Никакого потолка вовсе нет, а есть большая операционная лампа, массивностью, обилием синих лампочек поменьше и круглой формой напоминающая планетарий. Эти дикие мысли вызывают у нее улыбку. Вот так! Ей бы сейчас «Отче наш» почитать пару раз не сбиваясь, попросить кого-то всесильного, чтобы не злокачественная, чтобы голос сохранили, чтобы разрез сделали аккуратно, а она в ассоциации играет, непутевая.

— А кто у нас сегодня оператор?

— ………

— Редкой породы хам. В прошлый раз у него ассистировала, чуть уши не завяли.

— Да, ладно тебе, зато руки золотые. Он позавчера барышню одну семь часов собирал, так что, нравится — пусть веселиться, нам-то какое дело?

Ей очень страшно от этих разговоров. Плакать все равно очень хочется, только теперь от того, что представила себя на месте той, собранной. Лежала, бедная, и не знала, что вокруг зубоскалили, сравнивали, рассматривали, может, даже анекдотиком сальным потешились, чтоб не скучать семь часов.

— А когда мне наркоз сделают?
— Так сделали давно. Все нормально. Отдыхайте!

Своего «первого» мужчину – анестезиолога, она не дождалась, упала в темное пространство без снов.

……………………………………………………………………………………………………..

Реанимация. Четыре кровати, все заняты.

Боли нет, ненужного органа тоже. А что есть? Как это не удивительно, настроение, то, вчерашнее. Даже не «хи-хи» да «ха-ха», а полноценная радость жизни.

Очень миловидная медсестра, тоже с улыбкой:

— Как себя чувствуете?
— Хорошо. Пить хочется.

— Нельзя пока.

— А голову поднять повыше?

— Тоже нельзя. Спите.

Её будят тем же вопросом.

— Как Вы себя чувствуете?

— Все хорошо.

— Ого! Прекрасный голос!

У доктора лицо египтянина или сирийца, шоколадные глаза и оливковая кожа. От удовольствия и удивления она улыбается слишком приветливо и широко. Доктор смотрит на нее с подозрение.

— Повторите за мной, — говорит он и начинает считать, — пять, двенадцать, тридцать три.

Она послушно повторяет за ним числа. Египтянин, как ей кажется, уходит довольный.

Капельница. Сон. Снова капельница.

Наконец, её возвращают тем же путем (лампы, двери, коридоры) туда, откуда взяли, в палату.

Каталку подвозят прямо к кровати и перегружают ее, почти безвольную, не протестующую. Легкости в теле нет, но больничные сестры зарекомендовали себя с лучшей стороны, не уронят.

Соседки по палате делают намеренно грустные лица, сочувствуют, одним словом. Не приняв их настроения она, как заготовленный номер для эстрадного выступления, рассказывает, как все было, в подробностях повествует о трех прошедших днях.

Потом наваливается сон и ей снится первый кошмар.

Она просыпается быстро, не в силах выдержать приснившегося, и долго, почти до утра, не спит, рассматривает верхушки сосен в окне, вглядывается в темноту ночи, пытаясь разглядеть что-то еще, но ничего не видит.

Утром палата заполняется людьми в белых халатах. Здесь и Египтянин, и Первый Мужчина, и тот, Главный, которому до всего есть дело, но важнее всего, что за белыми спинами стоит он, Сохранивший Ей Голос, тот самый хам.

Хорошенькая сестра зачитывает из толстой папки необходимую информацию. Все слушают, иногда задают вопросы, что-то на них отвечают сами же, улыбаются.

Он отчего-то скромен, почти прячется, хотя она слышит, что все хвалят его, местами даже аплодируют, реагируя, таким образом, на удачные реплики о его мастерстве хирурга.

— Молодец! – говорит Главный и похлопывает его по плечу дружеской рукой. – А Вы, девушка, спасибо скажите доктору. Он молодец!

Все присутствующие с лукавыми улыбками смотрят на нее, ждут. Чего ждут? Спасибо хотят услышать? Да нет, скорее всего услышать хотят все тот же спасенный голос.

Из-за спин врачей выглядывают любопытные носы соседок по палате.

— Я потом, потом…, — бормочет она и палата заполняется добродушным смехом.

Смех затих. Посмеялись эти, Первые после Бога, и ушли к другим, ждущим, спасенным, с сохраненными голосами.

Ей жаль. Да если бы она могла сказать «спасибо» так, как хотела! Но не смогла, смутилась от их уверенных рук, ощупывавших её, от глаз смотревших только не разошелся ли шов.

Воскресение. Утро.

Ночью ей опять приснился кошмар. Суть кошмара она попыталась пересказать подруге по телефону, потому что проснулась на рассвете с ощущением, что никогда увиденное во сне не забудет.

Это была компьютерная игра, ну, такая, в которую играют подростки, где убивают, страшно и море крови. Главный герой такой игрушки, вооружившись не то топором, не то бензопилой, просто бежит по полупустому городу и убивает редких прохожих так, что они после этого напоминают кисель.

— И ты звонишь потому, что тебе приснилась компьютерная игрушка?

— Понимаешь, главным героем с топором была я сама, потом устала убивать и проснулась.

-…?!

— Алло!

— Ты спрашивала у врача, что тебе колют?

……………………………………………………………………………………………………….

— Доктор, я не могу спать, меня мучают кошмары

— Это от того, что одна спишь.

……………………………………………………………………………………………………….

Вот уже несколько дней в палате она была одна. Ее двух соседок выписали одну за другой, и больничные кровати были пока свободны.

Это вынужденное одиночество, ужасные сны, которые не давали ей покоя, тяготили. В соседней палате страдала от болей пожилая женщина и, вынырнув под утро из бреда сновидений, она по нескольку часов слушала стоны, звуки открываемой и закрываемой двери, успокоительные разговоры. Ей казалось странным, что все эти движения вокруг чужой боли развлекают ее, но это было правдой.

Раннее утро она проводила в больничном кафе, где покупала чашку кофе, на удивление вкусного, и несколько миниатюрных булочек, еще горячих, усыпанных крошечными прожаренными неизвестными зернами.

Днем, в перерывах между лечебными процедурами и заботами, она много читала, ходила на послеобеденные прогулки.

………………………………………………………………………………………………………………

Но однажды утром, к полюбившемуся кофе и булочкам, она купила тетрадь и написала спонтанно сложившуюся фразу: «Петли постоянно слетали со спиц…»

Ночь прошла без сновидений.

………………………………………………………………………………………………………

— Можно к Вам, доктор?

— Заходи.

— …………………..

— Что такое?

— Я хотела….

— Ну?

— Я хотела сказать спасибо.

— Ну, говори…

— …………………………

— ?

— Спасибо Вам большое!

— На здоровье! Всё?

— Да.

— Анализы пришли. Доброкачественная. Завтра домой.

— Я знаю.

— Тогда, пока.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Я не робот (кликните в поле слева до появления галочки)